Имелась ли хозяйственная необходимость в производстве тех улучшений, которые были сделаны арендатором? 7 страница

КС РФ определил, что конфискация добросовестно приобретенного товара недопустима. Однако установление доброй совести - исключительная прерогатива суда. Административный орган не может и не должен выяснять наличие (не) добросовестности.

В последние годы изъятие автомобиля только по тому основанию, что он был незаконно приобретен, насколько известно, перестало быть повсеместной практикой. В то же время органы ГИБДД отказывают в регистрации автомобиля, если устанавливают, что ранее он был приобретен по подложным документам и, соответственно, его регистрация была незаконной. Но отказ в регистрации - это не изъятие автомобиля, поэтому здесь уже речь идет не о защите владения, а скорее о защите права.

В настоящее время КС РФ не видит здесь нарушения конституционных прав, мотивируя свою позицию так: во-первых, защита собственности предоставляется в отношении того имущества, которое приобретено на законных основаниях <1>, во-вторых, право собственности в отношении транспортного средства продиктовано его повышенной опасностью <2>. Очевидно, что второй аргумент затрагивает не только незаконных владельцев, но и собственников транспорта. Ресурсы защиты будут состоять, видимо, в развитии процедур установления безопасности автомобиля в случае выявления недостоверности имеющихся технических документов.

--------------------------------

<1> Тем самым обнаруживается тот факт, что расширенное толкование объекта защиты ст. П1-1 Конвенции не принимается КС РФ.

<2> См.: Определение Конституционного Суда РФ от 16 октября 2007 г. об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Пименовой Марины Юрьевны на нарушение ее конституционных прав п. 3 ст. 15 Федерального закона "О безопасности дорожного движения".

Понятно, что ограничение изъятия автомобилей не исчерпывает всей проблемы защиты владения в отношениях с административными органами.

Важно отыскать общие ориентиры в этой сфере.

Учитывая, что сама ситуация имеет достаточно древнее происхождение, есть смысл обратиться к литературе прошлых лет, чтобы подчеркнуть вытекающий из сути проблемы общий характер предлагаемых решений: "Аресты, секвестры, конфискации, запрещения и другие лишения или ограничения права пользования имуществом и выбора занятий имеют место не только в двух вышеуказанных случаях <1>, но еще и в видах ограждения казенного интереса" <2>.

--------------------------------

<1> ...по поводу преступлений и проступков, а также с исключительной целью устранения какой-либо опасности.

<2> Тарасов И.Т. Очерк науки полицейского права. М., 1897. С. 69.

Понятно, что при жестком толковании защита "казенного интереса" позволяет вторжение в имущественную сферу не только нарушителя, но и иного лица.

Признав правомерность в нашем случае административного насилия, выразившегося в изъятии имущества у третьих лиц, мы тем самым уже сделали вывод о бесперспективности защиты полученного владения в рамках административной юрисдикции, поскольку не допущено нарушений собственно порядка изъятия.

Следует заметить, что, конечно, проблема выходит за рамки деятельности таможенных органов и затрагивает вообще сферу полицейских, административных отношений, в том числе, например, наложение ареста или опись имущества судом или судебным приставом-исполнителем. Здесь имеется прямое указание на то, что допускается обращение взыскания на имущество должника, находящееся у иных лиц (ст. 77 Закона об исполнительном производстве). Такая формулировка указывает на право собственности в отношении подлежащего изъятию имущества, ведь только такая связь остается с теми вещами, которые оказались у других лиц. В этом не остается сомнений, если учесть, что для продажи (а именно в этом состоит обращение взыскания на имущество, см. ст. 54 Закона об исполнительном производстве) необходимо, чтобы имущество принадлежало должнику на праве собственности.

Соответственно, и норма ст. 119 Закона об исполнительном производстве, предоставляя "заинтересованным лицам" средство защиты на случай "спора, связанного с принадлежностью имущества, на которое обращается взыскание" - иск об освобождении имущества от ареста или исключении его из описи, - должна пониматься прежде всего как норма о защите собственности или в крайнем случае законного владения, поскольку оно не совместимо с арестом, изъятием имущества и его предстоящей реализацией (здесь прежде всего следует указать залогодержателя).

Казалось бы, тем самым защита незаконного владения отпадает и значение права на исключение имущества из описи (освобождение от ареста) для нашей ситуации утрачивается, хотя сама по себе возможность предъявления титульного иска третьим лицом, заявляющим о своем праве собственности, существует не только в сфере исполнения судебных решений, но и во всех других случаях административного изъятия вещи. Однако это средство помогает нам сориентироваться в решении иного, наверное, самого сложного, вопроса: какова природа права административных органов на изъятое имущество с момента изъятия и до его вручения покупателю или взыскателю, если имущество не будет реализовано?

Именно при определении этого вопроса и выходит на первый план иск об освобождении имущества от ареста (об исключении из описи) как известная альтернатива искомому средству защиты. Ведется дискуссия о характере этого иска: является он только иском о признании права собственности или виндикационным, т.е. об истребовании вещи. Для наших целей эта дилемма не имеет большого значения, ведь в любом случае мы ориентируемся на ситуацию утраченного владения - следствие изъятия вещи. Поэтому соотносим иск, предусмотренный ст. 119 Закона об исполнительном производстве, только с виндикацией, не обсуждая случая возникновения спора при оставлении вещи у фактического владельца.

Напомним, что виндикационный иск подлежит удовлетворению, если он предъявлен собственником к незаконному владельцу вещи. Понятно, что административный орган, изъявший имущество на законных основаниях, не может рассматриваться как незаконный владелец. Но если иск подлежит удовлетворению (нет никаких оснований сомневаться в том, что при доказанности надлежащего титула на стороне истца иск удовлетворяется и вещь ему возвращается), то ответчик, удерживающий вещь, которым является орган государства, не может считаться законным владельцем, ведь от законного владельца вещь не виндицируется (ст. 301 ГК).

Следовательно (в этом и состоит главный вывод), право административного органа на вещь не является каким-либо частным правом <1> и не защищается цивильными средствами, т.е. иском.

--------------------------------

<1> Для сравнения: "...таможня, заявляя данный иск, не является носителем субъективного права" (Громова Н.В. Споры, связанные с применением ст. 10 ГК РФ // Комментарий судебно-арбитражной практики / Отв. ред. В.Ф. Яковлев. Вып. 4. М., 1997. С. 79). Речь идет об обращении взыскания на залог (далее автор обосновывает возможность применения ст. 10 ГК о злоупотреблении правом применительно к реализации залога по требованию таможенных органов).

Е.А. Суханов подчеркивает, что налоговые, таможенные отношения являются публично-правовыми и к ним неприменимы нормы гражданского права; в то же время вмешательство публичной власти в имущественную сферу может повлечь нарушения вещных прав, "а потому и требует особых способов защиты" (Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд. Т. I. М.: Бек, 1998. С. 614).

Интересно, что при рассмотрении ФАС Северо-Западного округа дела (Постановление от 14 августа 2000 г. N А56-4661/100) суд, обсуждая, имеется ли неосновательное обогащение управления юстиции, пришел к выводу, что получение денежных средств еще не тождественно приобретению (и сбережению) этих средств.

Интересно сопоставить этот вывод с правилами, сформулированными английским правом в деле Costello v. Chief Constable of Derbyshire Constabulary.

Полиция, подозревая, что автомобиль "Форд эскорт" был похищен Костелло или с его ведома, изъяла у него этот автомобиль в июле 1996 г. (Костелло не мог доказать свое право собственности). При этом полиция опиралась на предоставленное ей законом (в частности, Законами о статусе полиции и о доказательствах по уголовным делам) право задержания и изъятия вещей. К январю 1997 г. установленные законом цели изъятия были исчерпаны, однако полиция отказалась возвращать автомобиль. Костелло обратился с иском об истребовании автомобиля.

Позиция полиции (ответчика) была основана на двух тезисах: 1) никакого владельческого или иного титула не имеется у вора или последующего получателя похищенного имущества, следовательно, полиция не обязана возвращать автомобиль Костелло, но только действительному собственнику или его правопреемникам; 2) даже если владельческий титул принадлежит вору или последующему получателю, то тем не менее у полиции нет обязанности вернуть похищенное вору или приобретателю этого имущества.

Эти доводы защиты были убедительно опровергнуты судом. При этом суд ссылался также на дело Webb v. Chief Constable of Merseyside Police. Это дело возникло в связи с тем, что полиция, изъяв у истца деньги, предположительно полученные от наркоторговли, и не сумев привлечь истца к ответственности, тем не менее деньги конфисковала. Апелляционный суд признал за истцом право на возврат денег. В деле Вэбба были сформулированы правила: "1) факт владения дарует владельческий титул, даже если владение было получено противозаконно или по незаконной сделке; 2) владельческий титул, как бы слаб он ни был, может уступить только тому лицу, кто может доказать лучший титул; 3) установленные законом права полиции просто лишают "собственника" ("owner" <1>) владения на период узаконенного удержания, так что в конце этого периода полиция обязана вернуть изъятое имущество "собственнику", независимо от тех соображений публичной политики, что результаты преступной деятельности не должны возвращаться преступнику".

--------------------------------

<1> Кавычки - в оригинале. Еще раз замечу, что в любом случае английское право не проводит четкой грани между собственностью и владением, хотя ситуации, когда собственника определенно нет, английские суды, конечно, хорошо различают.

Суд по делу Костелло дополнительно указал, что норма закона, позволяющая ответчику сослаться на то, что третье лицо имеет более сильное право, чем право истца, применима лишь к тем случаям, когда такое третье лицо известно. Кроме того, суд указал, что полиция лишь тогда вправе отказаться от возврата изъятого имущества, когда само по себе такое владение является противозаконным либо когда запрещено передавать такое имущество <1>.

--------------------------------

<1> Указываются в качестве примеров наркотики или оружие при отсутствии разрешения.

Можно, следовательно, заключить, что английским правом выработан подход, отрицающий за полицией право на удержание имущества после того, как отпали те цели, которые в силу закона дают полиции право на изъятие того или иного имущества; например, в качестве доказательств. Г. Баттерсби заключает, что суд совершенно прав, отрицая право полиции на "неограниченное удержание" изъятого <1>.

--------------------------------

<1> Battersby Graham. Acquiring Title by Theft // The Modern Law Review. 2002. July. P. 609. Изложение казуса Костелло - в том же издании (P. 606 - 607).

Нужно заметить, что существующий в английском праве принцип, согласно которому предшествующий владелец всегда сильнее последующего <1> (об этом принципе пишет в процитированной работе Г. Баттерсби), значительно упрощает обоснование владельческой защиты против полиции, так как полиция, изъяв имущество у владельца, в любом случае оказывается в позиции последующего владельца, заведомо более слабой. Тем не менее приведенные нормы английского права содержат и доводы, относимые исключительно к квалификации владения имуществом полицией. Нельзя не согласиться с тем, что такое владение ограничено только тем сроком, в течение которого должны быть достигнуты те цели, которые и обеспечиваются изъятием имущества, и что, стало быть, за пределами этих целей владение полиции утрачивает основания. Верно и вытекающее из этого суждение о том, что владение полиции не может быть неограниченным.

--------------------------------

<1> В Средние века Плацентин сформулировал ряд презумпций, среди которых наряду с презумпцией собственности в лице владельца было и правило, по которому всякое раннее владение предпочитается новому и новое предполагается порочным, пока противное не будет доказано (см.: Никонов С.П. Развитие защиты владения в средневековой Европе. Харьков, 1905. С. 169).

Но в российском праве отсутствует понятие владельческого титула (в самом широком смысле это можно понимать как признаваемую правом позицию), тем более что английское право понимает владельческий титул исключительно относительно, сравнивая его с иным титулом. А наше право, не придавая владению юридического содержания, оставляет ему только внешнее выражение, лишенное тех качеств, которые могут проистекать из юридических отношений с иными лицами.

Известное российскому праву понятие титульного владения - это владение только законное и основанное на договоре; тогда владельческий титул по английскому праву скорее применим (особенно в той сфере, в которой предпринято исследование Г. Баттерсби) к владению незаконному. Поэтому и сопоставление позиции полиции и незаконного владельца, в том числе вора (который в английском праве также имеет владельческий титул), в терминах российского права - это не сопоставление разных владельческих титулов, а выяснение только одного обстоятельства - что владение полиции не является законным владением.

Может показаться, что в квалификации владения административного органа как владения, не являющегося законным и не охватываемого потому нормой ст. 305 ГК, кроется опасность утраты возможности защиты владения вещью, изъятой административным порядком, от посягательств третьих лиц. Но такое мнение, если оно возникло, ошибочно.

Действительно, представим, что описанную, опечатанную и арестованную недвижимость заняли третьи лица, пусть даже заявившие о своем праве на нее. Если, как мы утверждаем, судебный пристав или иной административный орган не вправе применить для защиты вещи исковые средства (здесь - виндикационный иск), то как же производить выселение нарушителей ареста вещи? Ответ оказывается, однако, весьма простым: выселение (изъятие) вновь производится точно так же и на том же основании, что и вообще у третьих лиц. Административный орган объявляет о том, что вещь подлежит изъятию и осуществляет его всеми предоставленными ему средствами, включая и допускаемое законом насилие, причем, как говорили дореволюционные юристы, "возражения третьих лиц игнорируются". Совершенно очевидно, что здесь нет никакой почвы, равно как и юридического основания, для применения исковой формы защиты. Но это лишний раз подтверждает уже сделанный нами вывод: административные органы не имеют права на изъятое (арестованное, описанное) имущество, ведь когда есть право, всегда есть иск для его защиты. В жизни, как известно, административные органы никогда и не прибегают к виндикационному иску.

О том же свидетельствуют и нормы, регулирующие защиту прав "других лиц", у которых изъято имущество должника, находившееся у таких законных владельцев в силу заключенного с должником договора. Эти лица, как и собственник, вправе предъявить свой титульный иск об исключении имущества из описи только к должнику и взыскателю, но никак не к органу власти - судебному приставу и др. (ст. 429 ГПК РСФСР) <1> (ст. 442 ГК РФ). Следовательно (и это вполне логично), административный орган не имеет не только активной, но и пассивной легитимации на виндикацию, т.е. не может быть не только истцом, но и ответчиком.

--------------------------------

<1> К. Глуховский, оспаривая это положение закона, полагает, что "более логичным было бы предъявление иска об освобождении имущества от ареста или исключении его из описи непосредственно к судебному приставу-исполнителю" (Материалы конференции "Право собственности и другие вещные права в юридической науке, законодательстве и практике России и зарубежных стран" // Государство и право. 1999. N 11. С. 86). С этим суждением, конечно, невозможно согласиться. Очевидно, что судебный пристав-исполнитель не может быть стороной в споре о частном праве. Другое дело - спор о владении.

Высказанный К. Глуховским взгляд лишний раз показывает, насколько непонятна современным юристам владельческая защита. В данном случае автор просто возлагает на виндикацию функции защиты владения, которая и на самом деле разворачивается владельцем против административного органа.

В то же время после отпадения компетенции, дающей право на изъятие вещи, например, в связи с прекращением административного производства, владение оказывается уже противопоставленным собственнику: отказ вернуть вещь означает отрицание права собственности. В этой ситуации административный орган становится незаконным владельцем <1>, и к нему может быть предъявлен виндикационный иск.

--------------------------------

<1> Эти вопросы уже затрагивались при рассмотрении видов владения.

Теперь мы можем возвратиться к вопросу о защите приобретателя изъятой вещи как владельца, а не собственника.

Наиболее типичной и потому исходной следует считать позицию покупателя вещи по ничтожной сделке. В этом случае он начинает владение, которое при наличии указанных в законе условий дает ему по истечении указанного там же срока право собственности. Закон уважает давностное владение и предоставляет владельцу до приобретения права собственности на имущество защиту владения против третьих лиц, не являющихся собственниками, а также не имеющих прав на владение в силу иного предусмотренного законом или договором основания (ст. 234 ГК).

Мы уже уяснили, что административные органы не имеют такого права на владение изъятым имуществом (равно как и вообще не имеют какого-либо частного права). Следовательно, лицо, владеющее имуществом для приобретательной давности, имеет против указанных органов защиту по иску об истребовании вещи из их владения.

Подтверждение этого вывода мы находим и в отечественной классике. Известный цивилист Е.В. Васьковский без тени сомнения писал: "Если описываемое имущество не находится во владении должника, то третьи лица могут требовать прекращения описи как в исковом порядке, так и в частном и ссылаться при этом не только на свое право собственности, но и на фактическое владение описываемым имуществом" <1>. Налицо именно спор о владении, а не жалоба на действия судебного пристава <2>.

--------------------------------

<1> Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1914. С. 494. Речь идет именно о фактическом владении, а не о праве.

<2> М. Ерохова полагает, что в некоторых случаях спор о принадлежности арестованного имущества может выражаться в жалобе на действия судебного пристава (см.: Ерохова М. Комментарий к Постановлению Пленума ВАС РФ от 12 октября 2006 года N 54 "О некоторых вопросах подсудности дел по искам о правах на недвижимое имущество" // Хозяйство и право. 2007. N 2. С. 17 - 18). На мой взгляд, это невозможно ни в какой ситуации.

Понятно, что условием удовлетворения иска, предъявленного в силу п. 2 ст. 234 ГК РФ, будет подтверждение добросовестности приобретения. Тем самым снимается всегда ожидаемое от административных органов возражение против такого иска, сводящееся к тому, что сделка купли-продажи, по которой вещь оказалась у приобретателя (покупателя), была совершена специально с целью укрытия имущества от взыскания. В выяснении добросовестности приобретения решающую роль играет система регистрации сделок, прав (на недвижимость) и самих объектов сделок <1>.

--------------------------------

<1> О регистрации автомобильного транспорта см.: Николаев М. Право собственности на автотранспортное средство как основание защиты гражданами своих имущественных интересов // Хозяйство и право. 1998. N 1. С. 96 - 103. Понятно, что такая техническая регистрация прав не создает. Однако выяснению принадлежности имущества все же способствует.

Если отказать владельцу в возможности заявления иска об истребовании изъятой вещи, что при отсутствии убедительных аргументов из сферы частного права может быть обосновано лишь заботой о казенном интересе, то будут созданы предпосылки для серьезных злоупотреблений. Например, собственник, пропустив срок виндикации или проиграв процесс об истребовании своего имущества по мотивам добросовестности ответчика (ст. 302 ГК), указывает на это имущество своим кредиторам, которые выставляют его на торги в порядке исполнительного производства. Нет нужды говорить, что запрет владельцу в этом случае отстаивать свое владение не только был бы несправедлив, но и прямо вступил бы в противоречие со всей логикой ГК РФ.

Учитывая, что вопрос практически не разработан и не известен судебной практике, имеет смысл резюмировать все изложенное путем определения сути заявленного требования: незаконный владелец вещи, не оспаривая ничтожности сделки, по которой он получил владение, требует от органа власти (таможенного, налогового, судебного пристава) возврата ему вещи, изъятой административным порядком в связи с обязательствами или правонарушением, совершенным собственником вещи (должником по обязательству), причем истец в этом иске ссылается на свою добросовестность и требует применить к нему защиту, предусмотренную п. 2 ст. 234 ГК <1>.

--------------------------------

<1> В отношении автомобилей, задержанных органами внутренних дел по мотиву объявления в розыск, имеется дополнительное основание иска: "...ни уголовно-процессуальным, ни административным законодательством действия по задержанию разыскиваемого автотранспорта не предусмотрены" (см.: Гричанин И. Автомашина числится в розыске. Правовой анализ ситуации и вопросы идентификации // Российская юстиция. 1998. N 5. С. 47). Впрочем, автор статьи предлагает ввести в уголовно-процессуальное законодательство институт задержания автотранспорта. Не оспаривая в целом этой рекомендации, нужно обратить внимание на хотя бы минимальное согласование процедуры такого полицейского задержания с гражданским законодательством. Это кажется тем более важным, что на практике нередко смешиваются позиции собственника, титульного владельца и незаконного приобретателя (это отмечено и в статье И. Гричанина). Впрочем, после истечения такого срока задержания (а он не может быть дольше срока, установленного для расследования) защита владения восстанавливается.

Против этого вывода было высказано возражение, основанное на норме п. 3 ст. 2 ГК: к административным отношениям гражданское законодательство не применяется, если не предусмотрено иное. На мой взгляд, ответ содержится в той же статье. Закон дает защиту незаконному владельцу, владеющему по давности, против любых лиц, кроме собственника и законного владельца. Не вижу оснований исключать из числа возможных ответчиков административные органы, завладевшие имуществом, ведь они не являются ни собственниками, ни законными владельцами. Стало быть, в силу ст. 234 ГК защита владельца распространяется и на сферу административных отношений, если вещь, которой владели по давности, оказалась во власти административных органов.

Более того, отнюдь не очевидно, что отношения по поводу возврата владения вполне тождественны отношениям по изъятию вещи административным порядком. Здесь нет симметрии. Во-первых, для сохранения владения не нужна публичная власть - здесь достаточно средств, охватываемых самозащитой, а такие средства не выходят за пределы частного права. Во-вторых, в рамках спора о возврате владения административному органу не даны никакие властные возможности в отношении владельца, заявившего о нарушении своего владения. Нетрудно заметить, что в этой ситуации стороны равны.

В. Белов, обсуждая сходный случай возврата незаконно взысканного таможенным органом штрафа, резонно отмечает, что такие отношения, в отличие от взыскания штрафа, характеризуются равенством участников. Продолжая свои рассуждения, автор формулирует не лишенную оснований презумпцию: всякие отношения по поводу имущества должны предполагаться гражданскими, пока не будет доказано обратное <1>. Частным подтверждением этой презумпции может служить и такой вывод ВАС РФ: если таможенный орган заключил договор хранения с юридическим лицом (не являющимся владельцем изъятого транспортного средства), то по такой сделке будут приоритетны нормы гражданских правоотношений <2>.

--------------------------------

<1> Белов В. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2000. С. 260.

<2> Закон. 2001. N 3. С. 113.

Наконец, общеизвестно, что отношения, возникающие вследствие причинения вреда действиями органов управления, являются частноправовыми (ст. ст. 1069, 1070 ГК). Почему же отношения, возникающие вследствие изъятия товара, имеют другую природу?

На защиту владения в порядке ст. 234 ГК может претендовать не только покупатель вещи, но и иные лица, которые могут владеть для давности, а также, как представляется, и иные незаконные владельцы, поскольку они не могут быть уличены в недобросовестности.

Такая защита добросовестного приобретателя, конечно, гораздо более эффективна, чем та, которая не выходит за рамки традиционных личных (относительных) исков. Например, Т. Левинова и Р. Ефимов, в целом подтверждая вывод И. Гричанина о том, что органы МВД не имеют возможности изъять транспортное средство, незаконно находящееся в обороте <1>, а вправе в административном порядке лишь "задержать" автомобиль, нисколько не ставят под сомнение то, что возврат угнанного автомобиля потерпевшему в рамках гражданского иска в уголовном процессе вполне возможен <2>. Только после этого они вспоминают и о покупателе, который, как полагают авторы, "полжизни копил деньги на автомобиль". Понимая, что иск покупателя, у которого изъяли автомобиль в порядке "задержания", к преступнику - дело безнадежное, авторы предлагают, опираясь на ст. 461 ГК, предъявить требования о возмещении убытков к комиссионному магазину как номинальному продавцу, т.е. воспользоваться механизмом эвикции <3>.

--------------------------------

<1> Рассматривая судебный спор о регистрации автомобиля с измененным номером, суд высказал суждение, что изъятие автомашины органами ГИБДД незаконно, так как изъятие имущества, принадлежащего гражданину, возможно лишь по постановлению суда (ЭЖ-Юрист. 1999. N 37. С. 8).

<2> Далее будет показано, что как раз вещные иски УПК и не предусмотрены, возможен лишь иск деликтный.

<3> Левинова Т., Ефимов Р. Угон автомобиля как "соцветие" правовых вопросов // Российская юстиция. 1999. N 8. С. 43 - 44.

Есть, однако, опасения, что этот механизм не сработает. Ведь если продавец заявит о недействительности сделки по продаже чужой вещи (угнанного автомобиля), то тем самым отпадут и основания для эвикции, о чем мне уже приходилось писать выше. А это приводит к тому же выводу: у добросовестного приобретателя нет иной действенной защиты, кроме владельческой.

Изложенные проблемы можно рассмотреть на примере, возникшем в практике.

Гражданин-предприниматель Котков обратился в арбитражный суд с иском к банку "Псковбанк" и АО "Реал" об освобождении от ареста нежилого помещения. Иск был удовлетворен. Это решение Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ было отменено по следующим основаниям.

Актом судебного исполнителя Псковского городского суда описано и арестовано нежилое помещение. Основанием для ареста послужил приказ Псковского областного арбитражного суда, взыскателем по которому является АКБ "Псковбанк", а должником - АОЗТ "Реал".

В период составления акта ареста и описи названное помещение АО "Реал" передало гражданину Коткову С.Г. на основании заключенного с ним договора купли-продажи. Установив, что с момента передачи помещения у покупателя возникло право собственности, суд первой инстанции освободил помещение от ареста.

При рассмотрении дела в надзорной инстанции в суд поступили дополнительные сведения о том, что гражданин Котков Г.С. скончался.

Отменяя решение, Президиум ВАС РФ указал, что при новом рассмотрении суду "необходимо проверить, соответствует ли законодательству договор купли-продажи между АО "Реал" и гр. Котковым, учитывая, что помещение приобретено АО "Реал" в процессе приватизации и в короткий срок по той же цене продано гражданину-предпринимателю" <1>.

--------------------------------

<1> Вестник ВАС РФ. 1998. N 1. С. 38 - 39.

Очевидно, что здесь мы сталкиваемся с обычным пониманием иска об освобождении имущества от ареста как петиторного, титульного, т.е. основанного только на праве собственности истца, в данном случае вытекающего из купли-продажи имущества у должника. На основании приведенных сведений можно предположить, что кредитор не смог добиться своевременного ареста имущества и вследствие этого сама по себе сделка не может считаться ничтожной как нарушающая арест.