Тело Вовы Петрова, найденное в Московском торфяннике. Фотография сделана несколько позже 10 часов 13 сентября 1939 г.

Обнаружение отпечатка обуви явилось серьёзным успехом следствия, поскольку это позволяло сделать кое-какие выводы о личности прступника. Прежде всего, размер обуви оказался на удивление небольшим, он соответствовал 35-му (sic! - самому маленькому) из четырёх "мальчиковых" размеров обуви, принятых в СССР. Криминалисты давно пытались выявить закономерность между размером стопы человека и его ростом и хотя универсального решения данная задача иметь не может просто в силу значительного разброса индивидуальных особенностей строения скелета, всё же кое-какую ценную для следствия информацию из отпечатка ноги извлечь можно. Хотя встречаются невысокие люди с аномально большими ступнями и, наоборот, всё же житейский опыт подсказывает, что у крупного человека должна быть длинная стопа, а у маленького, соответственно, маленькая. Для большинства взрослых людей наибольшая длина отпечатка босой ноги составляет 1/7 роста, это простейшее правило даёт весьма неплохое соответствие истине (...).
Однако, люди редко ходят босиком, поэтому важнее связать размер отпечатка обуви с ростом её обувшего. Тут начинаются нюансы, связанные с половой принадлежностью и возрастом человека, а также типом обуви (сандалии, например, оставляют более крупный отпечаток просто в силу своей конструкции). Для определения роста человека по отпечатку, оставленному закрытой неспортивной обувью, вроде туфель, ботинок и пр., можно использовать такое мнемоническое правило: (длина полного отпечатка в см.) - 1,5 см., умножить получившееся число на 100 и разделить его на 15,8 (в случае, если отпечаток оставлен женщиной, делить надо на 15,5). Полученное число составит рост в сантиметрах. Но данное правило даёт хорошую сходимость результата с истинным ростом лишь взрослых людей. В данном случае маленький размер указывал на подростка и существовала неопределенность относительно того, насколько корректно применять правила, разработанные для взрослых, к человеку, чей позвоночник ещё находился в процессе активного роста? Тем не менее, имело смысл сделать прикидку; с учётом 1,5% погрешности получалось, что рост убийцы, скорее всего, выше 137 см. и ниже 145 см.
Прямо скажем, росточек у предполагаемого убийцы получался невысокий. Советские 15-летние школьники в 1940 г. имели средний рост 159,5 см., 16-летние - 163,2 см., 17-летние - 165,5 см. Тут невольно вспомнишь слова Елизаветы Голиковой, утверждавшей на допросе 29 августа, что преступник оставил "впечатление как о подростке 13-14 лет". И прямо противоположное зявление старшего лесника Николая Петухова, также видевшего преступника в непосредственной близости и утверждавшего, что тот "повыше меня" (какого же роста сам Петухов? увы, в материалах дела нет данных на сей счёт).
Как видим, отпечаток обуви на трупе заводит нас в совершеннейшие дебри. Ощущение неопределенности лишь усиливается из-за подозрений о небрежности, допущенной милиционерами при осмотре и измерении отпечатка. Небрежность или банальную ошибку при записи измерений сбрасывать со счетов никак нельзя - примеров всякого рода ляпов, глупостей и бессмысленностей, вышедших из-под пера мастеров оформления ордеров и протоколов рассыпано по страницам этой книги великое множество. Поверьте, в реальных уголовных делах того времени их много больше, на порядки, в десятки-сотни-тысячи раз. К сожалению, фотографирование места обнаружения тела, самого трупа и отпечатка на нём 13 сентября не проводилось... ну, что тут поделать, в этом вся наша замечательная рабоче-крестьянская милиция - всё начальство без всякой цели и толку соберётся у трупа, чтобы просто поглазеть, а потом отрапортовать в Обкоме, но вот взять в поездку криминалиста с фотоаппаратом - на это не хватит ни ума, ни сообразительности, ни места в автомашине начальника. Увы!
Труп был доставлен в секционную 1-й городской больницы Свердловска и опознан в тот же день матерью.
Старший оперуполномоченный Отдела уголовного розыска союзного Главка Артур Брагилевский сразу после идентификации трупа, найденного у Мыловаренного завода, возбудил формальное расследование и пожелал допросить главного свидетеля - Михаила Кириллова. И тут начались события по-настоящему детективные.
Юноша не явился в 4-е отделение милиции к 10:30 13 сентября, хотя накануне его обязали это сделать. Начальник отделения распорядился отыскать Кириллова и после явки оперсотрудника и участкового на дом последнему выяснилось, что Миша дома не ночевал. Как ушёл в милицию во второй половине дня 12 сентября - так и всё! Милиционеры отправились по месту работы Кириллова на Ватно-камвольную фабрику и в отделе кадров сделали пренеприятнейшее открытие. Оказалось, что никакого Кириллова Михаила Антоновича там не знают, среди слесарей нет 15-летних мальчишек и похоже, малец на допросе накануне всё про себя наврал. Получив доклады подчинённых, Начальник 4-го отделения РКМ Деев направил Начальнику областного Управления РКМ Урусову рапорт, в котором, в частности, имелся и такой пассаж (стилистика и орфография оригинала сохранены): "Вчерашнее поведение Кирилова на допросе кажется странным, а именно: когда Кирилова стал спрашивать опер.уполномоченный Боженков, то Кирилов при допросе вёл себя как-то боезливо, вплоть до того, что заплакал и говорил "Вы на меня составляете протокол, хотите меня судить, а я сдесь при чём". Повода какого-либо к обвинению Кирилова сделано не было и он допрашивался как свидетель. После допроса Кирилова я Кирилова хотел направить на вогзал в месте с пом.политом тов.Хохловым для розыска мальчика на вогзале, где поехать Кирилов на вагзал категорически отказался, заявил, что у него в цирк куплен билет за 12 рублей и ему надо итти его ждут товарищи."

Если не обращать внимания на чудовищные стилистику, правописание и словоупотребление, то можно понять, что Миша Кириллов (именно так - с двумя "л" - он писал свою фамилию) здорово струхнул во время допроса 12 сентября. Он испугался до такой степени, что не явился даже домой на ночь, а пустился в бега, разумеется, сообразно своему пониманию того, как это надлежит делать. Такое паническое поведение довольно любопытно - перед нами ещё один интересный штрих того времени, в мозгу маленького, малообразованного, неразвитого советского человека тех лет сотрудники НКВД ассоциировались с чем-то по-настоящему ужасным и коварным. Вряд ли 15-летний Миша Кириллов успел за свою недолгую жизнь плотно познакомиться с наркомвнудельцами, в своём отношении к ним он явно опирался на опыт родителей и старших товарищей и можно понять, что этот опыт являлся далеко не позитивным. В мозгу Кириллова протокол допроса ассоциируется с судебным приговором и вызывает искренний плач, а предложение отправиться "на вагзал", кажется равносильным ссылке - "менты" посадят в поезд и отправят в Воркуту по-быстрому! Наверняка, что-то такое подозревал бедолага Кириллов, а потому, выскочив из 4-го отделения, решил перейти на нелегальное положение, дескать, в дом не вернусь, дома - засада, спрячусь где-либо, пережду... В этой чудовищно искажённой рефлексии маленького человека перед нами предстают истинные реалии конца 1930-х гг., которые сейчас порой пафосно ассоциируются с "великими успехами индустриализации и перековки Человека". Помимо "великих успехов индустриализации" тогда ещё был и Великий Страх!
(...)
К счастью, розыск важнейшего свидетеля не затянулся надолго. Беглец был обнаружен мирно спящим на голубятне одного из товарищей. Миша даже не подозревал какой переполох в самых высоких кабинетах вызвала его выходка!
Кириллова доставили на допрос к Брагилевскому к 7 часам вечера. В отличие от допроса накунуне, теперь разговор с молодым человеком пошёл неспешно и куда обстоятельнее. Брагилевский, по-видимому, успокоил юношу, разъяснил, что тому не грозит наказание за попытку побега от милиции и это помогло установлению должного психологического контакта. Возможно, сообщил, что Вова Петров убит и рассказ Миши может очень помочь изобличению преступника. Трудно сказать, как именно Артур Брагилевский расположил к себе юношу, но контакт между ними явно установился - это видно по результату. Миша оказался намного словоохотливее, чем накануне и сообщил весьма интересные детали. Вот в каких словах Кириллов описал увиденную со ступеней у книжного магазина сцену: "Вову вела за руку неизвестная мне женщина, которую я видел только сзади. Женщина и Вова шли в направлении улицы имени 8-го марта. У Вовы в правой руке были небольшая палка и мороженое "эскимо", шёл он спокойно, не быстрым шагом. Увидев Вову, я окрикнул его по имени, он оглянулся, засмеялся и продолжал идти с женщиной." Этот рассказ содержал важную деталь - мальчик обернулся, услыхав своё имя, значит, ошибку опознания можно было исключить. Разумеется, в том случае, если Миша Кириллов не выдумывал всю эту историю от начала до конца. Но если не выдумывал, то очень важным представлялось описание внешности женщины, с которой Вова Петров уходил в направлении прямо противоположном тому, в котором находился его дом.
Вот что свидетель рассказал о внешности таинственной женщины: "(...) описать её наружность я не могу. я хорошо запомнил, что на ней было одето тёмно-синее длинное пальто намного ниже колен, на ногах и женщины были чёрные шёлковые чулки и чёрные туфли на высоком каблуке. На голове был белый берет, из-под которого я видел короткие, завитые чёрные волосы.(...) я думаю, что эта женщина должна была слышать, как я окрикнул Вову, так как крикнул я громко. После моего крика женщина не оглянулась и продолжала идти таким же шагом (что и прежде - прим.А.Р.)". Уже после окончания допроса Миша Кириллов пожелал сделать дополнение и оно оказалось очень любопытным: "Дополняю: женщина, которая вела Вову, была высокого роста, полная, плечи - широкие, зад - толстый, талия сильно выделяется. На спине пальто в центре имеется продольная небольшая складка". Можно, конечно, улыбнуться "толстому" заду и "широким" плечам, но нельзя не признать, что свидетель постарался дать как можно более образный портрет и это у него получилось. Действительно, из того описания, что имеется, уже можно приблизительно понять о какой женщине ведётся речь. Одна только продольная складка на спине пальто чего стоит! Можно биться о любой заклад, что в Свердловске 1939 г. очень немногие женщины ходили в чёрных шелковых чулках и носили тёмно-синее пальто с продольной складкой на спине.

О чём ведётся речь? Это были ультра-модные для той эпохи аксессуары... В 1941 г., после начала Великой Отечественной войны, немецкие войска стали в огромных количествах захватывать в плен военнослужащих РККА. Из воспоминаний и писем домой немецких солдат и офицеров мы знаем, что они были удивлены тем обстоятельством, что у советских солдат нет кальсон с трикотажными резинками - вместо этого советские солдаты и офицеры затягивали тесёмочки. Не было в Советском Союзе производств, способных в заметных объёмах производить трикотажную продукцию, поэтому трикотаж тогда был практически весь импортным и исключительно дорогим.

Даже в счастливые годы "развитОго социализма" чулки и колготки из дешёвых синтетических волокон являлись дефицитом, даже детские х/бумажные колготки купить в магазине было непросто, а что уж говорить-то про конец 1930-х гг.! Шёлковые же чулки являлись товаром запредельным по своей роскоши для воображения советского обывателя - пара таких чулок могла стоить на "чёрном" рынке (ибо в магазинах не продавалась) и 200 руб., и 250 и даже 500 руб. в зависимости от региона и личных симпатий продавца. И не надо думать, будто в Советском Союзе не было богатых людей - подпольные миллионеры существовали всегда.

Слева: карта Свердловска с указанием мест, связанных с похищениями и убийствами детей в 1938-1939 гг. Чёрные точки с цифрами соответствуют местам, откуда уводились Герда Грибанова ("1"), Боря Титов ("2"), Аля Губина ("4"), Рита Ханьжина ("5"), вова Петров ("6"), место нападения на Раю Рахматуллину обозначено цифрой "3". Красные кресты показывают места обнаружения похищенных Али Губиной ("+4"), Риты Ханьжиной ("+5") и Вовы Петрова ("+6"). Обращает на себя радиальное направление перемещений преступника с похищенными детьми - от центра города к окраинам. При всей кажущейся логичности такого направления движения, его выбор далеко не очевиден. Понятно, что преступник не мог двигаться с похищенным ребёнком к своему дому - это было бы неразумно по целому ряду причин, начиная от возможных случайных встречь со знакомыми. Но признание этого факта довольно очевидно указывало на то, где преступник не мог жить и где его искать не следовало. Справа: детальная карта района, прилегающего к площади Коммунаров. Условные обозначения: ".1" - барак, от которого мальчик по мнению следствия был похищен; ".2a" - сквер у политизолятора, где Вову Петрова около 12 часов дня видела Мария Вяткина, ".2b"- Площадь 1905 года, где похищенного мальчика, идущего в сопровождении крупной женщины, в интервале 13:00-13:30 видели независимо друг от друга Михаил Кириллов и Лиза Бухаркина. Напомним, что в 12:45 мальчика уже искали... Красный знак "+3" обозначает место обнаружения трупа похищенного мальчика в районе Московского торфянника около 17 часов 12 сентября, т.е. спустя 5 часов с момента его исчезновения. Перемещения похищенного мальчика в последние часы жизни так и не были следствием должным образом выяснены. Случившееся с Вовой Петровым в последние часы жизни осталось одним из многих тёмных пятен этой истории...

В московском "елисеевском" гастрономе каждый день выставлялись на продажу дорогие вина ценою от 1000 руб. и выше. В 1939-1940-ом гг. каждый день продавалось не менее дюжины таких бутылок - 15-20-25 штук. Это удивляло работников БХСС - это ж сколько богачей ходит по столице? - и по этому поводу даже составлялись служебные записки с предложениями агентурными методами выявлять такого рода покупателей. Удивление сотрудников "ведомства щита и меча" понять можно - товарищ Сталин лично и вся страна работают над тем, чтобы устранить социальные и классовые противоречия, а тут, понимаешь ли, некие злонравные антиобщественные лица эти самые противоречия розжигают! И хотя провинциальный Свердловск конца 1930-х гг. жил намного беднее столицы, всё же богатые по меркам своего времени люди были и тут. Не всех "красных баронов" вывели репрессии, организованные Дмитриевым и Викторовым, да и чего греха таить - на смену одним расстреляным номенклатурным работникам всегда приходили другие.
(...)
На следующий день в секционной морга 1 городской больницы городской судмедэксперт Грамолин провёл вскрытие похищенного и убитого на Московском торфянике мальчика. В акте за №1160 от 14 сентября 1939 г. ребёнок уже фигурировал под своими именем и фамилией - Вова Петров. В ходе внешнего и внутреннего исследования тела, а также осмотра найденной одежды, Грамолиным зафиксированы следующие значимые для следствия детали.