Глава 7. На дороге, которая пуста

Переночевали у матери Мищенко. Иван, не задерживаясь, отправился дальше. Теперь он был один. По эту сторону Днепра он не ходил, и его здесь никто не знал.

Вчерашний дождь размыл дороги. В руках у Ивана была тяжелая сумка с Евангелиями, которые ему дали в Смеле для раздачи, и идти было нелегко. К полудню он уже с трудом передвигал ноги. Селений по пути не попадалось. Не попадались и едущие люди. Была дорога, которая пуста... Надвигалась дождливая туча.

— Боже, - прошептал он, - помоги мне!

И в это время он заметил догонявшую его бричку с тройкой лошадей. Онищенко остановился и стал поджидать. Поравнявшись с путником, лошади остановились, и молодой человек с брички звонко сказал:

— Сидай, сидай, добрый человече, пидвэзу!

— Спасибо, - сказал Иван и, очистив грязь с сапог о спицы колес, влез на сиденье.

Бричка была нагружена. В ней с вожжами в руках сидел молодой человек и с любопытством рассматривал Ивана. Лошади тронулись. Иван умостил под сиденье сумку с книгами и свою сумку с пожитками и обратил свое лицо к хозяину. Глядя на него, он будто увидел себя самого в зеркале! Таким он был лет десять, двенадцать назад: юное открытое лицо с голубыми живыми глазами, слегка припухшие губы - живо напомнили ему детство, отца, отправляющегося на ярмарку, вожжи, которые он держал в руках и передавал сидевшему в бричке отцу. Он еще раз посмотрел на юношу и тепло спросил:

— А как тебя зовут?

Если бы он сейчас услышал, что юношу зовут Иваном, он бы не удивился и подумал бы, что это добрый сон. Юноша доверчиво посмотрел ему в глаза и просто ответил:

— Степан. Степаном меня зовут. Ты не куришь?

— Нет, не курю.

— А тато курит, так и я скоро начну. Вот семнадцать скоро исполнится и буду.

— Зачем?

— Та все курят. Я тоже буду. Я ж тоже мужчина. У тато много табака на чердаке. Сейчас они еще не велят.

— Не кури никогда, Степан, не нужно. Не смотри на тех, кто делает плохо. А кто хорошо делает, у тех учись и так поступай. Табак очень вредный, и запах от него нехороший, и грудь болеть будет. Это же яд! И вообще, зачем плохое делать.

Проехали немного, и Иван снова спросил:

— А ты грамоту знаешь? Глаза юноши потухли.

— Грамоту не знаю. Неграмотный я, - негромко, с явным сожалением ответил он. Но, оживившись, добавил, - а меньшая сестричка Маша в школу ходит и хорошо читает.

— А что же она читает?

— Букварь читала, школьную читалку читала.

— А Евангелие есть у вас дома?

— А что это такое? - удивленно спросил юноша.

— А это книга такая, в которой пишется, как надо верно жить, как правильно всегда поступать.

— А что, есть такая книга? - с запалом спросил юноша и даже натянул вожжи. Лошади остановились.

— Есть такая книга, - сказал Иван и достал из внутреннего кармана сермяга Евангелие. - Вот она, смотри.

Лошади стояли, покорно ожидая проявления воли хозяина. А Степан взял в руки книгу, несколько раз повернул ее в руках и тихо спросил:

— А ты правду говоришь? Так и пишется: поступай так и так?

— А вот слушай: «Итак, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Не мстите, не оскорбляйте, не унижайте, не отнимайте, не пользуйтесь трудом другого, не работая сами, но любите и прощайте, без границ любите.

— Ой, как это хорошо! - с дрожью в голосе сказал юноша и тронул вожжи. Проехав немного молча, он вдруг спросил:

— Слушай, а скажи по правде, может это человек все выполнить? Это легко или трудно? Есть ли такие люди, которые читали это и живут так?

Иван сел поудобнее, спрятал Евангелие и стал говорить:

— Слушай. Я расскажу тебе об одном мальчике, который вырос и стал большим. Не так давно, лет тридцать тому назад, жил на Украине мальчик. Он любил добро, но вокруг видел много недоброго, и часто от этого сжималось его сердце. Почему делают недоброе? Зачем мучают людей взрослые люди, мучают себя и других? И ответа на это не было. Он ходил с отцом и мамой в церковь. Там батюшка, хотя и не совсем ясно, но говорил о зле и добре. Говорил о Боге, Который есть любовь. Но то были слова. На деле же все жили иначе. Праздновали праздники, а на них пили водку, объедались, дрались. И чем большерос мальчик, тем больше и острее болело его сердце. И он все сильнее хотел знать: как же быть, как поступать и делать?

На эти вопросы родители мальчика не могли ответить. Они жили, как живут все. А у этого мальчика была тетя, учительница, которая вложила в него знания мира и вселенной и истории людей, научив его грамоте и давая ему читать книги. Он много узнал, но эти знания просто тревожили его и не давали ответа на вопросы о жизни. И вот однажды, когда ему было столько лет, сколько тебе сейчас, отец привез ему с ярмарки книгу, которая называлась Евангелием. И ухватился юноша за эту книгу и стал ее читать. И чем больше он ее читал, тем яснее становилось ему то, о чем вопрошало его сердце, его разум. Как жить, как понимать себя в мире, во что верить и по какому пути идти, Этот путь так и называется - евангельский путь.

И жизнь этого юноши стала совсем другой. И теперь не печаль о несбыточном грызла его душу, а была радость от того, что непременно сбывается, если следовать по этому пути. И радости этой стало тесно жить в одном человеке, ей хотелось разлиться, хотелось осчастливить многих, которые так страдают.

Телега мягко катилась по грязи степной дороги. Лошади бежали мелкой трусцой. Тучи уже по-осеннему шли совсем низко. Степь была черной и неприветливой. Степан свободно держал вожжи в руке и внимательно слушал своего нового друга. Глубоким чутьем он чувствовал, что тот говорит о себе, своей жизни, своем пути. И сердце Степана покорилось, отозвалось и видело, что это и его, Степана, часть пути на завтра.

И ничто не протестовало, все принималось как неминуемо свое. Степан положил свою свободную руку на колено товарища. Рука согрелась и, казалось, с теплом тела в него переливалась и духовная сила этого человека. Так начинается глубокая дружба.

А Иван продолжал свой рассказ:

— Стал этот юноша читать полученную от отца книгу всем людям. И у него появились друзья, но появились и недруги. Евангелие есть свет, освещающий жизнь. Но освещалось и темное, злое, и оно восставало. Тьма старалась погасить свет, ведь все темное становилось видимым. И юношу оклеветали, посадили в тюрьму. Там его били и уговаривали стать прежним, не думающим о других. А разве это можно тому, кто видел однажды сладость служения Богу. И молодого человека судили и приговорили к пожизненной ссылке. И как милость ему дали возможность самому идти в Сибирь. И везет сейчас этого счастливого человека на своей повозке Степан. И как посмотрит он на этого человека?

Степан остановил лошадей. Сквозь тучи прорвались лучи заходящего солнца, осветив лица двух людей. Молодой человек положил вожжи и протянул обе руки

к Онищенко:

— Если все, что вы говорили, правда, то я всем своим существом вливаюсь в нее. Я неграмотный и ничего не читал, но все это то, что ты говорил мне сейчас, я, наверное, узнаю. Так вот, Иван, слушай и ты. У меня тоже есть меньшая сестренка Маша и есть в другом селе тетя Ира. Она не учительница, но училась

и читает хорошо. У нее много книг от ее покойного мужа учителя. И я, Иван, тоже научусь читать, и я полюблю читать Евангелие. И не только себе, но и другим. И если там все правда, как ты говорил, то я готов буду и страдать за нее.

— Ты не говори так наперед. Чтобы так поступать, надо много об этом молиться, много передумать, много решить. Бог тебе в помощь, брат мой Степан.

Иван вытащил из-под сиденья сверток, развязал его, взял один экземпляр Евангелия и подал юноше.

— Возьми, учись и читай.

Справа показалось селение. Уже темнело. Лошади сами повернули на боковую дорогу.

— Знают сами, - сказал Степан и спросил: - А где ты думал ночевать?

— Если примите, то у вас и переночую. Степана уже ждали и беспокоились.

— А мы уже все передумали, - говорил отец, распрягая лошадей, - а оно, наверное, дожди и грязно?

— Да, тато, дождь и грязно. А ты, Маша, - обратился он к выбежавшей ему навстречу сестричке, - возьми эту книгу и положи у себя на стол. Будешь учить меня грамоте.

Только мать встретила сына недружелюбно, и Иван слыхал, как она, не стесняясь, громко говорила сыну:

— Да ты хоть знаешь, кто он и откуда? Много разных людей на дорогах.

— Знаю, мама, знаю. Это добрый человек.

Мать молча подала приехавшим ужин. И то, как Онищенко, молясь, не перекрестился, вызвало у нее еще большее недоверие и неприязнь.

Ночи уже были прохладные, и Ивану постелили на полу в кухне широкий войлок. Мать, погасив лампу, ушла на половину стариков. Когда Иван стал на молитву, он ощутил рядом с собой чье-то дыхание.

— Я лягу с тобой, - тихо сказал голос Степана.

Иван начал молиться: «Отче наш, сущий на небесах...». Тихо и внятно уста Степана повторяли каждое слово.

Когда перед рассветом мать выходила через кухню к корове, то в свете зажженной лампадки она увидела гостя и Степана, крепко спящих рядышком, и как-то оттаяло у нее на сердце.

— Боже, помоги нам, - вздохнула она и прикрыла спящих теплым рядном. Стало светать, и Степан проводил нового друга за околицу села.

Иван почувствовал как тяжела стала его сумка. Оказалось, ее тайком

наполнили продуктами, и тайна действия Божьей любви была прекрасна.