Глава 20: уничтожение минска
Становилось все более и более очевидным, что план операции Варшавского Договора на Центральном фронте, придающая критически важное значение быстрому достижению решающего успеха провалилась. Все больше и больше трещин начало проявляться в Восточном блоке и становилось совершенно ясно, что развивается принципиально новая ситуация.
И на Западе и на Востоке на самом высоком уровне бушевали дебаты относительно того, что делать дальше. США, с некоторой поддержкой Германии настаивали на использовании ситуации для наращивания военного потенциала Запада. Остальные страны оказывали давление на США, требуя последовать более логичным путем, мобилизовав национальные устремления, долго дремавшие в покоренных народах Советского Союза и, задействовав объединенные силы, выбить советы обратно туда, откуда они пришли, восстановив свободу в Восточной Европе. Соглашения между Союзниками по этим вопросам были настолько сложны и имели столь далеко идущее значение, что едва ли могли быть легко выполнены. В первую очередь, как очень быстро стало ясно, было ошибкой полагать, что армии Варшавского Договора были побеждены. Несмотря на дезертирство почти в полном составе Третьей ударной армии генерала Рызанова в Нидерландах, силы Варшавского договора продолжали значительно превосходить своего противника на полях сражений в Европе. Кроме того, ядерный арсенал Советского Союза все еще был цел и невредим. Но время поджимало. Ситуация в Польше приближалась открытому восстанию, а на фронте польский полк, последовав примеру Третей ударной армии, перешел на сторону американцев. Дезертирство из армий Варшавского Договора росло с каждым днем, несмотря на все усилия КГБ, исчисляясь тысячами. И не только в странах Варшавского договора проступили признаки растущего недовольства. В прибалтийских государствах, а также в Белоруссии и на Украине нарастали протестные настроения.
Тем не менее, конечно, это не означало, это не означало, что малые народы было просто поднять на восстание. Привычка к рабству и смиренности имела глубокие корни. Коммунистическая партия так активно и долго работала над выявлением и безжалостной ликвидацией любой оппозиции, что руководство восстанием будет крайне трудно установить и, скорее всего, оно будет вялым – если некие драматические события не дадут ему мощный стимул. Именно такой стимул, как оказалось, вскоре был дан.
С начала июля вся полнота власти в Советском Союзе перешла в руки Совета Обороны, а в полном составе Политбюро собиралось время от времени, чтобы расширить рамки дискуссии, распределение обязанностей и обзор деятельности. Заседание политбюро было назначено на 8 утра 19 августа в ВКП – Волжском командном посту, выдолбленном в граните в 600 километрах от Москвы в Сталинские времена и с тех пор значительно расширенном и улучшенном. Самым настоятельным было требование обсудить возможность применения ядерного оружия.
Пятеро членов Совета Обороны встретились накануне вечером, однако не смогли прийти к согласию. Характер разногласий не изменился с тех пор, как тони были озвучены 6 декабря 1984, когда был утвержден оперативный план на 1985 год. Аристанов, председатель КГБ и маршал Настин, министр обороны, оба члены совета обороны, выражали мнение, что война против Запад изначально должна была быть ядерной. Верховный идеолог партии Малинский, также являвшийся членом совета обороны решительно противился этому, умело пользуясь поддержкой двух других членов Политбюро и совета обороны. Это были Берзиньш, Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС и украинец Наливайко, отвечавший за отношения с социалистическими странами. Мягкий вариант, принятый в декабре, позже был принят в качестве официальной позиции. Операция против Запада не начнется с ядерного удара, и в дальнейшем ядерное оружие не будет использовано до тех пор, пока достижение победы сможет рассматриваться как возможное без этого. Было, однако решено, что если они потерпят неудачу и выполнение плана станет невозможным без ядерного оружия, этот вопрос вернут на обсуждение. В настоящий момент, время пришло.
На заседании Совета Обороны, безрезультатно продолжавшемся до 3 часов ночи, Малинский, по-прежнему выступавший против применения ядерного оружия на том основании, что на данном этапе это было преждевременным и в сложившихся условиях принесет гораздо больше вреда, чем пользы, оказался в меньшинстве. Против него выступали двое влиятельных членов Политбюро - Аристанов и Настин, изначально выступавшие за полномасштабный ядерный удар, используя все виды вооружений, в то время как двое других членов Совета Обороны воздерживались. Малинский сумел настоять на заседании Политбюро в полном составе. Оно началось надлежащим образом в 8 утра. В перерывах между заседаниями, Генеральный Секретарь, человек преклонных лет, которому явно нездоровилось, совершил ошибку (хотя никто не решался заявить об этом), заслушивая мнения сторон отдельно. Одна из них выступала за использование всего, другая - за то, чтобы не использовать ничего. Сам он, как оказалось, выступал за один мощный удар по одно западной стране, члену Евросоюза и имеющей влияние в Европе. Целью не будет столица, которая может оказаться необходимой в будущем и разрушение которой в любом случае будет контрпродуктивным для достижения нужной цели. Нужно было дать миру мощное предупреждение, а затем предложить США немедленно начать переговоры о прекращении огня.
Ни Аристанов, ни Малинский, хотя вряд ли они могли обсудить эту идею между собой, много размышляли над ней. Они оба, в конечном итоге, были людьми, которые придерживались принципа «все или ничего» и не принимали полумер.
На заседании Политбюро Генеральный Секретарь направил дискуссию в сторону принятого им решения. Начальник Генерального Штаба был приглашен для консультаций по стране и конкретной цели удара. После короткого совещания с советниками он вернулся и предложил удар по Бирмингему в Великобритании. По причине серьезного протеста Аристанова и Малинского, было принято решение отложить этот вопрос для дальнейшего рассмотрения Советом Обороны, членам которого было приказано собраться через час. Но когда идеолог Партии и председатель КГБ явились на заседание, они обнаружили, что двери закрыты, а двое личных телохранителей Генерального секретаря с автоматическими пистолетами в руках преградили им путь. Стало очевидно, что их не хотели видеть. В зале же заседаний, генеральный секретарь не столкнулся с трудностями в достижении единогласного решения нанести один предупредительный удар, а президент Советского Союза был поставлен в известность о том, что требовалось от него
Очень точно проработанной частью плана было поставить в известность об ударе президента Соединенных Штатов по «горячей линии» как только ракета будет запущена, что это будет одна и только одна ракета и сообщить о ее цели. Следовало подчеркнуть, что это является естественным предупреждением для Альянса, хотя оно и будет тяжелым, и особенно подчеркнуть, что вреда Соединенным Штатам нанесено не будет. Следовало напомнить американскому президенту, что это не будет началом обмена ядерными ударами, но Советский Союз сохраняет возможность сокрушительного ответного удара. Президент Воротников выразил надежду, что США быстро согласиться на переговоры. В противном случае, возможно продолжение нанесения избирательных ядерных ударов.
«Горячая линия», ставшая причиной неистовых спекуляций среди западных союзников, была организована в 10.20 по Гринвичу (13.20 по местному времени) на следующий день, 20 августа. Председатель Воротников передал официальное сообщение.
В 10:30 по Гринвичу, боеголовка запущенной из СССР ракеты мощность в одну мегатонну взорвалась над Винстон Грин в Бирмингеме. Результаты удара были описаны нами в другой книге*
* См. Сэр Джон Хекетт и др., «ТМВ: август 1985», глава 25 «Разрушение Бирмингема», стр.287
В 10.35 GMT премьер-министр Великобритании и президент Соединенных Штатов Америка договорились о немедленно возмездии. Президент Франции дал свое согласие, все союзники были поставлены в известность даже раньше, чем приказ достиг двух атомных подводных лодок, по одной от флота США и Королевского военно-морского флота. В результате древний и красивый город Минск был полностью уничтожен разрушительной атакой, еще более страшной силы и повлекшей еще более ужасающие последствия, чем удар по Бирмингему. События твердо поставили ситуацию на путь, ведущий к развалу имперской структуры Советского Союза, оставившему весь мир в недоумении, а собственные обломки в полном хаосе.
Отвратительное и гигантское по масштабу возмездие обрушилось на ничего не подозревающий город Минск в начале второй половины дня 20 августа и ошеломило весь мир. Жестокая катастрофа, обрушившаяся на Бирмингем менее часа назад, сделала многое, чтобы изменить мировоззрение современных людей и, вне всякого сомнения, оказала огромное влияние на историю. Люди задавались и продолжат задаваться вопросом: что могут сделать люди, загнанные в ситуацию, из которой они не находит иного выхода?
Четыре ракеты, каждая мощностью от 200 до 300 килотонн взорвались над центром Минска в 13.50 по местному времени (1050 GMT) 20 августа на высоте 3 000 метров, воздав огромный огненный шар, который был виден практически из Москвы, за 600 километров. Ракеты взорвались не одновременно, как решили далекие наблюдатели. Сначала взорвалась одна, затем почти сразу еще две и через секунду или две четвертая. Нулевые точки*, как было установлено дальнейшими исследованиями, легли в окружность радиусом около 1 000 метров.
* «Нулевая точка» (англ. Ground zero) - эпицентр ядерного взрыва
Огромный огненный шар, ярче солнца, вспыхнул с ужасной силой на высоте 3 километров, мгновенно поднявшись на высоту двенадцати. Следующие две боеголовки взорвались одновременно рядом друг с другом и слились вместе с первой в гигантский, ослепительный столб пламени. Четвертый и последний взрыв последовал через несколько секунд. Огненный шар поднялся не так высоко, примерно на 10 километров, к оснований огромной и разрастающейся массы облаков. Вместо ядерных грибов, которые, казалось, вот-вот должны образоваться, корчились огромные протуберанцы, перекручиваясь и кружась. В течение одной минуты с момента первого взрыва образовалось единой колоссальное облако, поднявшееся на высоту около 25 километров и расширившееся до 30-40 километров, начало расползаться по небу сплошным огненным одеялом. Ослепительная вспышка длилась целых двадцать секунд, даже в ясном небе августовским днем.
В первую очередь ударил невероятно жесткий по своим последствиям жар. В радиусе более 15 километров от эпицентра, люди в обычной летней одежде на открытой местности получали ожоги, которые без немедленной медицинской помощи становились фатальными. Однако такой помощи почти никогда не предвиделось. Эпицентр взрыва ракет находился над грандиозным зданием Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии, построенном в конце 1930х в стиле, призванном подчеркнуть силу, достоинство и современность социализма. Перед ним стоял памятник Ленину в полный рост. Через несколько секунд после первого взрыва, эта огромная структура было не более чем огромной грудой щебня. Памятник Ленину, архитектору всего этого беспорядка, лежал в пыли. В радиусе 5 километров от штаб-квартиры бывшей коммунистической партии горело все, что могло гореть. Дальше от эпицентра взрыва возникли пожары, но пришедшая через несколько секунд после тепловой ударная волна потрясающей силы привела к тому, что многие из них погасли сами собой. Огромная сила взрывной волны сносила все на своем пути. В радиусе 5 километров от эпицентра все здания, независимо от прочности конструкции рухнули. Далее сила ударной волны несколько ослабла и некоторые крепко построенные здания устояли, хотя оказались сильно повреждены. Еще дальше легкие постройки, если они не были сразу сметены взрывом, обрушивались от ураганного ветра, пришедшего сразу после ударной волны. Далее 12 километров от центра города железнодорожные вагоны опрокидывались с рельсов, цистерны с топливом разламывались на части, их содержимое растекалось, в то время как повсюду валялись сорванные электрические провода линий электропередачи.
Грохот этих взрывов, переросший в длившийся более тридцати секунд непрерывный рев был слышен, например, в Дзержинске, в тридцати километрах к юго-западу от Минска, который был важным административным центром на местной железной дороге, а также в Борисове, который находился на примерно том же расстоянии от Минска на северо-восток, и лежал на той же железнодорожной линии, ведущей из Москвы. На таком расстоянии ущерб был незначительным. Были выбиты многое стекла, но страшный огненный шар и его подавляющий шум ошеломили всех, кто его видел, даже тех, кто отвернулся, спасая глаза.
Удар был произведен без малейшего предупреждения, и хотя существовал ряд убежищ для части населения, очень немногие смогли укрыться в них. Из одного с четвертью миллиона жителей Минска около 50 000 погибли практически мгновенно. Некоторые из них получившие сильнейше ожоги, не оставившие им ни шанса, были милостиво убиты ударной волной, пришедшей почти сразу после жара, а многие были похоронены заживо под обломками рухнувших при ударе зданий.
Это было видно из-под Москвы, в примерно 600 километрах. Еще более отчетливо оно было видно из других важных мест, ближе к Минску. Взрыв был виден в Риге, столице Латвии на северо-западе, в Киеве на юго-востоке и в Варшаве, в примерно 450 километрах к юго-западу. Огненный столб был отчетливо виден, а грохот взрыва отчетливо слышен в Вильнюсе, столице Литвы, всего в 170 километрах, а в важном литовском городе Каунас в 100 километрах западнее была отчетливо видна вспышка и слышен грохот. Жители Бобруйска, а также всей Белоруссии в радиусе 150 километров от Минска были шокированы и напуганы. Многие видели и слышали его в Смоленской, Витебской, Гомельской областях и Брестской области на белорусско-польской границе. Все это были важные районы, каждый с собственными политическими интересами, которые оказались погружены в неопределенность. Каждый был охвачен страхом, приближающемся к панике относительно того, что будет дальше.
В пригородах Минска, где все еще было много деревянных построек, бушевал огненный смерч*, порождаемый мощными потоками воздуха, вызванными взрывной волной. Любое живое существо едва ли могло выжить во внутренней части города, а если бы и смогло, это бы продолжалось не долго. На окраине было много обгоревших и ослепших людей, было много раненых осколками стекла и другими обломками, выбитыми ураганным ветром. Все испытали сильнейший шок, пытаясь найти своих детей или родителей, или медицинскую помощь, на которую не было вообще никакой надежды. Другие, которые не могли двигаться из-за травм или обломков, просто лежали в крайне ошеломленном состоянии без всякой надежды на спасение.
* Явление, возникающее, когда единый очаг возгорания охватывает площадь более 250 квадратных метров. Потоки горячего воздуха достигают ураганных скоростей, температура поднимается до 1000˚С. Такой пожар погасить невозможно.
Советская гражданская оборона в начале 1980-х могла быть объектом для некоторого восхищения и подражания. Это было правдой, в окрестностях Минска были сконцентрированы группы гражданской обороны и техника в Борисове, Барановичах, Бобруйске. Все имеющиеся ресурсы были мобилизованы и направились к зоне бедствия. Власти, однако, были гораздо меньше озабочены заботой об отдельных людях по сравнению с контролем над потоком беженцев, жалкими толпами людей, которые массово направились с окраин Минска и соседних районов вдоль дорог в сторону Орши и Бобруйска. В отличие от города, они все еще были живы, но сильно пострадали от ожогов, травм от обломков зданий и еще тысячи источников стресса и травм. Почти все шли пешком. К началу войны по количеству личных автомобилей Минск находился на уровне обычного советского города, то есть примерно соответствовал уровню среди чернокожего населения ЮАР. Те немногие машины, которые все же были, сразу же были реквизированы. Тут и там в этой душераздирающей орде проскальзывали военные или чиновничьи автомобили, некоторые из которых были захвачены силой. По большей части эти толпы двигались налегке, изредка захватив с собой еду или белье, которые везлись на велосипедах или тележках, на которых изредка везли стариков или раненых. По большей части, они, в состоянии ошеломленности и ступора, просто хотели уйти.
Проблема контроля за движением стояла страшная, хотя она могла быть легко решена в советской манере, по крайней мере сначала. СССР развернул более 1000 батальонов КГБ в ходе мобилизации. Было не трудно установить заграждение вокруг Минска примерно в 12 километрах от его центра и стрелять в любого, не принадлежащего к армии или партийной структуре, кто попытается пройти дальше.
На расстоянии около 30 километров (например, перед Борисовом) было создано еще одно кольцо войск КГБ. Их задачей не было убивать любого, кто попытается пройти, а просто отправлять их обратно, за исключением любых официальных лиц, которые могли доказать это.
Штаб-квартира Центрального комитета Коммунистической партии Белоруссии переехала из Минска в начале войны и расположилась вместе со штабом Белорусского военного округа в Орше. Это были два центра власти, военный и гражданский, действовали совместно. Командующий округом технически был главным, но первый секретарь, его заместитель, но реальный источник власти, сейчас столкнулся с действительно пугающей задачей оказания помощи и наведения порядка. Это требовало больше ресурсов, чем было у Республики Беларусь. Это требовало ресурсов, огромных даже для СССР и об этом вряд ли можно было думать без отчаяния.
Только намного позже возникнут вопрос, как такое ужасное бедствие могло произойти и кто виноват. Вероятно, никогда не будет ответа. В чем была полная уверенность, так это в том, что подобное никогда не должно было случиться и никогда не должно повториться.