Еще одна сторона высшего назначения права

Материалы данной главы подводят нас к еще одной стороне высшего назначения права. Право способно быть не только носителем и проводником высоких рациональ­ных, разумных начал в практической жизни людей, но и одновременно призвано стать прямым выражением, носителем и проводником свободы человека его высокого статуса, созидательной активности, творческого дела. То есть быть правом человека.

Впрочем, приведенное положение ("еще одна сто­рона") требует известных уточнений.

Ведь правовая материя (как "явление Разума") и так, по самой своей природе характеризуется своего рода целеустремленностью к субъективным правам. И следовательно, тем, что перспектива стать "правом че­ловека" является для юридической системы при соот­ветствующих условиях вполне естественной, логичной, закономерной, в чем-то по мере становления совре­менного гражданского общества – неизбежной.

Вместе с тем указанная перспектива имеет и само­стоятельное значение. Она в условиях формирования современного гражданского общества уже напрямую отвечает потребностям социальной жизни и должна ста­новиться реальностью. И значит, должна привести в действие потенциал права, его инструментарий, соот­ветствующие юридические конструкции (принципы) и – что не менее важно – развить и усовершенствовать их, обогатить весь арсенал правовых средств и юридических механизмов новыми элементами, позволяющими решать сложные вопросы жизненной практики.

Ранее, при рассмотрении юридических аспектов прав человека, уже была отмечена необходимость использо­вания таких, в частности, правовых механизмов, как конструкция "абсолютных прав" (при обеспечении сво­боды слова), или принципа "автоматизма" юридических последствий при наличии определенных фактов (в це­лях недопущения использования методов войны при ре­шении внутригосударственных проблем).

Инструментальный потенциал права свидетельству­ет, что нет ни одной сложной проблемы в области прав человека (да и любой иной сложной проблемы современ­ности), которая при достаточном овладении механиз­мами и правовым инструментарием не могла бы най­ти достойного решения в соответствии с потребнос­тями гражданского общества и логикой права.

Вот перед нами, казалось бы, безнадежная, нере­шаемая ситуация в области электроснабжения в слож­ной экономической обстановки России 2000—2001 гг. Монопольная организация РАО ЭС ввело в практику порядок отключения от электроснабжения региональ­ных и ведомственных потребителей, задерживающих оплату электроэнергии (которые, в свою очередь, обес­печивают электроснабжение населения, других "конеч­ных" потребителей). И хотя эта практика опирается на положения действующих нормативных документов о взаимных санкциях в случае невыполнения обязательств, само это "отключение" в 2000—2001 гг. приобрело ха­рактер одностороннего административного усмотрения, а главное – оно фактически ударяло по "конечным" потребителям – гражданам, в том числе тем, кто ак­куратно и полно вносит платежи по электроснабже­нию региональным и ведомственным потребителям.

И что же? Кроме жалоб в "центр" (центральные ведомства, Правительству, Президенту) да громких за­явлений – безусловно, справедливых – о "грубых на­рушениях прав человека", какой-либо иной реакции на подобную практику не последовало.

Между тем суть проблемы состоит как раз в том, чтобы ввести в действие комплекс правовых механиз­мов (цепочки отработанных юридических конструкций), которые обеспечили бы и надлежащую оплату электро­снабжения, и применение взаимных санкций, и исклю­чение потерь, которые несли бы граждане, исправно выполняющие свои обязательства. Нет слов, здесь – сложные вопросы юридико-конструктивного характера. И потому по этим вопросам нужна углубленная специ­альная проработка и, возможно, как и в любом конст­рукторском деле, оригинальные решения (например, есть основания рассматривать электроэнергию в отно­шении жизнедеятельности граждан в качестве своего рода "публичного объекта" со строгим юридическим режимом, не допускающим какие-либо односторонние действия).

Но принципиально важно то, что все эти вопросы при использовании потенциала науки и надлежащих уси­лиях специалистов могут получить удовлетворительное решение. И значит – получит решение сложная соци­альная проблема нашей действительности.

А если попытаться обозначить один из существен­ных итоговых пунктов изложенному в этой и предше­ствующей главах, то закономерен вывод о том, что в составе существующих человеческих знаний есть на­ука правоведение, содержащая такой значительный, по­жалуй, поистине гигантский интеллектуальный капи­тал прикладного характера, который уже сейчас (и тем более в перспективе, при углублении научных знаний, дальнейшей отработки, наладки юридических механиз­мов) может быть поставлен на службу решения слож­ных проблем современности. Причем именно в том на­правлении, которое строго соответствует требовани­ям Времени – перспективам развития цивилизации, всему тому, что относится к жизни и судьбе людей в современную эпоху.

Глава десятая Право в жизни и судьбе людей

Уникальные функции

Право в своем "высшем назначении" – это цель наиболее высокой ступени сообщества людей – граж­данского общества. Общества, в центре которого – человек с высоким достоинством и неотъемлемыми правами'.

Именно здесь, в гражданском обществе, право в полной мере раскрывает свои уникальные социальные возможности (способности) и, следовательно, при их практической реализации – уникальные, не имеющие альтернатив функции.

Таких функций у права в обществе, находящемся в гражданском состоянии, три. Это:

во-первых, право способно и призвано быть но­сителем и гарантом свободы человека в оптимальных разумных формах. Иного института регуляции, кроме права, способного по максимуму выразить, закрепить, гарантировать и тем самым обеспечить в соответствии с высокими требованиями цивилизации реальность инди­видуальной свободы каждого человека (да притом – в гармонии с такими же правами всех других людей) в жизни общества, не существует. Ни морали, ни корпо­ративным нормам, ни обычаям и традициям, никаким иным способам социальной регуляции осуществление такой задачи "не дано" – не под силу, не это их пред­назначение;

во-вторых, назначение права, определив усло­вия и границы свободы человека, отсечь от нее "явле­ния зла и несчастья" —- вольницы, злоупотреблений, преступлений во всех их разновидностях. И дело не толь­ко в том, что в праве заложена потенция противостоять произволу, насилию, и вместе с тем юридический инст­рументарий создает надлежащие цивилизационные ус­ловия и возможности для профилактической и каратель­ной деятельности правоохранительных государственных органов, оформляют эту деятельность с максимальным учетом прав людей, но и в значении самой формы (права как формы) которая, по словам М. Мамардашвили, не содержит в себе "оснований зла и несчастья"¹;

в-третьих (пункт, к которому хотелось бы при­влечь внимание), право оказывается способным – и это тоже качество уникального порядка – переводить "свободу вообще" в деловую активность, в творчество, в созидательное дело. Сами по себе правовые институ­ты собственности, контрактного права, возмещения при­чиненного вреда, компенсаций и многих других (в силу конструктивной расстановки прав, обязанностей, от­ветственности), втягивая людей при оформлении и реа­лизации тех или иных отношений в соответствующие юридические конструкции, тем самым вводят их в та­кие социальные структуры, где оптимальным вариан­том поведения является созидательная деятельность по достижению позитивного результата.

2. Есть доказательство!

Существуют достаточные основания полагать, что события второй половины XX в., происшедшие в демокра­тических странах после окончания Второй мировой вой­ны, дают убедительное доказательство могущества со­временного права – права человека! – в решении слож­нейших проблем экономического и социального развития.

Во второй половине XIX – начале XX в. в усло­виях продолжающегося процесса перехода человечества к цивилизациям последовательно демократичес­кого, либерального типа, все более стали проявлять­ся пороки, изъяны промышленного капитализма, ба­зирующегося на экономической свободе по нравам "вольницы".

В этой связи человечество в конце XIX – в пер­вые же десятилетия XX в. оказалось перед вызовом вре­мени. Этот вызов во всей своей жуткой наготе выступил в виде кровавой бойни Первой мировой войны, Великой депрессии начала 1930-х гг., подведшей человеческое общество к черте тотального разрушения цивилизации, ее ценностей, разложения культуры и морали. Обанк­ротились и те течения общественной жизни, которые в представлении немалого числа людей, казалось бы, да­вали ответ на вызов времени, – коммунистический строй и фашистские режимы. Напротив, тот и другой вариан­ты общественного развития, при всем их действитель­ном и кажущемся различии, породив и поддерживая некоторые процессы модернизации, а еще более види­мость благополучия и даже иллюзию будто бы близко­го "грандиозного будущего", обернулись на деле по­рядками диктатуры, беззакония и мракобесия. Режи­мом рабства и истребления целых народов, наций – по идеологии и практике фашизма.

И уж совсем похоронным маршем общественному прогрессу стала новая мировая бойня 1939—1945 гг., по сути – кровавая схватка фанатичных идей, безумия вооруженного насилия, принявшая невиданный в исто­рии истребительный характер. В согласии с логикой Ис­тории эта новая мировая бойня завершилась в 1945 г. разгромом цитадели насилия и истребления народов, наций – фашизма. В какой-то мере оказалась подо­рванной и коммунистическая идеология, так как борьба Советского Союза с фашистской Германией, сыграв­шей в разгроме фашизма решающую роль, проходила в союзе с демократическими странами под общими ло­зунгами "свободы" и "демократии".

Но в целом все же многие регионы нашей планеты после Второй мировой войны оказались в состоянии раз­рухи, тотального экономического упадка, морального падения.

И вдруг спустя одно-два десятилетия после окон­чания разрушительной Второй мировой войны в ряде демократических стран (притом оказавшихся "полем" наиболее обширных разрушений, и прежде всего стран, сбросивших иго фашистских диктатур, – таких как Германия, Италия, Испания) началось стремительное возрождение, быстрое восстановление экономики, пе­реход ее на постиндустриальную стадию, на стадию устойчивого экономического и социального развития. Как так? В чем дело? Каковы причины этого порази­тельного феномена?

Конечно, одна из причин – это то, что еще в предвоенные годы, во время войны начал набирать силу, а в 1950—1960 гг. ворвался в жизнь общества многих стран могучий поток научно-технической мысли, откры­тий, изобретательских свершений во всех сферах тех­ники и передовой технологии, охватывающих источни­ки энергии, материалы, машинную технику, электро­нику и т. д., а главное – информатику, управленчес­кое дело. И это стало существенным фактором резкого повышения производительности труда, экономии энер­гии и материалов, быстрой и плодотворной "товарной отдачи" от производительной активности, предприим­чивости, творчества.

Но спрашивается – каковы все же основания для этой производительной активности, предприимчивости, творчества?

И вот здесь, на мой взгляд, в условиях утвержда­ющегося современного гражданского общества, его цен­ностей, идеалов и проявило свою творческую энергию право, которое как раз в 1950—1960 гг. стало все более утверждаться в качестве права человека. То есть пра­ва, благодаря которому в центре жизни общества ста­новится человек – творец и созидатель, гражданин, личность с высоким статусом, достоинством и неотъем­лемыми правами.

Вот и совпали, совместились – как это, к счас­тью, нередко происходит в Истории – два, казалось бы, довольно отдаленных друг от друга процесса в жизни общества – фантастический взлет научно-техническо­го прогресса со всеми вытекающими из него поразительными экономико-социальными последствиями, и одновременно – развитие культуры прав человека.

Получилось, стало быть, что ключевыми, пово­ротными для права в середине и во второй половине XX в. оказались события 1950—1960 гг., явившиеся как результатом общего постиндустриального прогресса об­щества (и в чем-то, увы, прогрессом в связи с "требова­ниями истребительной войны"), так и процессом утвер­ждения гуманистических ценностей, своего рода пра­вовой реакцией на кровавый кошмар фашистского и сталинского тоталитаризма.

И главное здесь – то, что культура прав человека в том виде, в каком она стала выстраиваться в 1950– 1960 гг., резко возвысила, придала новое высокое качество юридически защи­щенному статусу человека, сообщила проч­ность и надежность его "суверенности", самостоя­тельности и независимости, уверенность во всех сто­ронах его активного творческого поведения, персональ­ную ответственность за него. В том числе поведения в сфере современного "рынка", основанного на риске и персональной ответственности человека за результа­ты его деятельности.

Выходит, в действительности передовую экономи­ческую и социальную значимость имеет не "просто ры­нок", а рынок, развивающийся на основе научно-тех­нического прогресса, в условиях утверждающегося со­временного гражданского общества и потому – облаго­роженный современным правом, единым с культурой прав человека (когда корректнее утверждать не о "ры­ночной экономике", а о частноправовой орга­низации народного хозяйства, о чем еще в начале XX в. говорил замечательный русский правовед-мысли­тель И. А. Покровский).

Благодаря "такому" праву экономическая свобода (свобода защищенной, уверенной, ориентированной на право личности) не соскальзывает по некому общему бесовскому проклятию в базарно-разбойничью вольни­цу, а в полной мере оказывается способной раскрыть природные творческие силы человека, его производи­тельную активность, нацеленность на напряжение сил и ума, его нацеленность идти на риск во имя экономического успеха, его персональную ответственность за результаты собственного дела¹.

Убежище

Не хотелось бы, продолжая рассмотрение права в современную эпоху, приводить в данном месте иные свидетельства его роли в жизни и судьбе людей. Думается, приведенное доказательство" является уже дос­таточным для того, чтобы перейти к принципиальной стороне проблемы, связанной с парадоксами либераль­ного развития.

Но один пункт, хотя бы в самом кратком виде, нужно все же обозначить. Тем более, что он сопряжен с широко распространенными и по ряду позиций впол­не обоснованными представлениями о праве как явле­нии из области криминальных проблем. Это то, что имен­но право даже в условиях сложившегося гражданско­го общества (и тем более --в сложной обстановке его формирования) является убежищем для человека.

Слова об "убежище" представляют собой своего рода "знак" служения права конкретному человеку в его сложной, полной превратностей и бед жизни. В том чис­ле – защиты от бед, проистекающих от его же, чело­века, творения, призванного по своей глубокой сути быть стражем людских интересов, – государства, са­мой мощной в обществе силы. Ибо именно государствен­ная власть нередко вопреки своему истинному предназ­начению обрушивает на человека самую страшную, нео­твратимую беду – государственный произвол, своево­лие, порядки расправ, бесчинства чиновников¹.

А вот в условиях развитой юридической системы гражданского общества человек именно в праве (при­том, конечно же, в праве человека) может найти —коль скоро такое право действительно утвердиться в обществе – надежное "убежище" от социальных не­взгод, от насилия и произвола, в том числе самого страшного – государственного насилия и произвола.

О рассматриваемой стороне гражданского предназ­начения права с ударением приходится говорить пото­му, что в современных условиях "жесткие" и "реши­тельные" акции государственных инстанций (фактичес­ки приводящие к произволу, нарушениям прав челове­ка) подчас обосновываются необходимостью обеспечения в обществе дисциплины и порядка, освещены святым делом – борьбой с преступностью, особенно – в ее наиболее злостных и коварных разновидностях, с орга­низованной преступностью, коррупцией, терроризмом.

Да, юридические институты призваны создавать надлежащие, благоприятные условия для профилакти­ческой и карательной деятельности правоохранительных государственных органов. Но не меньшая их миссия – обеспечивать эту деятельность с максимальным учетом прав людей. И в этой связи – создавать такие гарантии прав человека (в том числе – подозреваемых в преступ­лениях, подследственных, подсудимых), которые бы по­зволяли любому лицу "спрятаться" от произвола, найти именно в праве "охранителя" и "защитника", быть уве­ренным в том, что при -любом повороте событий (даже при признании его виновным в судебном порядке) он бу­дет защищен от расправы, других проявлений произвола. Вот и получается, что право человека самой сис­темой правосудия, строгих процессуальных процедур, недопустимости применения вне этого государственно­го принуждения, порядком опротестования и обжало­ваний, презумпцией невиновности и других развитых и отработанных юридических форм и конструкций при­звано создать барьер непробиваемой защиты, огражденности человека от насилия и произвола. А с учетом неотделимой от истинного права социальной солидарно­сти – защиты от превратностей судьбы обездоленного

человека.

Думается, наряду с впечатляющей ролью права в сфере современной экономики именно характеристика развитых юридических систем как надежного "убежи­ща для человека" является – как показывает практика передовых демократических стран – важнейшим пока­зателем достигнутой ими ступени цивилизационного развития.

Негативы либерализма

Уготованная Историей миссия права в современную эпоху и те впечатляющие рубежи, которых оно уже достигло в нынешнее время, сталкиваются с иными, противостоящими им реалиями, тенденциями и направ­лениями в общественной жизни. Эти реалии и тенден­ции в ряде случаев оказываются настолько значитель­ными что они таят в себе опасность грозных послед­ствий – тяжкой беды для людей, для самой, казалось бы вполне благополучной, оптимистичной перспекти­вы' современного общественного развития. Да не толь­ко опасность - - но и уже саму беду, ее очевидные знаки пр^иметы> тяжкие проявления.

В этой связи -- замечание более общего характе­ра о чем под несколько иным углом зрения уже гово­рилось просвещении прав человека.

Было бы ошибочным рассматривать переход чело­вечества от традиционных к последовательно демокра­тическим, либеральным цивилизациям в качестве неко­его общего и непрерывного потока позитивных переосложняемого лишь некоторыми "издержками".

мен,

Действительные процессы, происходящие в современ­ном мир^е> намного сложнее. Исторически закономер­ный переход тех или иных стран, народов к демокра­тии к правовому гражданскому обществу не только носит исторически длительный, порой многовековой ха­рактер, но и в этой связи характеризуется тем, что в реальной жизни сохраняются, а порой вновь и вновь реанимируются, утверждают свою жизнестойкость, адекватность реально существующим экономическим, социальным, этическим отношениям социальные струк­туры и порядки, характерные для традиционных циви­лизаций. В ряде случаев – рудименты весьма древних эпох феодального или раннекапиталистического строя, да притом нередко в таких своеобразных социальных и политических вариантах авторитарного или тоталитар­ного типов, когда они прикрываются внешне современными, казалось бы, передовыми юридическими инсти­тутами.

И вот здесь (после позитивных оценок экономическо­го, социального и правового развития, происходящего в современную эпоху) пора сказать о сложности, противо­речивости самого процесса перехода человечества к пос­ледовательно демократическим, либеральным цивилиза­циям, о наличии в этом процессе "теневых" сторон, ус­ловий и факторов, которые могут привести к новым труд­ностям и бедам, – того, что условно можно назвать "не­гативами либерализма", его побочными продуктами.

Суть вопроса тут вот в чем. Наряду с тем поистине великим, порой фантастически грандиозным, что принесла новая эпоха, раскрепостив человеческую активность и силу Разума (и что стало основой взрывной модернизации об­щества), эта же эпоха породила – пусть и в виде воз­можности, потенции, но все же породила – явления не­гативного характера. Это и восприятие людьми свободы как состояния вольницы, и настрой на несвязанность по­ведения внешними ограничителями, и неодолимая тяга ко все более изощренному ненасытному потребительству, и новый всплеск магии власти, и простор для вспышек этнических и сепаратистских страстей.

Отсюда – нарастающие стремления овладеть путем насилия собственностью и властью. Нередко – так, что архаичные, тиранические институты оказываются "за­раженными" все новыми соблазнами, порывами к дости­жению все более и более изощренных благ современно­го потребительского общества (нередко переходящими грань морали, да и простого здравого смысла, здорово­го образа жизни). И тут же – разочарования в институ­тах политической демократии, парламентаризма, систе­мы свободных выборов, при помощи которых (а чаще – под прикрытием которых) в ряде стран устанавливаются диктаторские, тиранические режимы власти, поддержи­ваются авторитарные политические структуры. Словом, в мире заговорили (по выражению одного из современ­ных мыслителей) о грядущей анархии.

Особо сложными и трагичными эти обстоятельства дали о себе знать в тех странах, в которых радикальные силы вознамерились в ускоренных темпах перескочить из одной крайности в другую – от тоталитарного строя (да к тому же – азиатско-византийского образца) к благоден­ствующему обществу с развитой рыночной экономикой. Что, увы, в силу ряда причин и произошло в России, когда в тяжелейшей схватке за власть в 1991—1992 гг. был взят курс на "кардинальные рыночные реформы".

Думается, именно с позиций реальных процессов, свя­занных с переходом права в новое состояние и с "негатива­ми либерализма", и следует рассматривать одну из ключе­вых и сложнейших проблем нынешнего времени – пробле­му путей и способов преодоления трудностей и бед, с кото­рыми встретилось человечество в современную эпоху.

К сожалению, в обстановке усиливающейся остро­ты этих "проблем эпохи" в практических делах ряда стран и в общественном мнении возрождается былой расчет на власть как таковую, ее силу – силу бюро­кратического, полицейского аппарата, вооруженных сил, всей системы силовых ведомств и спецслужб. И отсюда – известное возвеличивание власти как перво­степенной социальной ценности (когда во имя дела, его успеха, во имя экономических и политических расче­тов можно пренебречь иными "формальностями", пра­вами некой "отдельной личности"). Именно с властью, с ее сильными и решительными акциями связываются в представлениях многих людей решение острых проблем нашей действительности, сам образ "крепкой государ­ственности"¹ . В особенности в странах (таких, как Россия), где стремление в быстрых темпах достигнуть "ка­питалистического рая", а затем и преодоление новых трудностей и бед, порожденных "кардинальными ре­формами", стало чуть ли не всеми реформаторами, объявившими себя "либералами", сопрягаться с влас­тью авторитарного, пиночетовского типа. Линия тем бо­лее объяснимая, что она один в один согласуется с укоренившимися в обществе царистскими и большевис­тскими нравами и догмами.

В этом отношении происходит даже своеобразная реанимация взглядов и убеждений из прошлых времен, из идеологии тоталитарных режимов, далеких от цен­ностей и идеалов демократического развития и верхо­венства гуманистического права, но таких, которые создают впечатление о легкости и быстроте достиже­ния некоего желанного образца – безупречного "по­рядка и дисциплины". Или же – что не менее страш­но и пагубно – быстрого формирования рыночной эко­номики "по-пиночетовски", силовыми методами.

Да, нынешнее состояние общества, да и общие требования демократического развития, нуждаются в надежной, эффективной государственности. Крепкая, эффективная государственность необходима и при пе­реходе от тоталитарного строя к строю современного гражданского общества. Необходима, в том числе и для обеспечения функционирования действенной юридичес­кой системы, включая решительную борьбу с насили­ем, преступностью, особенно организованной преступ­ностью, мафией, коррупцией, терроризмом.

Вместе с тем нужно отдавать ясный отчет в том, что само по себе разбухание и возвеличивание власти как таковой, ее выходы за рамки социально оправданного порога, а тем более "вторжение власти" в эконо­мическую и социальную жизнь возвращает общество к пройденным фазам развития, к общественным поряд­кам, построенным на доминировании власти с ее поро­ками и коварством, и отсюда – со всеми отрицатель­ными последствиями для общественного развития, про­гресса общества, его будущего, судьбы. И что это на­правление социального развития (наиболее остро и зловеще проявившееся как раз в коммунизме и фашис­тских режимах) противоречит общим тенденциям раз­вития человеческой цивилизации, необходимости модер­низации общества на основе демократии, переходу в ходе этого процесса социальных систем к правовому гражданскому обществу.

5. Основная идея. "Умерение" свободы через свободу же!

Как же быть?

И вот здесь, отдавая отчет в губительности легких быстрых решений, необходимо обратиться к праву, к пониманию его природы, особенностей и логики его "материи", его богатству юридико-конструктивного по­рядка, его уникальных функций и возможностей в ре­шении острых жизненных проблем. И в этой связи – видеть драматизм современного социального развития, основанного на либеральных ценностях и идеалах – свободе и творческой активности человека, когда наря­ду с потрясающими по грандиозности результатами та­кого развития нарастающие беды и трудности нынеш­ней эпохи сопряжены с упомянутыми ранее "негатива­ми либерализма" (и увы, с реанимацией расчетов на "сильную власть").

И вот главный вы вод из всего предшествую­щего изложения. Основная идея этой работы.

У человечества нет иного пути и иного способа решения глобальных проблем и трудностей, грозящих тяжкими последствиями для человеческого рода, как поставить в самый центр жизни людей современное право.

Только оно, право, способно противостоять впол­не возможной катастрофе, которая грозит человечеству в обстановке "грядущей анархии", "вольницы" нена­сытного и изощренного потребительства, притом, увы, в условиях, казалось бы, близкого всеобщего процве­тания.

И если принять во внимание изложенные ранее данные, ясен ответ на вопрос, возникающий в связи с приведенными утверждениями, – почему?

Да по той простой причине, что именно праву (имен­но праву, и никакому иному социальному институту) "дано" быть "умерителем" свободы человека – гаран­тированным ее носителем, определителем ее границ, а главное – способом ее переключения в творческую, со­зидательную активность. Иного пути и иного способа упорядочить свободу, отсекая от нее "негативы либера­лизма", – "умерить" и упорядочить через свободу

же\– в природе, в арсенале социальной действитель­ности просто нет. А право в высших своих значениях как будто бы специально (а быть может и не "как буд­то"), представляя собой явление Разума и высоких че­ловеческих начал, приспособлено для решения задач того как раз времени, когда реализуются ценности и идеалы Свободы и когда, увы, появляются на свет и грозят лю­дям тяжкими последствиями "негативы либерализма" и настроений вновь опереться на "сильную власть".

С этой точки зрения именно сейчас, в обстановке только-только наступившего нового тысячелетия, во многом решается судьба человечества. Прежде всего, надо полагать, решается коренной вопрос: возобладает ли в схватке между насилием и правом указанная ра­нее линия на возвышение правовых начал в жизни лю­дей, и право в своих высоких значениях – в современ­ных условиях право человека – займет центральное место в жизни общества. Или же произойдет трагичес­кий для человечества поворот назад – к порядкам пра­ва силы, к нравам (по-византийски или как-то иначе изощренно приукрашиваемым благообразными лозунга­ми и формулами) произвола, насилия.

Создается впечатление, что Провидение на самом рубеже нового тысячелетия решило, скажу жестко и грубо, ткнуть нас носом в такую тяжкую прозу жиз­ни, которую мы в череде обыденных дел не видим (а если видим, то главным образом в скандальных подробностях и в заидеологизированных политических штам­пах), но в которой, однако, отчетливо просматривает­ся наиболее глубокое и основательное в нашей жиз­ни – трудное, порой драматическое, не во всем еще утвердившееся становление основополагающих ценнос­тей современной цивилизации, связанных, помимо все­го иного, с противостоянием между правом и насилием. И по конечным итогам будем верить (на мой взгляд, верить и знать) в то, что именно право окажется в центре жизни людей.

Нужно только само "право" понимать в том высо­ком значении, которое оно приобретает – сообразно объективным процессам действительности и с достиже­ниями науки – в современных условиях, в новом, тре­тьем тысячелетии христианской эры. Что, помимо все­го иного, призвано настроить и современную науку, в том числе в практических сторонах ее служения дей­ствительности, когда отработка совершенных юридичес­ких конструкций, реализующих высшее назначение права, займет – непременно займет! – столь же зна­чимое место, как и конструирование новых поколений ЭВМ, выработка конструктивных схем биотехники и кон­структорские решения в области ракетной техники.

Право нового тысячелетия

Право третьего тысячелетия может быть названо правом цивилизованных народов.

Эти слова (право цивилизованных народов) еще в первой половине прошлого века прозвучали в одной из работ немецкого правоведа, специалиста по цивилисти­ке и сравнительному правоведению, в сущности, наше­го современника – Эрнста Рабеля. Приведу их (обо­рванные в конце фразы многоточием) в одном из ориги­нальных переводов с немецкого¹: "Переливающиеся многоцветием под лучами солнца и трепещущие от дунове­ния ветра живые организмы права цивилизованных на­родов составляют вместе единое целое..."¹

По первым впечатлениям, как будто бы – фраза как фраза, некая, пожалуй, даже нарочитая краси­вость. Я же смею утверждать, что перед нами – одна из самых основательных характеристик права в совре­менную эпоху.

Конечно, выражение "право цивилизованных наро­дов" – условное, с некоторым даже этически небес­спорным, проблемным акцентом (потому и поставленное в кавычки). Но оно все же с необходимой определеннос­тью обозначает особенности ныне существующих юри­дических систем, которые уже состоялись как "демок­ратические" и "правовые". Притом – состоялись в каче­стве реально высокозначимого звена современного гражданского общества².

Три момента в таком понимании "права цивилизо­ванных народов" с юридической стороны являются наи­более существенными.

Первое – это то, что в них уже состоялась или, во всяком случае, с достаточной строгостью определи­лась перенастройка юридической системы в соответ­ствии с началами права человека. Состоялась или опре­делилась не в декларациях, лозунгах, объявленных на­мерениях, а на деле, в самом "живом организме права , т. е. в действующих юридических механизмах, прин­ципах, нормах, в конечном итоге – в решениях судов, иных юрисдикционных органов по конкретным жизнен­ным ситуациям. Следовательно, "право цивилизованных народов" – это по своей общей социальной характери­стике последовательно гуманистическое право (в том значении понятия гуманистическое, когда оно означает приоритет и высшую юридическую значимость неотъем­лемых прав и свобод человека).

Такое значение, по всем данным, имеют решения судебных инстанций Великобритании в 1998—1999 гг. по делу Пиночета (а теперь, в 2000—2001 гг., также и Вер­ховного Суда Чили), аналогичные по значимости ре­шения Конституционного Суда и других высших судеб­ных инстанций Германии. Как отмечается в литературе по сравнительному правоведению, в Германии вообще указанное понимание права связывается не только с правонарушениями; оно касается права в целом, рас­пространяется и на частное право. Так, "в решениях Верховного федерального суда... развивается принцип посильного возмещения ущерба в случае нарушения ос­новных прав человека". Примечательно (и это в полной мере согласуется с идеей права цивилизованных наро­дов), что "этот принцип Верховный федеральный суд (Германии. – С. А.) защищал ссылкой на то, что (даль­ше приводится выдержка из решения суда. – С. А.) "почти во всех правовых системах, в которых, как и в нашей, ценности отдельной личности отводится цент­ральное место, возмещение морального ущерба за ос­корбление и унижение, физическое и моральное, при­знается в качестве гражданско-правовой санкции"¹. Вот и сейчас, в наши дни, судебные и иные государствен­ные инстанции Германии с опорой на требования права человека решают правовую ситуацию, связанную с ком­пенсациями за рабский труд, использованный немецки­ми фирмами и иными организациями при фашистском режиме.

Второе, что характеризует "право цивилизо­ванных народов" с юридической стороны, – это цент­ральное положение права как регулятора в обществе.

Центральное – и с точки зрения признания обще­значимости права во всем обществе, во всем "народе" (когда только и возможно говорить о "праве народа" или "народов"). И одновременно центральное – с точки зрения положения права во всем комплексе институтов и средств социальной регуляции. Прежде всего (и при­том с атрибутами – "абсолютно", "безусловно") – в сфере принуждения, особенно государственного, кото­рое в гражданском обществе в условиях демократичес­кого режима должно выступать исключительно в виде правового принуждения, со всеми присущими ему ха­рактеристиками – ответственностью за персональную вину, на единых для всех субъектов юридических осно­ваниях, реализуемой только в строгих процессуальных процедурах и т. д. Здесь требуется такая отработанность и главное – такое состояние действующих юридичес­ких форм и конструкций, которые исключают из жиз­ни общества произвол, и в особенности насилие, не до­пуская ни под каким видом и предлогом легализацию и использование насилия для решения жизненных про­блем, в том числе и применение методов войны с ис­пользованием регулярной армии и ее тяжелой техники для решения внутригосударственных дел, конфликтов (за исключением, понятно, пресекательных и оператив­ных полицейских действий и военных действий в дей­ствительных ситуациях войны; и там и здесь, впрочем, жестко "обставленных" законодательными ограничени­ями и процедурами).

Третье, характеризующее современное право, это концентрация в юридических системах развитых де­мократических стран оптимальных юридических средств