Субъективная сторона и квалификация неоконченного преступления

Как русскими[215], так и советскими[216] юристами высказывалась мысль о том, что покушение на преступление возможно не только с прямым, но и косвенным умыслом. Однако эта мысль не получила признания, и в настоящее время ученые считают, что предварительная преступная деятельность (покушение на преступление и приготовление к преступлению) возможна только с прямым умыслом. Судебная практика придерживается этой же точки зрения. Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 27 января 1999 г. "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)", "покушение на убийство возможно лишь с прямым умыслом, то есть когда содеянное свидетельствует о том, что виновный осознавал общественную опасность своих действий (бездействия), предвидел возможность или неизбежность наступления смерти другого человека и желал ее наступления, но смертельный исход не наступил по не зависящим от него обстоятельствам"[217].

Хотя приведенное положение высказано Пленумом Верховного Суда РФ в связи с делами об убийстве, оно распространяется на любые категории дел о преступлениях, имеющих материальный состав. Такое решение вопроса является единственно правильным. Если лицо, действуя с прямым умыслом, не доводит преступление до конца по причинам, не зависящим от его воли, то для его привлечения к ответственности за ненаступившие последствия имеются и объективные, и субъективные основания. Объективным основанием в этом случае служат общественно опасные действия виновного, которые либо создают необходимые условия для совершения преступления (приготовление), либо представляют собой начало непосредственного осуществления преступления (покушение). Субъективное основание заключается в наличии реализованного в общественно опасных действиях намерения причинить такие последствия. При отсутствии же прямого умысла нет ни причинения вреда объекту, ни целенаправленных действий, посягающих на этот объект, как нет и стремления причинить этому объекту ущерб. Следовательно, при косвенном умысле отсутствуют как объективные, так и субъективные основания для вменения лицу посягательства на фактически не пострадавший объект. При косвенном умысле юридически обоснована ответственность только за реально наступившие общественно опасные последствия. Из этого следует важное положение относительно квалификации преступлений: если не установлен прямой умысел на причинение предусмотренных уголовно-правовой нормой общественно опасных последствий, то деяние не может квалифицироваться как покушение на данное преступление.

Общее правило о квалификации неоконченного преступления заключается в том, что она должна отражать ту стадию, на которой преступление было прервано. Это может быть обеспечено только путем ссылки не просто на ст. 30 УК, как это следует из буквы ч. 3 ст. 29 УК, но на конкретную часть ст. 30 УК. На этой позиции стоит и судебная практика. Так, по делу С. дело было направлено на дополнительное расследование, поскольку при квалификации преступного деяния органы следствия не указали соответствующую часть ст. 30 УК[218]. Необходимость указания на нее при квалификации преступления приобрела особую важность при применении норм действующего УК, который установил ограниченную наказуемость приготовления и существенно снизил рамки наказания за приготовление к преступлению по сравнению с покушением на него.

Квалификация неоконченных преступлений, имеющих простой состав, на практике не вызывает особых трудностей: при наличии прямого умысла на совершение конкретного преступления ответственность наступает не за фактически совершенные действия, а в соответствии с направленностью умысла за действия, охватываемые намерением виновного (в преступлениях с формальным составом), либо за последствия, причинить которые входило в планы субъекта. Однако квалификация неоконченных преступлений с отягчающими обстоятельствами связана с решением ряда проблем, касающихся субъективной стороны преступления.

Одной из таких проблем является обоснование вменения квалифицирующих признаков, относящихся к объекту посягательства (например, несовершеннолетний или малолетний возраст потерпевшей при изнасиловании либо беременность потерпевшей при убийстве). Общим решением данной проблемы должна быть квалификация неоконченного преступления в соответствии с направленностью умысла виновного. Если его сознанием охватывается квалифицирующее обстоятельство, предусмотренное законом, то ответственность должна наступать за покушение на преступление (или за приготовление к нему) с этим отягчающим обстоятельством. И наоборот, если обстоятельство, отягчающее наказание, не охватывалось умыслом виновного, его деяние следует квалифицировать как покушение на преступление (приготовление к преступлению) без квалифицирующего признака.

В этом плане представляется сомнительной позиция президиума Челябинского областного суда по делу Л. Последний был осужден по ст. 15 и ч. 3 ст. 117 УК РСФСР (ч. 3 ст. 30 и п. "д" ч. 2 ст. 131 УК РФ) за преступление, совершенное при следующих обстоятельствах. Придя в нетрезвом состоянии в квартиру В., он с целью совершения полового акта стал приставать к ней, душил и угрожал убийством, а когда потерпевшая пыталась убежать, оттаскивал ее от входной двери. На крики пришла соседка, поэтому Л. не смог осуществить свой замысел. Квалификацию по ч. 3 ст. 117 УК народный суд обосновал тем, что потерпевшая, "оказывая сопротивление, сказала Л., что ей 17 лет, следовательно, умыслом виновного охватывалось изнасилование именно несовершеннолетней. Изменяя приговор, президиум областного суда признал, что потерпевшая действительно намеренно скрыла от Л. свой настоящий возраст, полагая, что осужденный прекратит свои преступные действия, узнав о ее несовершеннолетии. "Однако, - указал президиум, - эти обстоятельства никак не влияют на то, что фактически осужденным было совершено преступление в отношении совершеннолетней", поэтому "его действия следует квалифицировать по ст. 15 и ч. 2 ст. 117 УК РСФСР"[219] (ч. 3 ст. 30 и п. "в" ч. 2 ст. 131 УК РФ).

Представляется, что вывод суда противоречит принципу субъективного вменения, в соответствии с которым квалификация преступлений определяется содержанием и направленностью умысла виновных. Поэтому более обоснованной является оценка описанного преступления, данная в приговоре народного суда.

В соответствии с направленностью умысла должны вменяться и квалифицирующие признаки неоконченного преступления, относящиеся к объективной стороне преступления. Одним из них может служить размер причиненного вреда. Если при неоконченном преступлении общественно опасные последствия, охватываемые умыслом виновного, не наступили, то деяние квалифицируется как покушение (либо приготовление) на причинение именно тех последствий, которые охватывались умыслом виновного. Так, Л. был обоснованно осужден за покушение на хищение государственного имущества в особо крупных размерах (ст. 15 и ст. 93.1 УК РСФСР).

Присутствуя в бухгалтерии совхоза "Белоусовский" во время выдачи зарплаты, Л. видел содержимое сейфа и знал, что заработная плата выдана не всем отделениям совхоза, поэтому примерно половину поступившей из банка суммы в 48 тыс. руб. (в ценах 1961 г.) кассир совхоза П. оставила на ночь в сейфе. Решив совершить кражу совхозных денег в особо крупных размерах, Л. разбил стекло в окне бухгалтерии, проник туда и с помощью гвоздодера в течение часа пытался взломать замок сейфа. Однако ему удалось только отогнуть левый угол верхней части двери сейфа. Поняв, что открыть его не удастся, он скрылся с места преступления, не доведя свой замысел до конца по причинам, не зависящим от его воли. Л. был осужден по ст. 15 и ст. 93.1 УК РСФСР за покушение на хищение в особо крупных размерах в полном соответствии с направленностью умысла, а доводы адвоката о добровольном отказе от доведения преступления до конца со стороны подсудимого были отвергнуты[220].

Аналогичным должен быть подход к квалификации неоконченных преступлений, в которых квалифицирующее значение по закону придается крупному или особо крупному размеру преступного дохода. Однако следует различать преступления, в которых крупный размер преступного дохода составляет цель деяния (п. "б" ч. 3 ст. 162, п. "б" ч. 3 ст. 163 УК), то есть характеризует субъективную сторону, и преступления, при законодательном описании которых крупный (особо крупный) размер преступного дохода включен в число признаков объективной стороны.

В первом случае деяние является оконченным преступлением независимо от того, была ли достигнута указанная цель. А во втором случае квалификация преступления как оконченного предполагает, что доход в крупном (особо крупном) размере был реально получен как результат преступного деяния. Если деяние было пресечено и планируемый доход реально не был получен либо не является крупным (особо крупным), то квалификация определяется направленностью умысла и должна осуществляться с учетом квалифицирующего признака, даже если фактически совершенные действия содержат состав оконченного преступления без рассматриваемого отягчающего обстоятельства. С одной стороны, в последнем случае налицо все признаки состава оконченного преступления, но с другой стороны, квалифицирующее обстоятельство, охватываемое умыслом виновного, фактически отсутствует. Поскольку это квалифицирующее обстоятельство оказывает решающее влияние на степень общественной опасности преступления, деяние должно квалифицироваться как покушение на преступление с этим квалифицирующим признаком. Например, если сумма вложенных средств и размах незаконной предпринимательской деятельности явно свидетельствуют о намерении извлечь сверхдоходы, которые в законе определены как особо крупный размер, деяние должно квалифицироваться по ч. 3 ст. 30 и п. "б" ч. 2 ст. 171 УК как покушение на незаконное предпринимательство, сопряженное с извлечением дохода в особо крупном размере, и в случае, когда доход еще вообще не получен, и в случае, когда полученный доход уже является крупным, но еще не достиг особо крупного размера.

В российской науке уголовного права нет единства мнений о том, как следует квалифицировать разбойное нападение, если умыслом виновного охватывалось определенное квалифицирующее обстоятельство, которое на самом деле отсутствует. Преобладает мнение, что такие деяния следует квалифицировать как оконченный разбой при отягчающих обстоятельствах, поскольку специфическая конструкция состава этого преступления исключает стадию покушения на разбой, ибо он признается оконченным преступлением уже с самого первого акта, образующего нападение. Но есть и другая точка зрения. Так, Г.А. Кригер писал: "Возможны случаи, когда преступник, совершая разбойное нападение и имея прямой умысел на причинение тяжких телесных повреждений, фактически причиняет менее опасные повреждения. Действия виновного в таких случаях следует квалифицировать как покушение на разбой, совершенное при отягчающих обстоятельствах"[221]. Подобную же позицию занимает и Л.Д. Гаухман, по мнению которого, "покушение на причинение тяжкого телесного повреждения, осуществленное при разбойном нападении, когда желаемые преступником последствия не наступили, представляет покушение на разбой при отягчающих обстоятельствах и должно квалифицироваться по ст. 15 и п. "в" ч. 2 ст. 91 или п. "в" ч. 2 ст. 146 УК РСФСР"[222], а "предложение организатора, руководителя или иного представителя одной организованной группы, адресованное к представителю, в частности организатору или руководителю, другой организованной группы, создать объединение организаторов, руководителей или иных представителей организованных групп в целях разработки планов и условий для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, когда адресат не дал на это своего согласия"[223] следует квалифицировать как покушение на создание преступного сообщества.

Точки зрения названных ученых и их сторонников представляются логически обоснованными. Ведь усиление ответственности, например, за разбой связано именно с реальным наступлением последствий в виде тяжкого вреда здоровью, поэтому их фактическое отсутствие исключает квалификацию разбоя как связанного с причинением такого вреда. Однако нельзя квалифицировать деяние и без учета того, что субъект намеревался причинить тяжкий вред здоровью, поскольку данное квалифицирующее обстоятельство охватывалось его умыслом. В такой ситуации имеется состав оконченного преступления, но без отягчающих обстоятельств (если, разумеется, отсутствуют другие квалифицирующие признаки). Что касается состава квалифицированного разбоя по признаку наступления последствий в виде тяжкого вреда здоровью, то он, как состав именно оконченного преступления, отсутствует. Следовательно, такое деяние должно квалифицироваться как покушение на разбой, сопряженный с причинением тяжкого вреда здоровью.

Аналогичным должен быть подход к квалификации разбойного нападения с применением оружия, не обладающего поражающими свойствами, о чем не было известно субъекту преступления. Такое деяние неправильно было бы квалифицировать как разбой без отягчающих обстоятельств, поскольку субъективно лицо совершало преступление повышенной общественной опасности. Но нельзя квалифицировать его и как оконченное преступление при отягчающих обстоятельствах, раз применяемые предметы объективно не могли причинить людям вреда (если, конечно, виновный не собирался использовать их для нанесения ударов). Следовательно, такое разбойное нападение нужно рассматривать как покушение на разбой с применением оружия, то есть по ч. 3 ст. 30 и ч. 2 ст. 162 УК.

По аналогии с вопросом о возможности покушения на совершение разбоя при отягчающих обстоятельствах целесообразно рассмотреть вопрос о принципиальной возможности покушения на совершение преступлений с усеченным составом, не имеющим квалифицирующих признаков.

В теории уголовного права практически общепризнано, что посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК), на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК), и на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК) означает убийство либо покушение на убийство указанных лиц. Из этого вытекает, что преступление признается оконченным с момента совершения действий, непосредственно направленных на лишение потерпевшего жизни, следовательно, стадия покушения на эти преступления невозможна. Это верно во всех случаях, когда сознание виновного правильно отражает объективные свойства совершаемого деяния. Но ситуация меняется, если посягающий допускает ошибку в личности потерпевшего: желая лишить жизни, например, государственного деятеля в целях прекращения его государственной деятельности, он по ошибке принимает за него другого человека, стреляет в него и промахивается. Налицо неудавшаяся попытка посягнуть на жизнь государственного деятеля, но не реальное посягательство. Квалифицировать деяние по ст. 277 УК невозможно, поскольку жизнь государственного деятеля не находилась в реальной опасности и основам конституционного строя Российской Федерации ничто не угрожало. Но с учетом субъективной направленности деяния на этот объект преступление следует квалифицировать как покушение на преступление, предусмотренное ст. 277 УК, хотя с точки зрения формальной логики такая квалификация представляется не совсем обычной - покушением на покушение.

А как следует квалифицировать то же деяние, но с уточнением фактических обстоятельств: посягающий на жизнь государственного деятеля из-за ошибки в личности потерпевшего выстрелил в другого человека и убил его? По направленности умысла на определенный объект (основы конституционного строя) преступление должно квалифицироваться по ст. 277 УК. Однако, думается, и в этом случае нет оснований квалифицировать его как оконченное преступление, поскольку основам конституционного строя Российской Федерации также ничто реально не угрожало. Для приведения направленности умысла в соответствие с фактическим содержанием преступления опять же следует применить юридическую фикцию - деяние, доведенное до логического завершения, квалифицировать как покушение на преступление, предусмотренное ст. 277 УК.

Тщательное исследование содержания и направленности умысла, а также мотивов и целей виновного необходимо для точного отграничения покушения на одно преступление от оконченного посягательства на другой объект. В судебной практике встречаются случаи ошибочной квалификации преступления как умышленного убийства, хотя умысел виновного на лишение жизни не установлен.

Х. был осужден за покушение на убийство С., которому он во время ссоры и в ответ на два удара рукой по лицу нанес удар ножом в левую половину грудной клетки, причинив проникающее ранение с повреждением левого легкого и сердечной сумки. В постановлении по этому делу Пленум Верховного Суда СССР указал, что по обстоятельствам дела можно заключить, что Х. не желал лишать жизни С., с которым был в дружеских отношениях, поэтому его умысел был направлен не на убийство, а на причинение тяжких телесных повреждений[224].

В судебной практике не единичны случаи квалификации преступлений как покушения на убийство, тогда как на самом деле деяние содержит признаки особо злостного хулиганства.

За покушение на убийство был осужден В., который, будучи в нетрезвом состоянии, произвел, как указано в приговоре, выстрел из охотничьего ружья 16-го калибра в окно дома К. с целью лишения жизни последнего. Между тем Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР установила, что В. стрелял с близкого расстояния и хорошо видел потерпевшего, находившегося в освещенной комнате, но тем не менее не получившего никаких ранений. По словам подсудимого, он хотел просто попугать К., с которым у него сложились неприязненные отношения, но убивать его не хотел. При таких обстоятельствах содеянное В. следует квалифицировать как особо злостное хулиганство, а не как покушение на убийство[225].

Иногда суды квалифицируют как преступления против собственности деяния, совершенные без цели присвоения чужого имущества. М. был осужден за злостное хулиганство и покушение на открытое завладение имуществом граждан. Вечером пьяный М. из хулиганских побуждений нанес удары по голове незнакомым ему В. и А. Несколько позже он беспричинно толкнул Г., отчего она упала, а затем ударил палкой по голове Х. Через некоторое время он подошел на улице к С. и потребовал у нее деньги. Получив отказ, он замахнулся на нее каким-то предметом, затем сбил на землю и нанес несколько ударов ногами.

Как видно из показаний свидетелей и обстоятельств дела, М. никаких конкретных действий по завладению имуществом С. не предпринимал, а когда с головы Т. упала на землю меховая шапка, М. ее поднял и возвратил владелице. Это свидетельствует об отсутствии корыстных мотивов в действиях М. и указывает на то, что он действовал из хулиганских побуждений. Следовательно, все действия М. квалифицируются как хулиганство и не содержат признаков покушения на открытое хищение чужого имущества[226].

Порой правоохранительные органы квалифицируют как изнасилование деяния, связанные с применением насилия, которое не служило средством подавления сопротивления потерпевшей с целью совершения с нею полового акта.

Так, П. был предан суду по обвинению в покушении на изнасилование. Ему было предъявлено обвинение в том, что, находясь в нетрезвом состоянии, он в городском парке на сопке Никольской в г. Петропавловске-Камчатском пытался изнасиловать Н., причинив ей при этом средней тяжести вред здоровью. При рассмотрении дела в суде было установлено следующее. В ресторане "Океан" он подсел к столику, за которым сидела Н. с подругой, и стал ухаживать за Н., о которой знал, что она женщина легкого поведения. После ухода из ресторана он пригласил Н. на сопку Никольскую и там намеревался вступить с нею в половое сношение. При этом он действительно домогался ее согласия, а когда не получил его, стал возмущаться тем, что Н. кокетничала с ним, согласилась на то, чтобы он оплатил ее счет в ресторане, а затем вместе с ним пошла в безлюдное место на сопке. Но и после этого Н. не согласилась на половой акт с П., и тогда последний нанес Н. несколько ударов по лицу и животу, причинив ей телесные повреждения, повлекшие расстройство здоровья свыше трех недель. После применения насилия П. не предпринимал никаких мер для достижения своего первоначального намерения. Следовательно, совершенные им в отношении Н. насильственные действия не имели целью совершения полового акта против воли потерпевшей и не могут рассматриваться как покушение на изнасилование. Поэтому народный суд г. Петропавловска-Камчатского переквалифицировал действия П. по ч. 1 ст. 109 УК РСФСР как умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью[227] (ч. 1 ст. 112 УК РФ).

При уголовно-правовой оценке действий, не доведенных до намеченного субъектом финала, необходимо иметь в виду, что намеченные лицом действия и желаемые последствия обладают свойством общественной опасности в уголовно-правовом понимании. Если же этот признак отсутствует, то стадия совершения деяния утрачивает свое значение и деяние признается не преступным в силу ч. 2 ст. 14 УК.

Например, Б. был осужден Тверским межмуниципальным судом Центрального административного района г. Москвы по ч. 3 ст. 30 и ч. 1 ст. 158 УК за то, что в торговом зале магазина самообслуживания взял шнурки ценой 18 руб. и тюбик обувного крема ценой 36 руб., вышел из торгового зала, но был задержан при выходе из магазина[228]. Московским городским судом дело было прекращено в силу малозначительности деяния (ч. 2 ст. 14 УК), поскольку деяние, даже если бы оно было доведено до конца, не обладало бы свойством общественной опасности.

Значительный теоретический и практический интерес представляет вопрос о применимости законодательных положений о неоконченном преступлении к преступлениям с двумя формами вины. Такие преступления характеризуются умышленным выполнением основного состава преступления и неосторожным отношением к последствиям, выполняющим функцию квалифицирующего признака. А поскольку в теории уголовного права и на практике общепризнано, что приготовление к преступлению и покушение на преступление возможны только с прямым умыслом, в юридической литературе преобладает мнение о том, что приготовление и покушение невозможны применительно к преступлениям с двумя формами вины. Так, по мнению Р.И. Михеева, "поскольку квалифицирующие последствия не охватываются умыслом, преступление может квалифицироваться по ним лишь при фактическом наступлении этих последствий. Поэтому покушение на причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего, или на изнасилование, повлекшее тяжкие последствия, - немыслимо"[229]. Однако такое решение представляется излишне категоричным и не в полной мере отвечающим смыслу закона.

В тех преступлениях с двумя формами вины, объективная сторона которых характеризуется двумя предусмотренными в законе последствиями, второе из которых причинно обусловлено первым и имеет значение квалифицирующего признака, приготовления и покушения действительно быть не может, ибо невозможно покушаться на преступление, квалифицирующее последствие которого не охватывается умыслом виновного. При такой конструкции состава первое из указанных в законе последствий, будучи обязательным признаком объективной стороны, по конструкции состава преступления является причиной квалифицирующего последствия. При отсутствии же причины невозможно и наступление следствия, поэтому теоретически немыслимо приготовление и покушение применительно к преступлениям с двумя формами вины, имеющим конструкцию состава, классической иллюстрацией которой является ч. 4 ст. 111 УК.

Не так обстоит дело в преступлениях с двумя формами вины, объективная сторона которых характеризуется действиями, являющимися уголовно наказуемыми вне зависимости от наступления каких бы то ни было последствий, и конкретно обозначенными в диспозиции последствиями, играющими роль квалифицирующего признака. В преступлениях такой конструкции квалифицирующие последствия причинно связаны с общественно опасными действиями, составляющими единственный обязательный признак объективной стороны основного состава. И такие действия могут послужить причиной наступления квалифицирующих последствий не только в случаях доведения их до конца, но и при частичном их выполнении.

Например, при попытке изнасилования виновный применяет такие по интенсивности методы физического насилия, которые сами по себе, независимо от совершения или несовершения насильственного полового акта, являются причиной наступления квалифицирующих последствий в виде, например, тяжкого вреда здоровью потерпевшей или иных тяжких последствий.

Разумеется, приготовительные действия не могут послужить причиной наступления квалифицирующих последствий, поэтому приготовление к совершению преступления, характеризующегося двумя формами вины, принципиально невозможно, независимо от конструкции состава такого преступления.

Что же касается покушения на совершение преступлений с двумя формами вины, то оно возможно, если основной состав преступления сконструирован по типу формальных и даже частичное выполнение действий, образующих объективную сторону такого преступления, может причинно обусловить наступление квалифицирующего последствия. При таких обстоятельствах тяжкие последствия причиняются не полным совершением изнасилования, а умышленными действиями, образующими покушение на изнасилование, и психическое отношение к ним вполне может характеризоваться неосторожной виной. Во всех подобных случаях можно говорить о покушении на преступление путем совершения умышленных действий, повлекших квалифицирующие последствия, то есть о причинении по неосторожности, например, смерти потерпевших или иных тяжких последствий, насильственными действиями, совершенными при неудавшейся попытке совершить похищение человека, изнасилование, захват заложника и т.п.