ОБЛАСТЬ ВЕЛИКИХ ОЗЕР. НАГЧУ ДЗОНГ – САГА ДЗОНГ
Была еще ночь, когда все поднялись и занялись упаковкой постельных принадлежностей. 4 марта 1928 г. запомнится всем членам экспедиции, как окончание плена на негостеприимных нагорьях Тибета. Рассвет мягко окрашивал небо, а снежные вершины горной цепи Шанг-шунг, находящейся позади нас, были окутаны темно-синей дымкой. Над крышами Нагчу поднимались струйки дыма, но улицы были все еще пустынны. Погонщики яков, или по-тибетски лакто, пили чай с цампой, сидя на корточках около больших костров, разложенных на улице, за воротами штаб-квартиры экспедиции. Началась погрузка багажа на яков, и только через три часа груженый караван тронулся в путь. Мы решили покинуть Нагчу после отправки всего тяжело груженного транспорта.
В половине восьмого все было закончено, ушла последняя группа яков и исчезла в узком ущелье за рекой. Мы выступили в путь в сопровождении двух доньеров из дзонга, которые сопровождали нас в Намру. Наши монгольские слуги, возвращающиеся в Цайдам, распрощались с нами и подарили церемониальные шарфы. Они очень сожалели о нашем отъезде и страшились неприятностей от губернаторов. Они слышали о том, что слуги-тибетцы доктора Филчнера были брошены в тюрьму, и опасались подобной же участи. В Нагчу мне пришлось переговорить с местными властями об их безопасности, и те обещали оказывать нашим людям всяческую помощь во время их пути в Цайдам. Мы выдали слугам от имени экспедиции сертификаты на тибетском языке с просьбой к гражданским и военным властям Тибета оказывать этим людям необходимую помощь и защиту на тибетской территории, а высоко-поставленный тибетский лама, отправляющийся в Цайдам, согласился взять их со своим караваном. Четыре месяца спустя я с радостью узнал, что все они благополучно добрались до своих родных земель.
Перебравшись через реку, все еще крепко скованную льдом, мы поднялись на горный отрог, и скалистый силуэт скрыл от нашего взора Нагчу с его монастырем. Едва заметная тропинка вилась вдоль южных склонов невысокого горного хребта, протянувшегося на запад.
С этого момента мы двигались в западном направлении в течение пятидесяти дней. Солнце прогревало воздух, и идти было приятно.
Наконец-то мы покинули Нагчу с его мусорными кучами и направились в Индию. Мы знали, что дорога будет трудной, что местность, которую нам предстоит пересечь, находится на высоте 15 500 футов и включает несколько перевалов. Чантанг, или высокогорье северного Тибета, представляет собой область горных равнин и долин, пересеченных могучими снежными хребтами, самый высокий из которых протянулся с запада на восток. Так как на каждом переходе мы были вынуждены менять вьючных животных, то приходилось останавливаться около стоянок кочевников, а для этого порой нужно было сделать длинный крюк. Большинство этих стоянок находилось в горных долинах, укрытых от зимних ветров и бурь.
После двухчасового перехода вдоль южных склонов хребта, расположенного почти параллельно снежной горной цепи Шанг-шунг, мы поднялись на небольшой перевал, находящийся с северо-западной стороны. По северным склонам хребта продвигались с трудом, лошади то и дело проваливались в глубокий снег. Спустившись, мы вышли в узкую долину, лежавшую западнее перевала. Замерзшие между кочками лужи осложняли путь. Мы ехали по долине еще пару часов и в два часа добрались до группы кочевий, расположившихся на травянистых склонах близлежащих холмов. Здесь мы получили неожиданную новость: наш грузовой караван яков, который шел из Нагчу другой, северной дорогой, вдоль гребня хребта, находится в настоящий момент примерно в двух милях от нас. Мы поспешили на север и, перебравшись через долину, погребенную под глубоким снегом, вышли к небольшому кочевью только для того, чтобы убедиться, что никакого каравана здесь нет.
Вскоре после нашего прибытия подул сильный юго-западный ветер, и мы решили переждать, отправив людей на поиски каравана. Порывы ветра поднимали в воздух тучи мельчайшей пыли с навозных куч, оставленных у кочевья отарами овец, и находиться в этом месте было невозможно. Поэтому мы с полковником отправились на поиски более чистого места. На другой стороне долины нам удалось найти клочок сухой земли, пригодный для установки палаток, и мы замахали остальным, чтобы они присоединялись к нам. Здесь мы провели около часа, сидя на земле среди камней, укрываясь, насколько могли, от жестокого юго-западного ветра. Внезапно в долине появился всадник, пробивающийся через глубокий снег. Это был Очир, один из наших монголов, который сообщил, что лошади и верблюды достигли стоянки на южном маршруте и что тяжело груженный караван яков должен появиться вслед за ними. Мы тут же повернули назад, повторно перейдя через заснеженную долину. Пес Кадру, измотанный длинными переходами, отказался идти, и пришлось взять его в седло.
Добравшись до южной дороги, мы увидели первую приближающуюся группу яков с палатками, и другим инвентарем, необходимым для походной жизни. Около шести часов был разбит лагерь, и мы смогли немного отдохнуть после долгого и утомительного перехода. Ветер утих, и мы наслаждались теплым, спокойным вечером: термометр показывал -1°С. Последняя группа вьючного каравана прибыла только к восьми вечера, животные были измотаны продвижением по глубокому снегу, лежащему вдоль горных хребтов. Кроме того у нас не было питьевой воды и топлива. Местные кочевники приготовили их для нас примерно в десяти милях отсюда, на берегу маленькой речки, именуемой Цангпо. Было уже поздно и караванные животные были совершенно измучены, потому нельзя было снимать лагерь и идти дальше. После коротких переговоров мы получили все необходимое для ночлега. Так как в долине не было воды, мы были вынуждены растапливать снег. Проводник из Нагчу вдруг заявил, что он не знает дальнейшего маршрута, и ему пришлось искать замену.
Лама из Амдо, которому доводилось жить среди кочевников данной местности, сделал все возможное, чтобы поудобнее устроить нас. Я спросил его, сколько времени нам потребуется, чтобы дойти до границ Индии. Он замахал руками и сообщил, что Джангар, или Индия, находится очень далеко и что потребуется по крайней мере шесть месяцев напряженного пути! Утром следующего дня у нас возникли трудности с поиском сменных лошадей. Некоторые лошади, поставленные из Нагчу, оказались неприспособленными к трудным и длительным переходам через снега. У местных жителей лошадей не было, и с огромным трудом нам удалось раздобыть новую лошадь для погонщика верблюдов. Утро было чудесным, и мы с восхищением любовались сверкающими снежными вершинами отдаленной горной цепи Шанг-шунг.
После двухчасовой езды по слегка поднимающейся широкой долине, в некоторых местах покрытой снегом, мы подъехали к берегу Цангпо, где местный старшина поставил для нас белую палатку, украшенную орнаментом, и несколько черных палаток для наших слуг и двух доньеров из дзонга. Так как по плану это было место нашей вчерашней стоянки, то мы решили продолжить путь до Парты, где нам следовало сделать привал на один день, согласно официальному письму, или дай-игу, отправленному еще до отбытия из Нагчу, с уведомлением о нашем приезде. Мы пересекли широкую равнину, покрытую снегом. Месяцем раньше переход через нее был бы труднее из-за глубокого снега, который в настоящее время достаточно осел, и в некоторых местах можно было увидеть торчащие из-под снега перья грубой травы, растущей на тибетских нагорьях. С юго-западной стороны возвышалась горная цепь, покрытая снегом, очевидно, северный отрог Шанг-шунга.
Перейдя равнину, мы поднялись на невысокий хребет и подошли к узкой долине со следами прежних лагерных стоянок. Резкий юго-западный ветер, начавшийся в середине дня, осложнял продвижение. Солнце скрылось за тяжелыми серыми тучами, плывущими с огромной скоростью.
В час дня мы добрались до широкой долины, имеющей форму окружности и именуемой Парта. В узкой ответвляющейся долине для нас были установлены несколько палаток. Толпа чангпов, или северян, со своим старшиной помогала нам ставить палатки. Это было трудным делом, поскольку ветер продолжал дуть с непрекращающейся силой и вскоре превратился в воющий ураган. Все торопились поскорее спрятаться в палатки. Темнело. Из-за сильного сквозняка внутри палаток бесполезно было зажигать свечу, поэтому пришлось спокойно сидеть и слушать шуршание падающего снега и песка, бьющегося о наружные откидные пологи. Долина Парта, расположенная к юго-востоку от лагеря, исчезла за завесой быстро надвигающихся туч из снега и пыли. Было что-то сверхъестественно жуткое в свисте и завывании, разносящемся среди бесплодных гор и заснеженных долин этой унылой страны. Всю ночь ветер штурмовал лагерь, как будто все силы природы вырвались на свободу и с отчаянной силой пытались снести палатки, выдергивая колья и обрывая веревки. Под ужасающим напором ветра палатка полковника рухнула. К рассвету ветер стих и дал нам небольшую передышку перед снятием лагеря.
Мы выехали около шести утра, поднялись на невысокую гряду в западном направлении и вышли на широкую равнину, окруженную низкими скалистыми хребтами. Сильный юго-западный ветер, который начался вскоре после отъезда, крайне затруднял продвижение. Жестокий ветер тибетских нагорий, иногда дующий с силой урагана, действует путешественнику на нервы и чернит его лицо до неузнаваемости. Некоторое время мы двигались вдоль северного берега озера Наммар фунтшок, первого крупного водоема на пути. К западу от главного озера находилось множество более мелких, окруженных болотами. Мы входили в район Великих Озер – огромный водный бассейн, состоящий из ряда очень соленых озер, расположенных одно за другим севернее Трансгималаев. Путь вдоль берега озера был непроходимым из-за заболоченной почвы. Пришлось сделать длинный крюк к северу и пройти мимо гейзеров, окруженных соляными пластами.
К половине второго мы достигли дневной стоянки. Местный старшина приготовил несколько палаток, около входов в которые лежали груды кизяка. Из ста яков только двадцать девять с палатками дошли до места. Остальные, неспособные идти дальше, остановились на ночь около озера Наммар фунтшок. Это была неприятная новость, поскольку означала, что нам придется задержаться еще на день в ожидании грузового каравана. Ветер утих перед заходом солнца, и мы надеялись провести спокойную ночь. Голубин, у которого жар продолжался несколько дней после езды в снег и ветер, чувствовал себя все хуже, и врач дал ему аспирин и коньяк для прогревания.
На следующий день грузовой караван прибыл в половине двенадцатого. Погонщики рассказали о потере в пути десяти животных. Я попытался достать новых у местных кочевников, чтобы заменить выдохшихся. Но местный старшина посетовал, что большая часть скота погибла в течение тяжелого зимовья и из-за юго-западного ветра, который дул каждый день на протяжении двух недель, покрыв равнину огромным слоем снега и лишив тем самым животных подножного корма. После долгих переговоров мы смогли раздобыть лишь четырнадцать вьючных животных до следующей стоянки.
Широкая равнина, на которой мы находились, и пастбища, протянувшиеся вдоль нее на сорок пять миль, относились к долине Парта. Она была окружена низкими каменистыми хребтами, изъеденными эрозией. Заснеженный пик к юго-западу от лагеря высотой примерно 18900 футов местные жители называли Джунг. Он возвышался над всеми пастбищами Парты. Горные цепи к югу от долины были выше северных и постепенно переходили в более высокие горные цепи, формирующие часть северных отрогов Трансгималаев. Пастбища Парты относились к району Нагчу.
На другой день в семь часов утра мы свернули лагерь и проследовали равниной, постепенно поднимавшейся к западу. Обогнув пик Джунг, экспедиция сделала привал на два с половиной часа рядом с группой стойбищ, огражденных, как обычно, стенами из аргала. Традиционно местные жители часто останавливаются во время переходов, чтобы животные могли отдохнуть и пощипать вволю травы на бедных пастбищах Тибетского нагорья. Мы попытались заставить караванщиков пройти еще немного, но они отказались, так как запланированный дневной переход был завершен. Все дальнейшие препирания оказались бесполезны.
Утро следующего дня было очень холодным, дул слабый юго-западный ветер. Мы миновали пик Джунг и пересекли покрытый снегом перевал Ламси. Не слишком крутой склон оказался трудным для лошадей из-за крепко смерзшегося скользкого снега. Два часа мы шли по каменистой тропе в южном и юго-западном направлении, спускаясь и поднимаясь по низким хребтам, являющимся отрогами более высокой горной цепи, в которую входил пик Джунг. Достигнув узкой заснеженной долины, сразу начинающейся с южной стороны пика, мы устроили однодневный привал. Местные кочевники приготовили для нас три палатки. К западу, на расстоянии примерно шести миль, мы приметили обширное соляное озеро, протянувшееся с севера и северо-запада на юг и юго-восток. Местные жители называли его Ниашинг тшо. Долина, в которой мы устроили лагерь, была все та же Парта и представляла границу Нагчу. Назавтра нам предстояло войти во владения района Чохор, собственность монастыря Сера в Лхасе.
На следующий день мы свернули лагерь около восьми часов утра. Поднявшись по заснеженному горному хребту юго-западнее от нашей стоянки, мы вышли на песчаную равнину, расположенную южнее озера Ниашинг. Озеро виднелось на северо-западе: изумительная темно-синяя гладь в обрамлении белых соляных берегов. Местные жители утверждали, что в нем обнаружена какая-то разновидность «водной коровы». Иногда на рассвете этих животных видели на берегу, оглашающих мычанием пространство.
К полудню мы подошли к небольшому ручью, впадающему в озеро, перешли его и оказались на холмистой местности, пересеченной узкими долинами. Некоторое время шли вдоль ручья, но добравшись до подножия перевала, были остановлены одним из доньеров Нагчу, поспешившим вернуться назад и сообщившим скверную новость, что официальное письмо из Нагчу было умышленно задержано местным старшиной. Это не позволяло нам идти дальше, поскольку не было предварительных договоренностей с местными властями. Надо было разыскать виновного и договориться с другим посыльным о доставке письма в Намру. Я настаивал на том, чтобы виновного немедленно доставили ко мне. Обвиняемый был доставлен. Это был малый с лицом преступника и бегающими глазками. Он не отвечал ни на какие вопросы, которые мы ему задавали, и я приказал связать его, в ожидании дальнейшего расследования. В соответствии с обычаями страны мы решили передать его вышестоящим местным властям для надлежащего наказания.
Вечером произошла большая неприятность: мы потеряли превосходного верхового пони профессора Рериха. Это был карашарский пони и одно из лучших ездовых животных.
Ночью сильный юго-западный ветер сорвал несколько палаток. На колья, к которым были привязаны палатки, навалили тяжелые мешки с мукой и фуражом. К рассвету натиск ветра уменьшился, и мы тронулись в путь при тихой погоде. При переходе через перевал, к западу от нашей стоянки, нам пришлось взбираться на ряд низких, песчаных горных хребтов, покрытых хорошо сохранившимся под снегом подножным кормом. Особенно сочные травы росли на участках детритового песчаного лесса. Это характерно для тибетских нагорий На широкой песчаной равнине, к юго-западу от Ниашинг тшо, местные крестьяне приготовили для нас палатку. Так как мы были в пути всего лишь два часа, то решили за час дойти до верховья долины и отдали людям распоряжение перенести палатки в другое место. Мы обогнули северный берег небольшого соляного озера, отделенного от Ниашинг тшо низко расположенной равниной. Очевидно, когда-то оно соединялось с более крупным озером, но потом усохло, и теперь два водоема разделены узкой полоской земли. В сезон летних дождей озеро, что поменьше, выходит из берегов и затопляет перешеек. Местные жители рассказали мне, что протяженность большого Ниашинг тшо равнялась трем дням пути, что составляло около пятидесяти миль. Долину, по которой мы шли, окружали низкие песчаниковые хребты. Заболоченные участки земли вдоль озера были покрыты скудной травой и служили пастбищами для скота кочевников Чохора. Я уже говорил, что в результате суровой зимы местные жители потеряли большую часть своего скота. Мы сделали привал у ручья, журчавшего среди песчаных холмов к северо-западу от долины. Больше всего нас поразило почти полное отсутствие крупной дичи. За время странствия из Нагчу мы лишь однажды видели двух куланов. От кочевников мы узнали, что все животные ушли далеко на север в поисках пастбищ. На дороге мы увидели несколько туш молодых тибетских антилоп, видимо погибших зимой от голода.
Местные кочевники мало что знали о Намру. Одни говорили, что мы достигнем окрестностей Намру за четыре дня, другие, что за десять. Старшина сказал мне, что озеро имеет другое название – Дунг тшо, из-за мычания «водных коров». Мне так и не удалось выяснить, какое животное подразумевается под этим названием. Сначала мы решили, что это выдра, замеченная в Чу-на-кхе и в других местах тибетского нагорья, но вода в озере оказалась соленой. Я попытался заполучить шкуру или череп этого животного, но у местных жителей ничего не было.
Как обычно, мы свернули лагерь рано утром и, перейдя через широкую долину в западном направлении, прошли мимо ряда небольших озер. Самое большое из них называлось Чаг тшо, некоторые называли его Чанг тшо. Чрезвычайно трудно было установить правильные названия мест, так как большинство из них имело сразу несколько имен.
Спустя четыре часа мы свернули в горную долину, протянувшуюся на северо-запад, и сделали привал около стоянки кочевников. С юго-западной стороны можно было видеть небольшое озеро Пу тшо, из которого местные жители добывали соль. Долина относилась к другому району, называемому Саскья, являющемуся собственностью монастыря Саскья в провинции Цанг. Местность была бесплодной, растительность почти полностью отсутствовала. Казалось, что местные кочевники одичали и дегенерировали, как будто бы бесплодная страна лишила их человеческой искры, которой обладали их восточные соседи.
На следующий день мы продолжили путь, последовательно преодолевая ряд низких песчаных гребней. Пронизывающий юго-западный ветер, дующий с Пу тшо, заставил нас мерзнуть, несмотря на сибирские шубы. Непрерывное чередование подъемов и спусков оказалось очень изнурительным для бедных животных. Через два часа пути мы вышли на холмистую равнину, протянувшуюся от озера Пу тшо к горным цепям на севере. Мы остановились в узкой долине северо-западнее озера, на берегу ручья, текущего по нескольким руслам. Местные кочевники относились к монастырю Саскья. Они отказались сделать необходимые приготовления, и доньеры из Нагчу слегка отхлестали двух из них. Мы столкнулись с тем, что население местных монастырских владений с неохотой повинуется распоряжениям из Лхасы, и нашим доньерам с трудом удалось достать необходимые запасы и сменных лошадей. Могучие снежные вершины поднимались к югу от озера Пу тшо. Во время дневного перехода мы видели много туш тибетских антилоп. Местный джем-no, или старшина, заверил меня в том, что мы достигнем окрестностей Намру на следующий день. Таким образом, мы были вынуждены ежедневно менять проводников, поскольку каждый из них знал маршрут только на расстоянии дня пути от собственной стоянки.
В половине восьмого мы сложили лагерь и, взойдя на скалистый отрог с западной стороны, вновь оказались на равнине Пу тшо. Нам пришлось пересечь широкую равнину, протянувшуюся к юго-западным горам. Равнина была покрыта щебнем, кое-где чередовавшимся с участками лесса, поросшего травой. В отдалении мы заметили первое стадо куланов. Мы даже не пытались стрелять в них, так как согласно нашему паспорту, полученному в Нагчу, охотиться строго запрещалось. Около полудня мы остановились около стойбища кочевников. Один из доньеров выехал вперед, чтобы добраться до Чаглунгхара или Намру в тот же день и попросил нас остаться здесь, чтобы дать ему возможность подготовить для нас в дзонге сменных животных.
В Намру вел еще один путь прямо по северному берегу Пу тшо, сокращавший расстояние на два дня пути. Он был совершенно пустынным, и никаких стойбищ вдоль него не было.
Местные кочевники, чангпы, или северяне, совершенно отличались от хорпов. Здесь преобладал монголоидный тип с сильно развитыми скулами и круглыми головами. Их физическое развитие было ниже нормального Цинга и рахит были распространены повсеместно. Нынче выдался первый теплый день с момента отъезда из Нагчу; вечером температура была около -5°С.
Мы продолжили путь через равнину на юго-запад, к узкой горной долине, расположенной среди хребтов. Равнину повсюду покрывали хорошие пастбища. Мы обратили внимание на то, что старшины жили в каменных домах у подножия холмов, и это было большим достижением по сравнению с кочевниками-чангривами ва в районе Нагчу. Спустя четыре часа мы въехали в каменистую долину, ведущую к небольшому перевалу, где и устроили привал около каких-то палаток. В полдень погода испортилась: тяжелые тучи заволокли небо, и самым неприятным было то, что пошел мокрый снег и подул холодный ветер.
На следующий день мы двинулись в путь в восемь часов утра и преодолели перевал с юго-западной стороны, затем спустились на широкую равнину, уходящую далеко на север. Она была покрыта щебнем, чередовавшимся с песком. Прошлой ночью здесь прошел сильный снегопад, и все было покрыто свежим снегом. Голые холмы, окружавшие равнину, были сильно выветрены непрерывно дующими юго-западными ветрами и перепадами температур. Подножия холмов были погребены под нагромождениями камней, снесенных ледниками.
Одним из самых значимых факторов, участвующих в создании природного ландшафта тибетских нагорий, является юго-западный ветер. Зимой он приносит снег, который тает ранней весной, сдувает его и выветривает юго-западные склоны гор. В период летних дождей (июль и август) он приносит влагу и иногда является причиной сильных ливней. Страну, по которой мы шли последние несколько дней, можно было справедливо назвать геологическим кладбищем.
Некоторое время мы шли вдоль подножия холмов, поднимающихся к югу от равнины, затем свернули на запад и, перейдя скалистый отрог, увенчанный обо, двинулись на юг, к находящемуся там горному хребту (18000-20000 футов).
После часовой езды мимо песчаных холмов мы въехали в горную долину, где находился Намру дзонг, административный центр района. Долина была покрыта многочисленными ледяными торосами, осложнявшими продвижение. Чтобы добраться до поселения, нам пришлось пересечь широкий участок заболоченной земли, мерзлой и скользкой в зимнее время. Деревня, представлявшая собой сборище грязных, полуразвалившихся каменных лачуг, находилась на берегу маленькой речки, текущей на север к равнине. Дома окружали большие мусорные кучи и стены из аргала. Поблизости были разбросаны многочисленные палатки кочевников. В центре селения находилось здание дзонг-пона, представлявшее собой довольно жалкое строение с несколькими молитвенными знаменами на крыше. Жители рассказали, что раньше районом Намру управлял местный вождь, дом которого мы видели при въезде в долину. Был он построен на ветреном месте, с фасадом, обращенным на север равнины. Со времени бегства Таши ламы в Чаглунгхаре был основан дзонг для защиты дороги, проходящей вдоль западного берега Чанг нам тшо или Тегри-нора. В официальной переписке место значилось под именем Намру дзонг, а местные жители по-прежнему называли его Чаглунгхар. В дзонге размещались два лхасских представителя: светский, или дун-кхор, и чиновник-лама, или дзедрунг. Дун-кхор находился в Лхасе, а его коллега дзедрунг оставался в дзонге.
По приезде в деревню мы были встречены доньером из Нагчу и смешанной компанией из местных вождей, сородичей и торговцев из внутреннего Тибета. Нам показали около дзонга место для лагеря, но так как оно было грязно и покрыто толстым слоем навоза, мы решили перебраться на другой берег реки. Здесь находился ряд террас с глубокими выветренными каньонами. Это место было сухим и показалось нам подходящим для стоянки. Разбив лагерь, мы отправили послание дзонг-пону о нашем намерении посетить его. Посыльный вернулся и сообщил нам, что дзонг-пон будет очень рад принять нас. Мы вновь перешли на другой берег реки по узкому деревянному мосту и проследовали в дзонг. Несколько слуг поджидали нас у ворот.
Весь двор дзонга был плотно забит тюками с шерстью и маслом, так как все местные налоги оплачивались этим товаром. В центре двора стояла черная кочевая палатка. Нас проводили в небольшое помещение, которое и было жилищем дзонг-пона. Сам чиновник, молодой человек лет тридцати, сидел на низком стуле у алтаря, на котором стояла глиняная фигурка Будды Сакьямуни. Позади алтаря висело несколько танок, или нарисованных изображений. Здесь были Авалокитешвара в его четырехруком проявлении, Белая Тара и Ямантака. Перед изображениями стояли тяжелые серебряные чаши и жертвенные лампады. На стене, напротив окна, висела огромная коллекция огнестрельного оружия. Тибетские чиновники были страстными покупателями оружия и платили за него непомерные деньги. В коллекции дзонг-пона из Намру имелось примерно тридцать русских армейских винтовок, несколько японских винтовок Арисака и немецких Маузера, было также несколько немецких пистолетов Маузер и револьверов Наган. Вместе с огнестрельным оружием висело несколько богато украшенных тибетских сабель. Среди них я заметил короткие бутанские кинжалы, длинные с двойными рукоятками мечи, которые тибетская пехота носит на спинах, и несколько длинных тяжелых сабель, или шо-лангов. Я поинтересовался у дзонг-пона, какая польза от такого количества оружия. Он улыбнулся и ответил, что в случае необходимости ему придется защищать дзонг.
Нас усадили на длинную скамью у окна по правую руку от губернатора. На низком столике перед нами разлили тибетский чай. Дзонг-пон был братом жены губернатора Нагчу и претендовал на то, чтобы быть нашим другом и доброжелателем. Он уведомил нас о том, что паспорт, или лам-инг, из Лхасы все еще не получен, и он действительно не представляет, что с нами делать. Но поскольку нас рекомендовали ему власти Нагчу, то он отошлет нас к следующему дзонгу. Он не получал писем, касающихся нас, и был в неведении о нашем приезде. Нам придется на один день задержаться в Намру, чтобы он мог собрать необходимое количество животных для каравана. Мы убеждали его ускорить наш отъезд и не откладывая переговорить с местными вождями и старшинами. Были приглашены старшины. Местный глава утверждал, что нам придется дорого заплатить за караванных животных, поскольку был неподходящий сезон для путешествий. Местное население не держало вьючных животных около дзонга, за исключением некоторого количества дзо, пасущихся около юрт. Из-за сильных зимних снегопадов большинство кочевников ушло на север и находилось на расстоянии четырех-пяти дней пути отсюда. Чтобы добраться до Нагтшанга потребовалось бы 15 дней, а караванных животных пришлось бы менять на каждой остановке.
Это было большим неудобством, так как если бы старшины не смогли обеспечить нас достаточным количеством караванных животных, то нам бы пришлось задержаться в пути на неопределенное время.
Мы настаивали на том, чтобы губернатор снизил цены до приемлемых и сделал все от него зависящее, чтобы все было приготовлено к завтрашнему дню, так как мы очень спешим, да и здоровье некоторых членов экспедиции оставляет желать лучшего. В случае смерти любого из них возник бы источник бесконечных неприятностей для Тибета. Дзонг-пон спрашивал, известно ли нам, что за последнее время многие европейцы были убиты в Китае, и в связи с этим он желал знать относительно мер, принятых европейским и американским правительствами. Я ответил, что правительству Китая придется нести всю ответственность за преступления, совершенные на его территории, и компенсировать причиненный ущерб. Дзонг-пон сказал, что он не в состоянии приказать крестьянам привести животных сразу, так как его должность была учреждена недавно, и крестьяне, руководимые из поколения в поколение вождями племен, отказывались подчиняться чиновнику из Лхасы, который был для них чужаком. Даже имелись случаи убийства должностных лиц местными кочевниками. Дзонг-пон выразил глубокое удивление, что правительство послало нас таким трудным окружным маршрутом, вместо того чтобы позволить пересечь внутренний Тибет где-нибудь в провинции Цанг за Лхасой и Шигадзе.
После долгих переговоров цены были наконец установлены. Наем ездовой лошади от Намру до Шенца стоил восемь нгу-сангов и пять шо, наем яка – пять нгу-сангов. Следовало сразу же отправить посыльного в Шенца с сообщением о нашем прибытии и с просьбой приготовить сменных яков, чтобы у нас не было задержек в пути. Отъезд был назначен через два дня.
Весь следующий день мы потратили на то, что пытались достать фураж, замороженное молоко и баранину. Чтобы настроить губернатора более дружественно, мы подарили ему цейсовский полевой бинокль. Это произвело хорошее впечатление, и нас снабдили двадцатью мешками фуража за шестнадцать нгу-сангов и пятью овечьими тушами. Мы раздали небольшие подарки погонщикам яков, прибывшим с нами из Нагчу. Те, кто добрался до лагеря первым, получили кое-что еще. Все они занялись заточкой сабель о камни, поскольку возвращались в Нагчу все вместе, но не доверяли друг другу.
После обеда я пошел поговорить с дзонг-поном о доньере, который будет сопровождать нас в Шенца. Я попросил прислать сильного и бдительного человека, хорошо знающего дорогу и страну, которую нам предстояло пересечь. Он обещал прислать того же самого доньера, который сопровождал экспедицию Филчнера в Шенца дзонг. Я попрощался с губернатором и возвратился в лагерь, чтобы готовиться к отъезду.
18 марта, 1928 г. Раннее утро было ясным, и день обещал быть солнечным. Нам хотелось ускорить отъезд, чтобы пересечь гребень горы, расположенной западнее Чанглунгхара, до того, как начнется ежедневная полуденная буря. Сбор вьючных яков проходил очень медленно: всадники гнали перед собой небольшие группы животных к нашему лагерю. Из-за обильного снега, выпавшего зимой, большинство животных было угнано далеко на север, и поэтому местному населению было трудно доставить нам необходимое количество вьючных животных. Несмотря на задержку, мы выехали в десять часов и направились в сторону горного перевала Тамар-кьер (около 16700 футов).
Тропа следовала через узкое крутое ущелье к вершине перевала. Ущелье было блокировано булыжниками, и большие скопления осколков напоминали валы, воздвигнутые для защиты. С вершины перевала мы спустились в круглую горную долину, прикрытую со всех сторон высокими горными цепями. С вершины мы заметили маленькое озеро Намка тшо, расположенное севернее на широкой нагорной равнине.
Около разрушенной каменной лачуги, прежде занимаемой богатым старшиной, для нас было поставлено несколько палаток. Местный старшина, пожилой человек, голова которого дрожала и непрерывно дергалась, встретил караван экспедиции. Нам снова пришлось менять караванных животных, но замена прошла гладко благодаря нашим проводникам из Намру, оказавшимся чрезвычайно умелыми людьми. Главный проводник был тибетским кочевником из района Гьянгце, хорошо знавшим местность и совсем недавно служившим проводником в экспедиции Филчнера. Он был одет в темно-фиолетовый халат, отделанный мехом, а на голове носил темно-красный тюрбан. На поясе у него была длинная сабля кам-па, а на шее – красивая серебряная амулетница. Его помощник, официально именуемый ми-сер тху-ми, или представитель крестьянства, был набожным человеком, выбранным из местных кочевников. Он отличался спокойствием и имел значительное влияние на своих соплеменников. Ехал он верхом на яке и управлял им с замечательной ловкостью.
Мы продолжили путь на запад по узкой тропе к другому перевалу Натра ла (16900 футов). Маршрут был обозначен многочисленными мендонгами, построенными по обеим сторонам дороги. Этот маршрут обычно используется странниками из кочевых районов Тибета при их ежегодных паломничествах к священной горе Кайлас. С вершины Натра ла открывается замечательная панорама окружающего горного района и широкой песчаной равнины к северу от него. На юге возвышается горная цепь высотой около 17000 футов. У ее подножия раскинулись низкие скалистые отроги из песчаника и огненно-красного известняка. В лучах утреннего солнца пустынный ландшафт сверкал разнообразными оттенками красного, фиолетового, пурпурного, оранжевого и желтого цветов. Местность очень походила на пустынный район Аравии и на мрачное царство песков Китайского Туркестана. Маленькая речка Чавар цангпо, впадающая в соляное озеро Пангонг тшоча, расположенное на севере равнины, питала скудные пастбища вдоль своих берегов. Спуск с перевала проходил по узкой тропе через изъеденное эрозией ущелье, сквозь ряд песчаниковых горных хребтов. Мы остановились на день у подножия невысокого песчаного отрога, недалеко от нескольких стоянок кочевников. День выдался теплый и безветренный, а ночью неожиданно ударил мороз, температура упала до – 12°С.
20 марта. Мы выехали сравнительно поздно, в восемь часов утра, преодолели отрог к западу от лагеря, спустились на равнину и прошли всего четыре мили, после чего пришлось разбить лагерь на противоположном берегу реки Чавар цангпо. Мы возражали против этого, но проводники сообщили, что мы достигли границы другого района и должны ждать новой смены животных, так как этим животным идти дальше не полагалось. Место, где располагался наш новый лагерь, называлось Шоде намоче и принадлежало большому тибетскому монастырю Ташилунпо. Местный старшина жил в бедной каменной лачуге, окруженной несколькими дворами, используемыми в качестве загонов для овец.
21 марта. Перед выходом нас заставили поволноваться новые сменные животные. Они были отдохнувшими, только что с пастбищ, где провели целую зиму на воле без сбруи и седла. В результате все одичали, становились на дыбы и брыкались.
Тропа проходила по горной местности среди выветренных холмов из гранита и песчаника с прослойками красного известняка. Многочисленные мендонги указывали наш дальнейший путь. После пятимильного перехода по сильно пересеченной холмистой местности мы вышли на обширное плато, заросшее скудной и грубой травой. Плато было излюбленным пастбищем для дичи, и мы видели здесь множество тибетских газелей (Gazella picticaudata).
Преодолев низкий горный перевал Чиангку ла, через узкое ущелье мы спустились в узкую долину, расположенную между двумя песчаниковыми отрогами. Многочисленные высохшие русла сезонных ручьев указывали на значительное количество осадков, выпадающих в дождливые летние месяцы. С вершины перевала мы любовались прекрасным видом долины небольшой речки Бучу цангпо, впадающей в озеро Тшо Зилинг. Эта местность называлась Лунгмар, из-за имевшегося в долине красного известняка.
22 марта. Мы двинулись в путь рано, несмотря на морозное утро и температуру -13°С. Пронизывающий западный ветер затруднял продвижение каравана. Выйдя из лагеря, мы поднялись на невысокий горный перевал, называемый Лунгмар ла, и спустились в долину, лежащую юго-западнее перевала. Около пяти миль мы шли по долине на юго-восток, затем повернули на юг и обогнули большой горный массив. Местные кочевники сообщили нам, что Таши лама проезжал этим маршрутом во время бегства в 1923 г. После шестнадцатимильного перехода мы разбили лагерь в узкой долине, защищенной волнистыми, поросшими травой холмами. Место называлось Доринг, или «Одинокий Камень», из-за любопытных мегалитических памятников, найденных поблизости. Это были первые памятники такого рода, обнаруженные в Тибете. До сих пор было открыто только несколько святилищ первобытной религии Бон. Это главным образом неотесанные каменные алтари, или лха-со. Некоторые, найденые в западном Тибете, были изучены покойным доктором А.Х.Франке из моравийской миссии в Лехе.
Мегалитические памятники находились м<