Пусть убьют меня твои облик и красота
6. Что есть, как если бы сказала: Раз уж такова радость видения Твоего бытия и красоты, что не сможет вынести её душа моя, иначе как умерев в созерцании, пусть убьют меня Твои облик и красота.
7. Известны два зрелища, убивающие человека, за невозможностью вынести ему силу и воздействие увиденного: первое есть видение Василиска, от вида которого, говорят, умирают тут же; второе есть видение Бога. Однако, они весьма различаются по причинам: поскольку первое зрелище убивает великой ядовитостью, а второе - безмерным здоровьем и благостью Славы. Через то не творит душа многого здесь, в желании умереть от видения красы Божией, чтобы радоваться ей всегда; тогда как если бы душа имела хотя одну догадку о высоте и красоте Божьих, то не единой только смерти пожелала, ради вечного уже лицезрения Его (как здесь желает), но тысячу жестоких смертей прошла бы зело весело, ради узрения Его на один лишь миг, а, после того, как увидела бы, просила бы о перенесении других таких же, ради того, чтобы ещё раз увидеть.
8. Для лучшего уяснения этого стиха, следует знать, что душа здесь говорит условно, когда молвит, что убьют её Его облик и красота, предполагая, что не возможет лицезреть Его, не умерев; так что, если бы без этого смогла жить, то не просила бы, да убьёт её; потому что желать умереть - это неестественно. Но, предполагая, что не может сия жизнь тленная человека совместиться с другой, неувядаемой жизнью Бога, молвит: пусть убьёт, и т. д.
9. Это учение даёт уразуметь Святой Павел коринфянам, говоря: Не хотим быть совлечёнными, но хотим быть облечёнными, чтобы смертное поглотилось бы жизнью (2Кор. 5,4); то есть: Не хотим быть совлечёнными плоти, но - облечёнными Славой. Но, знающе, что невозможно жить вместе во Славе и плоти смертной (как мы сказали), молвит Филиппийцам, яко желал бы развязаться и быть со Христом (1,23). Имеется, однако, здесь одно сомнение, и состоит оно в следующем: отчего сыны Израиля издревле избегали и боялись видеть Бога, чтобы не умереть, как говорил Мануй своей жене (Суд. 13,22), а сия душа хочет умереть от видения Бога? На это отвечается, что по двум причинам. Одна из них та, что во время оно, хотя умирали в милости Божьей, не видели Его вплоть до прихода Христа, и много лучше для них было жить во плоти, накапливая, заслуги и радуясь жизни естественной, нежели пребывать в лимбе без заслуги и перенося мрак и духовное отсутствие Бога. Отчего и считали многие лета жизни сей за великую милость Божию и преимущество своё.
10. Вторая причина - по части любви; потому как те, что не столь сильны в любви и не слишком приблизились к Богу любовью, боятся умереть от вида Его. Однако, ныне, в законе благодати, по
которому в умирании тела может душа лицезреть Бога, более здраво есть желать прожить недолго и умереть ради видения Его; а если бы и не так, то душа, любящая Бога, как эта любит Его, не убоялась бы умереть от лицезрения Его, потому что истинная любовь всё, что приходит ей от Возлюбленного, будь то неблагоприятное или благоприятное, и самые наказания, как вещь, которую Он желает свершить, принимает равно и одинаким образом, и они приносят ей радость и удовольствие, ибо, как говорит Святой Иоанн, совершенная любовь отбрасывает всякий страх (1Ин. 4, 18). Не может существовать для любящей души огорчения смерти, поскольку в ней обретает все сладости и удовольствия любви; не может быть опечалена и память её, так как находит в ней собранную радость; не может также быть отягощённой и утруждённой, так как Он есть удаление всех её отягощений и трудностей, и начало всего её блага; воспринимает её, как подругу и супругу и памятью своей радуется, как дню своей помолвки и свадьбы; и сильнее желает наступления того дня и того часа, в который должна встретить свою смерть, как цари земные желают царств и подданных. Оттого об этом жребии смерти молвит Мудрец: 0, смерть! Благ приговор твой для человека знающего нужду (Эккл. 41,3). Итак, ежели для человека, нуждающегося в вещах посюсторонних, смерть есть благо, хотя она нисколько не восполняет его нужды, но скорее отнимает и последнее, то насколько же лучше будет приговор её для души, нуждающейся в любви, так как не только не отнимает у неё того, что имеет, но скорее служит причиной для исполнения любви, которой хотела, и удовлетворения всех её нужд? Имеет, стало быть, резон душа, осмеливаясь говорить без страха: пусть убьют меня твои облик и красота, ибо знает, что в тот самый миг, в который увидит её, будет восхищена и поглощена этой самой красотой, и преобразится в эту самую красоту, и станет сама красивой, как эта самая красота, и снабжена и обогащена, как эта самая красота. Так что об этом молвит Давид, яко смерть святых драгоценна пред Господом (Пс. 115,15); чего не было бы, если бы не были они причастны Его величиям, ибо пред Богом нет ничего драгоценного, кроме того, что Он есть в Себе самом. Оттого-то душа не боится умереть, когда любит, но скорее желает этого. Грешник же всегда боится смерти, так как предчувствует, яко смерть понудит его оставить все блага, а все худа получить; ибо, как молвит Давид: Смерть грешников - наихудшая (Пс. 33,22); и через то, как молвит Мудрец, горька им память их (Еккл. 41,1), ибо оттого что любят много жизнь века сего и мало грядущего, сильно боятся смерти. Но душа, которая любит Бога, больше живёт в другой жизни, чем в этой, поэтому душа больше живёт там, где любит, чем там, где прозябает, и так немного ценит сию жизнь преходящую. Оттого и говорит: пусть убьёт меня твой облик, и т.д.
Призри на болествие любви
Что не лечится,