Капитан «Акулья Смерть» 4 страница

— Я лежал на дне, мечтая о смерти. Самочувствие у меня было ужасное. Вдруг я услышал страшные крики, и Грей Нурс грохнулся мне прямо на живот. В чем дело? Я взглянул вверх, и тут мне все стало понятно. У меня потемнело в глазах. Я попытался встать на ноги, но был сбит огромным хвостом. Трижды я вставал и трижды оказывался на дне лодки. Я был готов прыгнуть за борт, но не мог же я оставить друзей.

Оправившись от морской болезни с рекордной быстротой, Миллер кинулся на помощь товарищам, и втроем им удалось наконец победить акулу — они били ее румпелем по голове.

Когда вы ныряете с лодки в открытом море и даже в гавани, это может привлечь акулу; не менее опасно, когда вас тянут за лодкой на бечеве. В этом случае вы, по крайней мере для акулы, похожи на рыбу. Только в одном 1959 году КИА зафиксировала двенадцать неспровоцированных «контактов» с лодками, надувными спасательными плотиками и водными лыжниками. Двенадцать подобных случаев были зафиксированы и в 1960 году. «В одном случае, — говорится в отчете, — стая акул, напавшая на ялик, стала играть им как волчком, подталкивая его так, что он безостановочно крутился вокруг своей оси».

«Судя по нашим данным, — говорится далее в отчете КИА, — опасно нырять с молов, лодок и стоящих на якоре кораблей в заливах и лагунах, где обычно много акул; у нас есть свидетельства того, что во многих подобных случаях ныряльщик подвергался нападению в ту самую секунду, когда оказывался в воде».

В отчете КИА за 1961 год говорится, что за этот период акулы совершили тридцать неспровоцированных нападений, ранив тридцать одного человека, из которых шесть умерло. Нападения эти произошли как у Тихоокеанского, так и у Атлантического побережий Северной Америки, у Гавайских и других островов Тихого океана, у Бермудских островов, у берегов Австралии, Северной и Южной Африки, у Филиппин, в Средиземном море и Персидском заливе, а также в двухстах семидесяти километрах вверх по течению реки Лимпопо в Восточной Африке. Среди отмеченных КИА районов нападений не оказалось Южной Америки, Восточной Индии и других берегов Юго-Восточной Азии. Это объясняется только тем, что, хотя те места и изобилуют акулами и, как нам известно, акулы эти нападают на человека, ни одно из таких нападений не было зафиксировано.

Глава 2

Капитан «Акулья Смерть»

Мальчику было десять лет. В тот летний день знакомый рыбак взял его с собой в море, и вот теперь лодка плавно шла над подводными лесами из ламинарий, покрывающих дно океана у Ла-Холья в Калифорнии.

Зачарованный красотой этих безмолвных, чуть колышущихся лесов под толщей прозрачных вод, мальчик не расслышал, как рыбак позвал его.

— Билл! — снова крикнул тот. — Быстрей. Смотри сюда.

Мальчик кинулся к противоположному борту лодки и перегнулся через планшир. Там, среди водорослей, в метре от поверхности, грациозным волнообразным движением рассекая воду, тенью скользила длинная рыба, не меньше восьми метров в длину.

— Это акула, Билл, — сказал рыбак. И снова мальчик его не слышал. Он снова был захвачен красотой. Но теперь это была красота силы и дерзости, таившая в себе угрозу.

Так в 1885 году Вильям Янг впервые увидел акулу. Пройдут годы, в погоне за акулами он объездит весь свет, но никогда не забудет он эту тень, мелькнувшую перед ним в подводных лесах Ла-Холья...

В 1900 году Билл Янг и его брат Херб покинули Калифорнию. Тяга к экзотике и стремление разбогатеть влекли их в дальние края. На боту двухмачтовой шхуны они отплыли на Гавайские острова.

Они нашли там работу, но ничего особенно экзотического в ней не было. Братья получили подряд у властей Гонолулу на вывозку в море городских отбросов. Это было скромным началом весьма процветавшего в дальнейшем дела. Это было также началом увлечения, которое длилось у Билла Янга всю жизнь.

Среди того, что вывозилось с городских свалок, часто бывали палые лошади. Стоило вывалить в море эту падаль, как немедленно появлялись стаи акул. Они с такой неистовой жадностью набрасывались на лошадей, что море кипело от взмахов хвостов и щелканья челюстей.

В этом уже не было красоты. Тут акула теряла все свое величие. В обагренных кровью водах Гонолулу выросший и повзрослевший Вильям Янг по-иному увидел акулу. Это была угроза, лишь прикрывавшаяся красотой. Но это не устрашило Янга, как устрашало очень и очень многих. Напротив, угроза словно бросала ему вызов. Его охватило желание одолеть акулу, изучить ее повадки и покорить ее. Акула стала его Моби Диком, неподвластным времени, кровожадным, вселяющим трепет духом — порождением вымысла и реальной жизни. На него можно напасть, но нельзя уничтожить, можно изучать но нельзя понять, можно лишить свободы, но нельзя усмирить.

Повсюду: на набережных Гонолулу, слушая нескончаемые россказни моряков, в хижинах туземцев, где канаки передавали ему сказания о мано, — Янг старался как можно больше узнать об акулах. А во время кровавых пиршеств акул Янг их убивал. Он получил прозвище «Акулий Билл», прозвище, в котором таилось презрение к человеку, которого не интересует ничего, кроме акул. Однако скоро по ос-рровам пошла слава о его бесстрашном единоборстве с акулами, и он получил новое имя — «Кано Мано» («Акулья смерть») — знак уважения и благоговейного страха.

До семидесяти лет, когда капитан Янг убил свою последнюю акулу, он охотился за ними по всему свету — от Гонолулу до Австралии, от Флориды до Сомали. К восьмидесяти семи годам у него на счету было сто тысяч акул, которых он убил в течение пятидесяти лет своей жизни, часто по двадцать — тридцать акул в день. В восемьдесят семь лет он все еще был Кано Мано. «В своей книге „Кон-Тики“ мой хороший друг Тур Хейердал рассказывает, что он ловил акул руками за хвост. Я никогда не пробовал этого делать, но уверен, что смог бы, даже сейчас, в восемьдесят семь лет», — писал он незадолго до смерти.

В дневнике Кано Мано много записей. Они охватывают много лет и много морей. В них говорится о жизни и смерти многих акул. И, что самое главное, в них описывается множество приключений человека, который был единственным в своем роде. Вот выдержки из его дневника.

* * *

"...Когда мы слышим слово «акула», перед нашим мысленным взором встает грозный образ пирата морских глубин с огромной пастью, вооруженной острыми как бритва зубами, который безостановочно, днем и ночью, рыщет в поисках добычи, чтобы утолить гложущий его голод. Существо, которое во всех вселяет страх, само же никого и ничего не боится. Дикая ярость, с которой оно нападает, неистовство, с которым пытается высвободиться, попав в плен, полное безразличие к ранам и боли вполне оправдывают данное ей имя африт — злой дух, демон — символ самого страшного, что есть в арабской мифологии.

Все это так, но я обнаружил кое-что еще — акула полна парадоксов. То она нападает на человека, то, словно в страхе, бежит от него, то крадет у рыбака добычу, то сама запутывается у него в сетях; нельзя не чувствовать к ней омерзения, но нельзя и не любоваться ею. Акула — это зловещая загадка.

Я сталкивался с акулами многих морей, однако я не знаю, что такое акула. И кто это знает? Никто. Но после того как я охотился за ними в морях всего мира, убивал их и нашел им практическое применение, я все же чувствую себя вправе о них говорить.

Я вспоминаю прошлое, и в памяти моей встают тысячи акул (многие из них обладали чрезвычайно яркой индивидуальностью, какую не всегда встретишь и среди людей). Большинство этих акул мертвы, некоторые, возможно, до сих пор плавают в морях. Другие живут особой второй жизнью... в туфлях из акульей кожи, которые сейчас у меня на ногах, в сувенирах, которые меня окружают, — все эти разинутые пасти, — в фильме, который я сделал, в книге «Акула! Акула!», опубликованной много лет назад, и вот теперь — в этих страницах моего дневника.

* * *

Гонолулу

Здесь все это началось. Здесь я впервые вступил в единоборство с акулой. В те времена жизнь на островах текла спокойно и безмятежно. Это был 1900 год, и имя Перл-Харбор еще не было покрыто позором. В гавани теснились парусные суда, и среди них, тарахтя, сновала всего одна моторная лодка. Эта лодка «Билли», длиной в семь метров, с мотором в четыре лошадиные силы, первая моторная лодка в Перл-Харбор, принадлежала нам с братом. Вскоре мы с ним стали преуспевать. Мы прикупили еще несколько лодок для разных работ — подъема затонувших судов, перевозки пассажиров с кораблей на берег, перевозки лоцманов и таможенных чиновников на входящие в гавань суда. Давно миновали те дни, когда компания «Братья Янг» занималась только тем, что вывозила в море падаль и мусор с городских свалок.

И всегда рядом были акулы.

— Мано! Мано! Акула! Акула! — кричали канаки, заметив акул, описывающих круги вокруг стоящих на якоре судов в ожидании отбросов — дарового акульего угощения. Часто прозрачная вода так и кишела голодными акулами.

Однажды, когда я, стоя на палубе моторки, глядел на бурлящую воду, меня внезапно охватило непреодолимое желание убить акулу.

Я сказал одному из канаков-матросов, который понимал по-английски, что хочу поймать акулу.

— Мано? — переспросил он с любопытством.

— Да, мано, — ответил я.

Канак скрылся в камбузе и скоро вернулся с большим куском солонины, крепкой веревкой и огромным крючком. От возбуждения он болтал не переставая:

— Хано раа мано — мы поймаем акулу! Она очень вики вики кау кау хаоле — она сожрет белого человека, быстро, быстро сожрет! Пилау — от нее никакой пользы.

Вместе с другим матросом он закинул за борт крючок с надетой на него приманкой. Она была схвачена в ту же секунду. Мано попалась на крючок! Один из матросов взял у кока крюк, на который подвешивали мясо, и, подплыв в ялике к акуле, зацепил ее крюком за пасть. Мы пропустили веревку через шлюпбалку и принялись подтягивать ее наверх. Акула так металась на другом конце веревки, что лодка ходила ходуном. Мы быстро закрепили вторую веревку у нее на хвосте и подняли акулу до фальшборта.

Ж-жик! Перед глазами сверкнул большой нож, и хвост акулы упал в воду. Матросы плясали на палубе, осыпая проклятиями поверженного врага. Затем фалы были ослаблены, матрос в лодке вырвал из пасти акулы крюк, и она получила свободу — свободу умереть жестокой смертью. Если ее тут же не сожрут другие акулы, она все равно скоро ослабеет и умрет от потери крови. Эта акула нашла свой конец в пасти своих сородичей. Ее убили акулы и человек, голод и мщение.

Уже в то время я задумывался над тем, нельзя ли найти акулам какое-нибудь практическое применение. Но тогда проверить этого я не мог, у меня была масса неотложных дел. Однако мысль об этом — и горячее желание ловить акул — никогда не оставляли меня.

Как-то раз по пути в Гонолулу я увидел самую большую из всех акул — китовую. Она была десятиметровой длины и, казалось, неподвижно висела в воде по правому борту нашей лодчонки на глубине двух саженей. Я так ясно видел ее черно-белую, как шахматная доска, спину, что казалось, стоит только перегнуться слегка через борт, и я до нее дотронусь.

Наше присутствие нимало не беспокоило эту огромную медлительную рыбу. Мы с братом, буквально затаив дыхание, принялись обсуждать, как нам ее поймать. Мы твердо были намерены сделать это. И тут нам обоим одновременно пришло в голову, что мы не взяли с собой гарпуна! На борту не было даже жалкой свайки. Нам ничего не оставалось, как, выключив мотор, болтаться на волнах, и вскоре самая большая рыба, которую мне довелось видеть, медленно скрылась с глаз. Старая поговорка «большая рыба всегда уходит» оказалась справедливой.

Мой интерес к акулам и мой опыт — я часто бил гарпуном акул, которые набрасывались на падаль, — послужили источником еще одного побочного промысла фирмы «Братья Янг» — спортивной ловли акул.

Обычно все начиналось с телефонного звонка в сарай, где у нас стояли лодки.

— Братья Янг? Привет! Билл здесь? Акулий Билл? Скажите ему, что тут в гостинице собралась компания. Хотят поохотиться на акул.

После этого я обычно звонил в Общество охраны животных и предлагал избавить их от какой-нибудь обреченной на смерть старой клячи.

И вот начинается охота. Несчастную клячу ведут в конец пристани и освобождают от земных страданий. Затем, привязав к ней крепкую веревку, сталкивают в воду. Из гостиницы прибывают «охотники» и усаживаются в моторку, с беспокойством глядя на матроса, который точит на оселке гарпун.

Когда мы выходим из гавани, лошади вспарывают брюхо. Вода окрашивается свежей кровью. Мы останавливаемся. «Охотники» застыли, не зная, что будет дальше. Мы предупреждаем их, чтобы они не шумели. Они сидят, не раскрывая рта. Слышен лишь плеск волн, бьющих о борта лодки. Море спокойно, только труп лошади пляшет на волнах.

Далеко-далеко я вижу в воде тень, которая движется зигзагами вперед и верх, и черный плавник, рассекающий воду. Вот уже плавник показался над водой. Он описывает около лошади круг, второй. Впереди плавника из воды показывается голова, видны холодные, ничего не выражающие глаза. Это глаза акулы.

Неожиданно она исчезает. Нет плавника. Нет тени. Море пустынно. Только мертвая лошадь колышется вверх и вниз, покорно ожидая своей участи.

Минут через двадцать акула возвращается. Но теперь она не одна — с ней еще четыре или пять акул. Они снуют взад и вперед, все суживая и суживая круги. Иногда та или иная даже тычет в лошадь носом. Но они еще колеблются, еще выжидают.

Если бы это была белая лошадь, они бы давным-давно напали на нее. Но гнедая лошадь не так быстро пробуждает у акул аппетит.

Внезапно они налетают! Одна отхватывает огромный кусок мяса с шеи лошади, за своей долей кидается другая, затем третья. Вода бурлит от голодных акул, купающихся в крови своей жертвы. Там, где только что был виден силуэт лошади, начинает просвечивать белый скелет. Медленно, но неуклонно я подтягиваю его веревкой ближе к лодке, не видя лодки и «охотников», раскрывших от ужаса рты, акулы следуют за лошадью, продолжая рвать от нее куски.

Я передаю веревку кому-нибудь из матросов и переключаю внимание на «охотников».

— Нате, — говорю я одному из них, протягивая ему гарпун, — держите вот здесь. И бейте самую большую. Старайтесь попасть в верные щели. Да не упадите в воду.

«Охотник» одной рукой берет гарпун, другой изо всех сил цепляется в борт лодки. Он дрожит всем телом, кажется, еще минута — и его вывернет наизнанку. Его выпученные глаза прикованы к кипящей воде. Кровавое пиршество настолько близко, что нас то и дело окатывает розовыми брызгами.

— Порядок! — кричу я ему. — Бейте ту, большую. Ту, что сейчас кусает.

«Охотник» еще сильнее бледнеет и... окаменевает.

— Лучше... лучше вы, капитан, — говорит он прерывающимся голосом. — Я не думаю, что... Я боюсь промахнуться...

Я беру гарпун и с силой бросаю его. Он попадает туда, куда я метил, — в голову самой большой акулы. Немедленно она изрыгает все, что съела. Это тут же пожирается другими акулами. Такая же участь ожидает и ее саму, поэтому, ударив несколько раз по воде хвостом, она идет на глубину.

Через пять минут лодка, влекомая раненой акулой, оставляет далеко позади кровавую оргию. Проходит еще пять минут. Акула по-прежнему тянет. «Охотники» начинают тревожиться. Когда же конец, думают они.

Я кладу руку на веревку. Она то и дело дергается — сигнал того, что акула поворачивается вокруг своей оси — и сама себе роет могилу: стараясь освободиться, она лишь наматывает на себя веревку.

Я начинаю выбирать, натягивая веревку до предела. Сажень за саженью она выходит из воды. Наконец появляется четырехметровая акула, побежденная, но не покорившаяся. Челюсти ее все еще щелкают, глаза яростно сверкают.

Мы подтягиваем ее к борту лодки и быстро продеваем через пасть огромный крючок. Теперь ей некуда податься, но она все еще бьется, обдавая нас брызгами. Мы обвязываем ей вокруг хвоста веревку и закрепляем ее на корме. Сильный удар по голове приканчивает акулу. Мы вытаскиваем гарпун и крюк и, приторочив свою первую добычу к поясу — я хочу сказать — к корме моторки, — отправляемся за ее товарками!

Они все еще раздирают труп лошади, вернее, то, что от него осталось.

Мы снова кидаем гарпун. На этот раз дело обходится без битвы: гарпун попал в жаберную щель — жизненно важный орган. Мы быстро подводим акулу к борту и тем же способом отправляем на тот свет.

Мы возвращаемся домой, ведя свои трофеи на буксире. Когда мы приближаемся к пристани, «охотники» принимают беспечный вид. Один из них небрежно вытирает кровь с гарпуна. Они стараются быть скромными. Но, когда выходят из лодки, невольно выпячивают грудь. В конце концов, они убили целых две акулы! Разве не так?

Так оно и шло день за днем. Мы убивали акул и, за исключением китайских купцов, которые словно из-под земли появлялись на пристани, когда мы приводили акул, и отрубали у них плавники для плавникового супа, никто, казалось, не мог найти для акул хоть какое-нибудь применение. Я по природе бережливый человек, мне было неприятно, что столько добра пропадает даром. Неужели нельзя никак использовать акул? У них такая прочная кожа! А их огромная печень! Не окажется ли их печеночный жир таким же ценным для медицины, как жир из печени трески?

Никто на островах не мог мне на это ответить. Люди много болтали об акулах, но мало кто хоть что-нибудь знал о них.

Помню, как-то я поймал самку тигровой акулы, которая вот-вот должна была родить. Я поместил ее и детенышей — их было сорок две штуки — в обложенное льдом корыто и выставил всю семейку на обозрение на ярмарке в Вайкики. Я брал за вход десять центов (за неделю это принесло мне полторы тысячи долларов) и в то время, как посетители проходили мимо меня, отвечал на их вопросы. Один из посетителей оказался врачом. Он очень внимательно осмотрел акулу и детенышей и отозвал меня в сторону.

— Я скажу вам об этой акуле кое-что такое, что будет для вас новостью, — заявил он.

— Прекрасно, доктор, — отвечал я. — Я знаю, где находить акул и как ловить их, но, возможно, вы расскажете мне что-нибудь новенькое.

— Посмотрите, — сказал он, тыча пальцем в пасть акулы, — видите эту тонкую перепонку над зубами? Вы знаете, для чего она?

— Нет, — честно признался я.

— Вы хороший рыбак, верно, но рыбаки не очень-то сведущи в анатомии. Я случайно знаю, что именно здесь тигровые акулы выкармливают детенышей.

— Выкармливают детенышей! — воскликнул я. — Выдумаете...

— Не думаю, — прервал он, — а знаю. Тигровые акулы — живородящие, это и вам известно. Ну так вот, когда детеныши еще находятся внутри матери и им хочется есть, они поднимаются через глотку к этой перепонке и кормятся здесь. Это единственно возможное объяснение, капитан. Ведь у акулы нет плаценты, соединяющей детенышей с матерью. Так что, по всей очевидности, они свободно перемещаются внутри нее и...

Он еще долго излагал свою бредовую теорию, но я больше не слушал его. Удивительно, думал я, как мало мы знаем об акулах, все мы, даже так называемые ученые люди.

Однако возможность удовлетворить свое любопытство и выяснить, могут ли акулы иметь какое-нибудь практическое применение, мне представилась только после 1920 года. И на это у меня ушла вся жизнь.

В 1920 году я уехал с островов в Соединенные Штаты. Мне хотелось переменить обстановку и найти работу себе по плечу. Я остановился в Нью-Йорке. Как-то раз я шел по Бродвею и, случайно взглянув на витрину обувного магазина, увидел пару туфель с носками из акульей кожи. Я буквально ворвался в магазин, чтобы поскорее узнать, откуда эти туфли.

Расспросы привели меня из обувного магазина в Ньюарк, штат Нью-Джерси, где помещалось главное управление «Оушн лезер компани» — компании по обработке кожи морских животных. Они первыми попытались наладить обработку акульей кожи. Во Флориде и Северной Каролине были организованы промысловые пункты, и я немедленно отправился на один из них.

С этого дня начались мои скитания по всему свету в погоне за акулами. Это было моей работой, моим призванием, определило мой образ жизни.

И всюду, где я останавливался во время этих скитаний, меня ждали приключения, и я все лучше и лучше узнавал своего коварного врага.

На страницах, которые вы прочтете следом за этой, я запечатлел некоторые свои приключения среди мано.

* * *

Бич-Пайн-Ки, Флорида

Я твердо верю, верю уже многие годы, что акулы едят людей. Мои друзья здесь, во Флориде, как и туземцы, живущие на островах Тихого океана, и мореплаватели всех времен, тоже верят в это. Но скептики, — большинство из которых никогда не видело моря, не то что акулу, — требуют доказательств. Сегодня я получил одно такое доказательство и могу представить его им.

Мы с Уолтером Джонстоном — он зовет себя Пит-Акула — занимаемся тем, что ловим акул, а затем снимаем с них кожу. Дела у нас идут отлично. Утром мы выходим в море, ловим свою добычу, а вечером обрабатываем се.

Сегодня, когда мы снимали кожу с четырехметровой коричневой акулы, я заметил какую-то странную выпуклость у нее на животе. Поэтому я немного надрезал желудок. В разрезе показался круглый конец кости. Я схватил его одной рукой и увеличил разрез, чтобы вытащить кость наружу.

Это были остатки человеческой руки. Рука вполне сохранилась, видимо, она недолго пробыла в желудке акулы. Кожа на ладони и пальцах сморщилась, как бывает, когда мы долго подержим руки в воде. Я пришел к заключению, что рука принадлежала человеку, не занимавшемуся физическим трудом. На ней не было ни колец, ни татуировки. До локтя рука была цела, но от локтя до плечевого сустава все мясо было содрано с кости. Я знал, что нам следует осмотреть содержимое желудка более тщательно, чтобы найти еще что-нибудь для опознания. Я осторожно прозондировал желудок и нашел шесть кусков мяса и кусок синего драпа, тридцать на сорок сантиметров, по-видимому, оторванный от пальто.

Я сфотографировал свою ужасную находку, а Пит ампутировал кисть и положил ее в банку со спиртом.

Я позвонил следователю в Ки-Уэст. Пока он добирался до Бич-Пайн-Ки, я навел справки и выяснил, что накануне примерно в тридцати километрах от Ки-Уэста над океаном потерпел крушение самолет. Среди погибших был человек по имени Аткинс. Когда его видели в последний раз, на нем было синее драповое пальто.

* * *

Сан-Хуан, Пуэрто-Рико

Два года назад я нашел в желудке акулы человеческую руку. Вчера рука эта протянулась из прошлого и снова напомнила о себе.

Я приехал в Сан-Хуан немного отдохнуть. На пароходе я разговорился за обедом со своим соседом и его женой, и, как это обычно со мной бывает, разговор скоро перешел на акул. Я показал супругам несколько акульих зубов, которые я держу при себе, в качестве иллюстраций к моим рассказам. Был задан неизбежный вопрос: неужто акулы на самом деле нападают на человека? Я отвечал утвердительно, с уверенностью, которую после случая, происшедшего за два года до того, ничто не могло поколебать. Но мой попутчик продолжал расспросы.

— Откуда вы это знаете? — настаивал он. — Откуда у вас такая уверенность?

Я ответил, что у меня есть доказательство, которое неуместно показывать за обеденным столом.

— Это фотография, — сказал я, — и вряд ли она доставит вам удовольствие.

Но он настойчиво просил меня показать эту фотографию. Наконец, раздраженный его неумеренным любопытством, я вынул фотографию и показал ему. Он кинул на нее один только взгляд.

— Так это вы? — воскликнул он. — Вы человек, который его нашел?

— Кого нашел? — спросил я. Имя несчастного, руку которого я обнаружил в желудке акулы, выскользнуло у меня из памяти.

— Эдвина Аткинса, — ответил мой собеседник. — Вдова этого бедняги выходит замуж за моего лучшего друга.

Позднее я узнал подробности всей этой трагической истории. Эдвин Аткинс, его жена и двое их сыновей, Эвин пяти лет и Дэвид — трех, их няня и гувернантка сели в Ки-Уэсте на двухмоторный гидросамолет «Колумб». Они направлялись в Гавану. Туда же летел еще один пассажир, нью-йоркский банкир и биржевой маклер Отто Абрахэмс. На борту самолета, естественно, были также пилот и механик.

Примерно в тридцати пяти километрах от Ки-Уэста начались перебои в правом моторе. Пилот, С.В.Миллер, заметил внизу паром и решил сделать попытку посадить самолет рядом с ним. Ветра не было, но море волновалось довольно сильно. В тот момент, когда поплавки самолета коснулись воды, на него налетела огромная волна, высотой не менее шести — семи метров, и с силой подбросила его вверх. Самолет нырнул носом в волны. В этот миг на него обрушилась вторая гигантская волна и завертела его, как волчок.

От удара пассажиры слетели со своих мест. Детей — мистер и миссис Аткинс держали их на коленях — вырвало из рук родителей, и они тут же исчезли в волнах. Аткинс хотел кинуться им на помощь, но Абрахэмс, понимая, что дети наверняка погибли, не дал Аткинсу этого сделать и умудрился вытащить его из наполовину затонувшего самолета на отчаянно качающееся крыло. Туда же выбралась гувернантка, Грейс Мак-Дональд.

Тем временем паром на всей скорости шел к месту катастрофы. Несмотря на сильное волнение, капитану Джеку Элбери удалось спустить спасательную шлюпку, которая тут же, борясь с волнами, поспешила к тонущему самолету.

И тут на крыло обрушилась еще одна волна и смыла мисс Мак-Дональд в морс. Пассажиры, столпившиеся у борта парома, свидетели всей этой драмы, разом вскрикнули, увидев, как она скрылась под водой.

Наконец, буквально в последний момент, спасательная шлюпка подошла к обломкам самолета. Удалось спасти миссис Аткинс, пилота, механика, няню и Абрахэмса. Но Аткинс, двое его сыновей и мисс Мак-Дональд навсегда исчезли в волнах.

Был ли Аткинс жив, когда акула напала на него, я не знаю. Но поскольку в желудке той акулы, которую я поймал, мы ничего больше не нашли, я убежден, что, на живого или мертвого, на него напало несколько акул. Я предполагаю также, что остальные жертвы разделили его ужасную участь.

Между прочим, многие так называемые специалисты считают коричневую акулу «безобидной».

* * *

Тринидад

Опять рука.

Это произошло в курительной комнате парохода, совершающего рейсы между Сент-Томасом и Тринидадом. Как и тогда, я разговорился с попутчиком. Опять разговор пошел об акулах. Как и тогда, вопрос: неужто акулы едят людей? Как и тогда, настойчивая просьба показать фотографию.

И тут выясняется, что мой попутчик знал Эдвина Аткинса с детства.

Я чуть было не разорвал фотографию. Казалось, на ней лежит проклятие. Но по зрелом размышлении я решил сохранить ее. Я буду показывать ее всякий раз, когда скептик потребует доказательств того, что акулы едят людей. Может быть, это послужит кому-нибудь предостережением.

* * *

Фернандина, Флорида

Пит-Акула говорит, что он носом чует акул, и мне порой кажется, что так оно и есть. Я иногда спрашиваю себя: а может, он и впрямь с ними в родстве?

Я придумал новый способ лова. Вместо того чтобы закреплять нижний конец сети на дне якорями, надо поставить сеть вертикально и дать ей возможность двигаться вместе с приливом. Сегодня мы вышли в море, чтобы испробовать этот способ, так как Пит сказал, что он учуял акул.

Мы закинули сеть. Нам не пришлось долго ждать, чтобы убедиться в успехе. Уже через несколько минут исчез первый буй.

Мы вытащили большую тигровую акулу. Не успели мы убить ее и поднять на борт, как исчез второй буй. Мы подняли сеть — в ней билась вторая тигровая акула.

Вновь и вновь в течение четырех изнурительных часов мы закидывали сеть и вытягивали ее наверх, и каждый раз в ней была акула.

Иногда там оказывались скаты. Мы полосовали их ножом и опускали сеть вместе с ними. Нет лучшей приманки для акулы, чем запах свежей крови.

Акулы беспрерывно попадали в сеть, и мы неутомимо вытаскивали их наверх. Когда в шестиметровую лодку положили тридцать шесть акул, на палубе не оставалось и десяти сантиметров свободного пространства. Первая же большая волна могла перевернуть лодку, и мы с Питом очутились бы в кишащей акулами воде.

Мы окликнули проходившее мимо судно для ловли креветок, и они взяли нас на буксир. Но под тяжестью груза лодка осела так низко, что через два небольших отверстия в ботах начала просачиваться вода. Мне не из чего было сделать затычки. Не мог же я позволить, чтобы вся наша добыча пошла на дно. Поэтому я поступил, как тот голландский мальчик, который спас Нидерланды. Я засунул в отверстия свои пальцы, и мы благополучно добрались до берега.

Наша добыча весила около четырех с половиной тонн.

* * *

Нантакет, Массачусетс

Мы с капитаном Эрни Шутцем вылавливаем примерно по триста пятьдесят акул в месяц прямо тут, у берегов этого дачного поселка, где плавают тысячи людей, не думая о том, что рядом с ними плавают тысячи акул. К счастью, люди их не интересуют. Во всяком случае, до тех пор, пока здесь полно сельди-менхаден.

Большая часть здешних акул не опасна. Вот почему я поступил позавчера так легкомысленно. А когда имеешь дело с акулами, даже с самыми «безобидными», легкомыслие недопустимо.

Мы поймали песчаную акулу, метра в два с половиной длиной, поймали на леску. Песчаную акулу не назовешь безобидной, но и свирепой ее тоже нельзя назвать. Просто, когда имеешь с ней дело, надо быть начеку. А я не был.

Наши рекомендации