Политика национального примирения
В мае 1986 года к власти в Афганистане пришел бывший глава госбезопасности Мухаммад Наджиб24, взявший псевдоним Наджибулла. Он объявил о проведении в стране политики, получившей название — политика национального примирения…
После провозглашения правительством курса на национальное примирение, 13 января 1987 года в районе кишлака Базарак (15 км северо-восточнее Руха) Масуд предпринял попытку выйти на переговоры с партийно-государственными органами уезда Панджшер. Но ему было предъявлено провокационное требование — сложить оружие, то есть была сделана очередная попытка действовать против «льва Панджшера» с позиции силы. Диктата он не терпел ни от кого. В ответ — отказ от всяких контактов с госвластью.
Несмотря на то что никаких договоренностей достигнуто не было, 18 января 1987 года в отряды панджшерской группировки ИОА поступило указание о прекращении неспровоцированных боевых действий против советских и правительственных войск. Однако некоторые руководители ДРА продолжали организовывать всякого рода провокации и прилагать усилия, направленные на втягивание советских войск в бои с отрядами Масуда. От представителей МГБ ДРА периодически поступали сведения о враждебных актах, совершаемых отрядами Ахмад Шаха, которые после проверки, как правило, не подтверждались. Но новые «разведданные» инициировали очередные требования афганских руководителей о проведении боевых действий против вооруженных отрядов Ахмад Шаха.
Представитель ГРУ ГШ подполковник Дмитрий Вере-тенников, работавший в то время в зоне действий отрядов Ахмад Шаха в Панджшере, вспоминая о тех днях, рассказывал:«Провозгласив политику национального примирения, руководство РА сосредоточило усилия на том, чтобы с самого начала реализации “нового курса” не допустить заметной разрядки напряженности, создававшей благоприятные условия для вывода ОКСВ из Афганистана.
Наблюдая и анализируя развитие обстановки в стране из Панджшера, где дислоцировались 682-й мсп 108-й мотострелковой дивизии (кишлак Руха) и второй батальон 345-го отдельного парашютно-десантного полка (кишлак Анава), а также части 2-й пехотной дивизии ВС РА, могу засвидетельствовать следующее:
— на протяжении полутора-двух недель накануне 15 января 1987 года — дня официального начала реализации политики национального примирения — наносились мощные БШУ и осуществлялись огневые налеты по основным базовым районам отрядов непримиримой оппозиции, в том числе по воздерживавшимся от боевых действий мятежникам панджшерской группировки Ахмад Шаха Масуда. Необходимость активизации вооруженной борьбы с моджахедами обосновывалась афганской стороной стремлением “склонить” оппозицию к мирным переговорам. Цели для ударов выдавались спецслужбами РА. Естественным следствием нанесенных ударов стали ответные действия противника, поскольку специфика боевых действий в Афганистане изначально предполагала с учетом местных обычаев кровной мести непременное возмездие. Причем мятежники “мстили” конкретным сторожевым заставам, в зоне ответственности которых они теряли своих людей. По месяцу и более изо дня в день могла обстреливаться одна и та же сторожевая застава. Обстрелы прекращались лишь после эвакуации с заставы убитых или раненых. Так было и в январе-феврале 1987 года:
— с середины января активизировалась деятельность военной разведки РА и подразделений ХАД в Панджшере. Командование 40-й армии, командиры рухинской и анавинской группировок советских войск значительно чаще информировались о планах мятежников по уничтожению активистов и разгрому органов госвласти, нападению на наши сторожевые заставы, о прибытии в Панджшер караванов с оружием и боеприпасами. Последовали даже не отмечавшиеся ранее предложения по организации засадных действий и выделению с этой целью проводников;
— активизировалась боевая деятельность расположенных в Панджшере частей и подразделений 2-й пехотной дивизии ВС РА, значительно участились полеты афганских боевых вертолетов;
— мероприятия, проводимые представителями госвласти в плане реализации курса на национальное примирение, носили по своей сути демагогический характер. О выходе на прямые переговоры с оппозицией речь не шла. В очередной раз мятежникам предлагалось сложить оружие без всяких предварительных условий.
В итоге реализация политики национального примирения в Панджшере вылилась в возобновление интенсивных боевых действий, в которые были втянуты и советские гарнизоны. Характерно, что возвращение на “исходные рубежи” оказалось для нас в то время в значительной мере желанным. Те две ночи, что бесконечно тянулись в тревожной мертвой тишине, не нарушаемой ни единым выстрелом (приказом командующего 40-й армией с 15 января несанкционированная стрельба запрещалась), были действительно тяжелым испытанием. Одно дело, когда в кромешной южной темноте на любой шорох можно отреагировать очередью из автомата, и совсем иное — бездействовать, особенно когда знаешь, что противник должен предпринять ответные действия.
Так уж случилось, с подписанием Женевских соглашений по нормализации ситуации в Афганистане и поэтапному выводу советских войск стратегические цели советского командования и руководства ИОАП совпали: обе стороны были заинтересованы в безусловном и точном выполнении достигнутых договоренностей, причем командование 40-й армии должно было обеспечить вывод войск с минимальными потерями.
Режим Наджибуллы, сознавая неизбежность предстоящего в случае прекращения военной поддержки со стороны СССР ухода с политической арены, всеми возможными способами, включая военные провокации, добивался срыва, в крайнем случае затягивания сроков вывода наших войск.
Однако, несмотря на сопротивление афганского руководства, в апреле - мае 1988 года группировка советских и афганских войск без боевых потерь покинула Панджшер».
Без учета того, что с конца января 1987 года в зоне, контролируемой Масудом, установилось неофициальное перемирие, 13 февраля правительство ДРА уезд Панджшер и всю провинцию Парван объявило зоной боевых действий. Но даже в этих условиях руководитель ИОАП продолжал проявлять сдержанность, стремясь избежать потерь, сохраняя силы для действий после вывода наших войск. Основные усилия в это время он сосредоточил на проведении мероприятий по активному заселению зоны влияния мирным населением, на осуществлении восстановительных работ, сооружении хозяйственных и социальных объектов (дорог, школ, мечетей, больниц), а также налаживании мирной жизни населения.
Такая политика объективно была выгодна советскому военному командованию, так как вела к уменьшению потерь, стабилизации обстановки в районе. И советское военное командование всячески поощряло Масуда к ее продолжению. Но это не устраивало власти в Кабуле. В этом они усматривали сговор советских военных с Ахмад Шахом.
Александр Ляховский: «В октябре 1987 года руководитель ОГ МО СССР в Афганистане генерал армии В.И.Варенников в конспиративном порядке встречался в Кабуле с одним из соратников, доверенным лицом Масуда — Кудусом, пытаясь установить взаимоотношения с Ахмад Шахом. Однако так совпало, что спустя несколько дней после этой встречи советский представитель в ООН заявил, что у нас установлены контакты с крупными полевыми командирами оппозиции в Афганистане, в частности с Ахмад Шахом. Масуд расценил это как нарушение конфиденциальности переговоров и сразу же отказался от продолжения всяких контактов. Правда, мы об этом тогда не знали и продолжали ориентироваться на дальнейшие мирные переговоры. Однако своим неуместным заявлением дипломат сорвал весь переговорный процесс с лидером панджшерской вооруженной группировки моджахедов. Лишь относительно недавно об этом эпизоде рассказал мне начальник оперативного отдела вооруженных формирований Ахмад Шаха полковник Салех Регистани.
Кроме того, Варенников постоянно искал новые пути выхода на Масуда и проведения с ним переговоров. Для этого он попытался использовать возможности партии РОТА25, сотрудничавшей с НДПА в рамках политики национального примирения. Мы знали, что руководители этой партии поддерживают доверительные отношения с Ахмад Шахом, поэтому постарались установить с ними более тесные контакты и через них доводить до Масуду “конфиденциальную” информацию. В начале января 1988 года руководители этой партии встретили с руководителем Оперативной группы МО СССР в РА и предложили ему проинспектировать их вооруженные формирования в провинции Тахар. Однако в связи с большой занятостью Варенников поручил эту миссию мне.
Я встретился с членами политбюро этой партии: министром юстиции РА Баширом Баглани, министром горной промышленности Исхаком Кава, писателем Гулям Сахи Гайратом... Мы составили план поездки в провинцию Тахар. Предполагалось, что все это мероприятие займет примерно две недели. Из Кабула мы должны были перелететь на самолете в Кундуз, оттуда — на вертолете в Имамсахиб, а затем на лошадях перейти через горы в Файзабад. В афганскую столицу для сопровождения нашей группы прибыл полевой командир Самад. В состав группы были включены корреспондент АПН Алексей Карпушин и чешский корреспондент, фамилию его я уже не помню.
Однако эта поездка так и не состоялась. Дело в том, что в январе в Афганистане очень сложные метеоусловия. Мы несколько раз вечером выезжали на Кабульский аэродром, загружались в самолет (афганцы с собой везли оружие и боеприпасы), но всякий раз были вынуждены возвращаться. Правда, один раз мы даже взлетели, но на подходе к Кундузу летчики сообщили мне, что сесть не могут из-за внезапно опустившегося тумана, и мы вынуждены были садиться в Баграме, а потом возвращаться в Кабул. Я еще несколько раз встречался с руководителями РОТА и корректировал с ними план, но потом мы решили сделать небольшой перерыв, пока погода немного стабилизируется.
Затем я получил новую задачу, на три дня улетел в Файзабад, чтобы организовать охрану и оборону провинциального центра, а там по метеоусловиям “застрял” на полмесяца...»
Руководствуясь решениями Лойя Джирги, с целью расширения диалога во имя прекращения братоубийства 27 января 1988 года Наджибулла издал указ о помиловании ранее приговоренных к смертной казни полевых командиров: Ахмад Шаха Масуда, сына Дост Мухаммада из Панджшера; Джелалуддина Хакани, сына Фатх Мухаммада из Ургуна; Абдул Сабура, сына Абдул Шукура из Каписы; Мухаммада Панаха, сына Мухаммада Амина из Панджшера; Мухаммада Исмаила, сына Мухаммада Аслама из Герата; Салеха Мухаммада, сына Абдул Каюма из Кандагара. В то же время, несмотря на настоятельные рекомендации, руководство РА не захотело идти на максимальное и решительное сближение с полевыми командирами (представлявшими главную опасность для режима), в том числе с такими фигурами, как Ахмад Шах Масуд, Саид Джагран, Туран Исмаил, Джелалуддин... Признавая необходимость коалиции, шаги в их сторону делали осторожно, в расчете в первую очередь на то, что они обязаны «первыми пойти на поклон». Однако не только на поклон, но даже на диалог с представителями Наджибуллы Масуд не шел, хотя в тот момент он старался не давать повода советским и правительственным войскам для развязывания боевых действий в Панджшере.
В течение первого полугодия 1988 года отряды Масуда фактически не обстреливали советские войска ни в пунктах дислокации, ни на маршрутах. Не подвергались обстрелам и правительственные войска. Однако работа по разложению правительственных войск Ахмад Шахом велась постоянно, а в случае открытия огня афганскими военнослужащими последние получали в ответ мощный удар. Предпринимались Масудом меры и по расширению зоны своего контроля (например, захват Коран-о-Мунджана).