О необходимости объединения греков и завоевания Персии
(Исократ, «Панегирик», 160-162, 166-167, 173-174)
В завоевании Малой Азии Исократ видел выход из переживаемых Грецией экономических, социальных и политических затруднений. Указывая на слабость Персии, он, однако, понимал, что для успешной войны с ней необходимо предварительное объединение греков. Сначала он призывал к примирению и объединению Афины и Спарту, а впоследствии возлагал надежды на Филиппа Македонского.
...Мне кажется, что побуждений к войне с персами у нас слишком много; особенно же [существенно] то соображение, что не следует упускать настоящее удобное время: ведь позорно не воспользоваться чем-либо, а потом вспоминать о прошедшем. Чего же можно было бы желать еще для себя, намереваясь воевать с царем, кроме того, что теперь есть? Не отложился ли от него Египет и Кипр, не разорены ли благодаря этой войне Финикия и Сирия1 не во власти ли его врагов Тир2, которым он так гордился? Большею частью киликийских городов владеют наши сторонники, а остальные нетрудно добыть. Ликией3 же никогда не владел никто из персов. Наместник Карий, Гекатомнос, на деле давно отпал от персов и открыто заявит об этом, если мы пожелаем. От Книда до Синопы4 населяют Азию греки, которых нужно не склонять к войне, а только не удерживать от нее. При наличии таких операционных пунктов, на тот случай, когда Азию охватит столь великая война, есть ли необходимость слишком точно обдумывать могущие произойти случайности? Если приходится уступать иногда и незначительным силам, то легко себе представить, в какое могут попасть персы положение, если будут принуждены воевать со всеми нами... Ведь всем известно, что царь властвует над всеми жителями Азиатского материка не из-за добровольного их подчинения, а потому, что обладает силами, более значительными, чем силы самого населения... Когда же мы переправим туда более сильное войско, чем войско царя5 (что при желании легко можем сделать), наверное пожнем плоды со всей Азии. Гораздо прекраснее воевать нам с царем из-за его власти, нежели соперничать друг с другом из-за гегемонии. Поход следует совершить в нынешний век, чтобы современники наши, испытавшие столько горя, отведали также и плодов победы и не были бы все время в постоянном несчастье...
...Ни мира соблюсти прочного невозможно, если мы не будем общими силами вести войну с варварами (6), ни согласия добиться среди греков, прежде чем мы не научимся извлекать пользу из одинаковых источников. Если же мы достигнем этого и уничтожим нужду в жизненных благах, которая заставляет забывать дружбу и родство может свести к вражде, и кроме того всех людей увлекает к войне и смутам, между нами несомненно водворится согласие, и мы возымеем друг к другу действительное расположение. Ради этого следует больше всего стараться перенести, как можно скорее, здешнюю войну на тот материк, так как только ту пользу сможем мы извлечь из междоусобной борьбы, если решим добытым из нее опытом воспользоваться против варваров.
1 Финикия и Сирия были опустошены кипрским династом Евагором.
2 Тир – крупнейший финикийский торговый город-государство на восточном побережье Средиземного моря.
3 Киликия, Ликия и Кария - области на юго-западе Малой Азии.
4 Мыс Книд – мыс в Малой Азии на юго-восточном побережье Эгейского моря. Синопа-город на южном побережье Черного моря.
5 Персидского.
6 Варвары – персы.
Силы Афин и Македонии
(Демосфен, «Речи», XVIII, 234-237)
Демосфен стоял во главе «антимакедонской партии»1, отстаивавшей независимость афинской рабовладельческой демократии в борьбе с македонским царем Филиппом II, стремившимся к гегемонии в Греции.
Могущество государства состояло в обладании островами, но не всеми, а наиболее слабыми – ни Хиос, ни Родос, ни Керкира не были с нами, – денежных же взносов было до 45 талантов, да и то они были уже заранее собраны, а гоплитов или всадников, кроме своих собственных, у нас не было ни одного. Но всего страшнее и всего более наруку было врагам то, что вот эти люди всех окрестных жителей склонили скорее к вражде с нами, чем к дружбе, – мегарцев, фиванцев, эвбейцев. Вот в каком положении находилось государство, и никто не мог бы сказать, кроме этого, ничего другого. А посмотрите, в каком положении были дела Филиппа, с которым шла у нас борьба. Прежде всего, командовал своими и союзными контингентами он сам полновластно, что для войны самое важное; затем, его союзники всегда находились при оружии, далее, денег у него было вдоволь, и он делал то, что найдет нужным, не предупреждая наперед в своих постановлениях и не совещаясь ни с кем публично, не будучи привлекаем к суду мошенниками, не судясь по обвинениям в противозаконии, не отвечая ни перед кем, но сам будучи владыкой, вождем и неограниченным властелином. Я же, ставший с ним лицом к лицу (справедливо и это разобрать), чем мог самостоятельно распоряжаться? Ничем, потому что, прежде всего, самое право говорить перед народом – единственное, каким я пользовался – одинаково предоставлялось и его наемникам, и мне, и если они брали верх (а это много раз бывало, каждый раз, когда только представлялся повод), все вы выносили постановления в интересах своих врагов и затем расходились. Но все-таки, несмотря на такие невыгоды моего положения, я сделал вашими союзниками эвбейцев, ахейцев, коринфян, керкирцев, от которых было приведено 15 тысяч наемников и 2 тысячи всадников, помимо армий, состоявших из афинских граждан. А денег собрать я старался как можно больше...
1 То есть Эсхин и другие представители богатых афинских граждан, составлявшие «македонскую партию» и желавшие подчинения Афин Македонии, от которой ожидали установления «твердого порядка» и ликвидации демократии, угрожавшей «переделом имуществ».