Слово в день памяти преподобных сергия и германа, валаамских чудотворцев (28 июня/11 июля)

Когда придет конец последнему монастырю, когда прекратится Литургия, тогда будет всему конец. Иеросхимонах Михаил (Питкевич)

«Валаамский монастырь уцелел при гонениях, кото­рые воздвигла на святые обители Императрица Екате­рина II. В XIX веке начался духовный расцвет Валаама.

Этому не помешала даже военная удача Александра I, тяжело отразившаяся на православном населении края. В результате победы, одержанной в 1809 году над Швецией, в состав Российской империи вошла Финляндия. Александр I, желая всячески обласкать новых подданных, даровал Финляндии статус Велико­го княжества и практически полное самоуправление; более того, к Финскому княжеству был присоединен бывший до того российской губернией Приладож- ский край. (Несмотря на императорские привилегии, Финляндия так и осталась для Империи чужеродным придатком. Впоследствии финские власти укрывали на своей территории разнообразнейших заговорщи­ков: и террористов-цареубийц, и анархистов, и больше­виков, прятался там и "вождь революции” Ленин.) Пра­вославные жители Приладожья оказались под властью лютеранского Сената; Православие в Финском княже­стве стало второстепенной религией, которую только терпели и исподтишка теснили. В сознании простых русских людей Финляндия по-прежнему оставалась за­границей, чужой землей. (Так, иеросхимонах Михаил (Питкевич), в молодости получивший от старца бла­гословение отправиться на Валаам, поначалу не хотел идти на чужбину.) Но несмотря ни на что, светоч Ва­лаамского Спасо-Преображенского монастыря разго­рался все ярче. Сюда стремились самые мужественные ревнители благочестия, искавшие на северном остро­ве жестокого жития во славу Божию. Среди тогдаш­них иноков бытовала поговорка: кто суров, тому путь в Саров, а кто совсем упрям — тому на Валаам. <...> Валаамская обитель явилась духовной опорой не только для православных жителей края, но и для всей России. Вслед за преподобным Серафимом Саровским и великими оптинскими старцами опытные валаам­ские подвижники приняли на себя труд духовного на­ставничества — возрождаемый на Руси спасительный для множества душ подвиг старческого окормления народа.

По числу паломников Валаам стал равен знамени­тым Лаврам: Троице-Сергиевой и Киево-Печерской. У гроба преподобных Сергия и Германа совершались чудесные исцеления телесных болезней, а рядом на­ходились врачи душевных немощей — старцы, го­товые прийти на помощь заблудшим и кающимся грешникам. Оптина пустынь притягивала к себе сре­динную, старинную Россию; на Валаам стекались из­дерганные дети нового времени из имперской столи­цы — Петербурга-Петрограда. И все эти массы людей, ищущих утешения и совета, обретали душевный мир, вставали на путь спасения под руководством мудрых старцев.

Новое бедствие, ставшее несравненно страшнее иноземных нашествий, уже надвигалось на Русь.

Богоборческое безумие грозило растоптать душу на­рода, истребить даже память о Святом Православии. В 1912 году отошел ко Господу валаамский затворник Онуфрий. Перед своей кончиной он предсказал безбож­ную революцию, убийство царя, массовые расправы над духовенством, обновленческий раскол в Русской Церкви, а для Валаама — смуты и разделения.

После большевистского переворота в России Фин­ляндия получила самостоятельность. Новое государ­ство сохранило за собой все территории, подаренные Александром I Финскому великому княжеству. Так Ва­лаам действительно оказался за рубежом своего стра­дающего Отечества. Валаамская обитель избежала того разгрома, какому богоборцы подвергли Оптину пустынь. Северный монастырь получил более изощ­ренный удар, расколовший и обескровивший его.

Вслед за правительством своей республики Фин­ская епархия отошла от России и перешла в юрисдик­цию Константинопольского Патриархата. Был принят и введенный в Константинополе григорианский ка­лендарь. Этот «арифметический» соблазн вызвал рас­кол среди братии Валаамского монастыря, разделив­шейся на новостильников и старостильников.

Никакой календарный стиль, никакой способ от­счета дат никогда не был, да и не мог быть догматом Церкви, то есть входить в число основ спасительно­го Христова Учения. Единственное догматическое указание, связанное с определением праздничной даты, — это 7-е правило Святых Апостол, под угрозой извержения священнослужителей из сана запрещаю­щее праздновать святый день Пасхи прежде весеннего равноденствия, с иудеями. Это действительно относит­ся к вероучению: христиане не должны были иметь общего праздника с распинателями Христа Господа. Но при условии соблюдения этого правила Поместная Церковь может пользоваться тем или иным светским календарем — это не догмат и не канон, а просто цер­ковный обычай.

На протяжении многих веков Церковь Христо­ва пользовалась календарем юлианским, установ­ленным еще до Рождества Спасителя язычником Юлием Цезарем, и не испытывала от этого никаких неудобств. В 1582 году римский папа Григорий во­левым решением возвел в догмат собственный, григорианский календарь; на новый стиль пере­шло большинство стран Европы. В новейшее время Константинопольский Патриархат, пытаясь найти взаимопонимание с римо-католиками, также принял григорианский стиль. Это вопрос внутренней жизни Константинопольской Церкви, не препятствующий общению с ней других Поместных Церквей. В пользу григорианского календаря говорит только одно яв­ление: чудо Благодатного огня на Гробе Господнем в Иерусалиме совершается на Пасху, исчисленную по старому стилю. Но даже не в этом знамении Все­вышнего главный довод против календарных ново­введений.

Хранительница апостольских заветов, Православ­ная Церковь Христова недаром относится с осторож­ностью к любым новшествам, пусть даже касающимся не вероучения, а обряда или обычая. В церковной жиз­ни необходимо проявлять мудрость и избегать всего, в чем может таиться соблазн для малых сих. Общеиз­вестно, каким страшным расколом отозвалась в Рус­ской Церкви реформа, которую царь Алексий Тишай­ший проводил репрессивными методами, а ведь речь шла не о канонах и догматах, а в основном об обрядо­вой традиции. Точно так же принятие Константинопо­лем григорианского календаря вызвало раскол Эллад­ской Церкви. Против того же новшества восстала часть валаамских иноков, отказавшись праздновать Пасху по новому стилю со словами: "Хоть живыми нас в зем­лю закопайте — не отступим”!

Можно понять валаамских старостильников — слишком свежа была рана от разрыва с родной Рос­сией, слишком дорого было все, что относилось к старорусскому благочестию. Подвижники-монахи привыкли строго следовать Уставам Церковным, и из­менение календаря они связали с изменой вере. Устав стал их жизнью: когда идет ломка живых традиций, очень трудно различить главное и второстепенное.

Если старостильников можно было упрекнуть в не­послушании епархиальному начальству, то на их про­тивников падает укор в немилосердии, даже в жестоко­сти. Отнюдь не в духе примирения, терпения и братской любви совершался перевод Валаама на григорианский календарь. Лютеранские власти Финляндии (вероятно, не без затаенной усмешки) крутыми административ­ными методами решили спор между православными монахами в пользу новостильников. Несколько иноков были посажены в выборгскую тюрьму. Иеромонах По­ликарп, обратившийся с жалобой в газету, был за это выслан в СССР на верную смерть в большевистских лагерях. Многие приверженцы старого стиля были из­гнаны с Валаама. "В глухую ненастную осень 1926 года были вывезены из Валаамского монастыря с помо­щью полиции 30 иноков, проживших до того в обители по двадцать и даже по тридцать лет. Среди них были старцы, убеленные сединами, и иеромонахи с наперсны­ми крестами. И за что так жестоко с ними поступи­ли? Не за какие-либо греховные проступки, а лишь за то, что они отказались принять новый стиль и новую Пас­халию", — пишет очевидец, иеромонах Никандр. Остав­шихся старостильников отправляли в самые суровые дальние скиты. В такой ссылке вскоре умер от разры­ва сердца духовник обители иеросхимонах Михаил- первый (до схимы Маркиан). Перед кончиной этот старец написал стихи, исполненные надежды, звавшие к примирению:

Свой век доживают монахи седые,

В тиши проводя монашеский путь...

Хранят они в душах стремленья святые,

Всё нудятся к Богу сердцами прильнуть.

Хотя стиль отнял в них былое согласье,

Раскол внес церковный в незлобных умах,

Но верят они, что придет снова счастье —

И даст единенье Господь в их сердцах.

Бессмысленность пагубного для обители разделе­ния проявилась... когда после победы СССР в Финской войне Валаамский монастырь снова перешел к Русской Церкви, и тот же игумен и другие возглавители оби­тели, которые гнали старостильников, без колебаний сами возвратились к старому стилю.

(В наши дни ведутся разговоры о том, что Русской Церкви надо бы принять григорианский календарь. Ссылаются на пример "цивилизованной" Европы, на удобство соответствия церковного календаря гражданскому, на тот же диалог с римо-католиками... Что касается последних, такие римские нововведе­ния, как "исхождение Духа и от Сына”, "догмат пап­ской непогрешимости", чистилище, искажение Та­инства Евхаристии, с православной точки зрения расцениваются однозначно — ересь. Пока латиня­не не приведут свои верования в соответствие с ве­рой апостольской, никакие календари не помогут их сближению с Православием. Не слишком ли до­рогой платой будет смута в Православной Церкви — множество бессмертных человеческих душ, отравлен­ных расколом за эти весьма сомнительные выгоды? У нас перед глазами грозные примеры старообрядче­ства, а в новые времена — Эллады и Валаама. И сей­час наверняка найдется немало ревнителей старого стиля, готовых умереть за единую букву аз юлианско­го календаря. Так нужны ли новшества, чреватые ду­шепагубным соблазном?)

Во время Второй мировой войны валаамскими иноками во внутренней Финляндии была создана обитель, получившая название Новый Валаам. А сам благодатный остров на Ладожском озере в после­военные годы был обмирщен: на нем организовали колхоз, а в братских корпусах монастыря разместили дом инвалидов. (Все это в духе еще добольшевистских антицерковных реформ царя Петра I и импера­трицы Екатерины II, превращавших святые обители в богадельни и дома для умалишенных.) Хорошо еще, что миновали времена массового красного терро­ра и на Валааме не было тюрем и лагерей, зато туда высылали отсидевших свои сроки уголовников- рецидивистов.

Насельник Нового Валаама, старец схиигумен Ио­анн сетовал: "Наша монастырская жизнь помаленьку еще теплится, много старичков ходит с помощью пало­чек, вновь поступающих нет, так как в данное время мо­лодежь воспитывается не в религиозном духе. Впрочем, судьбы Господни непостижимы нам, грешным. Буди, Го­споди, воля Твоя во всем". Всещедрый Бог, паче чаяния, явил Свою милость и финляндскому Ново-Валаамскому монастырю, куда пришло новое поколение иноков, а за­тем — и к древней прославленной обители на острове Валааме.

В [19]50-х годах наконец наладилось общение Рус­ской и Финляндской Церквей. Группа валаамских мона­хов воспользовалась этим, чтобы вернуться на родину. Последний валаамский старец иеросхимонах Михаил (Питкевич) говорил: "В России сейчас сияет истинное Православие, как солнце, — это земля полита кровью мучеников, это земля исповедников". Вместе со стар­цем Михаилом в многострадальное Отечество верну­лись еще шесть его сподвижников — по свидетельству очевидца, это были лучшие отцы Валаама. Иеросхи­монах Михаил окончил земное служение в Псково- Печерском монастыре. Из своего многотрудного жития последний старец Валаама вынес убеждение: «Кого Го­сподь любит, того и скорбями наделяет — к будущей жизни приготовляет».

В 1989 году полуразрушенные монастырские зда­ния [древнего Валаама] были возвращены Русской Православной Церкви. Началось восстановление обители. Иноки нового поколения — сыновья рус­ского народа, душу которого не сумели убить семь­десят лет богоборческого ига. Они пришли на разва­лины, чтобы Валаам вновь стал местом благодатной молитвы...»