Из доклада м. робеспьера в конвенте «о принципах революционного правительства»

25 декабря 1793 г. (5 нивоза II года)

Теория революционного правления столь же новая, как и революция, приведшая ее. Ее нечего искать в трудах политических писателей, не предвидевших эту революцию, ни в законах

таранов, которые, удовлетворившись возможностью злоупотреблять своей властью, мало занимаются изысканием ее законности. Это слово является для аристократии предметом страха или клеветы, для тиранов только предметом возмущения, для многих людей загадкой; это слово надо объяснить всем для того, чтобы по крайней мере объединить добрых граждан вокруг принципов, имеющих общественный интерес.

Функция правительства — направить моральные и физические силы нации к цели, намеченной при его создании.

Цель конституционного правительства — сохранить республику; цель .революционного правительства — создать ее.

Революция — это война свободы против ее врагов; конституция — это режим победоносной и мирной свободы.

Революционному правительству нужно употреблять чрезвычайную активность именно потому, что оно ведет войну. Оно подчиняется менее единообразным и менее строгим правилам потому, что оно действует в бурных обстоятельствах, оно в движении и в особенности потому, что оно вынуждено беспрерывно и быстро развертывать новые ресурсы, так как появляются новые опасности, борьба с которыми не терпит отлагательства.

Конституционное правительство занимается главным образом гражданской свободой, а революционное правительство — общественной свободой. При конституционном режиме почти достаточно охранять индивидуумов от злоупотреблений общественной власти, при революционном режиме сама общественная власть вынуждена защищать себя от всех клик, нападающих на нее.

Революционное правительство обязано оказывать честным гражданам покровительство нации, а врагам народа должно нести только смерть.

Эти понятия достаточны, чтобы объяснить происхождение и природу законов, которые мы называем революционными. Те, кто называет эти законы произвольными или тираническими, — глупые или развращенные софисты, стремящиеся смешать противоположные вещи: они хотят подчинить одному и тому же ре-. жиму мир и войну, здоровье и болезнь, или вернее они хотят лишь возродить тиранию и хотят смерти родине. Если они ссылаются на буквальное выполнение конституционных сентенций, это лишь для того, чтобы безнаказанно их нарушать; это подлые убийцы; для того чтобы без риска задушить республику в колыбели, они стараются связать ее неопределенными правилами, от которых они сами умеют легко отделаться.

Конституционный корабль был построен вовсе не для того, чтобы остаться постоянна в верфи; по следует ли бросить его в море во время бури и навстречу противному ветру. Это то, чего хотели тираны и их рабы, которые сопротивлялись строительству этого корабля, по французский народ повелел вам ждать, когда море успокоится; он выразил единодушное желание, чтобы вы, несмотря на вопли аристократии и сторонников федерализма, сначала освободили бы его от врагов. Храмы богов не для того построены, чтобы служить убежищем осквернителям святыни, а конституция не создана для того, чтобы покровительствовать заговорам тиранов, жаждущих уничтожить ее.

Если революционное правительство должно быть более активным в своих действиях и более свободным в своих движениях, чем обычное правительство, разве от этого оно менее справедливое и менее законное? Нет, оно зиждется на самом святом из всех законов — на благе народа, на самых неопровержимых правах, на необходимости.

У него есть и свои правила, все они черпаются из справедливости и общественного порядка. У него нет ничего общего с анархией и беспорядком; его цель, наоборот, подавить и то и другое, чтобы внести и утвердить господство законов; у него нет ничего общего с произволом. Его должны направлять не страсти частных лиц, а общественный интерес.

Принципы революционного правительства должны приближаться к обычным принципам во всех случаях, когда они могут строго применяться, не мешая общественной свободе. Мерой силы революционного правительства должна служить наглость или коварство заговорщиков; чем оно строже по отношению к злым, тем более благоприятным оно должно быть к добрым; чем больше обстоятельства заставляют его применять необходимые строгости, тем более оно должно воздерживаться от мер, которые напрасно стесняют свободу и задевают частные интересы без всякой пользы для общества. Оно должно плыть между двумя рифами, между слабостью и смелостью, между модерантизмом и крайностями. Модерантизм для умеренности — это то же, что бессилие для целомудрия, а крайности столь же похожи на энергию, как водянка на здоровье...

Но тут-то правительству нужна крайняя осмотрительность, ведь враги свободы следят за тем, чтобы обратить против него не только его ошибки, но и самые разумные его меры.

Если правительство ударяет по тому, что называют преувеличением, они стремятся поднять модерантизм и аристократию. Если оно преследует оба эти чудовища, они со всей своей властью проповедуют преувеличения. Опасно оставлять им средства вводить в заблуждение рвение добрых граждан, но еще опаснее лишать бодрости и преследовать добрых граждан, которых они обманули. Республика рискует погибнуть в конвульсиях из-за одного из этих злоупотреблений, и она безошибочно погибнет от изнеможения из-за другого...

Что же надо делать? Преследовать преступных сочинителей коварных систем, покровительствовать патриотизму, даже в его ошибках; просвещать патриотов и беспрестанно подымать народ до уровня его прав и его судьбы. Если вы не примете этого правила, вы все потеряете. Если бы пришлось выбирать между патриотическим рвением и отсутствием гражданских доблестей или маразмом модерантизма, нечего было бы колебаться. Крепкое тело, томящееся от избытка сил, представляет больше ресурсов, чем труп. Желая излечить патриотизм, остережемся убить его...

Указывая на обязанности революционного правительства, мы отметили опасности, грозящие ему. Чем больше его власть, чем более свободны и быстры его действия, тем более ими должна руководить честность. В тот день, когда эта власть попадет в нечистые и предательские руки, свобода будет потеряна; ее имя станет предлогом для оправдания самой контрреволюции; ее энергия станет сильным ядом.

Доверие французского народа к Национальному конвенту основано на характере, проявленном им.

Передав всю власть в ваши руки, народ ожидал, что ваше правительство будет настолько же благодетельным по отношению к патриотам, как и грозным по отношению к врагам родины. Он возложил на вас обязанности развернуть одновременно смелость и политику, необходимые для того, чтобы подавить их, а главное, для того, чтобы поддержать среди нас союз, в котором вы нуждаетесь для осуществления ваших великих судеб.

Создание Французской республики — это не детская игра; оно не может быть делом каприза или беззаботности, ни случайным результатом претензий частных лиц и революционных элементов. Созданием вселенной руководили и сила и мудрость.

Возложив на членов вашей среды страшную задачу постоянно следить за судьбой родины, вы тем самым вменили себе закон, по которому вы должны оказывать им поддержку своей силой и своим доверием. Если бы все представители народа не способствовали революционному правительству энергией, знаниями, патриотизмом и благосклонностью, как могло бы оно иметь созидательную силу, пропорциональную усилиям Европы, нападающей на него, и усилиям врагов свободы, со всех сторон давящих на него? Горе нам, если мы откроем наши души коварным инсинуациям наших врагов, которые могут победить нас, только разъединив нас! Горе нам, если мы разорвем наши связи, вместо того чтобы крепче их стянуть, если частные интересы, если оскорбленное честолюбие будут важнее для нас, чем родина и правда!