Эстафета: от Москвы до Сталинграда

Поражение фашистских полчищ под Москвой, вне всякого сомнения, многих немецких военачальников заставило серьезно задуматься о перспективах военных действий, да и об исходе самой войны. Однако дальновидностью мышления и стратегической прозорливостью отличались не многие фашистские генералы и фельдмаршалы, хотя они и считались более чем компетентными военными специалистами. К тому же, не они, а сам Гитлер определял важнейшие решения, принимаемые германским верховным командованием. Генерал Гудериан писал, что «во время кампании в России дело дошло до серьезных недоразумений, а в декабре 1941 г. и до разрыва между Гитлером и главнокомандующим сухопутными войсками фельдмаршалом фон Браухичем. Браухич был высокообразованным офицером генерального штаба. Но, к сожалению, ему трудно было работать с таким партнером, как Гитлер. На первых порах своей деятельности он сразу попал в зависимое положение от фюрера. Это чувство зависимости влияло на его поведение и сковывало его энергию.

С уходом Браухича главное командование сухопутных войск фактически прекратило свое существование. Принадлежать к командованию – значит, как показывает само название, иметь командную власть. После 19 декабря 1941 г. командная власть полностью перешла в руки Гитлера. Практически это означало, что генеральный штаб старой прусско-германской закалки прекратил свое существование…

Шпеер находил в себе мужество открыто высказывать Гитлеру свое мнение. Он своевременно сказал ему, приводя обоснованные доводы, что войну не выиграть и что ее следует прекратить, чем навлек на себя гнев Гитлера»[483].

С этим высказыванием Гудериана перекликается и признание генерала Блюментритта: «Кампания в России, а особенно ее поворотный пункт – Московская битва, нанесла первый сильнейший удар по Германии как в политическом, так и военном отношениях. На Западе, то есть в нашем тылу, больше не могло быть и речи о столь необходимом нам мире с Англией. Что же касается Северной Африки, то и здесь нас постигла неудача. В районе Средиземного моря сложилась напряженная обстановка. Немецкие войска находились в Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии, Франции, Греции и на Балканах. Даже мельком взглянув на карту мира, нетрудно было понять, что маленький район в Центральной Европе, занимаемый Германией, явно не мог выставить силы, способные захватить и удерживать весь европейский континент. Из-за политики Гитлера немецкий народ и его вооруженные силы шаг за шагом все дальше заходили в тупик»[484]. Однако, несмотря на первое в своей истории столь крупное поражение во второй мировой войне, силы Германии были отнюдь не исчерпаны, и Гитлер отнюдь не отказался от своих планов сокрушения России как основного противника. Все трудности для Красной Армии и советского народа стояли еще впереди. Реальное положение дел и трезвый анализ обстановки не давал оснований для иллюзий советскому руководству. Однако здесь Сталин как Верховный Главнокомандующий и лидер страны допустил серьезную ошибку: он посчитал, что разгром немцев под Москвой чуть ли не окончательно передает стратегическую инициативу в руки нашей армии и что необходимо воспользоваться определенной растерянностью в рядах руководства Германии, чтобы не только закрепить стратегический успех, но нанести немцам еще более решительные поражения, причем не только на каком-то отдельном участке, а на ряде таких участков, хотя обстановка диктовала необходимость для закрепления успехов зимнего наступления перейти к обороне.

Силы Советского Союза к тому времени были достаточно внушительны. К маю 1942 г. в составе советских действующих фронтов и флотов насчитывалось 5,5 млн. человек, 43 642 орудия и миномёта, 1223 установки реактивной артиллерии, 4065 танков и 3164 боевых самолёта. Фашистская Германия и её союзники имели на советско-германском фронте 6,2 млн. чел., около 3230 танков и штурмовых орудий, почти 3400 боевых самолётов и до 43 тыс. орудий и миномётов.

Здесь полагаю уместным остановиться на одном достаточно дискуссионным вопросе, который до сих пор не нашел своего исчерпывающего объяснения и трактовки с точки зрения его достоверности и соответствия реальному положению дел в начале 1942 года. Имеется в виду версия о попытке Сталина вести переговоры с немцами о заключениисепаратного мира. Если я не ошибаюсь, то впервые в таком детальном виде она изложена в книге В. Карпова. Позволю себе достаточно подробно процитировать основные моменты, касающиеся версии о предложении Сталина Гитлеру заключить сепаратный мир, преследуя, как считает В. Карпов, никому не известные, далеко ведущие стратегические расчеты. По словам В. Карпова, Сталин видел – немцы уже под Москвой, потери Красной Армии огромны, резервов нет, формирование новых частей возможно только из новых призывников, но нет для них вооружения: оборонные заводы частично остались на оккупированных территориях, а большинство пребывает в стадии эвакуации; танки, самолеты, орудия, стрелковое вооружение выпускается в незначительном количестве предприятиями, которые раньше находились в глубине страны, а их очень немного. Для восстановления и организации производства эвакуированных заводов на новых местах в Сибири и Средней Азии необходимо время. Передышка нужна была во что бы то ни стало. Сталин приказал разведке найти выходы на гитлеровское командование и от его, Сталина, имени внести предложение о перемирии и даже больше (далеко идущие планы) – о коренном повороте в войне[485].

«Сталин лично написал „Предложения германскому командованию“. Они отпечатаны в двух экземплярах, один остался у Сталина, другой предназначался тому, кто будет вести переговоры. Этот документ, по-видимому, не предполагалось вручать немцам, он представляет собой конспект, перечень вопросов, которым должен был руководствоваться советский представитель.

„ПРЕДЛОЖЕНИЯ ГЕРМАНСКОМУ КОМАНДОВАНИЮ

1). С 5 мая 1942 года начиная с 6 часов по всей линии фронта прекратить военные действия. Объявить перемирие до 1 августа 1942 года до 18 часов.

2). Начиная с 1 августа 1942 года и до 22 декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубежи, обозначенные на схеме № 1. Предлагается установить границу между Германией и СССР по протяженности, обозначенной на схеме № 1.

3). После передислокации армий вооруженные силы СССР к концу 1943 г. готовы будут начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США.

4). СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и обвинить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943 – 1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях переустройства мирового пространства (схема № 2).

Примечание: В случае отказа выполнить вышеизложенные требования в п.п. 1 и 2, германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование на политической карте как таковое.

Предупредить германское командование об ответственности.

Верховный Главнокомандующий Союза ССР И. СТАЛИН

Москва; Кремль, 19 февраля 1942 г.“

То, что „Предложения“ составлены Сталиным, подтверждает его подпись, а на то, что это только конспект, указывают короткие „сталинские“ фразы, напечатанные не на государственном или партийном бланке, а на простом листе бумаги без указания непременных в официальных обращениях сведений о исполнителе и расчете рассылки копий»[486].

В. Карпов приводит текст рапорта Сталину первого заместителя наркома внутренних дел Меркулова, который гласит:

«В ходе переговоров в Мценске 20 – 27 февраля 1942 года с представителем германского командования и начальником персонального штаба рейхсфюрера СС группенфюрером СС Вольфом, германское командование не сочло возможным удовлетворить наши требования. Нашей стороне было предложено оставить границы до конца 1942 года по линии фронта как есть, прекратив боевые действия.

Правительство СССР должно незамедлительно покончить с еврейством. Для этого полагалось бы первоначально отселить всех евреев в район дальнего севера, изолировать, а затем полностью уничтожить. При этом власти будут осуществлять охрану внешнего периметра и жесткий комендантский режим на территории группы лагерей. Вопросами уничтожения (умерщвления) и утилизации трупов еврейского населения будут заниматься сами евреи. Германское командование не исключает, что мы можем создать единый фронт против Англии и США. После консультаций с Берлином Вольф заявил, что при переустройстве мира, если руководство СССР примет требования германской стороны, возможно, Германия потеснит свои границы на востоке в пользу СССР. Германское командование в знак таких перемен готово будет поменять цвет свастики на государственном знамени с черного на красный. При обсуждении позиций по схеме № 2 возникли следующие расхождения:

1). Латинская Америка. Должна принадлежать Германии.

2). Сложное отношение к пониманию „китайской цивилизации“. По мнению германского командования, Китай должен стать оккупированной территорией и протекторатом Японской империи.

3). Арабский мир должен быть германским протекторатом на севере Африки.

Таким образом, в результате переговоров следует отметить полное расхождение взглядов и позиций. Представитель германского командования Вольф категорически отрицает возможность разгрома германских вооруженных сил и поражения в войне. По его мнению, война с Россией затянется еще на несколько лет и окончится полной победой Германии. Основной расчет делается на то, что, по их мнению, Россия, утратив силы и ресурсы в войне, вынуждена будет вернуться к переговорам о перемирии, но на более жестких условиях, спустя 2 – 3 года. Первый заместитель народного комиссара Внутренних дел СССР (МЕРКУЛОВ)»[487].

Вывод, который делает В. Карпов, сводится к следующему: «Мне кажется, уступки и сама идея Сталина о развороте боевых действий на 180 градусов для ведения совместных боевых действий против Англии и США являются ничем иным, как тактическим ходом с целью выиграть время. Обещания провести перегруппировку армий и „после заключения мира между нашими странами“ начать совместные боевые действия в 1943 – 1944 году – это, как говорит русская поговорка, „улита едет, когда-то будет“. Главное, спасти страну сейчас от нашествия. За два года много воды утечет, можно будет и с союзниками объясниться, и боевых действий против них не начать. Главное сейчас – отдышаться и подготовить Вооруженные Силы и промышленность к более успешному отражению гитлеровской агрессии, если немцы отважатся ее продолжать. В общем, хитрил Сталин, и ложь эта была во спасение. В политике подобные маневры обычное дело…

В этой ситуации Сталин явно блефовал. Но блеф в политике – это не то же, что блеф в карточной игре или в каком-либо криминальном деле. Блеф в политике – это редкое искусство»[488].

Не стану подробно комментировать все вышеизложенное Карповым. Отмечу лишь самое главное. Во-первых, вызывает самые серьезные сомнения сам факт ведения таких переговоров. Достаточно только вспомнить, что наша армия только что нанесла немцам сокрушительное поражение под Москвой, и вдруг советский лидер выступает с инициативой заключения сепаратного мира с Гитлером. Выглядит это, по меньшей мере, более чем странно. Во-вторых, Сталин после внезапного и наглого нападения Гитлера на Советский Союз уже не мог питать каких-либо иллюзий относительно возможности любой договоренности с Германией. Урок, как говорится, пошел впрок, и повторять рискованные шаги не было в его натуре, не говоря уже о его политической философии, отличавшейся, кроме всего прочего, глубоким реализмом. В-третьих, даже если допустить гипотетическую возможность таких переговоров, Сталин не мог в целях оказания давления на союзников, чтобы они не уклонялись от открытия второго фронта, пойти на столь рискованный шаг. Конечно, политика допускает использование блефа как инструмента достижения определенных целей. Однако возможные потери и издержки в случае, если бы этот факт стал известен союзникам, в корне подорвали бы складывавшуюся коалицию. А это был бы не просто просчет, а неисправимая, почти катастрофическая линия поведения, последствия которой даже трудно себе представить во всей полноте. Конечно, вождь часто шел на рискованные шаги, но он не предпринимал недопустимых опрометчивых действий – это просто было органически чуждо ему, что подтверждает вся его политическая биография с тех пор, как он стал верховным руководителем страны. Еще более странным выглядят конкретные предложения немцам, которые якобы выдвинул Сталин. Шла война, в которой все было поставлено на карту, и в этих условиях носиться с какими-то грандиозными планами общего мирового переустройства в союзе с гитлеровской Германией – разве это не бред сумасшедшего? А таковым Сталин не был. Наконец, странно еще одно обстоятельство. В огромном томе, посвященном проблеме Сталин и Лубянка, где помещены даже порой малозначительные документы и материалы (способные скомпрометировать Сталина), нет даже намека на существование столь важного документа. И это не случайно – все говорит за то, что подобного документа, как и самих переговоров вообще не было. Остается загадкой, каким образом В. Карпову удалось обнаружить столь впечатляющую фальшивку. А что это фальшивка – лично у меня нет никаких сомнений. Странно, например, что предложение подписано Сталиным – Верховный Главнокомандующий Союза ССР. Таких ляпов вождь не делал, тем более в документах.

Понятно, что те, кто решительно отвергает обвинения Сталина в проведении целенаправленной политики государственного антисемитизма, используют данный «документ» в интересах опровержения такого рода обвинений в адрес Сталина. Мол, он не пошел на принятие гитлеровских планов уничтожения еврейского населения. Так, А. Шогенов в рецензии на книгу трех авторов из Майкопа – не историков, а биологов-аграрников Кубани – под названием «Вождь» писал: «В „Вожде“ приводится малоизвестный факт о том, что в феврале 1942 г., когда обстановка на фронтах была тяжелейшая – гитлеровские войска стояли под Москвой и Ленинградом, – Сталин предложил Гитлеру прекратить боевые действия и заключить перемирие. Но немцы выставили условия: а) установить новую границу между СССР и Германией по фактически завоёванному к 1942 г. пространству; б) „покончить с еврейством“, отселив всех советских евреев в район Крайнего Севера, а затем полностью уничтожив их и др. Сталин на такие условия не пошёл и вопрос о перемирии со стороны СССР больше не поднимался»[489].

Однако, на мой взгляд, Сталин едва ли нуждается в подобного рода «защите». В дальнейшем я специально остановлюсь на проблеме Сталин и антисемитизм. Здесь же ограничусь лишь замечанием о том, что такого рода «аргументы» в защиту Сталина выглядят более чем сомнительными и никого ни в чем не убеждают. Они лишь способны вызвать разного рода кривотолки.

Примерно в то же самое время, когда готовился этот так называемый зондаж, Сталин – и это надо особо подчеркнуть – сформулировал принципиальный подход к целям, преследуемым Советской Россией в этой войне. «…Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается»[490].

Суммируя, можно констатировать, что так называемая попытка Сталина пойти весной 1942 года на сепаратный мир с Гитлером – не более чем сомнительная версия, противоречащая не только фактам, но и реальному положению в тот период. Неизвестно лишь, кто и каким образом сфабриковал эту версию и «начинил» ее якобы документальным материалом. Завершая этот пассаж, отмечу, что к вопросу о сепаратном мире придется еще вернуться в связи с другими обстоятельствами, имеющими под собой какую-то реальную базу. Но речь пойдет не о сделке с Гитлером, а о попытках самого Гитлера найти выход из положения посредством сепаратной сделки.

Но возвратимся к непосредственной теме нашего изложения.

Планируя летнюю кампанию 1942 года, советское Верховное Главнокомандование, вынуждено было внести необходимые коррективы в первоначальные планы Сталина. Оно стало ориентироваться в целом на оборонительные действия. Вместе с тем, рассчитывая на скорое открытие союзниками второго фронта в Европе, запланировало ряд наступательных операций под Ленинградом, в р-не Демянска, на смоленском, орловском, харьковском направлениях и в Крыму. Известная переоценка возможностей наших вооруженных сил, ошибка в определении направления главного удара врага на лето 1942 года (считалось, что это будет район Москвы) и связанное с этим распределение сил и средств по стратегическим направлениям, а также отсутствие второго фронта, во многом обусловили неудачный для советских войск ход и исход этой кампании.

Вот что писал один из наиболее авторитетных в данных вопросах советских военных Василевский: «…По завершении зимней кампании 1941/42 года, когда наши вооруженные силы по своему численному составу, и особенно технической оснащенности, все еще значительно уступали противнику, а готовых резервов и материальных ресурсов у нас в то время не было, в Генеральном штабе сложилось твердое мнение, что основной ближайшей задачей войск наших фронтов на весну и начало лета 1942 года должна быть временная стратегическая оборона.

…Верховный Главнокомандующий согласился с выводами и предложениями Начальника Генштаба, но приказал одновременно с переходом к стратегической обороне предусмотреть проведение на ряде направлений частных наступательных операций – на одних с целью улучшения оперативного положения, на других – для упреждения противника в развертывании наступательных операций. В результате этих указаний было намечено провести частные наступательные операции под Ленинградом, в районе Демянска, на смоленском, льговско-курском направлениях, в районе Харькова и в Крыму.

…События, развернувшиеся летом 1942 года, воочию показали, что только переход к временной стратегической обороне по всему советско-германскому фронту, отказ от проведения наступательных операций, таких, например, как Харьковская, избавили бы страну и ее вооруженные силы от серьезных поражений, позволили бы нам значительно раньше перейти к активным наступательным действиям и вновь захватить инициативу в свои руки.

Допущенные Ставкой и Генеральным штабом просчеты при планировании боевых действий на лето 1942 года были учтены в дальнейшем, особенно летом 1943 года, когда принималось решение о характере боевых действий на Курской дуге»[491].

Близкую к этой, хотя и более критическую в отношении лично Сталина, оценку дают и современные советские военные историки. Они подчеркивают, что летне-осенняя кампания 1942 г. также носила в целом оборонительный характер. Попытки советского командования предпринять наступательные операции на отдельных направлениях заканчивались провалом. И здесь крупнейшей ошибкой была неправильная оценка обстановки. Несмотря на данные разведки, предупреждавшей о подготовке немцами наступления на юго-западе, Ставка полагала, что противник свой главный удар нанесет на западном направлении, и сосредоточивала там основные силы. Чреватым оказалось решение Верховного Главнокомандования одновременно и обороняться, и наступать. Вновь была допущена переоценка своих сил и недооценка сил вермахта. Сталин санкционировал проведение наступательных операций Красной Армии фактически на всем советско-германском фронте, что привело к распылению сил. Особенно гибельные последствия имел провал наступления под Харьковом, резко ослабивший группировку Красной Армии на юго-западном направлении, как раз там, где противник готовил летнее наступление[492].

Не отрицая вины Сталина за неудачи 1942 года, в первую очередь за не вполне адекватную оценку общего стратегического положения и переоценку наших наступательных возможностей, вместе с тем надо констатировать следующее.

Советские военные историки провели большую исследовательскую работу, в том числе и с привлечением богатых архивных материалов с целью объективного анализа коренных причин неудач нашей армии в первые полтора года войны. В числе этих причин отмечались следующие главные причины: и некомпетентность руководящих органов армии и флота, и слабая подготовка командного состава, и недостаточное владение имевшейся на вооружении военной техникой, и низкое боевое мастерство наспех обученных резервов. Все это, вместе взятое, в условиях непрерывного сильнейшего натиска врага приводило к плачевным результатам. Воевать мы еще не умели. Выход искали в чрезвычайных мерах: меняли командные кадры, усиливали репрессии, пытались поднять боевой дух массированной пропагандой.

Вполне обоснованно отмечалось также то обстоятельство, что войскам зачастую ставились непосильные задачи. Ни на одном стратегическом направлении не было необходимого превосходства в силах. Отсюда незавершенность ударов по противнику. Недостаток сил, усугублявшийся плохо организованным взаимодействием, слабое и часто непрофессиональное управление не обеспечивали прорыва тактической зоны обороны противника, а если это удавалось, не оставалось сил для развития успеха в оперативной глубине. Распыление сил приводило к отсутствию сильных резервов, особенно танковых.

В условиях, когда фашистские войска обладали к тому времени не только мощными силами, но и накопили большой опыт ведения масштабных операций, особенно по окружению противостоящих им сил, некомпетентность руководства, дилетантские волевые решения имели губительные последствия.

Чтобы компенсировать потери, понесенные в ходе Крымской операции и особенно Харьковской, требовались все новые резервы. Наспех сформированные, плохо обученные соединения сразу же шли на фронт. Дивизии на фронтах сражались до полного истощения, взамен вводились вновь сформированные дивизии, часто не укомплектованные полностью личным составом и вооружением. Отсутствовала преемственность, части учились на собственных ошибках.

Но при всех неудачах Красной Армии летом 1942 г. активные и маневренные оборонительные действия все же подготовили условия для срыва генерального наступления вермахта[493].

В наших поражениях в период оборонительно-наступательных действий этого периода войны во многом повинны и советские военачальники, командовавшие фронтами и армиями. В частности, Тимошенко, а также Хрущев и Баграмян, непосредственно отвечавшие за проведение операции в районе Харькова. В своем докладе Хрущев изображает дело так, будто Военный совет фронта занимал правильную позицию, а вот указания и распоряжения Сталина шли вразрез с реальной обстановкой, и только в них он усматривает причину катастрофы под Харьковом. Вот это место из его доклада:

«Я позволю себе привести в этой связи один характерный факт, показывающий, как Сталин руководил фронтами. Здесь на съезде присутствует маршал Баграмян, который в свое время был начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта и который может подтвердить то, что я расскажу вам сейчас.

Когда в 1942 году в районе Харькова для наших войск сложились исключительно тяжелые условия, нами было принято правильное решение о прекращении операции по окружению Харькова, так как в реальной обстановке того времени дальнейшее выполнение операции такого рода грозило для наших войск роковыми последствиями.

Мы доложили об этом Сталину, заявив, что обстановка требует изменить план действий, чтобы не дать врагу уничтожить крупные группировки наших войск.

Вопреки здравому смыслу Сталин отклонил наше предложение и приказал продолжать выполнять операцию по окружению Харькова, хотя к этому времени над нашими многочисленными военными группировками уже нависла вполне реальная угроза окружения и уничтожения.

Я звоню Василевскому и умоляю его:

– Возьмите, – говорю, – карту, Александр Михайлович (т. Василевский здесь присутствует), покажите товарищу Сталину, какая сложилась обстановка. – А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта. Так вот я и говорю т. Василевскому: – Покажите на карте обстановку, ведь нельзя при этих условиях продолжать намеченную ранее операцию. Для пользы дела надо изменить старое решение.

Василевский мне на это ответил, что Сталин рассмотрел уже этот вопрос и что он, Василевский, больше не пойдет Сталину докладывать, так как тот не хочет слушать никаких его доводов по этой операции.

После разговора с Василевским я позвонил Сталину на дачу. Но Сталин не подошел к телефону, а взял трубку Маленков. Я говорю тов. Маленкову, что звоню с фронта и хочу лично переговорить с тов. Сталиным. Сталин передает через Маленкова, чтобы я говорил с Маленковым. Я вторично заявляю, что хочу лично доложить Сталину о тяжелом положении, создавшемся у нас на фронте. Но Сталин не счел нужным взять трубку, а еще раз подтвердил, чтобы я говорил с ним через Маленкова, хотя до телефона пройти несколько шагов.

„Выслушав“ таким образом нашу просьбу, Сталин сказал:

– Оставить все по-прежнему!

Что же из этого получилось? А получилось самое худшее из того, что мы предполагали. Немцам удалось окружить наши воинские группировки, в результате чего мы потеряли сотни тысяч наших войск. Вот вам военный „гений“ Сталина, вот чего он нам стоил.

Однажды после войны при встрече Сталина с членами Политбюро Анастас Иванович Микоян как-то сказал, что вот, мол, Хрущев тогда был прав, когда звонил по поводу Харьковской операции, что напрасно его тогда не поддержали.

Надо было видеть, как рассердился Сталин. Как это так признать, что он, Сталин, был тогда не прав! Ведь он „гений“, а гений не может быть неправым. Все, кто угодно, могут ошибаться, а Сталин считал, что он никогда не ошибается, что он всегда прав. И он никому и никогда не признавался ни в одной большой или малой своей ошибке, хотя он совершал немало ошибок и в теоретических вопросах, и в своей практической деятельности. После съезда партии нам, видимо, необходимо будет пересмотреть оценку многих военных операций и дать им правильное объяснение.

Большой крови стоила нам и та тактика, на которой настаивал Сталин, не зная природы ведения боевых операций, после того, как удалось остановить противника и перейти в наступление»[494].

Конечно, нет оснований считать, что Сталин был прав в отношении операции в районе Харькова. Так считает большинство современных исследователей истории Великой Отечественной войны. Однако более детальное ознакомление с фактами рисует отнюдь не такую упрощенную картину, какую дает Хрущев. Достаточно сослаться на высказывания и оценки многих советских военачальников, которые, критикуя Верховного, все-таки не «валят» все грехи на него одного. Некоторым из них вполне хватает совести и правдивости, чтобы усматривать не только ошибки и просчеты Сталина, но и признавать свои собственные ошибки. И, как мне представляется, неудачи и поражения советских войск в тот тяжелый период войны были обусловлены не столько теми или иными стратегическими промахами советского военного руководства во главе со Сталиным, но тем, что в целом мы тогда по многим параметрам уступали немцам и, надо чистосердечно признать, к тому времени еще не научились воевать так, как стали воевать впоследствии, накопив необходимый опыт, овладев искусством правильного ведения крупных стратегических операций.

Именно об этом свидетельствует ответ Верховного руководству Юго-Западного фронта в период операции в районе Харькова. Сталин не производил разноса, чего, безусловно, заслуживали Тимошенко, Хрущев и Баграмян, а давал дельные указания, призывая руководство фронта учиться грамотно воевать:

«27 мая 1942 года

За последние четыре дня Ставка получает от вас все новые и новые заявки по вооружению, по подаче новых дивизий и танковых соединений из резерва Ставки.

Имейте в виду, что у Ставки нет готовых к бою новых дивизий, что эти дивизии сырые, необученные и бросать их теперь на фронт – значит доставлять врагу легкую победу.

Имейте в виду, что наши ресурсы по вооружению ограничены, и учтите, что кроме вашего фронта есть еще у нас другие фронты.

Не пора ли вам научиться воевать малой кровью, как это делают немцы? Воевать надо не числом, а умением. Если вы не научитесь получше управлять войсками, вам не хватит всего вооружения, производимого по всей стране.

Учтите все это, если вы хотите когда-либо научиться побеждать врага, а не доставлять ему легкую победу. В противном случае вооружение, получаемое вами от Ставки, будет переходить в руки врага, как это происходит теперь»[495].

Легко, конечно, все неудачи возлагать на одного Сталина. Однако сама логика истории войны отвергает такой подход по целому ряду причин, прежде всего из-за его упрощенности, однобокости и явной тенденциозности. Нельзя забывать о том, что мы воевали с самым сильным тогда противником, накопившим колоссальный военный опыт и оснащенным достаточно высокого качества вооружениями.

Что же касается общего вывода Хрущева относительно роли Верховного как военного деятеля, то этот вывод еще менее основателен и продиктован отнюдь не стремлением воссоздать подлинную историю войны и отдельных военных операций. Здесь Хрущевым руководили совсем иные соображения, нежели интересы истины.

Для характеристики Сталина как верховного руководителя страны и армии стоит привести его телеграмму члену военного совета Крымского фронта, который терпел в это время серьезное поражение, а проще говоря, – настоящую катастрофу. В телеграмме говорилось:

«9 мая 1942 года

Крымский фронт, т. Мехлису:

Вашу шифровку № 254 получил. Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если „вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать“, а Вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы все еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у Вас в Крыму не сложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронт и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя 2 месяца на Крымфронте.

Сталин. ЦК ВКП(б)

9.У.42 г.»[496]

Едва ли есть необходимость подробно комментировать данную телеграмму. Она как раз показывает, что Сталин самым внимательным образом следил за развитием военно-стратегической ситуации и отнюдь не сковывал инициативу командования. Напротив, он как раз и ставит в вину командованию фронта то, что оно не контролировало положение и своевременно не приняло необходимых мер, чтобы избежать катастрофы.

Немецко-фашистское командование ставило главной задачей разгромить советские войска и закончить в 1942 году войну. Достижение этой стратегической цели намечалось осуществить последовательными операциями: сначала овладеть Керченским полуостровом, Севастополем и нанести частные удары на других участках фронта; на Севере – добиться падения Ленинграда; в дальнейшем намечалось нанести главный удар на Юге, уничтожить советские войска западнее р. Дона, овладеть нефтяными районами Кавказа и перевалами через Кавказский хребет, а захватом Сталинграда перерезать советские коммуникации на Волге. Успешное проведение этих операций должно было создать условия для последующего удара на Москву. К тому же, Гитлер и его камарилья не без некоторых резонов рассчитывали, что победоносное завершение кампании позволит втянуть в войну против СССР Турцию и Японию. А такая перспектива в случае реализации военных замыслов германского военного командования была не исключена. По крайней мере, с ее вероятностью необходимо было считаться.

8 мая 1942 г. немецкая армия перешла в наступление на Керченском полуострове и нанесла серьёзное поражение советским войскам. После упорных боёв 15 – 20 мая противник занял Керчь, захватив боевую технику советских войск, эвакуировавшихся с большими потерями на Таманский полуостров. 12 мая 1942 г. на харьковском направлении (об обстоятельствах харьковской операции шла речь выше) перешли в наступление войска сов. Юго-Западного фронта (командующий Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко). Это наступление было встречено контрнаступлением противника, который нанёс удары из районов Краматорска и севернее Харькова. Операция в районе Харькова закончилась для советских войск тяжёлым поражением. 20 мая немецкая армия приступила к подготовке штурма Севастополя. Советские войска вели ожесточённую борьбу за Севастополь до начала июля 1942 года, когда немецким войскам удалось овладеть городом. Упорная оборона Севастополя приковала значительные силы врага и заставила его перенести сроки начала своего летнего наступления на юге.

Неудачный для советских войск исход операций в районе Харькова и на Керченском полуострове крайне осложнил обстановку на южном крыле фронта. Стратегическая инициатива снова перешла в руки врага. Немецкое командование сосредоточило на юго-западном направлении ударную группировку (в составе 69 пехотных, 10 танковых и 8 моторизованных дивизий) и 28 – 30 июня 1942 г. начало наступление на Воронеж и в Донбассе. Под ударами превосходящих сил противника войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов к 25 июля отступили на 150 – 400 км, оставили восточные районы Донбасса и правый берег Дона. Противник в середине июля вышел в большую излучину Дона, создав угрозу прорыва к Волге и на Кавказ. Вновь сложилась чрезвычайно тяжёлая обстановка. Начались ожесточённые оборонительные сражения на сталинградском и кавказском направлениях.

Сталин как высший политический, государственный и военный руководитель счел абсолютно необходимым предпринять самые решительные действия для того, чтобы покончить с настроениями благодушия и положить конец отступлениям, которые грозили перерасти в катастрофу. Особое внимание он обратил на необходимость повышения дисциплины, стойкости войск в бою. Большую роль в радикальном переломе событий сыграл приказ Сталина как наркома обороны за № 227 от 28 июля 1942 г., вошедший в историю под девизом «Ни шагу назад!».

Это был, пожалуй, самый суровый и самый своевременный приказ Сталина за все годы войны. Он отличался предельной правдивостью в описании сложившегося положения, вскрывал причины наших неудач и четко обозначал перспективу, открывавшуюся перед страной и ее населением, если самым решительным образом не будет коренного перелома в подготовке и ведении военных действий, если все – начиная от рядового бойца до высшего командного состава – не сделают немедленно надлежащих выводов из сложившегося положения. Сталин подчеркивал: «Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.

Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.

Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского Союза – это не пустыня,

Наши рекомендации