Правоведение в структуре права

Распространенные в нынешнюю пору характерис­тики правоведения нуждаются в принципиальной пере­оценке.

Прежде всего, вопреки расхожим представлениям, юридическая наука, связанная с практической юрис­пруденцией, – юридический позитивизм (юридический догматизм) – это не описательная дисциплина "низ­шего сорта", а полновесная отрасль научных знаний, ничуть не уступающая в данной плоскости общеприз­нанным по высокому статусу техническим наукам. Она наряду с иными задачами решает коренную задачу в области права – отработку оптимальных правовых средств и, что особо существенно, – юридических конструкций, специальных правовых принципов, от уровня которых (прежде всего – уровня выраженных в них рациональных, разумных начал) решающим обра­зом зависит надлежащее функционирование, да и само существование современного гражданского общества.

Наиболее яркий, выразительный феномен, демон­стрирующий влияние юридической науки на мир пра­ва, проявился в тех вариантах исторического государ­ственного и правового развития, когда в области юрис­пруденции решающее значение приобретали практику­ющие юристы, образующие влиятельные слои обще­ства, особые сословия.

Именно с такими направлениями государственного и правового развития, вызвавшего формирование влиятель­ного сословия правоведов-практиков, во многом связано само "появление на свет" общего, прецедентного права. Прежде всего – в том его классическом, "чистом" виде, как это произошло в Англии (а затем в США, в других странах англо-американской группы). Появление в Анг­лии в XII—XIII вв. королевской юстиции с общей импера­тивной юрисдикцией, осуществляемой профессиональны­ми судьями, как раз и положило начало тому процессу, который в последующие столетия привел к утверждению в жизни общества мощной юридической системы, имею­щей по отношению к местным обычаям единый, унифи­цированный характер (что и обусловило само наименова­ние действующего права как "общего").

Нередко при освещении своеобразия общего, пре­цедентного права подспудно проскальзывает мысль, что здесь, в отличие от права континентальной Европы (в особенности германского права), юридическая наука осталась в стороне от мирового правового развития. Да, английская юридическая система не испытала того пря­мого влияния, которое на европейском континенте ока­зали на развитие позитивного права философия просве­тителей, теория естественного права, пандектистика.

Но в Англии произошло явление не менее значи­тельное. Еще в средневековую эпоху в ней в связи с формулярным процессом – как тысячелетием ранее в Древнем Риме – начало складываться и развиваться, так сказать, первородное юридическое мышление, вы­раженное в ориентировке на строгие юридические кон­струкции, соответствующие правовые идеи и концент­рируемое в устойчивых представлениях сословия юрис­тов. Оно, это своеобразное юридическое мышление, не получило такого же (как это тысячелетие до того про­изошло в культуре римского права) "теоретизирован-ного выражения" в логических суждениях юристов-клас­сиков "золотого века" римской юриспруденции, а затем уже в Средневековье в разработках глоссаторов, в пан-дектистике. Здесь, на английской земле, в самом ходе правового развития оказались как бы кристаллизован­ными, заложенными в саму органику правовой жизни первородные основы истинного правоведения, которое в силу самой по себе юридической логики неизбежно вы­водит на фундаментальные юридические идеалы и цен­ности. И надо отдавать отчет в том, что это – тоже истинная юридическая наука, притом – в исконном, са­мом строгом ее значении, что впоследствии оказало столь внушительное позитивное влияние на демократическое развитие Великобритании, других стран. В том числе – и на формирование юридической системы США¹.

Наряду с той значительной ролью, которую играют в мире права юристы-практики, сословия юристов (при­том, что наиболее существенно, - - через сферу юри­дического мышления, правовых идей), необходимо от­дать должное также и тому направлению развития пра­воведения, стержнем которого являются научные обоб­щения высокого уровня – теория права.

Конечно, понимание "глубин" юридической материи требует хотя бы адекватного восприятия самого феноме­на права, а отсюда – непростых специальных юриди­ческих знаний, стремления проникнуть в существо, ка­залось бы, простейших юридических понятий, вырабо­танных догматической юриспруденцией, – "субъект", "объект", "правомочие", "притязание" и т. д., знание хотя бы простейших юридических конструкций.

Но стоит только встать на путь основательной на­учной проработки даже такого, казалось бы, схоласти­ческого правового материала, как оказывается, что в юридической материи обнаруживается своя "высшая математика" – свои своеобразные свойства, сложные и тонкие связи и соотношения, для которых характер­ны и построения высокого порядка (юридические конст­рукции), образующие уникальное социальное богатство, и особая юридическая логика. Эта логика, базирующая­ся на сочетании "должного" и "сущего", "долженствова­ния" и "возможного", в ряду других уже отмеченных в предшествующем изложении оснований, состоит, в част­ности, в том, что особенности права, характерные для него связи и соотношения неизбежно стягиваются (даже в неблагоприятной для права социальной среде) к своему центральному звену - - к субъективным юридическим правам, как бы по самой юридической логике требуя в том или ином виде и значении свободы для субъектов, исключения произвола, насилия. И она, эта юридическая логика, в силу своих оснований и особенностей уже не­сет в себе необходимые предпосылки и перспективу дви­жения человечества к более высоким ступеням цивили-зационного развития.

Думается, с учетом изложенного выше материала, есть основания утверждать, что в связи с особенностя­ми права, его уникальным, не имеющим альтернативы богатством, правоведение и правоведы призваны зани­мать высокое место в социальной иерархии общества. И не только потому, что они имеют ближайшее отноше­ние к ключевым проблемам общества, прежде всего – к политической власти и к собственности, нередко на­прямую включаясь в соответствующие политические и коммерческие структуры. Но и потому как раз, что состояние действующего права, выступающего наряду с другими характеристиками в качестве явления интел­лектуального порядка, существенным, а нередко и ре­шающим образом зависит от состояния науки, твор­ческой активности правоведов, и юристов-практиков и юристов-теоретиков.

С этой точки зрения имеются весомые основания полагать, что именно в области юриспруденции науке и специалистам-профессионалам уготовано особое, если угодно, "повышенно значимое" место, ничуть не усту­пающее, а в чем-то превосходящее значение науки и профессиональной деятельности в иных социальных сфе­рах (включая экономику, управление).

Конечно, подобная оценка оправдана постольку, поскольку имеется в виду действительная независимая наука, исповедующая высокие идеалы истины, привер­женности к общечеловеческим ценностям, служения людям. И тут в сфере правоведения нужно видеть дей­ствительность такой, какая она есть на самом деле. Ви­деть то, что деятельность юристов во многих случаях "замкнута" на обслуживании интересов государствен­ного аппарата, а порой, в особенности при доминирова­нии авторитарной власти и тоталитарных режимов, на­прямую носит "придворный" характер, строится по принципу "чего изволите" и, к несчастью, подчас ут­рачивает даже подобие правовой деятельности в ее ис­тинном значении.

Но как бы то ни было, в праве даже при самых неблагоприятных условиях имеются гуманитарные на­чала. А наука всегда есть наука, в ней изначально зало­жен "кодекс научной чести и научного подвижниче­ства", и во все времена в правоведении, как по своей проблематике и в иных отраслях знаний, служили ис­тине, ценностям и идеалам права крупные ученые-право­веды, великие умы, такие как Р. Иеринг, Л. Дюги, Г. Кельзен, Л. Петражицкий, И. Покровский, Э. Рабель и др. Всегда, даже в самых тяжелых политических и социальных условиях, в практической юриспруденции наряду со всем негативным и в противовес ему достой­ное место занимали юристы-профессионалы, стремя­щиеся утвердить в жизни – пусть и сообразно услови­ям и времени – высокие идеалы и фундаментальные ценности права.

Здесь есть предпосылки и для более основатель­ных выводов. Надеюсь, не будет преувеличением ут­верждать, что именно истинное положение правоведе­ния и правоведов в том или ином обществе является показателем использования в обществе потенциала на­уки и одновременно – действительного состояния пра­ва и законности в данной стране. Стремится ли государ­ственная власть "приручить" правоведов, втянуть их в свою машину властвования и сформировать податливую и облагодетельствованную властью "придворную" юрис­пруденцию (первый вариант), или же государственная власть (второй вариант) поддерживает самостоятельность и независимость отечественного правоведения, поддер­живает его как суверенную сферу социальной жизни, "терпит" любые ее основательные разработки и неиз­менно считается с ней в практической жизни – именно это является безошибочным "индикатором" факти­ческого положения в области права данной страны, его действительных возможностей и судьбы.

6. Назначение – "увековечивание" разумных начал в практической жизни

Положения данной главы открывают научную пер­спективу понимания назначения права - - носителя и проводника высоких разумных начал, их претворения в реальность, в практическую жизнь людей.

Это значит, что в ситуациях, когда те или иные жизненные вопросы решаются с "помощью права", то тут, в данной ситуации, вступает (или – должен и мо­жет вступить) в работу "объективированный Разум" – нормативные формы, юридические конструкции и прин­ципы, выражающие высокие рациональные начала и способные претворить их в практику, в реальную жизнь. Причем – так, что в жизнь, в реальные жизненные отношения в той или иной мере должны войти важней­шие ценности цивилизации – справедливость, прин­цип "равновесности", а главное – направленность ("за-ряженность") регулирования на субъективные права, свободу человека как носителя субъективных прав, его активность и творчество.

Словом, коль скоро на данном участке жизненных отношений действует право, то это означает, что здесь работают (или – должны и могут работать) "увекове­ченные рациональные начала", утвердившиеся на ос­новании опыта и отработки при решении юридических дел, а в этой связи, "заряженные" Разумом на высокие цивилизационные ценности и идеалы.

Таким образом, получается, что углубление раци­ональных начал в праве и есть оптимальное направле­ние развития гражданского общества в области соци­альной регуляции, утверждения в нем ценностей и иде­алов свободы человека, его статуса и достоинства, ус­ловий его созидательной активности, творческого дела.

Конечно, право каждой страны, в том числе и стран, достигших передовых рубежей постиндустриаль­ного и демократического развития, – явление пест­рое, с элементами различной культурной и гуманисти­ческой значимости. И, конечно же, – различных юри­дических реалий, несущих на себе следы сложного ис­торического развития той или иной страны, состояв­шихся и не оправдавшихся проектов, прозрений и ил­люзий, политических страстей, влияния своекорыстных политических сил и расчетов, произвола и капризов пра­вителей, и вместе с тем – выражающих значитель­ные, порой потрясающие достижения ума и таланта.

Но, думается, при всей неожиданности и даже па­радоксальности положений данной главы (недаром для обоснования привлечены философские данные!) есть весомые научные основания полагать, что важнейший путь возвышения права и придания уготованного ему значения в жизни людей – это путь признания и раз­работки чистого права (которое и выражает потенциал Разума). И что здесь есть центральное звено, в обыч­ных представлениях относимое к "заскорузлой, дале­кой от жизни юридической догматике" – юридические конструкции, а также связанные с ними специфичес­кие правовые идеи и принципы. И что как раз основан­ная на многообразной жизненной практике и вместе с тем углубленная, утонченная отработка оптимальных юридических конструкций и специфических правовых идей (принципов) обеспечивает такое возвышение пра­ва, когда оно в условиях развитой юридической систе­мы гражданского общества становится носителем и про­водником наиболее высоких цивилизационных ценностей и идеалов.

При таких подходах и таком развитии права можно с достаточной обоснованностью предположить, что не­избежно отпадут бытующие ныне настроения, в соот­ветствии с которыми удел юристов – сугубо "оформи­тельское" дело, всего лишь приспосабливать те или иные юридические "формы" к проектным разработкам экономистов и управленцев.

Напротив, в данной области практической деятель­ности и знаний напрашиваются иные ориентации, тре­бующие безусловного учета и безусловного использо­вания специалистами всех отраслей деятельности и зна­ний, "законов права", его логики, фундаментальных правовых ценностей и в первую очередь тех, которые выражены в отработанных юридических конструкциях, специфических правовых идеях, принципах. Сверх того, есть серьезные основания полагать, что правоведению самой логикой развития социальной действительности и науки уготовано будущее приоритетной области зна­ний. Ибо все то, что относится к реальной жизни эко­номических и управленческих принципов, – это (коль скоро имеются развитые, совершенные формы) не что иное, как отработанные юридические конструкции.

Впрочем, – это всего лишь попутное замечание, и, надо признать, весьма далекое от нынешних реаль­ностей. И не только потому, что фактическая ситуация с иерархическими зависимостями между специалистами различных отраслей деятельности и знаний ("экономис­тами", "управленцами", "правоведами"), по-видимому, еще долго по ряду причин останется такой, какая она есть сейчас, но и потому, что и само правоведение находится еще в начале пути достаточно полного и основательного овладения всем арсеналом правовых средств, всего комплекса юридических механизмов, в особенности – отработанных, совершенных юридичес­ких конструкций.

Здесь еще непочатый край для науки права, мно­гоплановой исследовательской работы по освоению мно­гообразных юридических механизмов. И когда О. Шпенглер – правда, по иным основаниям – говорит о том, что перед современным правоведением еще "не менее столетия напряженнейшей и глубочайшей работы мыс­ли"¹, он в таком прогнозе недалек от истины.

Глава девятая Право человека

Идея и современность

Право под углом зрения "высших характеристик" наряду с рациональными началами правовой материи, особенностей права как "явления Разума" имеет еще одну грань. Это – его становление и развитие как права человека.

В этой связи сначала об идее прав человека и со­временности.

Принципиальные основы идеи прав человека зало­жены и сохранили свое значение до наших дней в эпо­ху Просвещения, Великой французской революции. Они выражены в декларациях, конституциях и других доку­ментах того времени. В частности, в словах – "все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами"; "цель всякого политическо­го союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека" - прежде всего таких "неотчуждаемых и священных" прав, как "жизнь, свобода, стремление к счастью, собственность, безопасность личности" (Дек­ларация независимости США 1776 г.; Декларация прав человека и гражданина 1789 г.). Итоговая формула тако­го понимания прав человека закреплена уже в настоя­щее время в ст. 1 Всеобщей декларации прав человека: "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совес­тью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства".

Вместе с тем надо видеть, что во второй половине XIX – начале XX в. идея прав человека в обстановке бедствий "дикого" капитализма, экономико-социальных кризисов и социалистических иллюзий, начала засло­няться представлениями о приоритете "прав трудящихся" и о будто бы безусловном верховенстве в жизни общества государственной власти.

"Потребовались" (увы, приходится именно так го­ворить) неисчислимые жертвы и беды Второй мировой войны, смертный ужас сталинского и нацистского ти­ранических режимов, чтобы идея прав человека вновь заняла достойное место среди передовых взглядов, ду­ховно-интеллектуальных свершений человечества.

Более того, эта идея к середине XX в. не только была как бы заново выстрадана человечеством, поднята на высокий уровень общественного признания, но и обо­гатилась новым, основательным социальным содержа­нием. И именно в таком качестве она, начиная с 1950– 1960-х гг., стала реально осуществляться – не всегда и не во всем, впрочем, последовательно – в развитых демократических странах. Причем – так, что можно признать исторически доказанным фактом реальную воз­можность существования и успешного функционирова­ния такого социального и государственного строя, в центре которого – человек, личность с высоким стату­сом, достоинством, неотъемлемыми правами (не это ли крупнейшее, не сравнимое ни с чем иным, свершение человечества XX века?).

Два основных положения характеризуют это новое, современное содержание идеи прав человека.

Во-первых, именно права человека, выражен­ные в общественном и государственном строе общества, оказались силой —- не исключено, единственной надеж­ной и действенной силой, – способной стать преградой тирании и определить модернизацию общества, его вос­ходящее развитие в интересах человека. Демократия, сводимая (к представлении многих людей, к сожале­нию, до сей поры) к одним лишь институтам свободных выборов, в условиях доминирования силовых методов власти, "большего денежного мешка" и изощренных избирательных технологий показала себя в XIX – пер­вой половине XX в. в качестве политической структу­ры, вполне совместимой с авторитарными и даже тота­литарными режимами. Отсюда и необходимость поста­вить в центр жизни общества человека как такового, личность с высоким статусом и достоинством, неотъемлемыми правами и реализовать такую организацию со­циальной жизни в общественном и государственном строем страны.

В этой связи примечательно, что передовые мыс­лители современности особо выделяют права человека как первейшую основу современной организации жизни людей. Так, Ю. Хабермас, рассматривая главное насле­дие Французской революции (которая по значению для развития человечества, по его словам, ни с чем "не сопоставима"), указывает на то, что именно права че­ловека наряду с демократией "образуют универсальное ядро конституционного государства"¹. И что более того – "права человека обладают нормативным приори­тетом перед демократией"².

Во-вторых, права человека оказались именно тем социальным началом, которое призвано определить высокий правовой статус человека, не уступающий по­ложению государства как суверена – носителя полити­ческой власти. Причем – высокий статус не только по отношению к тому или иному государственному органу или должностному лицу (как это склонны интерпрети­ровать приверженцы приоритета "государственности"), а в отношении государства в целом.

По словам замечательного русского правоведа-мыс­лителя. И. А. Покровского, "есть такие "неотъемлемые права человека", которые никаким законом уничтоже­ны быть не могут, которые даже для государства в целом недосягаемы. "Если всякое субъективное право, – продолжает правовед, – обеспечивает личность от про­извола властей, то идея "неотъемлемых прав" на­правляется против государства как таково-г о". "Самоутверждение личности, – пишет И. А. По­кровский, – достигает здесь в юридическом отноше­нии своего кульминационного пункта. Некогда безглас­ная овца в человеческом стаде, она заявляет теперь пре­тензию на роль равноправной с государством державы..."