Глава. Четверг. Закон и порядок.

Сразу по прибытию на место назначения, личный состав собрался на площадке у казармы, где под руководством полковых офицеров и писаря была проведена процедура юридического оформления новобранцев в ландскнехты. Перед "приемной комиссией" установили символические ворота, через которые проходили будущие солдаты, называя свое имя. Тут же у них проверялась экипировка, в зависимости от состояния которой определялся уровень жалованья. Для почти всех новобранцев проверка оказалась пустой формальностью, никакого собственного снаряжения, которое могло бы поднять их жалование выше минимальных четырех талеров, у них не было.

После того, как все претенденты прошли через ворота, фон Хансберг лично зачитал им военный кодекс³¹.

"...те, кто бежит перед лицом противника, должны быть сбиты с ног своими товарищами. Те, кто дезертируют, считаются бесчестными людьми и должны понести телесное наказание с последующей смертной казнью. Никто не имеет право грабить и жечь без приказа. Женщины и дети, старики, священники и церкви неприкосновенны. Никто не имеет нрава, находясь на дружественной территории, взять что-либо, не расплатившись. Никто не имеет права драться на дуэли без разрешения полковника. Мятежников следует немедленно выдавать офицерам. Если произошла задержка жалованья, солдаты не имеют права считать себя свободными от исполнения своих обязанностей³². В лагере должны царить товарищеские отношения. Греховные увлечения азартными играми и выпивкой следует умерять. Каждый, кто не вмешается в драку, происходящую у него на глазах, считается участником драки. Тот, кто, предупредив нарушителя, собьет его с ног, не считается виновным. Не поминайте имя Господа нашего всуе. Солдаты должны регулярно посещать церковь".

Кроме этого, кодекс включал в себя список старших офицеров, военные и юридические законы, а также условия выплаты жалованья. Завершался кодекс традиционно словами, говорящими, что любой, кто нарушит эти законы или откажется исполнять приказы офицеров, будет считаться нарушителем клятвы и подлежит наказанию.

Заслушав кодекс, весь личный состав полка принес клятву выполнять требования кодекса, а также "добросовестно служить императору и повиноваться офицерам без пререканий и задержек".

Свеженанятые ландскнехты сразу после вербовки начали перекраивать свою одежду по образцу "стариков". Точнее, резать все, что можно и нельзя и вставлять в прорези всякие лоскутки.

Скучающие швайнштадцы активно обсуждали незваных гостей.

- Да, братец Иоганн, не было печали... - начал беседу разговор хозяин гостиницы, толстый бюргер с недовольным выражением лица.

- Зачем так мрачно, братец Фридрих? - жизнерадостно ответил ему бургомистр - посмотри внимательнее, это же лучшая армия, которая когда-либо на моей памяти посещала этот город.

- Чем лучшая? Бандиты и головорезы. Разнесут весь город по кирпичику и не заплатят.

- Нет, дружище, ты кое-чего не заметил. Это не бедные наемники, это солдаты, которые намного богаче среднего уровня. Обрати внимание, очень мало новобранцев и вообще молодежи, но много профессионалов средних лет. А ещё помнишь того воспитанного молодого человека, который договаривался насчет складов?

Обозвать Йорга, прожившего на этом свете больше полувека, возраста, который многие считали преклонным, "молодым человеком" мог только такой реликт, как Иоганн Вурст, бессменный правитель города на памяти последних трех поколений горожан.

Бургомистр продолжил.

- Думаю, он бы смог вести дела даже на моем посту. А ты видел, как эти разномастные наемники слушаются своего профоса? Нет, с такой дисциплиной они не повредят городу, скорее наоборот.

- Что наоборот? Принесут сюда транзит и торговлю, вернут обратно свиную ярмарку? Просадят по половине талера в кабаках, да и только.

- Фридрих, чем ты недоволен? Наши портные и сапожники уже сейчас завалены работой, а этот шикарный итальянец снял всю твою гостиницу. Жалеешь, что продешевил? Так у тебя же за последние несколько месяцев не было больше пары постояльцев в неделю.

- Вчера трое было. Но дело не в деньгах. Чужая армия в городе - всегда к беде. Армии не занимают городки вроде нашего просто так. Солдатам платят, чтобы они воевали, а не чтобы сидели в кабаках. Значит, скоро сюда придёт какая-то другая армия и будет война. Иоганн, ты же сам все это знаешь, в твои-то годы.

- Да, стоит ожидать. Не знаю, кто там придёт, но эти разделают всех в два счета. Если только чёрт принесет тысячу-другую каких-нибудь швейцарцев, но Швайнштадт сам по себе слишком мелкая цель для тысячи швейцарцев. А если просто идти с того берега на этот, то в Левенбурге переправа лучше. Меня больше беспокоит, что ответит графиня де Круа на наше прошение о снижении пошлин.

Горожане поговорили ещё немного и разошлись по своим делам. А дел у них хватало. Одним не мог оставить свою гостиницу без присмотра, когда в нее заселяются сто человек при расчётной вместимости в сорок, другому надо было переодеться к обеду, который он давал в честь дорогих гостей.

В то время как благородные гости города и местные патриции составляли первое впечатление друг о друге, личный состав знакомился с городскими достопримечательностями, каковые были представлены в основном питейными заведениями. В одном из них и произошел прискорбный инцидент. Проезжавшие через город четверо путешественников заглянули в таверну на предмет слегка перекусить. На их беду в том же заведении сподобились покушать несколько ветеранов-ландскнехтов с женами.

Марта в ожидании печеного гуся с аппетитом уплетала клецки с острым сыром и не сразу заметила, как за соседний столик прошли новые посетители. В ожидании следующей перемены блюд завязалась неспешная беседа о местной кухне в сравнении с саксонской и северо-германской. Одновременно компания за соседним столиком разговаривала о чем-то своем, вроде бы по-итальянски. Марта не понимала ни слова, но догадалась, что там тема была интереснее, чем здесь, потому что знающий несколько языков Маркус сел вполоборота, чтобы слышать, что там говорят, и после некоторых реплик, на которые соседи громко смеялись, слегка улыбался.

Неожиданно улыбка покинула лицо профоса. Через пару взрывов хохота за соседним столом он кивнул своим собеседникам и вышел "на минутку". Вскоре он вернулся, подошел к итальянцам и обратился к ним на их родном языке.

- Господа, вы оскорбили мою жену. Я прошу, чтобы вы немедленно извинились и покинули город.

- Ого, парень, ха-ха-ха, да ты просто сумасшедший, - ответ можно было ожидать, - шел бы ты отсюда, а то хуже будет.

Такие люди, как Маркус, никогда не требуют, не пугают, не угрожают и два раза не повторяют. Он просто повернулся к двери и отдал короткую команду по-немецки. Вошел сержант в сопровождении десятка аркебузиров с заряженным оружием и дымящимися фитилями. Итальянцы так и не поняли, что это всерьёз, и даже рассмеялись. Когда рассеялся дым, смеяться было уже некому.

На звук выстрелов из кухни пулей вылетел хозяин кабака - плотный бюргер с красным лицом и толстой шеей. В гневном монологе он заклеймил позором необузданных вояк, убивающих мирных путешественников в приличных заведениях и потребовал суда, не городского, так военного.

Из высшего руководства ближе всех к месту происшествия оказался Себастьян, которого как обычно сопровождал его телохранитель Луиджи. Кондотьер любезно выслушал излияния кабатчика и вопросительно взглянул на Маркуса.

Профос отлично понимал, что никто не может подтвердить, что путешественники скверно отзывались о немецких женщинах и оскорбили его как должностное лицо. Не желая быть голословным и не считая нужным оправдываться за правое дело, он пожал плечами и спокойно произнес по-итальянски:

- Все эти неаполитанцы сущие негодяи, сеньор Сфорца.

Сеньор Сфорца потерял дар речи. Неаполитанцы-то, конечно, негодяи. Все, поголовно. Но в обязанности профоса не входит отстреливать всех негодяев, которые попадутся под руку. А если бы входило, то можно бы было сделать это как-нибудь потише. Паузу нарушил Луиджи, конечно же, по-итальянски.

- А я знаю вон того парня. Это наёмный убийца из Неаполя. Интересно, по чью душу он сюда заявился?

Трупы обыскали, не забыв и брошенные под стол заплечные мешки, и седельные сумки на лошадях у коновязи. Кроме примечательного арсенала неплохих клинков и пистолетов, нашли разный бандитский инвентарь - отмычки, удавки, короткие дубинки, кистени, флакончики с ядами.

Все это время Марта и остальная компания не вставали из-за стола. В полуподвальном помещении от выстрелов звенело в ушах, а в воздухе плавал пороховой дым. Пока шел обыск и вынос тел, кабатчик продолжал возмущаться.

- Кто мне заплатит за уборку?! Кто оплатит заказанного гуся?!

Марта решила помочь мужу.

- Мы оплатим все, что заказали. А где наш гусь?

- Гусь? Какой тут, к дьяволу, может быть гусь?! - надрывался мэтр, - всё заведение порохом провоняло! Весь угол в крови! Стекла вылетели!

- Пожалуйста, обратите на меня внимание.

Кабатчик сделал паузу в возмущенном монологе и повернулся к собеседнице. Марта имела хороший опыт разговоров с невысокими мужчинами. Если поддерживать дистанцию немножко меньше, чем принято, то визави должен будет или задирать голову, что весьма неловко, или опустить глаза и в упор изучать роскошное декольте, что намного интереснее, при этом настроение у мужчины сильно улучшается, а подыскивать аргументы для спора ему становится весьма затруднительно.

- Мы заказали гуся, и мы намерены его скушать до последнего кусочка. И посмотрите, чтобы наш глинтвейн не перегрелся. А что до крови и пороха, то уж нам-то это никаких неудобств не доставляет.

- Но, согласитесь, нехорошо просто так стрелять в людей, даже если потом окажется, что они преступники. Они ведь здесь ничего не сделали, - мэтр предсказуемо сменил тон с "глубокого возмущения" на "нравоучительную нотацию".

- Разве это не хорошо, что они ничего не успели сделать? Может быть, они хотели здесь кого-то убить, а мы им вовремя помешали? Может быть, они бы и Вас убили, чтобы не платить за еду?

Кабатчик что-то буркнул под нос и вышел на кухню. Йорг, который заглянул на огонек и случайно слышал последнюю фразу, подмигнул Марте и показал большой палец.

Следующим на месте происшествия оказался бургомистр. Оценив обстановку, он приблизительно повторил аргументы кабатчика, Йорг любезно взял бургомистра за локоть, отвел в сторону и предложил официальную версию, по которой бандиты собирались устроить засаду на графиню де Круа, а добропорядочные горожане попросили профоса принять меры. Графиня это наверняка оценит, будет больше шансов, что прошение будет удовлетворено.

Герр Вурст нахмурился, но спорить не стал. Ему ещё предстояло объяснять горожанам, что произошло, причём их надо было как-то успокоить, чтобы не осложняли отношения с гарнизоном со стороны города. Пусть пока ни один житель Швайнштадта не пострадал, но следовало предупредить земляков, чтобы они были очень осторожны в присутствии профоса, а также в присутствии его жены.

Маркус, когда вопрос был улажен, спокойно вернулся за стол, вскоре помощник повара вынес обещанного гуся и глинтвейн. Йорг присоединился к компании, чтобы узнать, что стало причиной на самом деле. Оказалось, что путешественники принялись обсуждать между собой сначала не особенно приличную, по их мнению, одежду женщин, потом незаметно перешли на обсуждение собственно женщин, ну и так далее, до эротических фантазий включительно. Возможно, они считали, что в этой глуши по-итальянски никто не понимал, тем более, выпивши, тем более, неаполитанский диалект, щедро разбавленный местными сленговыми выражениями. Остальное было очевидно. Не сказать ничего про такую женщину как Марта, они не могли, а Маркус не мог сделать вид, что он ничего не слышал.

Вечером у бургомистра собрались новоприбывшие господа рыцари и наиболее почтенные и заслуженные жители Швайнштадта. Хозяин начал застольную беседу с того, что повторил фразу, сказанную утром хозяину гостиницы, что это самая дисциплинированная армия, которая посещала этот скромный городок на его памяти.

Основной интерес бюргеров вызвали ближайшие стратегические планы, но фон Хансберг всех успокоил, заявив, что их задача - присутствовать здесь, чтобы предполагаемый противник предпочел переправу в Левенбурге. Левенбург, куда в прошлом году переехала нежно всеми любимая свиная ярмарка, никому из присутствующих не было сколько-нибудь жалко, потому больше тема войны не поднималась.

- А позвольте узнать, на каком основании ваша армия находится в моем городе, да ещё и бесплатно, - задала мучавший её ещё с прошлого вечера вопрос графиня де Круа, - ведь мы не принадлежим ни к одной из воюющих сторон?

- Насколько я помню, - насколько можно вежливее ответил фон Хансберг, - десять лет назад мы уже проходили через этот городок с разрешения покойного графа.

- Бургомистр? - обратилась графиня за подтверждением или опровержением.

- Это событие действительно имело место, Ваша светлость.

- Уверена, что оно, как Вы выражаетесь, "имело место" с формулировкой "однократно, без права требовать подобного разрешения в дальнейшем". Не так ли, мэтр Вурст?

- Не могу знать, Ваша светлость, соглашение в письменной форме должно быть в Вашем архиве.

- Ах вот, значит, как! То есть я, получается, сама виновата, что не перерыла весь архив покойного мужа за последние десять лет, чтобы найти одну бумагу, чтобы меня не могли обмануть ссылаясь на её якобы отсутствие! Нет, мэтр Вурст, Вы не дождетесь от меня удовлетворения Вашего прошения!

- Прошу прощения, Ваша светлость, - неожиданно подал голос толстый трактирщик Фридрих, - но ведь после повышения пошлин у нас дела пошли настолько плохо, что доход, отчисляемый в Вашу пользу снизился в два раза. Раньше свиная ярмарка давала очень хорошие отчисления в пользу семьи де Круа, а теперь ни ярмарки, ни, соответственно отчислений.

- Свиные ярмарки - не лучшая тема для разговора с благородной дамой, - с возмущением заявила Шарлотта.

- Но Ваша светлость, мы можем предоставить все расчеты, показать бухгалтерские книги...

- Не надо забивать мне голову вашими скучными цифрами. Меня вполне устроит, чтобы ваш скучный городок исправно платил свои скучные налоги, а снижать их я и не подумаю.

Этим же вечером, по случаю размещения в приличном городе и при отсутствии в ближайшей перспективе военных действий, солдаты решили повеселиться. Отличился не кто иной, как студент-сержант-вербовщик Эрик в компании с двумя нанятыми им новобранцами - блудными сынами Швайнштадта. Кто-то из них, заметив под крышей ратуши основательный блок с толстой веревкой, при помощи которого кровельщики поднимали черепицу, подумал, что будет очень весело тихо затащить на крышу какую-нибудь плохоснимаемую скотину. Свинью не получится тихо вытащить из хлева, поросенок слишком громкий и поднимет на ноги весь город, с лошадью втроем не справиться. На глаза попался чей-то мул.

Животное спокойно дало себя отвести к ратуше, затолкать в корзину для груза и закрепить веревками. Но на уровне второго этажа мул забеспокоился и начал дергаться, раскачивая корзину. В результате корзина не выдержала, крепления с двух сторон оторвались, и мул, пролетев пару десятков футов, врезался прямо в тянувших веревку хулиганов.

Мул был трезвый, поэтому, упав с высоты второго этажа, убился насмерть. Хулиганы были пьяные, поэтому вылезли из-под свалившейся на них туши без единой царапинки. Ещё не поздно было убежать, когда один из них поскользнулся, упал и сломал неловко выставленную руку. Пока двое других убеждали его не кричать и пытались как-нибудь утащить сообщника с места преступления, какой-то проходивший мимо очень добрый ландскнехт сбегал за полковым медиком.

Доктор Густав имел репутацию мягкого и доброго человека, непробиваемого флегматика, а эту ночь он как раз собирался нескучно провести с симпатичной вдовушкой из местных. Кстати, от её крыльца и был уведён мул. Но во-первых, его прервали на самом интересном месте, во-вторых, оказалось, что мул, привязанный у крыльца, куда-то подевался, в третьих, мул тут же нашелся, только мёртвый, а в-четвертых, вместо того, чтобы приятно провести ночь, ему придётся лечить того самого идиота, который помянутого мула украл и убил.

Родной шведский язык лекарь порядком подзабыл, а немецкий выучить как следует так и не удосужился, так что последние десять минут из четвертьчасового ругательства были произнесены на популярной в медицинской среде вульгарной латыни, как с упоминанием обыкновенных богохульств и чертыханий, так и с типично медицинскими непристойностями физиологического характера, страшными диагнозами и пожеланиями, связанными с будущим состоянием здоровья пациента.

В это время лучшие представители швайнштадского общества и благородные гости города как раз вели светскую беседу под легкую музыку в доме бургомистра, соседнем с ратушей. Им повезло не то, чтобы ничего не услышать, а не обратить внимания на доносившиеся через закрытые узкие окна обрывки фраз. Но Маркус, который только что лег спать в соседнем доме, все отлично слышал. Он интуитивно чувствовал беспорядки, хотя и не понимал латынь.

Разгонять беспорядки врукопашную, стрелять в воздух или сотрясать тот же ни в чем не повинный воздух нотациями о морали и нравственности в привычки профоса не входило. Спасло зевак, собравшихся вокруг доктора и пациента только то, что Марта, которой муж приказал зарядить крупнокалиберную аркебузу мелкой дробью, вместо дроби зарядила поваренную соль.

Выйдя из-за угла, Маркус поставил сошник, положил на него аркебузу и выстрелил в галдящую толпу. Оказалось, что Марта спросонья переложила пороха. От выстрела вылетели окна, за которыми шел светский прием. Фон Хансберг извинился перед почтенным собранием и быстро направился к выходу. Бургомистр бросился за ним.

- Какая сволочь стре... - громко начал кто-то из солдат, ощупывая свою подсоленную задницу, и осёкся, увидев выходящего на свет профоса с сошником и аркебузой.

Эрик и доктор попытались одновременно изложить свое видение ситуации.

- Осмелюсь доложить, господин профос...

- Вот эти три негодяя...

- Молчать! Что за беспорядки? - оборвал комментарии Маркус.

Доктор сумел выполнить обе команды. Плотно сжав губы, он указал пальцем сначала на дохлого мула, потом три раза с чувством ткнул в виновников происшествия, потом обернулся и указал на лежащую под стеной корзину с оторвавшимися веревками.

- Нужны добровольцы, - обратился к стоящим вокруг солдатам профос, - ты, ты, ты и ты. Арестовать этих троих и отвести в тюрьму.

Дверь ратуши широко распахнулась. На пороге стоял рассерженный оберст, а из-за его спины выглядывал обеспокоенный бургомистр.

- Какая сволочь стреляла?! - взревел фон Хансберг едва ли не громче, чем выстрелила разыскиваемая сволочь.

- Все в порядке, герр оберст, беспорядки пресечены на корню, виновные арестованы, - ответствовал недрогнувший профос.

- Что в порядке? - фон Хансберг огляделся и заметил тушу мула, - Маркус, ты совсем с ума сошел, чтобы из-за какой-то дохлой скотины стрелять под окнами у начальства?

Маркус поднял глаза к небу, нахмурился, огляделся и кивнул в сторону стены, где в свете факелов, вынесенных слугами за оберстом и бургомистром, выступал из тени какой-то кусок цветной материи. Бургомистр, стоявший в шаге от тряпки, поднял её и протянул оберсту. И без того недовольное лицо большого начальника приняло откровенно зверское выражение. Тряпка оказалась его личным штандартом, который в процессе подъема живого груза сбили с настенного флагштока.