Формирование разведывательного батальона в Меце 1 страница

29 июля мы расположились в форте Альверслебен в Меце (Мец был взят немцами 16 июня. — Ред.). Форт находился к западу от Мозеля, и из него открывается вид вдаль на живописную Мозельскую долину.

В форте мы обнаружили старые батареи германских пушек Круппа начала XX века. Имелись даже боеприпасы к ним — они хранились, аккуратно разложенные, рядом с пушками. Инвентарная опись пушек также имела немецкое происхождение. Германские артиллеристы были вынуждены сдать эти пушки, а также земли Лотарингии и Эльзаса, завоеванные Пруссией в 1871 году (после чего произошло объединение, под эгидой Пруссии, немецких земель и образование Германской империи. — Ред.), французам в 1918–1919 годах.

Затратив много труда и усилий, нам удалось приспособить форт для размещения войск. Крепость должна была стать тренировочным лагерем для только что созданного разведывательного отряда «Лейбштандарта «Адольф Гитлер» (с августа полк «Лейбштандарт» развернут в бригаду. — Ред.).

Мне доверили его формирование в августе. Основу подразделений могли составить имевшиеся в моем распоряжении 15-я моторизованная рота, взвод бронемашин и взвод связных-мотоциклистов бывшего полка. Мне разрешили отобрать дополнительный личный состав из мотоциклетного батальона пополнения в Эльвангене.

Мне не пришлось долго заниматься поисками в Эльвангене. Молодые стрелки-мотоциклисты хотели присоединиться к боевым частям и были рады оставить свои тыловые казармы. Отличные, крепкие молодые солдаты окружили меня, как только я спросил, есть ли добровольцы. Это были молодые люди, которым только что исполнилось восемнадцать, и они были солдатами всего шесть недель. В течение нескольких дней новый батальон в Меце был укомплектован и приступил к выполнению программы интенсивной подготовки. Молодым ребятам все было по плечу. Они с энтузиазмом следовали указаниям своих инструкторов и превратились в закаленную как сталь команду. Старые поля сражений Франко-прусской войны 1870–1871 годов при Марсля-Туре (16 августа 1870 года) и Сен-Прива и Гравелоте (18 августа 1870 года) стали тренировочной зоной для мотоциклистов и разведчиков на бронемашинах.

В годы, прошедшие после разгрома Германии во Второй мировой войне, ваффен СС, и особенно об их составе, была написана масса несуразностей. Думаю, что читатель должен получить представление о происхождении и социальном составе типичного эсэсовского подразделения. В качестве примера приведу выдержку из регистрационного журнала 2-й мотоциклетной роты разведотряда «Лейбштандарта «Адольф Гитлер». Солдаты до призыва были заняты в следующих областях профессиональной деятельности:

технические профессии: 42,73 % (их отцы: 10,9 %);

торговля: 21,69 % (их отцы: 39,03 %);

индивидуальная трудовая деятельность: 14,16 % (их отцы: 26,08 %);

сельское хозяйство: 6,41 % (их отцы: 8,76 %);

не имеющие квалификации: 15,01 % (их отцы: 18,23 %).

Средний возраст солдат был равен 19,35 года. Возраст военнослужащих унтер-офицерского состава равнялся в среднем 25,76 года. Всего у военнослужащих подразделения было 450 братьев и сестер. Были представлены все регионы рейха. Можно сказать с полным правом, что эти войска представляли собой срез германского общества и не были ни подразделением отпрысков важных персон, ни наемниками.

Сорок восемь офицеров, унтер-офицеров и солдат этой великолепной роты были убиты в течение шести месяцев с 10 июля по 31 декабря 1941 года. Еще за этот же период 122 были ранены. В тяжелых оборонительных сражениях под Ростовом в декабре 1941 года численный состав роты сократился до взвода.

Как смеют сегодняшние общественные деятели называть этих честных и готовых к самопожертвованию молодых людей солдатами партии (НСДАП. — Ред.)? Эти парни сражались за Германию и, конечно, умирали не за национал-социалистическую немецкую рабочую партию, правившую в стране в 1933–1945 годах.

Осенью 1940 года меня откомандировали на курсы подготовки штабных офицеров в Мюльхаузене (Мюлузе. — Ред.) в Эльзасе. Главный преподаватель курсов, командир 73-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Билер, был превосходным специалистом. За время обучения я познакомился с парой коллег, с полковником Хицфельдом и майором Штиффатером, с которыми позднее вместе переживу несколько серьезных ситуаций в Греции и России.

В это время подразделения и части «Лейбштандарта» отрабатывали операцию «Морской лев» и тренировались в высадке морского десанта. Река Мозель была излюбленным местом для тренировок. В условиях секретности подготовка переключилась на ведение боевых действий в гористой местности. Мы гоняли на мотоциклах на бешеной скорости по крутым склонам возвышенности Мозель. Местность, окружавшая крепость с ее высокими стенами и рвами, выглядела как в цирке. Мы даже тренировались в подъемах и спусках по скалам — с мотоциклами и противотанковыми пушками. К весне мы рассчитывали стать хорошо подготовленным подразделением, готовым к боевым действиям в любых условиях. Солдаты, унтер-офицеры и офицеры работали с тяжелым вооружением как единая команда и слаженно, как часы. Генерал-полковник Бласковиц в своей речи высоко оценил наши усилия. Генерал фон Корцфлейш высказался в том же духе, когда нас проверяли в Меце в последний раз. Подразделение было готово к действиям и ожидало приказа.

Балканы

Во время Первой мировой войны немцам пришлось несладко на юго-восточном фланге. Осенью 1916 года, в то самое время, когда мы приносили самые кровавые жертвы на западе, на Сомме, на востоке, против русского Юго-Западного фронта генерала Брусилова, и на юге под Изонцо союзные державы завершили окружение Германии в результате вступления в войну на их стороне Румынии. Почти три долгих года центральные державы сражались с армией союзников в труднопроходимых горах Македонии (Салоникский фронт). Но только в сентябре 1918 года силам союзной коалиции (французы, сербы и англичане) под командованием генерала Франше д'Эспери удалось прорвать оборону немцев и болгар. С двадцатью девятью дивизиями союзников он вышел к Дунаю, решив тем самым судьбу наших союзников (Болгарии, подписавшей перемирие 29 сентября 1918 года, Турции — 30 сентября и Австро-Венгрии — 3 ноября. — Ред.).

Какую роль должны были сыграть Балканы в этой войне, весной 1941 года, можно было только гадать. Ясно было то, что Уинстон Черчилль опять оказывал решающее влияние на британскую стратегию. Как раз он организовывал высадку в Галлиполи в 1915 году и затем в Салониках.

Весной 1941 года Лондон держал в боеготовности экспедиционные войска в Средиземноморье и потом высадил их в Греции. В середине февраля министр иностранных дел Англии Иден и генерал Джон Дилл, начальник британского Генерального штаба, находились в Афинах, чтобы обсудить размещение британских войск в Греции.

В январе первые части германских регулярных войск вошли в Румынию. Эти солдаты, как говорилось, из «учебных подразделений», нашли теплый прием у населения.

В начале февраля мы тоже получили приказ на выступление. Никто не знал, куда приведет этот поход. Мы переправились через Рейн возде Страсбурга, а потом проследовали по изумительной красоты местности Южной Германии в Богемию (Чехию. — Ред.). Миновав Прагу, мы двинулись прямо на юг и на следующее утро увидели очертания Будапешта. Продолжая путь через пушту (венгерские степи. — Ред.), наш поезд приблизился к румынской границе. Мы познакомились с трансильванскими немцами, в основном саксонцами, и с их прекрасной страной в районе венгерско-румынской границы и были встречены с необыкновенным гостеприимством и радушием в Кронштадте (Брашов. — Ред.), Германштадте (Сибиу. — Ред.) и многих других выдающихся городах и селениях в Карпатах, которые издавна были заселены немцами.

Наши войска были расквартированы в районе Кымпулунг. Эта прежде тихая станция узкоколейной железной дороги совершенно преобразилась: повсюду развернулась бурная деятельность. В самый первый час нашего марша по дороге со мной произошел случай, который имел отклик в будущем. Румынский подполковник, на чем свет стоит ругавший плохие дороги, попросил меня вытащить его застрявший небольшой автомобиль из грязи. В машине сидела женщина, очевидно испытывавшая сильные боли. Я быстро забыл об этом случае.

Однако в 1943 году в Дёбериц-Крампнице ко мне подошел румынский полковник и тепло меня поприветствовал. Он все время говорил своим товарищам, что я спаситель его жены и сына. Я довольно долго вспоминал, что он имел в виду. Румын рассказал, что, когда автомобиль застрял, его жена была на пути в родильный дом и вот-вот должна была рожать. Они прибыли в роддом как раз вовремя, и жена родила сына. Мы, естественно, отпраздновали нашу встречу в Германии.

После нескольких недель стоянки в Кымпулунге мы двинулись маршем на юг в Болгарию по грязным дорогам с глубокими колеями. Гусеницы танков все глубже и глубже проваливались в грунт, и ремонтные колонны работали беспрерывно. Голые широкие пространства почти без возвышений или лесных участков виднелись по обе стороны от дороги. Время от времени мы проезжали очередную бедную деревню, в которой кроме колодца и глубоко вросших в землю нескольких грязных хибар с несколькими открытыми всем ветрам окнами ничего больше не было. Затем однажды утром мы увидели широкую землисто-бурого цвета ленту медленно текущего Дуная. К югу от Дуная в туманной дымке проглядывали поднимавшиеся ввысь горы Болгарии (Стара-Планина. — Ред.).

Солнце заливало своими немилосердно палящими лучами землю, когда мы въехали в Болгарию по мосту, построенному нашими военными инженерами. Болгары радостно нас приветствовали. Пробудились многие воспоминания Первой мировой войны, и болгарские крестьяне с гордостью показывали нам германские награды. Марш через печально знаменитую дорогу на Шипкинский перевал был незабываем. Опасные крутые повороты узкой дороги преодолевались тем не менее стремительно под надзором ремонтных команд. Когда на подъемах уже ничего не помогало, болгары одалживали своих тягловых быков.

Длинные колонны неуклонно катились в южном направлении, мимо Софии в долину Струмицы. Была опасность разбиться об острые выступы скал на дороге. Водителям с трудом удавалось вписывать свои тяжелые машины на поворотах с узких горных дорог, покрытых толстым слоем пыли. Эти дороги с их выбоинами, крутыми подъемами и спусками, поворотами, требовавшими от машин и водителей максимума возможного, уже много дней не видели такого огромного количества транспорта. В долине Струмицы образовался двадцатикилометровый затор, который стал особенно серьезной помехой для движения наших войск.

Саперы и военные инженеры построили новую дорогу, все время ее выравнивая, взрывая скалы и возводя новые мосты. Опасность задержки выдвижения войск вскоре миновала; колонны быстро пересекли долину и разошлись по нескольким долинам. Высокие горные хребты, скрытые каньоны и широкие долины эффективно скрывали огромные войсковые соединения. Большое количество горючего, боеприпасов и других запасов складировали у дорог. Марш сближения был завершен. Штурмовые роты были готовы.

Тем временем антигерманские круги, подстрекаемые англичанами, захватили власть в Белграде (особую роль сыграли исконные прорусские настроения в Сербии. — Ред.). В ходе восстания в ночь с 26 на 27 марта было свергнуто прогерманское правительство, а принц-регент Павел вынужденно покинул страну. В результате ситуация на Балканах резко изменилась (новое правительство отказалось от союза с Германией и 5 апреля 1941 года заключило договор о дружбе и ненападении с СССР. — Ред.). После переворота в Белграде Гитлер уже решил устранить югославскую угрозу нашему флангу.

Помимо 1-й танковой группы генерала фон Клейста (действовавшей с территории Болгарии) и 2-й армии генерала фон Вейхса (сосредоточившейся в бывшей Австрии), которые должны были прорваться к Белграду и занять север Югославии, 12-я армия под командованием генерал-фельдмаршала Листа (также из Болгарии) наносила удар на юг Югославии (на Скопье) и затем наступала в Грецию. 12-я армия имела в своем распоряжении шестнадцать дивизий плюс пехотный полк (моторизованный) «Великая Германия» и нашу бригаду СС «Лейбштандарт».

Гитлер приказал атаковать Югославию 6 апреля, вслед за заключением 5 апреля пакта о ненападении и дружбе между Советским Союзом и Югославией.

Жаркий весенний день близился к концу. Жара в долине Струмицы была почти невыносимой. Из-за событий в Югославии мы выдвинулись в северную часть долины в Кюстендиле, который расположен в 20 километрах от болгаро-югославской границы. 9-я танковая дивизия уже достигла этого приграничного города и имела приказ идти на Скопье и, если возможно, взять этот важный узловой город. Мы должны были следовать за 9-й танковой дивизией почти до самого Скопье, затем повернуть на юг и следовать к греческой границе через Прилеп и Битолу (Монастир).

Мой усиленный батальон построился на площади передо мной. Темнота окутала нас, когда я сообщил своим товарищам важнейшие подробности нашей предстоящей операции. Они молча слушали, как я объяснял задачу нашего передового отряда и указывал на ожидаемые проблемы. Я также считал необходимым напомнить им о жестоких боях, которые вели наши отцы в Первую мировую войну в горах Македонии и при захвате Монастира (Битолы. — Ред.), города, за который тогда было пролито море крови и который сейчас являлся одной из наших первых целей. Мы хотели взять его стремительно и внезапно. Когда я говорил об этом, то впервые ощутил безграничное доверие, которое связывало меня с моими солдатами. Я мог вести их в ад, и они пошли бы за мной.

Ночь была сырая и теплая, говорили мало, и большинство солдат курили. Каждому хотелось побыть наедине со своими мыслями перед самой операцией. Серебристый месяц отбрасывал тусклый свет на солдат, которые, согнувшись, шли рядом со своими мотоциклами. Крутой голый склон горы зловеще уходил ввысь, открывшись перед нами, как только забрезжил рассвет. Белая дорога змейкой, круто извиваясь, уходила по склону вверх, и мы знали, что нас ожидали огневые точки и «зубы дракона» (противотанковые надолбы) на перевале (перевал Стичар. — Ред.).

Авангард 9-й танковой дивизии вышел на заре, двигаясь на запад через естественную границу невысокого горного хребта. За перевалом Стичар (1063 метра) он наткнулся на югославские укрепления. Заговорили наши тяжелые орудия. 88-мм зенитные пушки и тяжелые противотанковые орудия разрушили огневые точки противника. В считаные минуты они превратились в дымящиеся развалины. Все выглядело каким-то нереальным. Далеко на востоке поднималось кроваво-красное солнце, а в долинах утренний туман смешивался с плотными клубами пыли. Очереди красных трассирующих пуль наших пулеметов уходили с захваченного нами перевала вниз в долину. Вдруг появились вражеские самолеты. Летя низко над горами, они закружились над дорогой в долине и атаковали Кюстендил. Когда бомбы падали на город, его улицы и дороги в окрестностях были забиты колоннами наших войск. Слава богу, потери были невелики, но, к сожалению, был тяжело ранен командир 2-го батальона нашей мотопехотной бригады СС «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» оберштурмбаннфюрер Мёнке. Командование батальоном взял на себя гауптштурмфюрер СС Баум.

Двигаясь в колоннах, мы все ближе и ближе подходили к границе и наконец достигли ее ближе к вечеру. 9-я танковая дивизия уже прорвалась через пограничные укрепления и продвигалась в глубь Югославии. Головное танковое подразделение наступало на Скопье, ведя огонь с ходу. Мы спускались с перевала мимо разрушенных пограничных и дорожных заграждений и умело расположенных небольших бетонных огневых точек. Нам попадались многочисленные пленные, среди которых было немало немцев из Бачки и Баната (Воеводина, автономный край Югославии. — Ред.), которые приветствовали нас громкими возгласами и пожимали нам руки. Трупы мертвых лошадей, уже раздувшиеся под южным солнцем, лежали в траншее. Живые лошади скакали по полям или безучастно стояли на краю дороги. На смену труднопроходимой местности пришла несколько иная. Гор стало меньше. Высокие заснеженные вершины остались позади. Мы наткнулись на наши первые подбитые танки и свежие могилы под Куманово, свидетельствовавшие о жестоком бое за город. Темнота опустилась быстро. Над маршевой колонной быстро сгустилась темнота южной ночи. Скоро мы должны были достичь дорожной развилки к югу от Скопье (Велес, ныне Титов-Велес). От Велеса и далее мы должны были взять на себя роль ударного авангарда в ходе наступления на юг через Прилеп и Монастир (Битола).

Мы достигли последних аванпостов 9-й танковой дивизии вскоре после полуночи и готовились вступить на ничейную землю. Прежде чем взвод передового охранения под командованием унтерштурмфюрера СС Варвжинека выступил в авангарде, я еще раз проинструктировал его солдат и командиров, сообщил о складывающейся для нас ситуации и пожелал моим боевым товарищам всего наилучшего. Я напутствовал уходивший в темноту взвод словами: «Ребята, ночь принадлежит хорошему солдату!»

Мотоциклы двинулись в путь, сначала медленно, потом все быстрее. Это напоминало о Голландской кампании. Вскоре я обнаружил, что Варвжинек лично взял на себя командование и без лишних разговоров рванул на юг. Но здесь были не гладкие асфальтовые дороги Голландии и Франции. Наше продвижение вперед было связано с переходом через узкие горные дороги и ущелья. Дорога на Прилеп круто поднималась вверх. Через короткое время первые пули просвистели над нашей головой. Отдельные солдаты противника засели где-то в горах и пытались остановить наше наступление. Я следовал за передовым отделением. Короткой команды было достаточно для продолжения движения. Вперед, и только вперед! Наша цель: овладеть территорией к югу и воспользоваться замешательством противника.

У подножия небольшого холма за деревней мы снова попали под обстрел. Бронемашины оказывали поддержку атакующим стрелкам-мотоциклистам и били трассирующими снарядами по противнику. Мотоциклисты прочесали деревню. Первое участие в боевых действиях нашего батальона привело к полному замешательству более ста югославов. Офицеры противника проклинали свои сторожевые заставы в горах. Они недоверчиво слушали объяснение нашего переводчика о том, что огонь с их застав не стал для нас помехой и мы просто продолжали двигаться на юг. Через полчаса все было кончено.

Стрелки-мотоциклисты рвались вперед. Их было не удержать. Мы продолжали двигаться дальше! В бешеной гонке по горной дороге и по мостам через пропасти мы застали врасплох батарею противника на марше. Через пару минут возбуждение спало. С лязгом и грохотом захваченные орудия свалились в пропасть.

На рассвете мы прибыли в Прилеп и связались с авангардом 73-й пехотной дивизии. Командовал батальоном майор Штиффатер, с которым я учился на курсах переподготовки в Мюльхаузене (Мюлузе). Штиффатер, двигаясь с востока (по лучшей, чем у Мейера, дороге. — Ред.), достиг Прилепа без больших потерь.

Похоже, день мог выдаться жарким. Мы позволили себе недолгий и так нам необходимый отдых. Мы далеко продвинулись к стратегически важному городу Монастир (Битола). На самой заре закапал мелкий дождь. Он смешался с пылью и превратил ее в серую липкую грязь. Озабоченно всматривались мы в убегающие тени ночи. Дорога теперь вела на равнину, с очертаниями только одной высокой горы (гора Пелистер, 2600 метров), показавшейся справа. Из-за поворота мы увидели реку Црна, где заметили солидный мост со стальными арками — он еще не был взорван.

Несколько грузовиков и запряженных лошадьми повозок противника приближались к мосту. Я видел только мост — ничего больше меня не интересовало. Он должен был попасть в наши руки целым и невредимым. Два бронеавтомобиля отделились от маршевой колонны и открыли огонь из своих 20-мм автоматических пушек по дальним подходам к мосту. Наши передовые машины помчались к мосту, как будто их гнал сам дьявол.

Запряженные лошадьми югославские повозки и грузовики, пытаясь уйти от нас, сталкивались в стремлении обогнать друг друга и создавали заторы. Они были всего в 100 метрах от нас. Мимо нас свистели шальные пули. Я уже видел невредимый мост в своих руках, но тут, эхом отдаваясь через всю долину реки, последовал оглушительный взрыв. Мост взлетел на воздух прямо на моих глазах и рухнул в воду. Лошадей, солдат и машины противника подбросило вместе с мостом в воздух, и их поглотили бурные воды Црны. Застрочил югославский пулемет.

Поначалу ужаснувшись, затем придя в бешенство и, наконец, холодно оценив ситуацию, я приблизился к остаткам взорванного моста. Командир 2-й роты 1-го разведотряда СС гауптштурмфюрер Краас стоял рядом со мной. Ситуация была быстро оценена и решение принято. Противнику нельзя было давать времени на передышку! Его нужно было преследовать.

Нам повезло! Металлическая конструкция выдавалась над водой, и ее можно было использовать как основание временного моста. Гренадеры на развалинах быстро подготовили временные позиции. Подошедшие саперные подразделения возводили новую переправу так, как будто делали это на учениях. Мотоциклисты переправились через реку и провели рекогносцировку дороги на Монастир (Битолу). Мост вырастал на наших глазах, и в скором времени первые тяжелые бронемашины переправились через реку. Наступление продолжалось.

2-я рота снова вышла вперед. Железная дорога на Монастир (Битолу) шла слева от дороги, по которой мы продвигались вперед. За ее насыпью ползали стрелки противника, тщетно пытавшиеся задержать наше быстрое продвижение. Бронемашины просто дали несколько пулеметных очередей по противнику, залегшему за насыпью и на ней. Все остальные смотрели прямо перед собой. Мы хотели взять Монастир с ходу, все прочее не имело значения. Железнодорожная насыпь все ближе и ближе подступала к автодороге, пересекая ее в нескольких сотнях метров впереди нас. Передовое отделение остановилось, и гренадеры спрыгнули в кювет по обе стороны дороги. Виднелся дом, который и был очагом сопротивления. 50-мм противотанковая пушка заняла позицию под огнем противника и пару раз выстрелила по стенам. Дом с грохотом разлетелся на части.

Только тут я заметил, что противник на насыпи активизировался, осмелев из-за остановки нашего авангарда. Из-за насыпи забил пулемет, осыпая нас градом пуль и не оставляя другого выбора, кроме как принять вызов. Дело было быстро улажено благодаря огню из бронемашин. Оставшиеся в живых югославские солдаты бежали в болотистую низину за железнодорожной насыпью.

Я уже собирался прыгнуть в мотоцикл унтершарфюрера СС Вайля, когда возобновившийся огонь нескольких югославов вновь прижал нас к земле. Мой планшет изрешетило пулями; его обрывки лежали на краю кювета. Пули противника застучали по траве, взбивали сырую землю вокруг нас. Булькающий звук заставил меня посмотреть на Вайля. Он корчился на дне кювета, его нижняя челюсть была раздроблена и повисла.

Мы не могли себе позволить застревать тут! Противнику нельзя было давать прижимать нас на подходах к Монастиру (Битоле) и выбить нас из этих высоких холмов. Я крикнул передовым подразделениям. Мотоциклисты, как акробаты, запрыгнули в свои мотоциклы и помчались вперед. Передовые подразделения, как магнитом, притягивали за собой остальную часть батальона. Мы мчались по смоченной дождем скользкой дороге. Дождь шел весь день, при этом через пелену рваных облаков начинало пробиваться солнце.

Сопротивление югославов нарастало. Трассирующие пули их пулеметов злобно свистели, прошивая насквозь служащие своего рода укрытием стога сена, превращая их в гигантские факелы. Монастир (Битола) находился прямо перед нами. Мы уже видели раскинувшийся среди гор город. На склоне по правую руку я увидел вражескую батарею, которая как раз занимала позицию. Вперед! Нет времени тушить пожары! Мы должны были войти в город. Мы хотели схватить защитников за горло. Нас завораживала скорость! Из пулеметов мы били очередями по противнику по обе стороны дороги. Прямо перед нами возникло наполовину возведенное дорожное заграждение. Огонь! Воздух вспарывали очереди из бронемашин, и в баррикаду полетели ручные гранаты. В полном замешательстве ошарашенные защитники бросились в укрытие.

Вопреки ожиданиям противника, мы не наступали широким фронтом. Вместо этого мы действовали нешаблонно, подобно удару кинжала, — батальон входил в город колонной. С нами не было только артиллерии. Она заняла позиции и вела огонь через наши головы.

Я не видел ни церквей, ни минаретов, ни других зданий — только пулеметные гнезда, оборонявшихся в домах и решительность противника. Батальон все дальше и дальше углублялся в город. Я потерял свои карты, но знал, где находились казармы. Мы хотели добраться до них, потому что именно там мы нашли бы командный пункт, управлявший действиями противника.

Солдаты противника, расположившиеся на площади, бросились врассыпную, как только из-за угла с ревом выскочили наши мотоциклы. Противник стрелял по нас из всех окон, с крыш и из садов. Бронемашины доказали свою надежность. Их оружие доставало до каждого подозрительно выглядевшего угла и заставляло вражеских стрелков искать укрытие. Под прикрытием огня из бронемашин заняли позицию два тяжелых 150-мм орудия. С 200 метров они открыли огонь по казармам. Результат был впечатляющим. В течение двадцати минут Монастир (Битола) лишился почти всех своих защитников, за исключением очага сопротивления на железнодорожной станции. Здесь сражалось саперное подразделение, бой с которым завершился в течение часа.

Наше наступление подтвердило то, что мы узнали за годы учебы. Машина — это оружие.

На протяжении нескольких часов приводились и разоружались безучастные ко всему пленные. Мы захватили без единого выстрела целый артиллерийский батальон. Но бой нужно было продолжать; нам некогда было отдыхать.

Югославские (сербские) силы располагались на Охридском озере и заняли перевал Джяват (1179 метров) в 20 километрах к западу от Монастира — на дороге, ведущей к озеру Пресна и далее к Охридскому озеру. Мы знали, что значительные британские силы, высадившиеся в Греции, подходили с юга и выдвигались в направлении города Флорина (около 30 километров к югу от нас, на территории Греции). На меня сильно давили, требуя принятия решения о наших следующих действиях. Мы были одни в Монастире (Битоле) и в ближайшие двадцать четыре часа не могли рассчитывать на поддержку. Мне пришлось выдвигаться в двух направлениях, а также удерживать Монастир с захваченными пленными, артиллерией и железнодорожниками.

Усиленной роте Крааса было поручено пересечь перевал Джяват и попытаться установить контакт с итальянцами, которые находились в Албании западнее Охридского озера. Роте Шредера было приказано разведать британские позиции к югу от Монастира (Битолы) и не упускать из виду противника. По возможности следовало не давать британцам уйти с перевала Клиди. Оба ротных командира смотрели на меня в изумлении, когда получали эти приказы. Хуго Краас недоверчиво покачал головой.

Ситуация для Шредера складывалась вовсе не так уж плохо. У него был большой простор для маневра, и, при хорошем состоянии дорог, у него были все возможности для рекогносцировки. Роты двинулись в путь. Мои мотоциклисты, истребители танков, саперы и гренадеры с радостным смехом проезжали мимо меня. Они уходили в темноту, в неизвестность. Личный состав штаба приготовился к обороне и поддерживал радиосвязь.

Мы поддерживали постоянный контакт с ротами и получали сообщения из бронемашин. Нам постоянно было известно их местонахождение. В течение нескольких минут Краас атаковал батарею, расположенную в районе садов к западу от Монастира (Битолы), которая сдалась в плен. Я все еще ожидал приказа открыть огонь.

К полуночи Краас прошел через несколько деревень и был у подножия перевала Джяват. Разведка доложила, что перевал занят, и хорошо оборудованная оборонительная позиция была устроена по гребню горного хребта. В плен попали разведгруппы противника. Атака перевала должна была начаться на рассвете.

Шредер также действовал успешно и вскоре докладывал уже с греческой территории — из Флорины и Веви. Между этих двух населенных пунктов с ротой произошел курьезный случай. Как гласит старая поговорка, ночью все кошки серы. На следующее утро Шредер представил следующий отчет:

«Я направил несколько разведгрупп с перекрестка дорог и медленно следовал за первой, производившей рекогносцировку в направлении Флорины. Вскоре после этого из темноты возникли две разведывательные бронемашины, направлявшиеся в нашу сторону. Ни о чем не подозревая, мы продолжали двигаться вперед. Я думал, это были наши. Мы поняли свою ошибку только тогда, когда они оказались в двух метрах позади нас. Два английских бронеавтомобиля остановились перед нами, затем медленно двинулись дальше. Они не поняли, кто перед ними. Видимо, они приняли нас за сербов. Успокоившись, я двинул роту на несколько сотен метров вперед и ожидал возвращения английских бронемашин. Через полчаса они стали жертвой нашей засады на дороге. Мы смогли узнать о намерениях противника. Австралийские войска (в составе британских сил) заняли возвышенность и перекрыли долину обширными минными полями».

Шредер держал в поле зрения британцев и продолжал свою разведку боем. Наши тяжелые орудия и минометы, очевидно, обманули противника относительно истинной численности наших сил, и англичане из-за своих заграждений не высовывались.

Атака Крааса на перевал Джяват началась рано утром. Дорога здесь круто поднималась в гору, так что о внезапной атаке не могло быть и речи. Крутые повороты следовали один за другим. Почти отвесные пропасти, ущелья, нависающие скалы и голые, безлесные пространства довершали картину. Перевал был 1179 метров высотой; граничило с безумием рискнуть атаковать его только одной усиленной ротой. Но нашим козырем была внезапность. Никто не ожидал такого быстрого продвижения, и совсем уж никому и в голову не могло прийти, что одна только рота может рискнуть атаковать перевал.

Наши рекомендации