Изъяснение Песни песней Соломона
Святитель Григорий Нисский
Изъяснение Песни песней Соломона
Оглавление
Предисловие. К Олимпиаде. 1
Беседа 1. Толкование на Песн. 1, 1-3. 3
Беседа 2. Толкование на Песн. 1, 4-7. 9
Беседа 3. Толкование на Песн. 1, 8-13. 14
Беседа 4. Толкование на Песн. 1, 14 - 2, 7. 20
Беседа 5. Толкование на Песн. 2, 8-17. 27
Беседа 6. Толкование на Песн. 3, 1-8. 34
Беседа 7. Толкование на Песн. 3, 9 - 4, 7. 40
Беседа 8. Толкование на Песн. 4,8-9. 48
Беседа 9. Толкование на Песн. 4, 10-15. 52
Беседа 10. Толкование на Песн. 4, 16- 5,2. 58
Беседа 11. Толкование па Песн. 5. 2 - 4. 62
Беседа 12. Толкование на Песн. 5, 5 - 7. 67
Беседа 13. Толкование на Песн. 5, 8-12. 73
Беседа 14. Толкование на Песн. 5, 13-16. 79
Беседа 15. Толкование на Песн. 5,17 – 6,8. 86
Предисловие. К Олимпиаде
И честной твоей жизни, и чистой твоей душе признал я приличным тщательное изучение Песни песней, с намерением, как и лично, и письменно изъясняла ты нам, при надлежащем обозрении книги соделать явным сокровенное в речениях любомудрие, здравыми понятиями очищенное от буквального, с первого взгляда усматриваемого, словозначения. Почему охотно соглашаюсь, что заботливость твоя об этом не только полезна тебе для твоей нравственности (ибо уверен, что око души твоей чисто от всякой страстной и нечистой мысли, и в сих Божественных речениях беспрепятственно усматривает беспримесную лепоту), но послужит даже некиим руководством для людей более плотских, чтобы и им придти в духовное и невещественное состояние души, к какому ведет книга сия сокровенною в ней премудростию.
Но поелику некоторым из принадлежащих к Церкви кажется общим правилом держаться буквы Святаго Писания, и они не соглашаются, чтобы в нем на пользу нашу говорилось что-либо загадочно и намеками: то необходимым почитаю прежде всего пред обвиняющими нас оправдаться в этом, и именно, что не делаем ничего несообразного, стараясь в Божественном и богодухновенном Писании всячески уловлять полезное для нас; так что, если полезно сколько-нибудь буквальное чтение, понимаемое в том смысле, в каком сказано, то имеем уже в готовности требуемое: если же что сказанное с скрытностию, загадочно и предположительно не служить к пользе по ближайшему сего разумению, то таковые изречения, как предписывает слово, обучающее нас притчами, будем брать в ином значении, разумея сказанное, или как притчу, или как темное слово, или как изречения мудрых, или как одну из загадок (Прит. 1, 6). И по науке истолкования, пожелает ли кто назвать это применением речи, или иносказанием, или чем другим, не будем спорить об имени, только бы держаться полезных разумений.
Ибо и великий Апостол, говоря, что «Закон духовен есть» (Рим.7,14), под именем Закона заключает и исторические повествования, так что все богодухновенное Писание для читающих есть Закон не только явственными заповедями, но и историческими повествованиями, разумеющих глубоко обучающий ведению таин и чистому образу жития. Способом же толкования пользуется Апостол, каким ему угодно, имея в виду полезное; а не заботится об имени, какое надлежит дать способу толкования. Напротив того, намереваясь обратить историю в доказательство домостроительства о заветах, в одном месте говорит, что «изменяет глас» (Гал. 4, 20); а потом, упомянув о других чадах у Авраама, рожденных ему от рабы и от свободной, воззрение на них называет иносказанием (Гал.4, 24); также, изложив некоторые исторические события, говорит: «образы прилучахуся онем: писана же быша в научение наше» (1 Кор. 10, 11); и еще сказав, что не должно заграждать «устен вола молотяща», присовокупил, что не «о волех радит Бог», но «нас ради всяко написася» (1 Кор.9, 9-10); а в другом месте менее ясное разумение и ведение от части называет «зерцалом и гаданием» (1 Кор. 13, 12); и также переход от телесного к умственному именует обращением ко Господу и снятием покрывала (2 Кор. 3, 16). Во всех же сих различных способах и наименованиях разумного воззрения Павел преподает нам один вид учения, что должно не на букве непременно останавливаться, так чтобы с первого взгляда представляющееся значение сказанного о добродетельной жизни во многом могло вредить нам, а, напротив того, переходит к невещественному и умственному взгляду, так чтобы понятия плотские изменялись по смыслу и разумению после того, как плотское значение сказанного отрясено будет подобно праху. И посему-то говорит Апостол, что «буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 6): так как история (то есть в Писании), если будем останавливаться на голых событиях, во многих местах представляет нам примеры недоброй жизни. Ибо, какую пользу относительно к добродетели доставит слушателю Пророк Осия, рождающий «чада блужения» (Ос.1,2), и Исаия, входящий «ко пророчице» (Ис. 8, 3), если остановится кто на букве сказанного?
Или сколько содействовать будут к доблестной жизни повествования о Давиде, как прелюбодеяние и убийство вместе сходятся в одно преступление? Но если найдется какое-либо основание, показывающее неукоризненность того, что устроялось этим, то истинным окажется тогда слово Апостола, что «буква убивает», так как содержит в себе примеры дурных дел, «а дух животворит» (2Кор.3,6), потому что первоначально представляющееся и достойное охуждения понятие прелагает в значения Божественные.
Знаем же, что и Само всею тварию покланяемое Слово, когда в человеческом подобии и виде при посредстве плоти сообщало Божественные тайны, так открывало нам смысл закона, что два человека, которых свидетельство истинно, по слову Его, суть Он Сам и Отец (Иоан. 8, 17-18); и поставленный на высоте медный змий, который для народа служил врачевством от смертоносных угрызений, по Его объяснению есть совершенное на кресте о нас домостроительство. Да и самих святых учеников Своих обучает тонкости разумения прикровенными и тайными словами, в притчах, в подобиях, в темных речениях, в сказаниях, предлагаемых загадочно, хотя делал им истолкование сего наедине, объясняя сказанное неясно, а иногда, если не был понимаем ими смысл сказанного, порицал их медлительность и неспособность к уразумению. Ибо, когда повелевал им Господь воздерживаться от фарисейской закваски, а они по недогадливости смотрели на свои сумы, в которых не принесли хлебного запаса, тогда укоряет, как не уразумевших, что закваскою означалось учение. И еще, когда ученики предлагали Ему трапезу, а Господь отвечал: «Аз брашно имам ясти, егоже вы не весте» (Иоан.4,32), – и они предположили, что говорит о телесной пище, принесенной Ему из другого места, тогда толкует слово Свое, что приличным для Него и соответственным брашном служит исполнение спасительной воли.
И в евангельских изречениях можно набрать тысячи таковых месть, что в них иное представляется с первого взгляда, а к иному относится смысл сказанного. Так, например, разуметь должно воду, о которой Он обетовал жаждущим, что верующие соделаются от нее источниками рек (Иоан. 7, 38); а также «хлеб, сходяй с небесе» (Иоан. 6, 33), храм разоряемый и «треми денми» воздвигаемый (Иоан. 2, 19), «путь» (Иоан. 14, 6), «дверь» (Иоан. 10, 7), «камень», ни во что вменяемый зиждущими и полагаемый во главу угла (Матф. 21, 42), двоих «на одре едином» (Лук. 17, 34), жернов мелющих: одну поемлемую, другую оставляемую (Матф. 24, 41), «труп, орлов» (Матф. 24, 28), смоковницу, делающуюся сочною и прозябающую ветви (Матф. 24, 32). Все сие и подобное сему да будет для нас побуждением пользоваться Божественными изречениями и испытывать их, быть внимательными при чтении и всеми способами исследовать, не найдется ли где слово, которое выше разумения, представляющегося по первому взгляду, руководящее мысль к Божественному и бесплотному. Посему-то мы уверены, что запрещенное для вкушения древо – не смоковница, как утверждали некоторые, и не другое какое из плодовитых дерев. Ибо, если тогда смертоносна была смоковница, то, конечно, и теперь не служила бы в пищу. Притом же дознали мы из Владычнего изречения, решительно тому научающего, что ничто «входящее во уста» не может сквернить «человека» (Матф. 15, 11). Напротив того, в законе ищем другого какого-либо смысла, который был бы достоин величия Законодателя. И, если слышим, что рай есть дело Божия насаждения, и что среди рая насаждено древо жизни, то у Открывающего сокровенные тайны пытаемся дознать, каких растений делателем и насадителем бывает Отец, и как возможно в самой средине рая быть двум древам, древу спасения и древу погибели? Ибо точная середина, как в окружности круга, должна, конечно, находиться в одном средоточии. Если же по которую либо сторону средоточия поставить другое средоточие, то, по всей необходимости, вместе с средоточием переместится и весь круг, так что прежнее средоточие уже не будет серединою. Итак, если рай был там один, то почему говорит Писание, что, хотя каждое из дерев представлялось особо, однако же, посредине было и то, и другое, между тем, как смертоносному из них странно быть Божиим насаждением, чему учит то же Писание, утверждающее, что все дела Божии «добра зело» (Быт. 1, 31)? Если кто не усмотрит в этом истины при помощи любомудрия, то для неспособных рассуждать покажется, что сказанное не состоятельно и баснословно. И долго было бы собирать, что найдется у каждого из Пророков, как, например, Михей говорит, что «будет в последняя дни явлена гора над верхи гор» (Мих. 4, 1), именует же горою тайну благочестия, являемую на погибель сопротивных сил.
Почему возвышенный Исаия говорит, что восходит жезл и цвет из корня (Ис. 11, 1), указывая сим на явление Господа во плоти? Или какой имеют смысл, по буквальному значению, у великого Давида, «гора усыренная» (Псал. 67, 16), или «колесница тмами тем» (Псал. 67, 18), или «сонм юнец», оставляемый «в юницах людских» (Псал. 67, 31), или нога, омоченная «в крови», или «языки псов» (Псал. 67, 24), или Ливан, на подобие тельца, истниваемый с кедрами (Псал. 28, 6)? И кроме сего можно, из остального пророчества собрав тысячи месть, научить необходимости такого взгляда на речения относительно к их смыслу, отвергнув который, как это некоторым угодно, по моему мнению, поступит всякий подобно тому, кто в снедь человеку на трапезе предложить хлебное произрастение, не обделав его, не обмолотив колоса, не отделив на веялке зерен от мякины, не измолов жита в муку и не приготовив хлеба по надлежащему способу печь хлебы. Посему, как необделанное произрастение составляет пищу скотов, а не людей; так иной может сказать, что составляют пищу скорее неразумных, нежели разумных людей и богодухновенные речения, не приуготовленные более тонким обозрением, и не только речения Ветхого Завета, но даже многие и в евангельском учении, как например: «лопата, отребляющая гумно» (Матф. 3, 12), плевы, отвеваемые ветром, пшеница, остающаяся при ногах веющего, «огнь негасающий», добрая житница, дерево, приносящее худые плоды, утроза секирою, грозно указующая на посечение дерев (Матф. 3, 10), камни, претворяемые в естество человеческое (Матф. 3, 9).
Сие пусть будет у меня написано к твоему благоразумию, как некое письменное оправдание перед теми, которые поставляют в закон в Божественных речениях не искать ничего больше, кроме ближайшего буквального их значения. Если же и свой труд предать бумаге пожелали мы после Оригена, усердно потрудившегося над этою книгою, то никто да не обвиняет нас в этом, имея в виду Божественное изречение Апостола, который говорит: «кийждо свою мзду приимет по своему труду» (1 Кор. 3, 8). Но сочинено это мною не напоказ; напротив того, поелику многое из сказанного в Церкви по любознательности замечено было некоторыми из окружающих нас, то, иное, именно все, что было связно в их замечании, взяв у них, а иное, что необходимо требовало дополнения, присовокупив от себя, составил я сие толкование, в виде бесед; в след за прочитанным местом предлагая обозрение сказанного, столько употребил на сие досуга, сколько в эти дни поста дозволили время и дела; потому что в продолжении их слово сие приготовлено было нами для народного слышания. Если же и продолжение жизни и мирное состояние дарует нам Податель жизни – Бог, то, может быть, простремся и до остального, потому что теперь наше слово и обозрение дошли уже до половины.
Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми нами во веки веков! Аминь
Святитель Григорий Нисский
Изъяснение Песни песней Соломона
Оглавление
Предисловие. К Олимпиаде. 1
Беседа 1. Толкование на Песн. 1, 1-3. 3
Беседа 2. Толкование на Песн. 1, 4-7. 9
Беседа 3. Толкование на Песн. 1, 8-13. 14
Беседа 4. Толкование на Песн. 1, 14 - 2, 7. 20
Беседа 5. Толкование на Песн. 2, 8-17. 27
Беседа 6. Толкование на Песн. 3, 1-8. 34
Беседа 7. Толкование на Песн. 3, 9 - 4, 7. 40
Беседа 8. Толкование на Песн. 4,8-9. 48
Беседа 9. Толкование на Песн. 4, 10-15. 52
Беседа 10. Толкование на Песн. 4, 16- 5,2. 58
Беседа 11. Толкование па Песн. 5. 2 - 4. 62
Беседа 12. Толкование на Песн. 5, 5 - 7. 67
Беседа 13. Толкование на Песн. 5, 8-12. 73
Беседа 14. Толкование на Песн. 5, 13-16. 79
Беседа 15. Толкование на Песн. 5,17 – 6,8. 86
Предисловие. К Олимпиаде
И честной твоей жизни, и чистой твоей душе признал я приличным тщательное изучение Песни песней, с намерением, как и лично, и письменно изъясняла ты нам, при надлежащем обозрении книги соделать явным сокровенное в речениях любомудрие, здравыми понятиями очищенное от буквального, с первого взгляда усматриваемого, словозначения. Почему охотно соглашаюсь, что заботливость твоя об этом не только полезна тебе для твоей нравственности (ибо уверен, что око души твоей чисто от всякой страстной и нечистой мысли, и в сих Божественных речениях беспрепятственно усматривает беспримесную лепоту), но послужит даже некиим руководством для людей более плотских, чтобы и им придти в духовное и невещественное состояние души, к какому ведет книга сия сокровенною в ней премудростию.
Но поелику некоторым из принадлежащих к Церкви кажется общим правилом держаться буквы Святаго Писания, и они не соглашаются, чтобы в нем на пользу нашу говорилось что-либо загадочно и намеками: то необходимым почитаю прежде всего пред обвиняющими нас оправдаться в этом, и именно, что не делаем ничего несообразного, стараясь в Божественном и богодухновенном Писании всячески уловлять полезное для нас; так что, если полезно сколько-нибудь буквальное чтение, понимаемое в том смысле, в каком сказано, то имеем уже в готовности требуемое: если же что сказанное с скрытностию, загадочно и предположительно не служить к пользе по ближайшему сего разумению, то таковые изречения, как предписывает слово, обучающее нас притчами, будем брать в ином значении, разумея сказанное, или как притчу, или как темное слово, или как изречения мудрых, или как одну из загадок (Прит. 1, 6). И по науке истолкования, пожелает ли кто назвать это применением речи, или иносказанием, или чем другим, не будем спорить об имени, только бы держаться полезных разумений.
Ибо и великий Апостол, говоря, что «Закон духовен есть» (Рим.7,14), под именем Закона заключает и исторические повествования, так что все богодухновенное Писание для читающих есть Закон не только явственными заповедями, но и историческими повествованиями, разумеющих глубоко обучающий ведению таин и чистому образу жития. Способом же толкования пользуется Апостол, каким ему угодно, имея в виду полезное; а не заботится об имени, какое надлежит дать способу толкования. Напротив того, намереваясь обратить историю в доказательство домостроительства о заветах, в одном месте говорит, что «изменяет глас» (Гал. 4, 20); а потом, упомянув о других чадах у Авраама, рожденных ему от рабы и от свободной, воззрение на них называет иносказанием (Гал.4, 24); также, изложив некоторые исторические события, говорит: «образы прилучахуся онем: писана же быша в научение наше» (1 Кор. 10, 11); и еще сказав, что не должно заграждать «устен вола молотяща», присовокупил, что не «о волех радит Бог», но «нас ради всяко написася» (1 Кор.9, 9-10); а в другом месте менее ясное разумение и ведение от части называет «зерцалом и гаданием» (1 Кор. 13, 12); и также переход от телесного к умственному именует обращением ко Господу и снятием покрывала (2 Кор. 3, 16). Во всех же сих различных способах и наименованиях разумного воззрения Павел преподает нам один вид учения, что должно не на букве непременно останавливаться, так чтобы с первого взгляда представляющееся значение сказанного о добродетельной жизни во многом могло вредить нам, а, напротив того, переходит к невещественному и умственному взгляду, так чтобы понятия плотские изменялись по смыслу и разумению после того, как плотское значение сказанного отрясено будет подобно праху. И посему-то говорит Апостол, что «буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 6): так как история (то есть в Писании), если будем останавливаться на голых событиях, во многих местах представляет нам примеры недоброй жизни. Ибо, какую пользу относительно к добродетели доставит слушателю Пророк Осия, рождающий «чада блужения» (Ос.1,2), и Исаия, входящий «ко пророчице» (Ис. 8, 3), если остановится кто на букве сказанного?
Или сколько содействовать будут к доблестной жизни повествования о Давиде, как прелюбодеяние и убийство вместе сходятся в одно преступление? Но если найдется какое-либо основание, показывающее неукоризненность того, что устроялось этим, то истинным окажется тогда слово Апостола, что «буква убивает», так как содержит в себе примеры дурных дел, «а дух животворит» (2Кор.3,6), потому что первоначально представляющееся и достойное охуждения понятие прелагает в значения Божественные.
Знаем же, что и Само всею тварию покланяемое Слово, когда в человеческом подобии и виде при посредстве плоти сообщало Божественные тайны, так открывало нам смысл закона, что два человека, которых свидетельство истинно, по слову Его, суть Он Сам и Отец (Иоан. 8, 17-18); и поставленный на высоте медный змий, который для народа служил врачевством от смертоносных угрызений, по Его объяснению есть совершенное на кресте о нас домостроительство. Да и самих святых учеников Своих обучает тонкости разумения прикровенными и тайными словами, в притчах, в подобиях, в темных речениях, в сказаниях, предлагаемых загадочно, хотя делал им истолкование сего наедине, объясняя сказанное неясно, а иногда, если не был понимаем ими смысл сказанного, порицал их медлительность и неспособность к уразумению. Ибо, когда повелевал им Господь воздерживаться от фарисейской закваски, а они по недогадливости смотрели на свои сумы, в которых не принесли хлебного запаса, тогда укоряет, как не уразумевших, что закваскою означалось учение. И еще, когда ученики предлагали Ему трапезу, а Господь отвечал: «Аз брашно имам ясти, егоже вы не весте» (Иоан.4,32), – и они предположили, что говорит о телесной пище, принесенной Ему из другого места, тогда толкует слово Свое, что приличным для Него и соответственным брашном служит исполнение спасительной воли.
И в евангельских изречениях можно набрать тысячи таковых месть, что в них иное представляется с первого взгляда, а к иному относится смысл сказанного. Так, например, разуметь должно воду, о которой Он обетовал жаждущим, что верующие соделаются от нее источниками рек (Иоан. 7, 38); а также «хлеб, сходяй с небесе» (Иоан. 6, 33), храм разоряемый и «треми денми» воздвигаемый (Иоан. 2, 19), «путь» (Иоан. 14, 6), «дверь» (Иоан. 10, 7), «камень», ни во что вменяемый зиждущими и полагаемый во главу угла (Матф. 21, 42), двоих «на одре едином» (Лук. 17, 34), жернов мелющих: одну поемлемую, другую оставляемую (Матф. 24, 41), «труп, орлов» (Матф. 24, 28), смоковницу, делающуюся сочною и прозябающую ветви (Матф. 24, 32). Все сие и подобное сему да будет для нас побуждением пользоваться Божественными изречениями и испытывать их, быть внимательными при чтении и всеми способами исследовать, не найдется ли где слово, которое выше разумения, представляющегося по первому взгляду, руководящее мысль к Божественному и бесплотному. Посему-то мы уверены, что запрещенное для вкушения древо – не смоковница, как утверждали некоторые, и не другое какое из плодовитых дерев. Ибо, если тогда смертоносна была смоковница, то, конечно, и теперь не служила бы в пищу. Притом же дознали мы из Владычнего изречения, решительно тому научающего, что ничто «входящее во уста» не может сквернить «человека» (Матф. 15, 11). Напротив того, в законе ищем другого какого-либо смысла, который был бы достоин величия Законодателя. И, если слышим, что рай есть дело Божия насаждения, и что среди рая насаждено древо жизни, то у Открывающего сокровенные тайны пытаемся дознать, каких растений делателем и насадителем бывает Отец, и как возможно в самой средине рая быть двум древам, древу спасения и древу погибели? Ибо точная середина, как в окружности круга, должна, конечно, находиться в одном средоточии. Если же по которую либо сторону средоточия поставить другое средоточие, то, по всей необходимости, вместе с средоточием переместится и весь круг, так что прежнее средоточие уже не будет серединою. Итак, если рай был там один, то почему говорит Писание, что, хотя каждое из дерев представлялось особо, однако же, посредине было и то, и другое, между тем, как смертоносному из них странно быть Божиим насаждением, чему учит то же Писание, утверждающее, что все дела Божии «добра зело» (Быт. 1, 31)? Если кто не усмотрит в этом истины при помощи любомудрия, то для неспособных рассуждать покажется, что сказанное не состоятельно и баснословно. И долго было бы собирать, что найдется у каждого из Пророков, как, например, Михей говорит, что «будет в последняя дни явлена гора над верхи гор» (Мих. 4, 1), именует же горою тайну благочестия, являемую на погибель сопротивных сил.
Почему возвышенный Исаия говорит, что восходит жезл и цвет из корня (Ис. 11, 1), указывая сим на явление Господа во плоти? Или какой имеют смысл, по буквальному значению, у великого Давида, «гора усыренная» (Псал. 67, 16), или «колесница тмами тем» (Псал. 67, 18), или «сонм юнец», оставляемый «в юницах людских» (Псал. 67, 31), или нога, омоченная «в крови», или «языки псов» (Псал. 67, 24), или Ливан, на подобие тельца, истниваемый с кедрами (Псал. 28, 6)? И кроме сего можно, из остального пророчества собрав тысячи месть, научить необходимости такого взгляда на речения относительно к их смыслу, отвергнув который, как это некоторым угодно, по моему мнению, поступит всякий подобно тому, кто в снедь человеку на трапезе предложить хлебное произрастение, не обделав его, не обмолотив колоса, не отделив на веялке зерен от мякины, не измолов жита в муку и не приготовив хлеба по надлежащему способу печь хлебы. Посему, как необделанное произрастение составляет пищу скотов, а не людей; так иной может сказать, что составляют пищу скорее неразумных, нежели разумных людей и богодухновенные речения, не приуготовленные более тонким обозрением, и не только речения Ветхого Завета, но даже многие и в евангельском учении, как например: «лопата, отребляющая гумно» (Матф. 3, 12), плевы, отвеваемые ветром, пшеница, остающаяся при ногах веющего, «огнь негасающий», добрая житница, дерево, приносящее худые плоды, утроза секирою, грозно указующая на посечение дерев (Матф. 3, 10), камни, претворяемые в естество человеческое (Матф. 3, 9).
Сие пусть будет у меня написано к твоему благоразумию, как некое письменное оправдание перед теми, которые поставляют в закон в Божественных речениях не искать ничего больше, кроме ближайшего буквального их значения. Если же и свой труд предать бумаге пожелали мы после Оригена, усердно потрудившегося над этою книгою, то никто да не обвиняет нас в этом, имея в виду Божественное изречение Апостола, который говорит: «кийждо свою мзду приимет по своему труду» (1 Кор. 3, 8). Но сочинено это мною не напоказ; напротив того, поелику многое из сказанного в Церкви по любознательности замечено было некоторыми из окружающих нас, то, иное, именно все, что было связно в их замечании, взяв у них, а иное, что необходимо требовало дополнения, присовокупив от себя, составил я сие толкование, в виде бесед; в след за прочитанным местом предлагая обозрение сказанного, столько употребил на сие досуга, сколько в эти дни поста дозволили время и дела; потому что в продолжении их слово сие приготовлено было нами для народного слышания. Если же и продолжение жизни и мирное состояние дарует нам Податель жизни – Бог, то, может быть, простремся и до остального, потому что теперь наше слово и обозрение дошли уже до половины.
Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми нами во веки веков! Аминь