Этот непревзойденный «Цицерон»

29 октября 1943 года, в день национального праздника Турции, президент Турецкой республики Исмет Иненю принимал представителей дипломатического корпуса в своем дворце в Анкаре. По традиции, послы по прибытии собирались в салоне, примыкающем к салону президента, чтобы обменяться замечаниями о погоде в ожидании приглашения для принесения поздравлений по случаю праздника. Но с началом войны некоторые из этих дипломатов сторонились друг друга и отнюдь не обменивались любезностями. Турция была нейтральной страной, весьма необходимой для воюющих сторон. Она играла роль буферного государства между Англией и Россией и служила пробкой, закрывающей для Германии двери на Восток. Анкара стала центром политических интриг, и представители воюющих сторон избегали личных встреч и разговоров тет-а-тет.

Однажды посол Германии в Анкаре Франц фон Папен был вызван в посольство, где его ждала телеграмма, которую дешифровать должен был «адресат лично». Телеграмма была из министерства иностранных дел рейха и содержала такой текст: «Послу фон Папену. Совершенно секретно. Согласитесь на предложение слуги британского посла, приняв все меры предосторожности. Специальный курьер прибудет 30 октября до полудня. Ждем отчета немедленно после передачи документов. Риббентроп». Это была телеграмма, которую Папен уже отчаялся получить. То был ответ на его телеграмму, отправленную два дня назад, которой он извещал своего министра о поразительном предложении, им полученном. Учитывая важность этого предложения, ответ должен был последовать немедленно. Этого не случилось. Папен был в очень плохих отношениях с Риббентропом и уже привык к его грубостям. Но когда он узнал, что министр дает ему свободу действий, старый инстинкт секретного агента, дремавший в нем, внезапно проснулся.

В такого рода делах надо действовать быстро. Не имея возможности вызвать советника Енке, который был на приеме у президентши, он решил немедленно пригласить торгового атташе Мойзиша, человека, который и затеял все дело. Этот Мойзиш был молодым человеком маленького роста, с острым личиком, с которым Папен вел себя осторожно, так как тот был человеком гестапо, но, кроме Енке, это был единственный человек, посвященный в это дело. У посла не было выбора.

Мойзиш принял новость с видимой радостью. Зная гораздо лучше посла сложные пружины немецких секретных служб, которые благодаря всеобщей подозрительности дошли до невероятной запутанности, он боялся, что идея будет похоронена. В то время как происходил разговор, хавасс Эльеса Базна, которого сэр Хьюго отпустил, уходя на прием, дававшийся женой президента, тщетно пытался напиться в переполненном холле Палас-отеля Анкары. Спиртное жгло ему горло, и он утолял нестерпимую жажду, глотая один за другим стаканы воды. Он чувствовал что-то вроде головокружения, вспоминая события этого праздничного дня: скрупулезную тщательность, с которой он готовил мундир его светлости, похвалы, полученные им по этому поводу, чрезвычайно ловкий жест, которым он подал послу ключи, в спешке забытые тем на столике, свое удивление, когда, оставшись один, он обнаружил, что посол не позаботился запереть на ключ две шкатулки, стоящие на его бюро, и наконец свой сладострастный восторг после знакомства с их содержимым.

Взяв пачку депеш с пометкой «Совершенно секретно», он спустился с ними в свою комнату в полуподвале, чтобы сейчас же подняться в людскую, где другие слуги готовились с приятностью провести свой выходной день. С каким нетерпением он ждал их ухода! Как только дом опустел, он, зная, что его хозяин часа два потратит на визиты и другие служебные обязанности, заперся у себя, чтобы сфотографировать документы, подсвечивая лампой, стоящей у изголовья его кровати. После чего, убедившись, что путь свободен, поднялся и положил бумаги на место в точности в том порядке, в каком он их нашел. Но, прежде чем он вышел из комнаты, его осенила гениальная идея. Вспомнив, как, работая шофером в посольском гараже, он научился открывать дверцы машин, не имея ключей, он сделал отпечатки двух замков с помощью воска свечи, которую всегда носил в кармане на случай отключения электричества. Все это заняло у него несколько минут. Он сам был ошеломлен ходом событий.

Посол Германии в Турции Франц фон Папен

Это была не первая дипломатическая должность, которую занимал Эльеса Базна. Семь лет он служил у югославов, затем у американцев и у немцев. У американцев его постигла неудача: полковник, военный атташе, у которого он служил, выпивал литр виски ежедневно. Это был человек, который работал только в рабочее время: со службы он не приносил ничего, кроме бутылок «бурбона» в служебном портфеле.

В германском посольстве у него были кое-какие шансы. Но советник Енке, у которого он служил, был необыкновенно подозрителен. Ему не везло с карьерой. Это был деловой человек, который провел всю жизнь в Константинополе и получил свой нынешний пост только благодаря женитьбе на сестре министра иностранных дел Риббентропа. Он, в сущности, был в той же степени турком, как сам Эльеса Базна, и резиденцию его сторожили страшные охранники. Едва Эльеса попытался сунуть нос в корреспонденцию фрау Енке, как был тут же уволен с должности.

После этого провала Эльеса некоторое время мыкал горе на извилистых улочках старых кварталов Анкары, пока ему на глаза не попалось объявление: «Требуется хавасс в посольство Великобритании». Эльеса подпрыгнул от радости, но оказалось, что объявление дал первый секретарь посольства, которому требовался слуга-шофер для няни его ребенка. Несмотря на свое отвращение к этой работе, лишенной блеска и плохо оплачиваемой, Эльеса видел в ней способ снова попасть в дипломатическую среду. Скупость и беспечность его нового хозяина незамедлительно дали мощный толчок его врожденной неделикатности. Он начал набивать руку, тренируясь на промокашках и письмах, выброшенных в корзину. Эти упражнения позволили ему усовершенствовать свою технику, и кроме того, он сконструировал специальную подставку для своей «лейки» в ожидании счастливого случая, который должен был изменить всю его жизнь.

Старый хавасс посла Великобритании тяжело заболел, и посол обратился к первому секретарю с просьбой найти ему замену. Этот блестящий молодой человек, для которого были обременительны поиски слуги, бегло просмотрел объявления и, не найдя ничего подходящего, предложил послу взять Эльесу. Такое повышение в должности опьянило нашего героя. Жалованье его удвоилось, о такой роскоши он не мог и мечтать. Бедный хавасс обновил свой гардероб и красовался в Палас-отеле Анкары в каждый свой выходной.

Может быть, он и вышел бы на правильную дорогу, если бы не этот неисправимый первый секретарь, который еще раз продемонстрировал свое легкомыслие, прямо под носом у Эльесы, после визита к патрону забыв в коридоре папку, набитую документами. Это было уже слишком легко для такого разносторонне талантливого человека, как Эльеса Базна. Как только все в доме заснули, он взял часть бумаг, отнес их в темную комнату, затем положил на место и взял следующую порцию. К утру его добыча была так велика, что могла привести в изумление самые требовательные секретные службы.

На этот раз жребий был брошен. Ему не оставалось ничего иного, как обналичить наилучшим образом свою находку. Прежде всего Эльеса Базна подумал о своих турецких друзьях. Добытые им документы представляли интерес прежде всего для Турции, а он был патриотом. Но он знал, что у правительства Анкары нет ни гроша, а он не мог себе позволить работать за спасибо. Немцы же, наоборот, имели репутацию щедрых плательщиков. У Альберта Енке он встретил сдержанный прием. В Анкаре пропасть между хавассом и советником посольства была так глубока, что беседу было трудно начать. Как опытный делец, Енке ждал предложений Эльесы, но не смог сдержать жест удивления, когда хавасс спокойно сказал, что может предоставить в его распоряжение значительное количество сверхсекретных документов чрезвычайной важности, позаимствованных из папок английского посла. Он запросил за документы 20 000 фунтов стерлингов.

На этот раз Енке вздрогнул:

– Вы совсем с ума сошли! Мы не располагаем такой суммой. И потом, сначала надо посмотреть, что стоят ваши пленки…

Наступило молчание. Его прервала фрау Енке. Она шепнула на ухо мужу:

– Мойзиш сможет уладить это дело.

И действительно, Мойзиш в ту же ночь уладил это дело. Со своим полицейским нюхом он сразу же понял, что этот человек, с грубыми чертами лица, смуглой кожей и взглядом гипнотизера – не обыкновенный хавасс. Четкость его объяснений указывала на ум столь же замечательный, сколь и потрясающая ловкость его рук. После часовой беседы основные принципы сотрудничества были определены. Оставалось только получить согласие посла. Услышав рассказ об этих переговорах, фон Папен был потрясен. Идея обмануть доверие такого щепетильного джентльмена, каким был сэр Хьюго Кнетчбул-Хьюгессен, показалась ему мерзостью, недостойная его. «В конечном счете, – подумал он, – разве искусство дипломата состоит не в том, чтобы оставлять в дураках своих коллег?..»

Решающая встреча между агентом гестапо и хавассом состоялась вечером 30 октября в парке германского посольства. Эльеса вошел туда через поврежденную ограду и удивил Мойзиша своим внезапным появлением. Пленки были у него в кармане. Они вошли в кабинет, немец бросил взгляд на первые отпечатки и был так поражен, что немедленно вынес и вручил Эльясе 20 000 фунтов. Полного доверия к хавассу у него не было, и он поспешил избавиться от такого необычного клиента.

Остаток ночи он провел, проявляя фотокопии, которые оказались важнее, чем он мог себе вообразить. Военные секреты и политические решения, особенно ревностно сохраняемые в тайне, появлялись перед его глазами. Все тексты были свежими и, по всем признакам, безусловно подлинными.

Когда в 9 часов утра Франц фон Папен вошел в свой кабинет, Мойзиш ждал его у дверей, плохо выбритый и всклокоченный, но с выражением торжества в глазах. Он положил перед послом 52 документа, переданные хавассом. Посол изучил их внимательно. Некоторые были составлены самим сэром Хьюго – Папен узнал его ясный стиль и характерный только для него способ постановки больших проблем. «Фантастично!» – прошептал он несколько раз.

Подлинность документов не вызывала у него никаких сомнений. Операция «Цицерон» длилась до 4 апреля 1944 года, то есть ровно пять месяцев. В течение пяти месяцев руководители Третьего рейха аккуратно предуведомлялись о переговорах и планах союзников. Они получали всю информацию: о совещаниях в Каире, о проникновении американцев на воздушные базы Малой Азии, о сильном давлении на Турцию с целью прекращения турецких поставок хрома Германии, о протоколах, подписанных в Москве и, самое главное, о подробностях переговоров на конференции в Тегеране, где была определена приблизительная дата высадки союзников во Франции, а также судьба, уготованная главарям нацистов после победы.

Но у Кальтенбруннера была абсурдная идея платить фальшивыми деньгами за документы, не имеющие ценности, хотя малейшее подозрение в таком вероломстве не только создавало риск провалить операцию, но также могло решительно дискредитировать весь улов германский шпионской сети. Несмотря на такое количество провалов, союзники продолжали игнорировать существование «Цицерона». Все же в начале марта 1944 года американские секретные службы заподозрили возможность серьезной утечки информации через британское посольство в Анкаре. По их требованию инспекторы Скотланд-Ярда провели строжайшее расследование, которое не дало никакого результата.

Месяцем позже американцы вышли все же на след: один из их агентов завел интрижку с секретаршей Мойзиша… Это был конец! Но хитрый хавасс на этот раз дал тягу со своей громадной добычей. Он получил за пять месяцев 300 000 фунтов, и почти все они были фальшивые. Этот человек предусмотрел все, многократно проверял свои банкноты у греческих менял, которых считал лучшими в мире специалистами этого дела. Они единодушно объявили банкноты подлинными.

Это жульничество имело для нас свою хорошую сторону: оно заставило Эльясу Базну опубликовать воспоминания, чтобы поправить свои финансовые дела. Так мы получили самый замечательный шпионский роман, который когда-либо был написан: «Подпись «Цицерон».

Начало эры радиофугасов[37]

В 1927 году Владимир Иванович Бекаури, специалист по взрывам на расстоянии, возглавил организованное им по личному указанию Ленина ОСГРХБЮРО (Особое техническое бюро), занимавшееся разработкой новейших видов вооружений. О серьезности этой организации говорит тот факт, что ее научными консультантами были назначены профессор П. Лазарев и известный электротехник, академик В. Миткевич. Само же Бюро располагалось в Петрограде, неподалеку от Политехнического института.

Первые испытания армейского варианта радиофугаса состоялись в июле 1925 года. Пять фугасов были установлены в отдаленном углу Ленинградского гребного порта. В Балтийском море, в 25 километрах от берега, находился тральщик «Микула», с борта которого должны были поступать радиокоманды на подрыв фугасов. На испытание прибыл председатель Реввоенсовета СССР М. Фрунзе, который сам определил время и последовательность взрывов фугасов. Все они были взорваны в заданном порядке и в точно указанное время. Повторное успешное испытание прошло в ноябре 1925 года на Комендантском аэродроме. Комиссия, принимавшая изделие под кодовым названием «Беми» (БЕкаури – МИткевич), рекомендовала после испытаний увеличить дальность действия радиомины в несколько раз. (Бекаури был репрессирован в 1938 году, но название созданной им радиомины сохранилось, только теперь расшифровывалось иначе – «БЕспроволочная Мина».)

Один из разработчиков радиофугасов В.Ф. Миткевич

Правительственное задание было выполнено, и новые испытания прошли уже в марте 1927 года, в районе Малой Вишеры, в 170 километрах от Ленинграда, откуда поступала команда по радио на подрыв фугасов. А в мае этого же года Бекаури продемонстрировал руководителям СССР взрыв мины на подмосковном полигоне по радиокомандам из Ленинграда на дальности свыше 600 километров.

В 1929 году «Беми» приняли на вооружение, а весной 1930 года началось их серийное производство. К тому времени подобного оружия не было ни в одной стране мира. В 1932 году в Красной Армии появились целые подразделения, вооруженные разными типами радиофугасов. Сокращенно их называли ТОС – техника особой секретности.

К началу Великой Отечественной войны в подразделения ТОС поступили новые образцы радиофугаса Ф-10. Он весил 16 килограммов, комплект питания к нему – 18, гарантированная работоспособность – 60 суток (по другим данным, до четырех месяцев). Количество взрывчатки, естественно, неограниченно.

С первых дней Великой Отечественной войны подразделения ТОС вступили в действие. Наиболее быстро немецкие войска приближались к Ленинграду, а поскольку там располагалось Остехбюро и опытная передающая радиостанция, радиомины были заложены в местах ожидаемого продвижения противника, в частности, на лужском направлении. Уже 11 июля 1941 года первые радиомины сработали в Стругах Красных, где летчики зафиксировали скопление немецких танков и автомашин.

Одна из наиболее известных операций подразделений ТОС была проведена в Харькове. Начальником гарнизона оккупированного Харькова был назначен командир 68-й немецкой пехотной дивизии генерал-майор Георг фон Браун, прославившийся у населения своей жестокостью. Но в начале своей недолгой комендантской карьеры генерал не рискнул поселиться в городе, где чуть ли не каждый день взрывались мины замедленного действия. Поэтому, пока работали немецкие саперы, фон Браун расположился в пригородном деревянном доме.

Когда немецкие саперы стали обследовать особняки в центре города, нашелся предатель, который сообщил, что советские саперы заминировали самый роскошный особняк, завезя туда много взрывчатки и зачем-то уголь.

Впрочем, саперы из подразделения ТОС как раз и рассчитывали на подобный вариант. Глубоко под землей было закопано около 350 килограммов взрывчатки. Доставить такое ее количество в особняк незамеченным для посторонних глаз было трудно, и тогда с учетом того, что может найтись предатель, и учитывая скрупулезность немецких саперов, в котельной, где установили радиофугас, была насыпана куча угля, в которой спрятали ложную мину.

Немцы, по подсказке предателя, довольно быстро ее обнаружили и извлекли, после чего капитан саперов Карл Гейден доложил коменданту о разминировании особняка. Генерал тут же приказал перевезти туда свои вещи. Партизанская разведка немедленно передала сообщение об этом в Центр.

13 ноября 1941 года, незадолго до полуночи, лимузин фон Брауна въехал во двор особняка, и генерал почти сразу удалился в спальню. А в это время в Воронеже, в помещении областной вещательной радиостанции под руководством полковника И.Г. Старинова стала осуществляться секретная Харьковская минно-заградительная операция. Кроме этого особняка, мины были установлены и в других местах, где предполагалось скопление противника, в том числе на главнейших коммуникациях и аэродромах. Всего в радиоминах задействовали 25 тонн взрывчатки.

В 4 часа 20 минут 14 ноября в центре Харькова раздался оглушительный взрыв. Когда пыль и дым рассеялись, на месте дома коменданта зияла громадная воронка. Следующим взрывом был уничтожен большой Холодногорский виадук, взорвались объекты и в других частях города. Немцы, как и предполагалось, решили, что это налет ночных бомбардировщиков русских, и средства ПВО открыли беспорядочную стрельбу по невидимым в плотной облачности «целям». Еще в течение десяти дней продолжались эти «авианалеты», направляемые сигналами с воронежской радиостанции.

Особенно внушительная операция была проведена в Одессе 22 октября 1941 года, когда радиоминой взорвали кинотеатр вместе с двумястами старше офицерами вермахта, собравшимися на важное совещание.

Под Москвой во время наступления немецких войск, под мостом через Истру, взорвались два радиофугаса по 600 килограммов каждый. То же происходило в районе Туапсе, у Ржева, под Ростовом, Сталинградом.

Лишь в начале 1942 года разведка вермахта предположила, что команды на взрывы мин передаются по радио. Доложили Гитлеру, и он издал секретный приказ, который гласил: «Русские войска применяют против немецкой армии «адские машины», принцип действия которых еще не определен. Наша разведка установила наличие в боевых частях Красной Армии саперов-радистов специальной подготовки. При выявлении таких саперов среди пленных доставлять их в Берлин самолетом и докладывать об этом лично мне».

Но выявить «радиосаперов» абверу не удалось, тогда немецкая авиация начала охоту на передающий радиоцентр в Воронеже. Там были приняты специальные меры радиомаскировки, и только в конце июня 1942 года одна из бомб угодила в радиостанцию. Но уже через несколько часов станция снова заработала. К сожалению, вскоре ее пришлось взорвать своими, когда на донском берегу появились немецкие танки. Но уже в 1943 году радиостанцию построили заново в другом месте. Позже на месте радиостанции разместилась Семилукская районная больница, на одной из стен которой красуется мемориальная доска, посвященная этой секретной военной операции Великой Отечественной.

Лишь осенью 1942 года немецким саперам удалось обнаружить одну радиомину. Ее вывезли в Германию и потратили около года, чтобы скопировать. Однако наладить серийное производство радиофугасов немцам не удалось.

При взятии Берлина нашим частям сдался в плен комендант города Ведлиг. Во время его допроса наши разведчики попыталась выяснить, установлены ли в городе радиоуправляемые мины. Генерал честно признался: «Кроме обычных противотанковых и противопехотных мин мы в городе ничего не устанавливали. Времени не было, да и соответствующей техники не имели. Что же касается радиофугасов, то тут русские инженеры далеко опередили наших».