Был бы человек, а статья найдется

У Буковского находим:

«Если человека арестовывают по уголовному делу, его же не обвиняют в убийстве вообще, воровстве вообще..., но в убийстве кого-то, воровстве чего-то... По политической статье обвинение запросто дается по формулировке статьи, а факты подбираются во время следствия.» Просто, компетентные органы решают, что такого-то «пора сажать».

«Конечно же, к концу следствия, под тяжестью улик, гражданину Н полагается раскаяться, осознать свои ошибки... Иначе скверно приходится уже самим следователям: политическое следствие—это в первую очередь воспитание заблудшего, а следователь—воспитатель и политический наставник.» «Главное оружие следователя—юридическая неграмотность советского человека.»

«Как правило, решает человек, что лучше всего подтверждать уже известное следствию. Какая разница? Все равно знают. И это самая распространенная ошибка... Их «знание», приобретенное от агентов, через прослушивание телефонных разговоров, а то и просто по предположениям, в протокол не запишешь, суду не предъявишь. Подтверждая сомнительное «известное», человек делает его юридическим фактом, доказательством.»

«Следователь, ведя протокол, непременно исказит все, что вы говорите. Вместо «встреча» напишет «сборише», вместо «взгляды» -- «антисоветские взгляды», вместо «давал почитать»—

«распространял». И отказаться подписывать неловко—работал человек все-таки, писал.»

«Свидетель в политическом деле—это уже не свидетель, а подозреваемый. Сегодня—свидетель, завтра—в тюрьме... По некоторым делам даже и не поймешь, почему один оказался свидетелем, а другой—обвиняемым.»

В психиатрической больнице.

Психиатрические преследования—метод борьбы с инакомысля-щими. Это тонкий и удобный во многих отношениях метод. В русской литературе экспертом по психбольницам является В.Буковский. В книге «И возвращается ветер» он пишет:

«Здоровый человек, попав в такое место, стремится как-то отличить себя от психически больных, выделиться, убедить окружающих и самого себя, что он-то другой. В любом отделении возникает такая группка здоровых, своего рода «клуб» нормальных людей посреди болота безумия. Обычно они относятся к своим сумасшедшим соседям с ненавистью.. Может, это помогает им не сойти с ума.»

«В психиатрической больнице фактическими хозяевами является младший обслуживающий персонал: санитары, сестры, надзиратели. Это своего рода клан, и если с ними не поладить—убьют, замучают. Врачи никогда не вмешиваются в эти дела и целиком полагаются на сообщения медсестер. Первые два месяца в психиатрической больнице самые важные. Устанавливается определенная репутация, которую потом трудно изменить. Сестры, ленясь наблюдать за больными, изо дня в день пишут затем примерно одно и то же, переписывая с прошлых записей...». «Спорить с психиатром бесполезно. Они никогда не слушают, ЧТО ты говоришь. Слушают, КАК ты говоришь. Горячиться нельзя— будет запись: «Возбужден, болезненно заострен на эмоционально значимых для него темах». Будешь слишком подавлен, угрюм— запишет депрессию. Веселиться тоже нельзя—«неадекватная реакция». Безразличие—совсем скверно, запишет «эмоциональную уплощенность», «вялость»—симптом шизофрении.»

«Не выглядеть настороженным, подозрительным, скрытным. Не рассуждать слишком уверенно, решительно («переоценка своей личности»). Главное же—не тянуть, отвечать быстро, как можно более естественно. Все, что она (врач) сейчас запишет, никакими силами потом не опровергнешь. Она же первая меня видит—ей вера. Приоритет в психиатрии у того, кто первый видит больного. Через десять минут уже может быть улучшение.»

Об агрессивности буйных психов:

«Я ни разу не видел, чтобы больной бросался (на людей) без причины. Только причину не всегда легко угадать.

Однажды я едва увернулся от здоровенного мужика: он бросился на меня, когда я проходил мимо его койки. Причина же была в том, что он считал своей территорией часть пола вокруг койки и всякого, кто на нее ступал, готов был уничтожить. Очень важно сразу выяснить причуды своих соседей, и тогда можно жить безопасно.»

О выписке:

«Месяцев за пять до комиссии тем, кому приходило время выписываться, устраивали провокации. Сестра, надзиратели, врачи начинали их задирать, старались вывести из равновесия, оскорбить, и, если пациент не выдерживал, реагировал, как всякий нормальный человек, -- тотчас же в его истории болезни фиксировалось, что у него «изменнилось состояние» и ни о какой выписке в ближайшую комиссию речи быть не могло.»

«Результаты комиссии больным знать не полагалось... Этим-то и пользовались для провокаций. Больному после комиссии сообщали под секретом, что он якобы выписан... Вот тут-то и проявлялись в человеке все его склонности, которые он скрывал до комиссии... Он ведь считал, что одной ногой уже на воле...»

НННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН

Выживание в бедности.

НННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН

Настроение.

Есть бедность и бедность. Если Вы бедны, потому что мало платят за Ваш тяжелый труд—это одно. А если малый доход объясняется большим досугом—это другое.

Есть много приятных занятий, доступных без денег: чтение, секс, прогулки, сочинительство, философствование и пр. Умеренная бедность для здоровья не вредна. Люди боятся бедности, потому что она непрестижна, и потому что им надо чем-то платить за лечение (здоровье они потеряли в погоне за достатком).

Минимальное жилище.