Теория общинного быта у славянофилов.

Но в той же самой летописи, из которой Эверс и его последовате­ли почерпали доказательства для своей теории родового быта, находится не мало данных, свидетельствующих, что накануне призвания князей у славян были, по-види­мому, какие-то крупные общественные соединения, не похожие на мелкие родовые союзы. Так, рассказав о расселении восточных славян в нашей стране и об осно­вании города Киева, летописец говорит, что у полян основалось свое княженье, у древлян свое, у дреговичей также свое, равно у славян ильменских (в Новгороде), у кривичей (в Полоцке и Смоленске) и т. д. То же самое видим и в рассказе о подчинении славян варяжским князьям. Рюрика с братьями вызывают славяне иль­менские по общему совещанию с чудью и весью. Аскольд и Дир, утвердившись в Киеве, начали владеть всей «польской землей». Олег, взяв Смоленск, стал брать дань с кривичей; взяв Киев, подчинил себе полян; при подчинении северян и радимичей вел переговоры с це­лым племенем и т. д. Ясное дело, следовательно, что, рассказывая о появлении князей на Руси и их первона­чальной деятельности, автор сказания представлял себе восточных славян разбитыми на несколько более или менее крупных общественных союзов, причем во главе этих союзов стоят некоторые города — Новгород, Смо­ленск, Киев и т. д. Эти союзы выступают в летописном повествовании и позже, уже при князьях, под именем «земель», «волостей».

Все это заставило некоторых ученых критически и даже отрицательно отнестись к теории родового быта. Первый, кто открыл поход против нее, был известный основатель славянофильства — Константин Сергеевич Аксаков. Не отрицая существования в древнейшее вре­мя родового быта у восточных славян, Аксаков стал доказывать, что для времени, предшествовавшего не­посредственно призванию князей, родовой быт был уже давно пройденной стадией развития. Термин «род» в употреблении летописи, по мнению Аксакова, не значит род в собственном смысле, а чаще всего семья, иногда родные в неопределенном значении, иногда племя и, наконец, весь народ. Родового быта в эпоху призвания князей, следовательно, уже не было. Правда, родовое начало, несомненно, действовало потом в междукняжес­ких отношениях. Но это начало было не туземное, а наносное, варяжское, народ оставался совершенно рав­нодушным к родовым княжеским счетам, интересуясь личностью данного князя, а вовсе не соображениями его родового старшинства или меньшинства. Тому быту, который начался с призвания князей, предшествовал, по мнению Аксакова, быт общинный. Прежде чем сомк­нуться в единое государство под властью князей, славя­не сомкнулись в ряд общин, члены которых связаны были не родством, а соседством. Общины решали все свои дела на вечах и управлялись властью выборных старейшин. Мелкие общины, сообща владевшие землей и связанные круговой порукой, назывались вервями; из соединения их составлялись волости, или земли, ставшие позднее княженьями. Эту теорию Аксакова развили и обставили доказательствами профессора-юри­сты Московского университета: Беляев в своей статье «Русская земля перед прибытием Рюрика», Лешков в своей статье «О верви» и в книге «Русский народ и государство».

Итак, Аксаков и его последователи отвергли непос­редственный переход от родового быта к государствен­ному и установили существование промежуточной ста­дии между родовым бытом и государственным. В этом их заслуга. Но как образовались эти промежуточные союзы, Аксаков и его последователи не дают прямого ответа на этот вопрос и ограничиваются только простым констатированием факта, что накануне появления кня­зей славяне объединены были уже не кровными узами, а соседством, территорией и единством материальных интересов.

Теория племенного быта.

Вопрос о происхождении «земель» или «волостей» занял внимание позднейших историков. Ответ на него постарался дать, прежде всего, Костомаров. Основываясь на свидетельстве летописи, что у полян было свое княженье, у древлян свое, у дреговичей свое и т. д., Костомаров решил вопрос в том смысле, что крупные общественные союзы, существо­вавшие у славян до варяжских князей, были племенные союзы, соединение родственных родов, и что образова­лись эти союзы путем естественного размножения родов и расселения их по соседству друг с другом. Эта теория в сущности недалеко отошла от теории, которую пропове­довали Эверс, Соловьев и Кавелин. Эти ученые также не отрицали существования племенной организации среди восточных славян накануне призвания князей, но толь­ко не придавали этой организации большого значения, считая племенные связи чрезвычайно слабыми, легко порывавшимися, и признавали крепкими только родо­вые. Костомаров же со своей стороны выдвинул на первый план именно племенные связи, узлы которых затя­нуты были в главных городах племен, где сидели племенные князья.

Теория Сергеевича относительно образования земель.

Но теория Костомарова не удержалась в исторической науке. Было указано, что прежние общественные союзы славян, существовавшие накануне призвания князей» хотя, быть может, и зародились в недрах отдельных племен, но уже вышли из рамок племенного деления восточных славян. Новгородский союз, например, обни­мал собой не одних ильменских славян, но также часть кривичей (изборских) и финские племена чудь и весь. Полоцкий союз составился из кривичей и части дрего­вичей; Смоленский из кривичей и части радимичей; Черниговский из северян, части радимичей и вятичей и т. д. На почве этих наблюдений создались теории, со­вершенно отрицающие участие родственных начал в об­разовании древнерусских земель или волостей. Резче других этот взгляд проведен был Сергеевичем в его сочи­нении «Вече и князь». По его мнению, земли или воло­сти сложились таким образом: группы предприимчивых людей из одного или разных племен и даже инородцев осаживались в известном определенном пункте и устра­ивали город. Жители таких укрепленных пунктов при благоприятных условиях могли стремиться к расшире­нию своих владений и с этой целью захватывать чужие земли и подчинять себе разрозненное население этих земель. Для береженья своих приобретений им прихо­дилось ставить пригороды, которые во всем зависели от главных городов. Так и создались земли, или волости, во главе которых стояли города. Так создался тот поря­док, который лаконически изображен в известном заяв­лении летописи: «новгородцы и смольняне, и полочане и все волости на веча, как на думу, сходятся, и на чем старшие положат, на том и пригороды станут».