Падающее стекло могло -- отрезать девочке голову.

Вспоминаю интересный рассказ одной женщины, который в свое время произвел на меня сильное впечатление.

Это было в 1990 году, когда я перешла работать завучем в очень престижную гимназию в Санкт-Петербурге. Как-то во второй половине дня, когда учеников в школе уже не было и лишь несколько учителей задержались после очередного совещания, мы пили чай в лаборантской. Лаборантка была немолодая женщина. Звали ее Анна Константиновна, она уже вышла на пенсию, но работала, и то, что она рассказала, просто потрясло меня.

Анна Константиновна находилась во время блокады в Ленинграде, тогда она была молодой девушкой 16 лет, и ей очень хотелось жить. Однажды, во время сильной бомбежки, она вместе с другими пряталась в бомбоубежище. Налеты немецкой авиации были настолько частыми, что к ним привыкли, и люди практически не испытывали страха, находясь в бомбоубежище. Однако в этот раз все было ужасно. Снаряд, видимо, попал в дом, в котором находилось бомбоубежище, и от сильного взрыва здание содрогнулось, часть его обрушилась и засыпала людей. Анна Константиновна, тогда она была просто Аня, девочка, школьница, полная надежд и ожиданий, тоже оказалась -- частично засыпанной штукатуркой и кирпичами.

Она не могла пошевелить руками – обе руки были придавлены остатками стены. Встать, подняться или повернуться она тоже -- не могла. Она лежала на спине и даже, не могла стряхнуть -- с лица пыль и известку.

Но тут над нею РАЗДАЛСЯ -- оглушительный треск, и она увидела, как выбитое из оконной рамы стекло ПАДАЕТ -- прямо на нее, да ещё и острым краем. Она, будучи молодой, содрогнулась от ужаса, что это острое стекло -- изуродует ее лицо, хотя опасность БЫЛА еще серьезнее, ведь стекло МОГЛО просто -- отрезать ей голову!

И вот, тогда она комсомолка и неверующая, впервые в жизни взмолилась -- в душе к Богу: «Господи, спаси!»

Это было первое обращение -- к Богу в ее жизни, и оно пронзило душу, и Бог -- услышал его.

Стекло, долетев до ее лица, не коснулось его, а РАЗЛОМИЛОСЬ -- на две половинки и УПАЛО -- по обе стороны головы, не причинив вреда и даже -- не поцарапав. Осколков при этом тоже – НЕ БЫЛО! Все произошло -- в считанные секунды, и это было -- ЧУДО!

Анна Константиновна настолько четко все помнила и так убедительно и взволнованно говорила об этом, что я еще тогда интуитивно почувствовала -- что-то сверхъестественное в этом эпизоде и что-то очень важное для себя. Я не забуду об этом случае и буду рассказывать о нем тем, кто ищет или жаждет веры.

КАК РАСПОЗНАТЬ В СЕБЕ -- ГОРДОСТЬ?

- Чтобы понять, ощутить ее, замечай, как ты будешь себя чувствовать, когда окружающие тебя сделают что-либо не по-твоему, вопреки -- твоей воле. Как ты на это реагируешь – возмущенно или спокойно.

Если в тебе рождается прежде всего не мысль кротко ИСПРАВИТЬ -- ошибку, другими допущенную, а неудовольствие и гневливость, то знай, что ты -- ГОРД и горд глубоко.

- Если и малейшие неуспехи в твоих делах тебя -- ОПЕЧАЛИВАЮТ и наводят скуку и тягость, в т.ч. и мысль о Промысле Божием, участвующем в делах наших, тебя -- не веселит, то знай, что ты -- ГОРД и горд глубоко.

- Если ты горяч -- к собственным нуждам и РАВНОДУШЕН -- к нуждам других, то знай, что ты -- ГОРД и горд глубоко.

- Если при виде неблагополучия других, хотя бы то врагов твоих, тебе -- ВЕСЕЛО, а при виде неожиданного счастья ближних твоих -- тебе грустно, то знай, что ты -- ГОРД и горд глубоко.

- Если для тебя оскорбительны и скромные -- ЗАМЕЧАНИЯ о твоих недостатках, а похвалы о небывалых в тебе достоинствах для тебя -- ПРИЯТНЫ, восхитительны, то знай, что ты -- ГОРД и горд глубоко.

Иаков, архиепископ Нижегородский.

НЕВИДИМЫЙ ЩИТ.

Немецкий пулемет стучал не умолкая. Пули чмокали, вонзаясь во влажную от недавнего дождя землю, или со зловещим привизгом уносились куда-то далеко, за наши спины. А мы лежали, уткнувшись в чахлую траву, и не смели поднять головы и даже отползти назад, потому что любое движение и даже чуть заметное колыхание стеблей вызывали рой зловещих кусочков свинца, несших с собой смерть и боль.

Впереди, метрах в пятидесяти, лежали два скрюченных трупа - наши товарищи Алешка Бегун и Ваня Максимов. С полчаса назад они пытались подползти к бетонному бункеру с отчаянным намерением подавить пулеметную точку, и оба погибли на наших глазах, а мы ничем не могли им помочь. Зловещая амбразура продолжала извергать огонь. Мой сосед справа Саша Голубкин вдруг -- дернулся всем телом, взрыхляя землю носками кирзачей, судорожно приподнялся на локтях и упал лицом в траву. Командир, лейтенант Никишов, лежавший слева и чуть сзади, выругался в бессильной ярости - опять потеря, и, видимо, не последняя.

Хороший парень был этот Никишов. Мы уже целый год провоевали вместе и были довольны друг другом. Помню, в первый день нашей встречи, когда при свете самодельного ночника взвод укладывался спать в сырой землянке, он, внимательно посмотрев на меня, спросил: "Что ты там всё шепчешь?" - "Стихи читаю", - нашелся я. "Ну так почитай вслух". "Пожалуйста", - я продекламировал главу из "Евгения Онегина". Никто и не догадался, что вначале мои губы шептали совсем другие, не пушкинские строки.

Я молился, твердя про себя одну и ту же молитву - "Богородице Дево, радуйся". Перед отправкой на фронт мать, благословляя меня старинной дедовской иконой Божией Матери, дрожащим от волнения голосом произнесла: "Ты останешься -- живым и вернешься домой, если каждый день БУДЕШЬ -- тысячу раз читать молитву Богородице". Я знал ее наизусть с детства.