Иудео-христианские заблуждения

"До того времени, т.е. смерти Иакова Праведного (65-66 г.), говорит Егезипп (у Евс. Ц. И. III, 22), Церковь называлась девою чистою, ибо она еще не была растлена суетными учениями". Значит, начало лжеучения он относит к последней трети I в. Так это было и в действительности, ибо еще в апостольских и особенно пастырских посланиях ап. Павла замечаются следы заблуждений отдельных лиц, в чем они и отличаются там. В первой половине II века Св. Иустин Мученик (Разговор с Трифоном иудеем, гл. XLVII) отмечает среди иудео-христиан два направления. Одни "по слабости духа" соблюдали постановления Моисеева закона, не обязывая к этому других и уповая на Христа. Другие, наоборот, не ограничиваясь тем, что сами хранили закон, всячески принуждали и уверовавших во Христа язычников жить по закону Моисееву. Впервые иудействующая партия отмечена еретической, и в этом смысле названа — евионистической, Св. Иринеем Лионским (Против ересей. I, 26; III, 21), т.е. во второй половине II века.

Ориген, подобно Иустину, различал два направления: одни признавали Рождение Христа от Девы; другие утверждали, что Он рожден подобно остальным людям (против Цельса V, 61). Евсевий (Ц. И. III, 27) следует Оригену. Несравненно более подробные сведения об иудео-христианах мы находим у Епифания (ерес. XXIX, 7; Х, 1). Он указывает три степени в их заблуждении: умеренное назорейское, резко уклонявшееся от христианства евионитское и синкретическое — смешение иудейских и языческих элементов с христианскими — гностико-елкезаитское. Происхождение этих еретических партий он относит ко времени проникновения иудео-христиан в восточно-иорданскую страну, в Пеллу, около Килисирии (ерес. XXIX, 7). Даже ересь елкезаитов появилась, по нему, еще во времени Траяна (ерес. XIX, 1). Ср. Hippolytus, Refutatio, IX, 13). Эти ереси существовали до V в. (Епиф. ерес. XIX, 2). Учение елкезаитов, как уже отмечено, представляло собой странную смесь иудейских и христианских понятий с языческими, натуралистическими элементами. Епифаний о них сказал: "Не будучи ни христианами, ни иудеями, ни эллинами (они не были и самостоятельны), не удалось им выработать и нечто среднее".

Керинф получил образование в Александрии и действовал в конце I в. в Малой Азии, где он и родился. Керинф учил, что мир сотворен не первым богом, но некою евангельской силой. Иисус, по нему, рожден не от Девы, а был Сыном Иосифа и Марии, но отличался справедливостью, благоразумием и мудростью. При крещении сошел на Него от Превысшего Начала Христос, в виде голубя, и тогда он начал проповедовать неведомого Отца и совершал чудеса; при страданиях Христос отлетел от Иисуса, страдал один Иисус; Христос же, будучи духом, был свободен от страданий. По Епифанию, Керинф отчасти (από μερους) придерживался иудейства. Принимая это во внимание, некоторые ученые (Гильгенфельд, Липсий) видят в Керинфе первого из лжеучителей, у кого иудаизм переходил в гносис.

Николаиты. В начале Апокалипсиса, в посланиях к Малоазийским Церквам, обличаются еретики, названные два раза по имени Николаитами (2:6-15). Заблуждение их состояло в дурной теории (διδαχη, 2:14, 24) и в таких же делах (εργα 2:6, 22). Нравственная невоздержанность и участие в языческих жертвенных обедах не только обсуждались снисходительно, но прямо рекомендовались, и пророчицею Фиатирскою обосновывались на том, что, благодаря этому, можно познать "глубины сатанинские" (2:24), естественно, не затем, чтобы погибнуть в них, но чтобы познать и доказать все бессилие злого духовного мира и достигнуть свободы от зла (с. II). Это как раз точное моральное учение гностиков — либертинистов. Поэтому нам думается, как николаитство, так и докетизм, — учение о призрачности материи, облегающей дух, в частности, о призрачности тела Иисуса Христа, — суть предварительные элементы, даже целые части гностицизма, который все собрал и обобщил, пышно развившись к половине II века.

Гностицизм

Гностицизм есть соединение, смешение языческих верований и идей с христианским учением. Он представляет собою смелую попытку дополнить христианство ценностями языческой культуры — восточными религиозными верованиями и греческой философией. Вследствие этого, все христианское в гностицизме извращалось, и спасительная сущность христианства оставалась для него сокрытою. Св. Ириней (I, 8, 1) такими яркими красками изображает это противоестественное смешение гностиками языческих и христианских понятий "…как если бы кто, взяв царское изображение, прекрасно сделанное умным художником из драгоценных камней, уничтожил бы представленный вид человека, представил бы и привел бы в другой вид эти камни и сделал бы из них образ пса или лисицы, и об этом негодном произведении отзывался бы потом и говорил: "Вот то самое прекрасное царское изображение, которое произвел умный художник".

Представителей гностицизма делят на восточных, или сирийских, и западных — александрийских. К первым относятся — офиты, Сатурнил, Василид, Кердоп и Маркион, ко вторым принадлежат — Карпократ и Валентин. В восточном гностицизме более заметно влияние персидского живого дуализма; а в западном или александрийском явно проглядывает платонизм и отчасти — неопифагорейство. Но системы восточных и западных гностиков имеют гораздо более сходства, чем религия. Общими признаками их являются — дуализм, демиургизм, докетизм и трихотомия. Основным признаком служит дуализм, а остальные производные. Демиург нужен как существо, избавляющее благого Бога от непосредственного соприкосновения со злою или "несущею" материей при создании космоса. Докетизм, или учение о призрачности тела и телесной жизни, в особенности Иисуса Христа, — является прямым следствием воззрения на материю, как на зло. Пневматическому существу, каким был Христос, нельзя было стать в непосредственную близость к злой материи; если, по-видимому, это было так, то это лишь так казалось (δοκησις, φαντασμα), а не было так в действительности. Трихотомия также вполне соответствовала указанному учению о происхождении космоса. Демиург, как создание, хотя и низшее, благого Бога, образует смешанный из Духа и материи посредствующий мир; отсюда получается трехчастность всего универса — благой Бог, смешанный мир и материя. Такому состоянию мира соответствует тройное деление среди людей — на пневматиков, психиков и гиликов (υλη). Теоретические воззрения гностиков вращались около четырех главных предметов: Бог, материя, демиург и Христос. Практические или этические воззрения имеют своим предметом человека, его происхождение и судьбу. Можно представить гностическое учение в следующей схеме:

Во главе всего гностики поставляют высочайшее существо, называемое различными именами, которыми хотелось выразить его абсолютность — особую возвышенность, всемогущество, несравнимость, неопределенность и самозаключенность. Но перед глазами гностика лежал неустроенный, несчастный мир. Нужно было выяснить происхождение его. Этот мир, для гностика, казалось, никак нельзя признать созданием высшего Бога, ибо тогда в нем пришлось бы искать и источник мирового зла, неустройство. Нет, субстратом для мира может служить только материя, которую восточные, сирийские, гностики представляли в виде самостоятельного, живого, злого существа, а западные давали лишь как бы призрачное существование. Однако, злая или инертная материя не могла сама собою произвести этот мир, где есть несомненно частицы высшего Божества. Выяснить происхождение такого мира, была самая трудная проблема гностицизма. При решении её пришлось выдумывать теогонию, создавать бесконечный мир эонов, пришлось прибегнуть к искусственному воззрению об ослаблении Божественного начала среди тех эонов или существ, которые наиболее удалены — в порядке создания — от первого начала, и, наконец, к решительно неверному утверждению о возникновении у последнего эона нечистого, ненатурального желания погрузиться в материю. Такое погружение частицы высшего Божества в материю не могло пройти бесследно для последней. Первым плодом соединения эона с материей является демиург. Он-то и создает такой смешанный из духовных начал с материей мир. Но существо, отпавшее от высшей жизни и погрузившееся в материю, начинает тяготиться своим положением, раскаиваться в своем нечистом желании, низведшем его в материю, и желает вознестись и соединиться с высшею Божественною жизнью. Но оно уже не одно, дало искру жизни многим людям, которые также жаждут соединиться с первым божеством. Однако, отпавший эон и человеческие души не могут своими силами подняться к божеству. Они нуждаются в спасении со стороны сильнейших, или могущественного существа. С другой стороны, и с точки зрения высшего божественного существа, нельзя примириться с таким порядком вещей, при котором частица высшей жизни заключена в материю и в ней страдает. И с этой стороны является нужда в спасении отпавшего эона. Для спасения, т.е. освобождения духовной искры из уз темной материи и души из лабиринта зла, снисходит на землю один из высших эонов — Христос, называемый также Спасителем, Иисусом. Это прекрасно и картинно выражено в одном офитском гимне. Христос принимает эсферическое, кажущееся тело, или, по другому представлению, соединяется с человеком Иисусом, или иудейским Мессией, при крещении и оставляет его снова при его страданиях. Рождение Христа, детство и Его земную жизнь гностики считали недействительными, кажущимися явлениями. За это в особенности сильно порицал Тертуллиан Маркиона. Главною задачею Христа было сообщить гносис, открыть "все тайны" (μυστηρια) и "сокровенныя святого пути" (τα κεκρυμενα της αγιας οδου) Небольшому Кругу посвященных, благодаря чему они могли бы с ясным сознанием стремиться к Божественной жизни, в высший мир, в плирому. Чрез это происшедшее в мире эонов расстройство жизни устраняется, и все приходит в первоначальную гармонию. Материя истребляется огнем, находящимся внутри её. Этические воззрения гностиков обусловливались теологическим или догматическим учением о происхождении человека и его последней цели. На человека гностики смотрели как на микрокосм, состоящий из души и тела, в нем отражались три принципа универса — Бог, демиург и материя, но в различной степени. Вследствие этого они делили людей на три класса: пневматиков, в которых имел перевес Божественный дух из идеального мира, — психиков, у которых имело место смешение духовного начала жизни с материей, — и соматиков или гиликов, в которых господствовало материальное начало. Среди исповедников человеческих религий пневматики встречаются только среди христиан, хотя далеко не все христиане пневматики, большинство их психики. Этические требования или практические правила относительно поведения людей у гностиков могли быть обращены только к психикам. Ибо лишь им возможно было выйти из неопределенного положения и приблизиться к плироме; тогда как пневматики по самой своей природе были назначены ко спасению, соматики обрекались на верную смерть. Центральною проблемою гностической этики является вопрос об отношении к материи, плоти и её влечениям. Вопрос этот решается противоположно: одними в аскетическом смысле, другими — в смысле либертинизма. Оба решения исходили из дуалистического воззрения на мир и на материю тела, как источник зла или греха. Такие серьезные гностики, как Сатурнил и Маркион, презирая тело, запрещали всякие для него наслаждения и удовольствия, в особенности в пище, отрицали брачную жизнь, чтобы избежать смешения с греховной материей. Другие, как николаиты, большинство офитов, карпократиане, — говорили о чувстве горделивого превосходства духа над материей — что чувственность должна быть побеждена чрез удовлетворение её чувственными наслаждениями; нет ничего такого, что бы могло связать дух или победить его. Отсюда полный антиномизм. Иногда одна крайность переходила в другую. Так, например, свое основное требование, что нужно изнурять плоть (δει καταχρησθαι τη σαρκι) николаиты сначала думали исполнить путем строгого аскетизма, а потом сочли за лучшее достигать той же самой цели при помощи крайнего либертинизма.

Иудео - и языко-христианские искажения Христова учения не были в собственном смысле христианскими ересями. Они возникли на периферии христианства, так сказать, в пограничных его областях, соприкасающихся с иудейством и язычеством, и вышли из неправильно понятых взаимоотношений новой христианской религии к иудейской религии и языческой религии и культуре. Первою ересью возникшею внутри христианства, на его почве был монтанизм.

Монтанизм

На границах Мизии и Фригии выступил в половине II века некто Монтан с "новым пророчеством" (Евс. V, 16). Основываясь на Евангелии Иоанна, где Иисусом Христом было обещано апостолам ниспослание в будущем Св. Духа (Параклета) монтанисты и утверждали, что пришествие обещанного Духа уже стало фактом, и вот они — монтанисты, точнее их фригийские пророки — суть апостолы открывшегося Параклета. Как Христос возвышался над Моисеем и Пророками, так и Параклет чрез МаксимиллуиПрискиллу — женщин-пророчиц, сопровождавших Монтана, — над Христом и Апостолами. Последнее откровение есть поэтому высшее (Епифан. ер. XLVIII, 8; у Евс. V, 19, 2; Тертуллиан. Virg. vel. I; monog. 14). Значит, Параклет также имел своих апостолов, как и Иисус Христос. Один из монтанистических пророков — Фемизон — стремился придать своим писаниям такое же значение, какое имели послания Ап. Павла (Евс. V, 16-17). Он еще при жизни Максимиллы (умершей в 179 г.) играл выдающуюся роль среди фригийских монтанистов. Он писал "кафолические послания" всей Церкви и, стараясь подражать во всем ап. Павлу, энергично настаивавшему на устранении Моисеева закона Христовым учением, требовал всеобщего признания нового пророчества. Фригийские пророки выдавали себя за бессознательные органы чрез них говорящего божества. В сохранившихся пророчествах Монтана Сам Бог говорил: "Человек спит, а я бодрствую" ... "Ни Ангел, ни посланник, но я — Господь Бог пришел" ... "Я есмь Отец, Сын и Параклет" (Епиф. ерес. XLVIII, 4, 11). Их верующие почитатели придавали величайшую важность непосредственности этого откровения, исключающей всякую человеческую самостоятельность пророков. Все эти откровения старательно записывались. У монтанистов было много всяких книг: и оды Монтана, и псалмы, и пророчества Максимиллы. Понятно, если римские католики в начале III века упрекали их в том, что они бесконечно умножают писания и требуют читать их при богослужении (Ипполит. VIII, 19; ср. у Евс. VI, 20, 3). К Ветхому и Новому Завету монтанисты хотели присоединить новейший, как последнее и совершеннейшее откровение Бога. — Откровение Бога в Монтане и его спутниках достигло новой последней ступени своего проявления и действия для того, чтобы, ввиду близко предстоящего конца мира, подготовить общину чрез новые откровения и новые требования к делу совершенства и совершения всего. В теологии, догматике "новое пророчество" ничем не отличалось от церковного. Вся новизна монтанизма заключалась в морально-аскетических, ригористических требованиях и призыве к последнему покаянию. "Он учил расторгать браки и издавал законы о постах" (Евс. V, 18). Аскетическая жизнь требовалась, ввиду приближавшегося скоро второго пришествия Иисуса Христа и открытия горнего Иерусалима. Монтан указывал и место, где оно последует. "Петузу и Тимион, небольшие города во Фригии, он называл Иерусалимом, с намерением собрать туда людей из всех стран" (Евс. V, 18). По-видимому, монтанизм был вызван к жизни некоторым "обмирщением" христианства в послеапостольское время. Припомним современное ему сочинение "Пастырь" Ермы с его обличениями. Он учил о скоро наступающем конце мира, в доказательство чего указывал на излияние последнего божественного откровения через Параклета. В таком случае монтанизм, с одной стороны, есть ересь, как учение о новых откровениях, как источниках нашего верования и жизни, — с другой, как раскол, в качестве новых ригористических требований, неизвестных Церкви.

Алоги. Как бы в противовес монтанистам в Малой Азии возникла ересь Алогов (Епиф. Ерес. LI, 3, 23), т.е. "бессловесных" или "неразумных", — имя, как думает проф. Болотов (II, 305), дано полемистами в ироническом смысле. Между тем, Епифаний выдает его, как собственное их изобретение. Они отвергали принадлежность 4 Евангелия и Апокалипсиса ап. Иоанну Богослову и приписывали их авторству Керинфа. Это, по-видимому, делалось, чтобы лишить монтанизм его опоры на 4 Евангелии о грядущем Параклете, как писании и проповеди апостола. Вместе с тем, алоги отвергали и самое учение "о Слове, проповеданном от Иоанна", как будто бы неизвестное Апостолам.

Предвечного бытия Сына Божия алоги также не признавали, находя, что в Евангелии сказано только, что на Иордане на Христа сошел Дух Святой и в это мгновение Иисус провозглашен "Сыном возлюбленным". Всем другим Евангелиям они предпочитали Евангелие Марка и обнаруживали большой интерес к человеческой природе Иисуса Христа. Считать алогов последователями римского пресвитера Кайя, который отвергал подлинность Апокалипсиса (но не Евангелия), писал против Ипполита — нет оснований.

Монархианство

В связи с алогами Ипполит и Епифаний ставят происхождение монархианства. Наименование "Монархиане", по Тертуллиану (против Праксея, гл. III), вполне соответствовало основному принципу еретиков, которые говорили о себе "monarchiam tenemus". Гарнак находит это выражение ироническим в устах Тертуллиана. Что касается обычного наименования "антитринитариев", то это имя — странное по филологическому составу: αντι — греческое, trinitas — лат. — не пользуется вниманием среди историков-догматистов. Эта ересь явилась к концу II века и распадалась на два направления: а) динамистов, или адопциан, и б) модалистов.

Динамисты-адопциане. В конце епископства Елевферия (174-189 г.) или в начале папства Виктора (189-199 г). пришел из Византии в Рим кожевник Феодот, по Ипполиту и Епифанию, αποσμασμα των αλογων (обломок от алогов), который по Евсевию (V, 28) "был вождем и отцом богохульного отступничества и начал прежде всех утверждать, что Христос был простой человек" (ψιλος ανθρωπος). По Ипполиту и Епифанию, он, во время краткого гонения в его родном городе, отрекся от Христа, и в оправдание себя он говорил: "Я не от Бога отрекся, но от человека... я отрекся от человека Христа". Епифаний представляет Феодота человеком очень ученым, называя его "εν παιδεια ελληνικη ακρος, πολυμαθυς τοθ λογου". А Евсевий Кес. (V, 28) считает всех вообще Феодотиан за людей, излишне образованных в геометрии, философии, но не близких вере и готовых исправлять Свящ. Писание. По Ипполиту (Philos. VII, 5; X, 23), учение Феодота о Боге, о происхождении мира "отчасти" (εκ μερους) было согласно с церковным, а о Христе ложно. Иисус, по нему, родился от Девы по воле Отца (Ср. Епиф. LIV, 1 "εκ σπερματος ανδρος"), жил подобно всем людям, но отличался благочестием; при крещении сошел на Него в виде голубя Христос свыше. По Евсевию (V, 28), Феодотиане утверждали, что это есть учение апостольское, которое держалось в Церкви до епископа Виктора, 13 от апостола, и было искажено при папе Зефирине. Папа Виктор отлучил от Церкви Феодота.

Последователями Феодота-кожевника были — Феодот-банкир (по Ипполиту, Феодот младший, на основании экзегезиса, пришел к выводу, что Христос стоит ниже Мелхиседека, ибо он только иерей по чину мелхиседекову, отсюда явилась секта с особым культом "мелхиседекиан".) и Асклепиодот. Они имели в Риме последователей, образовали свою общину, там и поставили епископом Наталиса. Он впоследствии раскаялся и был принят в Церковь папою Зефирином (Евс. V, 28). Последнюю фазу римское адопцианство пережило в Артемоне. Он выступил лет 20-30 спустя после Феодота, по-видимому, он перенес свою деятельность на Восток, где его считали "отцом" ереси Павла Самосатского (Евс. VII, 31). На Востоке монархианство в динамической форме, по-видимому, было признаваемо епископом Бериллом, которого обличал и привел к раскаянию Ориген (Евс. VI, 33). Главным представителем динамистической монархианской ереси был на Востоке Павел, епископ Самосатский (Самосат в Сирии, на зап. берегу Евфрата), а с 260 г. Антиохийский. Антиохия принадлежала тогда Пальмире и управлялась царицей Зиновией. Павел занимал у нее высокий государственный пост. По Евсевию (VI, 30), он низко и неуважительно думал о Христе, представляя Его обыкновенным по естеству человеком. В 264 г. в Антиохии был созван Собор (кем — неизвестно, вероятно, Фирмиллианом Кесарийскими). На нем присутствовали: Фирмиллиан Кесарийский, Елен Тирский и др. Но Павел искусно скрыл свои еретические мысли и не был изобличен. Не имел успеха и второй Собор против Павла. Лишь третьему Собору, созванному, вероятно, в 268 г., удалось установить ересь Павла, благодаря антиохийскому софисту Мальхиону, кроме собственной диалектики призывавшему на помощь тахиграфов (Ц. И. XXIX). Павел был низложен; в преемники ему был избран Долен, которому удалось занять кафедру только в 272 г., благодаря победе имп. Аврелиана над Пальмирою, и при условии, чтобы Долен находился в сношении с епископами римским и италийскими вообще.

Монархиане-модалисты. На Западе они были известны под именем "патрипассиан", а на Востоке — "савеллиан". Наши сведения о монархианах-модалистах скудны. Один из главных полемистов против них, Тертуллиан, не знал имени Ноэта, Эпигона, Клеомена и Каллиста; напротив того, Ипполит совсем не упоминает о Праксее, против которого ведет жаркую полемику Тертуллиан.

Праксей. По Тертуллиану, Праксей первый принес из Азии модалистическую ересь. В противоположность Феодоту старшему, как отступнику от Христа, Праксей был исповедником за Христа. По-видимому, Праксей раскрыл глаза папе Елевферию на монтанистов, который уже готов был их признать. Этим поступком он вызвал против себя гнев Тертуллиана, сочувствовавшего монтанистам и потом ставшего монтанистом. Тертуллиан замечает: Праксей сделал в Риме два диавольских дела — изгнал пророчество и ввел ересь, удалил Параклета и распял Отца. По-видимому, проповедь Праксея не была популярна в Риме, хотя он здесь встретил поддержку у папы Виктора. Из Рима, как это можно заключить из слов Тертуллиана, Праксей отправился в Карфаген, где он встретил сильный отпор со стороны Тертуллиана.

Ноэт первый привлек к себе внимание широкой публики. Он начал проповедь свою в Смирне; осужденный здесь, он поспешил в Рим, куда попал в самом конце II в. и действовал при папе Зефирине. Он имел успех в Риме, основал здесь школу, главой которой был сначала Клеомен, а потом Савеллий.

Изложить учение модалистов с желательною ясностью — невозможно. Наиболее простая форма модализма содержится у Ипполита, в его трактате против Ноэта. Здесь модалисты учат, что Христос есть Сам Отец, что Сам Отец родился, Сам страдал, Сам умер. И далее, если Христос есть Бог, то Он, конечно, Отец, или Он не был бы Богом. Ноэт явно учил о тождестве Отца И Сына; его выражение "… τον πατερα γεγενησθαι και πεπονθεναι". Не один монотеистический интерес руководил медалистами, но и желание защитить полноту Божества Иисуса Христа против гностиков. Учение Савеллия стоит особо.

Савеллий,быть может, по рождению ливиец (из Пентаполя), кажется, был после его отлучения от Церкви папой Каллистом главою небольшой общины в Риме. Нет известий, чтобы он покинул Рим; однако, это неизбежно предположить, иначе, т.е. без пропаганды Савеллия на Востоке, нельзя объяснить особую популярность Савеллия там. Около 360 г. в Пентаполе монархианское учение было принято многими христианскими общинами, и имя Савеллия было поставлено во главе. Об этом свидетельствует Дионисий Александрийский (у Евс. VII, 6). По Епифанию, учение Савеллия было родственно лжеучению Ноэта. Основное положение Савеллия гласит: "Один и тот же есть Отец, и Сын, и Св. Дух, так что эти три наименования одной ипостаси, или как тело, душа и дух в человеке". Единство Отца и Сына Савеллий запечатлел в известном выражении: "Υιοπατωρ" (Сыно-Отец). Бог, мыслимый вне отношения к миру, сам в себе — Μανας, Бог молчащий. Но Бог, открывающийся миру, есть уже Бог говорящий. Бог полагает себя как Λογος, Ratio. Λογος открывается в τρια προσωπα: как Πατηρ, как Υιος, как Πνευμα. При этом для Савеллия προσωπον не есть υποστασις, a скорее только ονομα, υποστασις же ουσια. Бог εν τη ουσια, εν τη υποστασει, εν τω υποκειμενω. Согласно Афанасию и Епифанию, Савеллий учил, что Бог не одновременно есть Отец и Сын; наоборот, Он действует в трех последовательных энергиях: прежде всего в προσωπ'е Отца, как Творца и Законодателя, затем в προσωπ'е Сына, как Спасителя, — эта деятельность начинается воплощением и кончается вознесением, — наконец, до сего дня, в προσωπ'е Духа, как животворящего и раздающего дары. О времени смерти Савеллия ничего неизвестно.

Римские епископы Елевферий, Виктор, Зефирин и Каллист, во время управления которых римскою кафедрою (174-223) появились в Риме талантливые и ученые представители монархианства, менее всего были подготовлены разобраться в их богословских лжемудрствованиях; они осторожно соглашались и с теми, и с другими, особенную же симпатию чувствовали к модализму. Однако, им не изменил здравый смысл, и они не вдались решительно ни в ту, ни в другую крайность. Во время столкновения в начале III в. при папе Зефирине Ипполита с модалистами, особенно с Савеллием, они старались примирить их. По Ипполиту, папа Зефирин, человек "простой, не ученый, даже безграмотный, руководясь советами хотя также малообразованного, но умного Каллиста, однажды, в присутствии всей Церкви, заявил: "Я признаю одного только Бога, Иисуса Христа, и кроме Него не знаю никакого другого, родившегося и пострадавшего". Каллист счел нужным поправить эту чистую модалистическую формулу своего епископа и тотчас же добавил: "Но пострадал и умер не Отец, а Сын" (см. у Ипполита Philosoph. IX, 11).

Ко времени управления Каллиста отношения между спорившими пресвитерами — Ипполитом и Савеллием — еще более обострились. Каллист сначала пытался привести их к компромиссу и выдвинул следующие, как ему казалось, примирительные положения: "Слово Сам есть Сын, Сам и Отец; это различные имена но единый, нераздельный дух; не иное Отец и иное Сын, но одно и то же (ουκ άλλο εινε Πατερα, άλλο δε Υιον, εν δε και αυτό υπαρχειν)… и Дух, воплотившийся в Деве, не иное подле Отца... Отца, спострадавшего Сыну. "Бог есть Дух", — говорит Писание, — (Дух) не иной подле Слова и Слово не иное подле Бога. Это единое лице (προσωπον), различное по наименованиям, но не по существу. Это Слово есть единый Бог, воплотившийся и вочеловечившийся" (Philos. X, 21). Эта формулировка тринитарного вопроса не удовлетворила ни Ипполита, ни Савеллия. Тогда Каллист отлучил от Церкви Савеллия; а Ипполит сам отделился, встав в оппозицию папе Каллисту, как αντι-папе; он имел свою небольшую общину.

Манихейство

В конце III века на Востоке появилось манихейство, ересь состоявшая из смешения элементов христианского учения с Зороастровой религией. Эта ересь оказалась чрезвычайно живучею: она под различными наименованиями (богомильства, катаренства, албигойства) просуществовала до конца средних веков.

В первой половине III века персидская религия Зороастра пережила реформацию в связи с государственным переворотом. В 227 г. стала у власти, сменивши династию Арзакидов, новая династия Сассанидов, заботившаяся о национальном подъеме всей жизни. Оказалось, что и религия народная утратила лучшие духовные свои стороны, унаследованные от Зороастра, превратившись в грубый дуализм с внешним обрядовым богослужением. Была признана необходимость исправления религии; неудивительно, если при этом обнаружил свое влияние гностицизм вообще и в частности сирийский гностицизм, основатель которого Вардесан умер лишь в 222 г.

Занятые со времени династии Сассанидов делами восстановления религии в прежнем блеске, персидские маги решили признавать единый принцип Церуане — Акерене (Zeruane Akerene), а грубый дуализм и его представителей магусеев (Magusäer al thanaviah) устранить, изгнать. Нет ничего удивительного в том, что при этом могли найтись люди, которые иначе понимали реставрацию или реформацию религии, убежденные, что предлагаемый ими опыт есть единственно правильный и истинный. В Персии в это время таким человеком оказался Манес.

Западные (Гл. источник для них — Acta disputationis Archelai episc. Mesopot. et Manetis haer. (c. 276)), греческие и восточные (Источники восточных собраны у Herbelot, Biblioth. orient. Paris 1697. См. Евсев. Ц. И. VII, 3; Сократ 1, 22; Иероним. De viris ill. 72) писатели противоречат в описании его жизни. Западные называют его Кубриком (Cubricus) и делают его вольноотпущенным рабом. Напротив того, по восточным персидским рассказам Манес (Mani, Manes, Manichaus) есть отпрыск, отрасль важнейшего рода магов и славился, как ученый и художник. По матери он происходил будто бы из царской династии Арзакидов и родился в 215-216 г. в Вавилонии. По тем же источникам, в 240 г., в главном персидском городе Манес объявил себя посланником истинного Бога для праведного учения, хотя пред этим будто бы был христианином, даже пресвитером, исключенным из христианской общины за вольномыслие. Враждебно встреченный царем Сапором I (Шахпуром I) (Schahpur, 241-272 г.), он оставил Персию и долгие годы скитался в Туркестане, Китае, Индии, повсюду основывая общины. По смерти царя Сапора I (Шахпура I), он в том же году (272г.) вернулся в Персию. Царь Гормизда принял его благосклонно и предоставил ему для безопасности от жрецов один замок. Чрез два года место умершего Гормизды занял Барам I (Бахрам I) (Bahram I, Vararanes), враждебно настроенный к Манесу. Под предлогом диспута с магами, Барам I (Бахрам I) вызвал его из замка; на устроенном действительно диспуте Манес был признан действительно побежденным и был распят в 276-277 гг. Относительно такого трагичного конца жизни Манеса согласны все историки.

Манесу приписывают следующие сочинения:

1. Schâpurakan, или книга тайн, книга великанов, книга наставлений для слушателей,

2. книга главных частей, κεφαλαιον,

3. воскрешение, живое Евангелие, πραγματεια,

4. сокровище жизни (Фрагменты у Епифания. Haer. LXVI, 2, 13; August. De natura boni, с. 44; De actis с. Felice Manich. 1:14; Evod. De Fide n. 5).

Чрезвычайно характерным для учения Манеса, как и для гностицизма, является открытый дуализм; их главная проблема — происхождение духовно-чувственной природы из двух принципов, а практическая цель — освобождение от материи духовного начала. Источниками учения Манеса были персидские, вавилонские, иудейские и гностические представления. До сих пор является недостаточно выясненным вопросом, насколько манихейство воспользовалось христианством. К Иисусу манихейство выступает враждебным, считая Его диавольской природы; но с другой стороны, оно заимствует у христианства его учреждения и культовые действия — деление последователей на слушателей и совершенных, употребление крещения и причастия. Притягательная сила манихейства заключается в смешении элементов всех великих восточных религий в такой форме, какая наиболее отвечала настроению восточных.

Учение манихеев таково: от вечности существуют две равных субстанции или бога со своими отдельными Царствами: Свет и Мрак, Ормузд и Ариман, с многочисленными эонами. Бог света — благ и свят, все наполняет светом, как благодетельное солнце; в то время, как бог мрака — материальной природы и зол — это сатана со своими демонами. В его царство входят пять стихий — кромешная тьма, густая грязь (ил, тина), бурный ветер, разрушительный огонь и удушливый дым. В этом царстве господствует взаимная вражда и постоянная война. При этой борьбе они увидели высший свет, который их притягивал, они заключили союз между собою и решили напасть на царство света. Для защиты от такого нападения благой бог изводит из своего царства "матерь жизни", высшую мировую душу, из которой образовался Первочеловек. Снабженный пятью чистыми элементами (светом, огнем, ветром, водою, землею), первый человек вступил в борьбу с мраком, но последнему удалось оторвать от него частицу света, которая смешалась с материей и сделалась мирообразующим принципом. Вследствие этого произошло смешение обоих царств. В помощь к первому человеку пришел "живой Дух", (Ζων πνευμα, spiritus vivens) который образовал видимый мир. В нем разлита световая материя, как душа, называемая также Сыном Божиим. Дальнейшее развитие имеет своею задачею освободить, выделить из материи попавший в неё свет и перенести постепенно освобождаемые части на солнце и луну. Если вся световая материя олицетворяется в Сыне Божием, то при указанном процессе он раздваивается: он, заключенный в материю, есть Иисус Страждущий, Jesus patibilis; а поскольку части света освобождаются и переносятся на солнце, он есть Иисус не страждующий, Jesus impatibilis. Иисусу в Его работе помогает Св. Дух, живущий в эфире. Тогда как демоны, злые духи, всячески препятствуют процессу освобождения... Человек — образ смешанного мира; в нем две души — световая и злая душа. Царь мрака собрал большую часть находившегося у него света и заключил его в Адаме. Затем он создал ему из ила Еву в намерении пленить Адама чрез страсть, раздробить обитающую в нем световую натуру и сделать чрез такое ослабление невозможным освобождение. Цель, по-видимому, достигалась: свет мировой души индивидуализировался в потомстве и заключался в многочисленные темницы (тела), таким образом сила его к возвышению слабела. Уже первое супружество (оплодотворение) было первым грехом. Но люди все-таки не погибли. Преступление заповеди — есть от указанного дерева, исходило от благого Бога. Человек грешит, но, собственно, не он, а господствующее над ним его тело — это тюрьма со злою душою. Его греховность есть результат слабости, и поэтому ему достаточно покаяния, чтобы получить прощение. Чрез саму себя не может освободиться плененная световая душа. Царствующий на солнце Христос, это светлая душа, не оскверненная материей, Jesus impatibilis, сходит к людям, введенным в заблуждение чрез язычество и иудейство. Он воспринял только видимое тело, страдания переносил также только кажущиеся. Он учил, как люди должны постепенно освобождаться от материи и как они возвратятся в свое Небесное Отечество. Но уже Его апостолы (презрительно называемые "галилеянами") не поняли надлежащим образом Его учение. Впоследствии христиане извратили его еще больше. Предвидя это, Христос, Сын вечного света, Сын человеческий, обещал послать Утешителя, который явился теперь в Манесе для восстановления Его извращенной религии. Совершенные, свободные от материальных уз, переходят прежде всего на солнце и луну, затем в совершенный эфир и чистейшее царство света. Остальные должны странствовать из одного тела в другое, в растения, в животных. По окончании очистительного процесса, видимое творение будет уничтожено чрез огонь.

Манихеи совершенно отвергали В<