Взаимоотношения с другими религиями

Народ Израиля жил в окружении народов, исповедовавших различные религии и богов. Каждый народ, каждое племя поклонялись своим божествам и имели свои культы. Богослужению Израиля на протяжении веков суждено было возвещать веру в Ягве среди других людей. Народы следят за тем, что Господь осуществляет в Израиле. Само существование Святой Земли является свидетельством божественного вмешательства в нашу жизнь.

Песнь Моисея и Израиля, приведенная в Исх. 15, славит могущество израильского Избавителя. Первая часть песни (Исх. 15:1-10) повествует о великих событиях, ознаменовавших исход, включая опустошение Египта. Уникальность библейской религии заключена в том, что Бог вмешивается в ход истории, благодаря чему она занимает совершенно особое место по сравнению с другими мировыми религиями. К примеру, индуизм мало интересуется историческим процессом. Ему в большей степени подходит название религии мифа, так же как и религии Ханаана. Цель Ветхого Завета в первую очередь состоит в выдвижении на первый план исторических фактов; он опирается на то положение, согласно которому Бог Израиля участвует в истории человечества. Религия Ханаана по сути являлась мифологической, то есть следовала природно-мифическому циклу умирания и воскрешения с определенным временем года. Ханаанский культ плодородия основывался на природном цикле. Религия Израиля, однако, не подразумевала циклического движения; ее развитие шло к конкретной цели, поскольку в историческом процессе принимал участие Бог.

Израиль прославлял деяния Бога. Прославление заключалось в возвещении своего вероисповедания среди народов:

Кто, как Ты, Господи, между богами?

Кто, как Ты, величествен святостию,

досточтим хвалами, творец чудес? (Исх. 15:11).

Никто не может сравниться с Ягве, Который совершил такие чудеса от имени людей. Трудно избежать сравнения Его с другими богами. Кто эти боги? Это боги других народов, не способные к действию. Они ничего не могут совершить. Их нельзя ставить в один ряд с израильским Богом, Который активно влияет на исторический процесс. Боги других народов — мифические; они бессильны для того, чтобы творить историю и действовать от имени людей, которые поклоняются им.

Однако Господь действует. Влияние, которое оказывали известные события по мере того, как люди узнавали о могуществе Божьем, было неизбежным. Соседние племена и народы начали испытывать страх:

Услышали народы, и трепещут;

ужас объял жителей Филистимских.

Тогда смутились князья Едомовы,

трепет объял вождей Моавитских,

уныли все жители Ханаана (Исх. 15:14-15).

Письменные источники свидетельствуют о том, что по мере того, как израильский народ шел по пустыне, все вышесказанное становилось правдой. Ужас объял народы «от величия мышцы Твоей» (Исх. 15:16). Бог Израиля не похож на всех других богов. Израиль является прямым объектом, а народы свидетелями могущественных деяний Ягве. «Кто, как Ты, Господи, между богами?»

Сложность сегодняшнего дня состоит в том, что мы испытываем неловкость от сравнений. Мы склонны сосуществовать без борьбы, терпеть, не навязывая своих взглядов. Один католический исследователь делает предположение о том, что Израиль начал культурный диалог с Ханааном (L'Hour 1973:77). Возможно, какие-то черты ханаанской культуры обогатили израильский быт, но говорить о том, что это «сыграло положительную роль в процессе откровения» (L'Hour 1973:79) вряд ли возможно, если принять во внимание библейское осуждение идолопоклонства и нечестивого образа жизни хананеев (Исх. 23:23 и сл.; 34:11-16; Лев. 18:24-25; Вт. 7:1-5). Люр справедливо отмечает, что «новое культурное выражение веры... влияет на содержание самой веры» (L'Hour 1973:80). Синкретизм был опасен тем, что он мог подорвать устои веры Израиля. В Библии мы находим свидетельства того, как в ранний период своей истории Израиль часто оказывался не в состоянии отстоять чистоту своего вероисповедания, что приводило к трагическим последствиям. Тем не менее по признанию Люра, «вера в Ягве в конечном итоге устояла против дезинтеграции в баализм» (L'Hour 1973:77). Современный человек, однако, испытывает чувство дискомфорта от сознания того, что существует только одна истинная религия. Это отчетливо проявилось в реакции представителей индуизма на призыв христиан к совместному диалогу. Современный мир не хочет принимать саму идею избранности отдельного народа. В Южной Азии мы с негодованием отвергаем эгоцентризм любого религиозного объединения, которое считает себя единственным, на кого распространяется благодать Божия. Мы учим терпимости, с которой нужно принимать все религиозные идеологии и считать их выражением божественного откровения.

Като в своей книге Богословские заблуждения в Африке описывает последнюю тенденцию, согласно которой «все откровение Божие и почитание Бога воспринимается через призму африканских традиционных религий» (Kato 1975:70). Утверждение положительных сторон культурного наследия отдельного народа должно приветствоваться, но присваивать статус библейского откровения подобным традициям, мягко говоря, сомнительно. В худшем случае это может привести к отрицанию библейской веры вообще. В свете новых тенденций терпимости, которая призывает к диалогу между мусульманами, индусами, буддистами, христианами, марксистами и сторонниками секуляризации, в этом вопросе следует проявлять особую осторожность.[12] Библейская вера не призывает к вражде или ненависти по отношению к представителям других вероисповеданий. Диалог имеет право на существование как «деятельность сама по себе» (Warren 1972:202). Точно так же обстоит дело и с практикой убеждения. «Еванге-лизм... это стремление так рассказать о Христе, чтобы убедить собеседника стать Его учеником и членом церковной общины», — вот что, по словам Уоррена, является «главной задачей миссии» (Warren 1972:203). В этом заложена такого рода исключительность (не высокомерие), которая в библейском понимании отличает народ Божий. Кремер (Kraemer 1966) признает необходимость терпимого отношения к другим религиям, но подчеркивает принципиальное отличие христианской позиции. Суть проблемы заключается не в отсутствии достоинств, которые присущи другим мировым религиям, а в том, что они в корне отличаются от библейской религии откровения. По мнению пресвитерианского богослова Уорфилда, «другие религии знают Бога только как Создателя и Правителя мира... Но в единственной религии откровения Бог открыл Себя также в делах благодати, среди которых было рождение Бога-Слова» (Warfield 1952:446). В этом заключается качественное отличие; хотя оно не отрицает того, что Господь также просветил людей, исповедующих другую веру. «Христианство не отменяет и не возносится над естественной религией; оно оживляет и укрепляет ее, наполняет ее более богатым содержанием... Оно дополняет ее, и тем самым, преобразует, создавая религию, которая адекватно отвечает нуждам греховного человечества» (War-field 1952:455).

Ветхий Завет не называет другие религии средством для передачи божественной благодати. Только библейская религия обладает таким свойством. Этот принцип не учитывается в «Декларации о евангелизации», которая была принята на Римско-католической богословской конференции по евангелизации, проходившей в Нагпуре. В ней сказано: «Самооткровение Бога не сводится только лишь к иудео-христианской традиции, но распространяется на все человечество в разной степени и разными способами в пределах единой божественной системы мироздания» (Pathrapankal 1973:5). Римско-католическая концепция естественного откровения приводится иногда в поддержку универсализма, доминирующего в современном мире. Так, отвечая на вопрос об откровении за пределами христианского мира, Мак-Намара утверждает следующее: «Естественным религиям тех народов, которым не было проповедано Евангелие, присуще истинное знание о Боге, знание, полученное по естественным причинам с помощью божественной милости» (McNamara 1973:185). Аналогичным образом Каспер считает, что христианская весть «не признает ограниченного, доступного лишь немногим, понимания спасения» (Kasper 1973:194). Он утверждает также, что религии не находятся в оппозиции друг к другу, поскольку они все могут быть источниками спасения (Kasper 1973:166, 202). Эту же мысль во многом повторяет Панникар в своей книге Неизвестный Христос индуизма (Pannikar 1968). Размышляли ли эти богословы над вопросом исключительного характера откровения Израиля и целью его обособленного существования? То, что Бог заключил завет со всем миром не противоречит тому факту, что Господь заключил его с Израилем, равно как и тому, что завет с миром подтверждает универсальность других религий.

Диалог Израиля с Ханааном поставил под вопрос ценность естественных религий. Ошибка Израиля состояла в том, что он пытался ассимилировать несовместимые с его верой языческие черты, которые были религиозными по природе — поклонение тельцу, ритуальное совокупление, политеизм и идолопоклонство. Культурное сходство, заимствования и адаптация, естественно, имели место. Однако религиозный синкретизм оказался бы отрицанием самого замысла и дел Божиих, и поэтому был недопустим. Существование избранного народа было свидетельством для других народов, но не призывом к синкретизму и компромиссу.

Какие последствия, таким образом, должно было повлечь за собой теоцентрическое служение Израиля? Замысел Бога, как отмечает Кейн, подразумевал спасение всего мира: во-первых, Израиль должен быть адресатом и проводником особого откровения; во-вторых, служить источником для того, чтобы Спаситель мог влиять на ход человеческой истории; в-третьих, служить Господу и свидетельствовать о Нем перед другими народами (Капе 1976:23). «Израиль должен был стать Божьим миссионером в мире» (Kaiser 1981:28). Первым миссионером является Сам Бог. «Господь осуществляет посланничество в этот мир таким образом, что избирает для Себя среди народов тот народ, который принадлежит исключительно Ему, призывает и посылает его» (Vicedom 1965:48). Израиль — это Божий слуга, проповедник, священник и посредник от имени всех народов.

Таким образом, существование Израиля подразумевает миссионерское служение. Мы осознаем это лучше, если специально обратимся к тому великому событию, благодаря которому Израиль сформировался как народ и которое стало центральным звеном ветхозаветной истории и богословия. Событие это — Исход.