Предписание «Не будь значимым»
Образ Бога для людей, воспитанных на основе данного предписания — это образ отвергающего родителя, который озабочен своими проблемами и которому нет никакого дела до нужд и потребностей собственного дитя. Такие люди считают, что Богу они не нужны, потому что страшно грешны. Вспомним, что в их семьях главным «грехом» считалась попытка ребенка привлечь к себе внимание родителей, попросить их о чем-нибудь. Они уверены, что Господь не услышит их молитв, а потому не решаются его просить о помощи в решении своих проблем, если же и делают это, то с большим неверием.
В церковном и религиозном воспитании используется очень часто своеобразный вариант предписания «Не будь значимым», который звучит так: «Не будь значимым для Бога». Умаление человеком своего Я, признание своего несовершенства, слабости, немощи – очень важная ступень на пути обретения веры и живого общения с Богом. Но слабость и несовершенство не являются поводом для отвержения. Ребенок мал и слаб, он не в состоянии решить многих проблем, но это не означает, что родители должны отвернуться от него за это. Напротив, для любящих родителей, дети — главная ценность. Точно также и для любящего Отца Небесного мы все с нашими слабостями и несовершенством являемся детьми, которых он ценит и любит.
Зачастую же людям, переступившим порог церкви, неопытными духовниками (или некомпетентными в христианстве прихожанами) внушаются чувства противоположные, формируется этакий комплекс «духовной неполноценности». Общий смысл таких посланий следующий: «Мы все слишком греховны, и потому Бог не слышит наших молитв». Это означает, что «в силу нашей греховности и удаленности от Бога мы ничего не значим для него. Правда, у нас есть шанс быть услышанными. Для этого нужно обратиться к кому-то, кто ближе к Богу (равносильно - более ценен для него) – к какому-либо святому или батюшке. Их молитвы он услышит быстрее, чем наши». Получается, что мы настолько незначимы для своего Небесного Отца и не достойны Его внимания, что не стоит и пытаться обращаться к Нему напрямую, а делать это следует только через посредников. Таким образом, как бы накладывается негласный запрет на прямые и личные отношения каждого человека с Богом. Примером другого распространенного послания из этой же области является предостережение о том, что не следует пытаться самому вникать и постигать Слово Божие, а необходимо понимать его только через призму святоотеческих толкований.[2][2]
Не вдаваясь в богословские тонкости, связанные с обсуждением данного вопроса, отмечу здесь только два следствия, которые проистекают из предписания «Не считай себя значимым для Бога». Во-первых, оно порождает у человека, обращающегося к Богу, чувство покинутости и ненужности своему Создателю. В результате человек молится, просто потому что это положено, но не верит в то, что его молитва — его личное и прямое обращение к Богу — может быть услышано. Отсюда возникает чувство безнадежности: «Зачем я такой грешный нужен Богу? Какое ему дело до моих молитв? Я не заслуживаю того, чтобы бы он меня заметил». Вполне естественно, что при этомсама молитва становится формальным занятием — человек не находит для обращения к Господу своих собственных слов, искренне идущих от сердца, а просто вычитывает правилопомолитвослову. (Как часто мы употребляем эти слова «вычитать правило»! Не помолиться, не попросить или поблагодарить Господа, а прочитать правило).
Во-вторых, подобный подход приводит к тому, что многие люди, сами того не замечая, начинают больше верить в того или иного святого, чем в Господа Иисуса Христа. А это опасная подмена, от которой часто недалеко и до ереси.[3][3]
Небольшой пример. Некоторое время назад в Москве вышла книжка с акафистом царю-мученику Николаю Второму под названием «Акафист Царю-Искупителю». И это при том, что Искупитель у нас один — Иисус Христос.
Другой пример. Недавно мне попали в руки красивые и красочные журналы с православной символикой, издателем которых оказалась Православная церковь… Иконы Божьей Матери «Державная». Я не ошибся. Не храм, освященный в честь этой иконы, а целая церковь, где главным лицом является не Христос, а лик Богородицы «Державная».
Не слишком ли здесь сгущены краски? Я думаю, что нет, потому что если принять за истину то, что есть хотя бы один человек, незначимый для Бога, означает очень сильно исказить все христианское вероучение.
Не будь ребенком
Взрослый человек, убивающий в себе ребенка, обычно выглядит не вполне живым. Как правило, у него все очень продумано, очень правильно и рационально, вот только не хватает искры в словах и действиях. А ведь детская непосредственность, наивность, вера в чудо, свобода от многих условностей – вот те способности и качества, которые так необходимы для подлинной веры и живого богообщения. Сам Господь со страниц Святого Писания призывает нас: «Будьте как дети». Потому что именно в детском состоянии и мировосприятии человек более всего открыт Богу, открыт вере в невидимое, открыт чуду. Вспомним рассказ Евангелия о встрече Господа с Закхеем (Лк. 19, 1-11). Закхей — знатный и богатый человек, начальник мытарей, желает увидеть Учителя, но сам он слишком мал ростом, а вокруг огромная толпа народа, из-за которой ничего не видно. И вот он, забыв о своем знатном положении, движимый только стремлением увидеть и услышать Христа, взбирается для этого на дерево. В общем, ведет себя как ребенок, подчинясь порыву и забывая всевозможные социальные условности. И вот награда – Господь видит его и обращается к нему.
Когда родители пытаются преждевременно сделать из ребенка взрослого человека, то он, откликаясь на их ожидания, как бы «отключает» в себе детские чувства и способы поведения. Стать взрослым в нашем обществе – это значит стать логичным, рациональным и во всем полагаться только на себя. И вот, взрослый человек, лишая возможности иногда чувствовать себя ребенком, утрачивает одновременно и способность к живому и непосредственному общению с Богом. Он либо скептически настроен по отношению к вере, считая ее неудачной попыткой человека преодолеть собственную слабость в этом мире. Либо если и пытается постичь Бога, то делает это больше умом, нежели сердцем. А это путь во многом тупиковый. Ведь ростку веры очень трудно пробиться сквозь необходимость логического обоснования промысла Божьего. Разумом, логикой Творца постичь невозможно, ибо по выражению архимандрита Софрония «там, где действует Бог, наука не приложима».[4][4]
Не взрослей
Это предписание противоположно предыдущему и выражает нежелание родителей, чтобы их сын или дочь становились взрослыми, поддерживает зависимость детей от родителей. Тем самым нарушается наставление Божье: «…оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2, 24) Таким образом, Бог заинтересован в том, чтобы дети, взрослея, отделялись от родителей, создавали свои семьи и приумножали род человеческий.
Другое жизненное следствие для человека, решившего оставаться ребенком и не взрослеть – отказ от самореализации. Детство – это пора надежд. Мы надеемся, что когда ребенок вырастет, то проявит лучшее из того, на что способен, реализует те таланы, которые у него есть, и которые мы помогаем ему развивать. Но пока он маленький мы от него чего-то большого не ждем.
Если человек воспринял от своих родителей предписание «Не взрослей», он продолжает оставаться ребенком всю свою жизнь, тем самым, уклоняясь от служения и закапывая в землю таланты, которые дал ему Господь. Детская психология состоит больше в том, чтобы получать, чем отдавать. И потому такой большой ребенок настроен на то, чтобы потреблять, ничего не предоставляя взамен. В других людях — супруге, начальнике, друзьях, он ищет прежде всего тех, кто всегда готов позаботиться о нем, решить за него все его проблемы. Отношения с Богом у него также носят иждивенческий характер. Он ждет, что в какой-то момент Господь просто возьмет и даст ему то, в чем он так нуждается и что для этого с его стороны не потребуется каких-либо усилий. Когда же подобного не происходит, он может обижаться на Бога, как на родителя, который недостаточно заботится о своих детях.
Не будь успешным.
Избегание успеха в любых областях (личные взаимоотношения, финансы, работа и др.) – таков лейтмотив людей, чья жизнь основана на данном предписании, ибо для них достижение успеха означает потерю любви. Очень часто, разочаровавшись в жизни, они приходят к вере в Бога. Но при этом их вера носит во многом компенсаторный характер: в христианском вероучении они находят для себя утешение в призыве оставить все земное и искать только Царствия Небесного. Это очень напоминает басню о лисе и винограде, когда не сумев добыть вкусный на вид виноград, лисица утешила себя тем, что он зелен и несъедобен. Лисица отказалась от винограда вынужденно, не потому что он утратил для нее ценность, а потому что она не сумела его добыть, т.е. оказалась в этой ситуации неуспешной. Но при этом она попыталась обмануть себя, утверждая, что виноград на самом деле плох. Точно также и некоторые люди отказываются от социального успеха вынужденно. Не потому что они не хотят иметь много денег, хорошую работу и служебное положение, а потому что потерпели неудачу на этом поприще. При этом они обесценили все эти вещи, хотя в глубине души от них не отказались. Только вряд ли они признаются в этом сами себе.
Их родители запрещали им быть успешными. Точно так же им кажется, что и Бог противник всякого успеха в мирских делах, что если они будут зарабатывать много денег, жить в хорошей квартире, ездить на дорогой машине, Бог обязательно отвернется от них, а то и накажет. И напротив, если они откажутся от всего этого, то удостоятся Божьей награды. При этом им очень трудно осознать, что их неуспешность в жизни есть не воля Божья, а результат родительских установок, глубоко усвоенных ими в детстве.
Важно понимать, что Господь не запрещает нам быть успешными. «Возлюбленный! молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает душа твоя» (3Иоан. 1, 2), «О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден» (1Тим. 4, 15). Господь предостерегает от неправильного подхода к материальным ценностям, когда они из средства для служения превращаются в самоцель, когда богатство материальное становится главнее богатства духовного. Христос говорит: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Матф. 6, 33). Заметьте, что он не призывает вас к тому, что вам больше ничего не нужно, но он говорит: «все остальное приложится».
В некоторых религиозных семьях воспитание детей построено на отрицании всяческой социальной успешности. Ребенка не готовят к тому, что когда он вырастет, ему необходимо будет овладеть профессией, зарабатывать деньги, чтобы кормить семью и т.д. Это неверно, потому что для осуществления служения очень часто бывают нужны деньги, например, чтобы растить детей, строить храмы, издавать богословскую литературу и т.п. Поэтому важно, чтобы люди, осуществляющие служение, не только хорошо знали Евангелие и умели молиться (безусловно, что это необходимо), но также важно, чтобы они обладали деловыми и организаторскими способностями. Поэтому, чтобы дети, подрастая, могли с пользой служить Богу, важно воспитывать их деятельными, социально активными и успешными людьми. От неудачников же, разочарованных в жизни и людях, трудно ожидать добрых всходов на ниве служения Богу и ближним своим.
Не будь здоров
Болезнь главный способ получения любви и внимания для людей, выросших в семье, где главным предписанием было «Не будь здоров». Для того, чтобы быть любимым такому человеку необходимо быть больным. Именно поэтому он неосознанно создает себе болезни. Болея, он с одной стороны страдает от недуга, с другой получает тайное удовлетворение от заботы и внимания близких, направленных на него. Если это верующий человек, то болезнь становится для него и частью общения с Богом, ибо в своей болезни он может усматривать знак Божьей милости по отношению к себе.
В среде верующих людей распространено мнение, будто Господь посылает людям болезни и страдания из любви к ним, во имя их же собственного блага. Однако, куда приходил Иисус Христос, там болезнь отступала. Полностью явив характер Бога Отца, Иисус ни разу не сказал «...а вот тебе для спасения полезно поболеть еще». Он подавал исцеление всем просившим.
Говорят также, что если человек давно не болел или с ним не случалось каких-либо неприятностей, то Бог забыл его и оставил. В подобных размышлениях, по сути, содержится предписание «Не будь здоров». Только дает его нам не Господь. Увы, люди, создавая образ Бога по образу и подобию своему, привносят это предписание в свое общение с Ним, опираясь на опыт, полученный в родительской семье.
Нет ни одного места в Святом Писании, где Иисус ниспослал бы на кого-либо болезнь или сказал бы людям: «Болейте и через это спасетесь». Напротив, Евангельские страницы полны примеров исцеления и выздоровления людей через приобщение ко Христу. Так что стоит задуматься о том, Господь ли нам посылает болезни в знак своей особой любви, либо болезни – дело наших собственных рук, а выздоровление — совокупное действие нашей ответственности за болезнь и Божьего ответа на молитву нашей веры.
Увы, для того чтобы снискать Божью милость, многие люди неосознанно стремятся к болезни, точно также как делали это в своей семье, ища внимания близких людей.
* * *
Итак, подведем краткие итоги всему вышесказанному.
Вся вселенная для маленького ребенка — это его семья. И законы мироздания он постигает на примере собственной семьи. Точнее говоря, опираясь на свой собственный опыт, он выводит эти законы и далее строит свою жизнь, исходя из них. При этом, конечно же, его восприятие мира может оказаться полным, богатым и разнообразным, либо слишком искаженным, односторонним и узким. Основой фундамента мировосприятия каждого человека становятся предписания, которые он получил в детстве от своих родителей. Эти же предписания зачастую формируют и отношения ребенка с Богом, потому что мы склонны неосознанно переносить на Бога черты, присущие нашим родителям.
Когда я консультирую других людей, то в силу особенностей моей профессии мне необходимо бывает выяснить вопросы о том, как и в каких семьях они росли, какими им запомнились их родители, какими были их взаимоотношения с каждым из них. В результате мне открываются многие подробности о детстве моих клиентов. И вот иногда, когда в ходе работы, они вдруг заговаривают о Боге, то порой создается впечатление, что говорят они не о Нем, а о своих земных родителях. Когда я им указываю на это, они бывают сильно удивлены.
В заключении этой главы хочу особенно подчеркнуть, что воспитание ребенка в вере складывается не только в обучении его молитвам и чтении житий святых. Огромное значение в этом вопросе играет реальный и живой пример семейных взаимоотношений, который родители преподали своим детям. Ибо на основе уроков любви, полученных в семье, дети создадут образ Бога, в Которого будут верить. И образ этот может соответствовать Евангельскому описанию (т.е. быть правдивым, истинным), а может оказаться и сильно искаженным. И здесь от вас, дорогие родители, зависит очень многое, ведь дети обучаются не по словам, а по родительским действиям и поступкам.
Ты у нас взрослая, доця, и самая-самая главная в семье!
После выхода книги «Аномалии родительской любви» к нам стали приходить письма, в которых авторы говорят о важности и полезности книги. В частности, одна читательница пишет: «В качестве иллюстрации к вышеизложенной главе приведу рассказ одной моей хорошей знакомой, которая, прочитав первое издание вашей книги, позвонила мне и сказала, что не смогла удержаться, чтобы не написать о себе историю. Может быть, кому-то из родителей этот искренний рассказ что-то подскажет, кто-то из них задумается». (Игумен Евмений)
То, что я сейчас вам расскажу, будет настоящей исповедью, рассказ без прикрас и без жалости к своей персоне. Хотя этот рассказ мне дался ох, как нелегко. Но все же, надо ведь когда-нибудь честно посмотреть себе в глаза. А, может быть, у меня найдутся родные сестры и братья по несчастью? А, может быть, (что самое для меня драгоценное и желанное) кто-нибудь из родителей прочтет и остановится, и не будет лепить маленького взрослого человечка прямо с колыбели…
В молодости я считала себя счастливым человеком, а если встречались какие-то незадачи и трудности, легко преодолевала их. И еще: я никогда не задумывалась о своем детстве. А что о нем задумываться?! Мне казалось, что оно было у меня самым счастливым, не совсем, конечно, безоблачным, но вполне приличным; меня любили родители, я была очень воспитанным и начитанным ребенком, мне еще не было семи лет, когда меня впервые записали на радио с песнями, с восьми лет я начала писать сказки и стихи. И вообще (как говорили взрослые) я подавала большие надежды... И если бы не эта прочитанная книга, я бы еще долго не задумалась о своей довольно драматичной жизни.
…Итак, как я уже сказала, я считала, что детство мое было счастливым. Мама моя меня сильно любила. Правда, мой родной отец с нами не жил (родители расстались, едва мне исполнилось два месяца), но у меня был отчим, которого я называла отцом, он был довольно уважаемым и значительным человеком в нашем городе. И мне было приятно, когда в нашем большом доме собирались такие же уважаемые люди — его друзья. Но больше всего мне нравилось, что меня, семилетнюю девочку, очень любили и ценили. И знаете за что? Я прекрасно жарила картошку, а папины друзья всегда хвалили мою жареную картошку с золотистой хрустящей корочкой, с лучком, и называли меня настоящей хозяюшкой.
Мне не было семи лет, когда у меня появилась младшая сестренка Оленька. Сначала я, конечно, ревновала сестренку к родителям, но это продолжалось буквально несколько дней. Потом я полюбила маленькую крошку, и мне вообще было не до ревнований. Ведь папа с мамой всегда на работе, они очень нужны людям, а я, кроме того, что жарила картошку и варила супы, еще стала и заправской нянькой. Часто папа с мамой приезжали с работы домой поздно и, как они потом рассказывали, заставали меня спящей и крепко-крепко держащей свою маленькую сестренку в своих детских ручках. Я была очень ответственным и очень взрослым маленьким ребенком. Не знаю, к счастью или к сожалению. Я выполняла основную работу по дому. Фактически была Золушкой, только у родных родителей. Только Золушку все время ругали, а меня, в отличие от Золушки, все хвалили. И ценили, и любили.
Дом у нас был большой, комнат немало и все эти комнаты я убирала одна. Причем очень старательно, посвящая этому целый день. О, я так любила убирать этот дом! А сейчас для меня одно из самых больших наказаний — это убирать свой дом…
Конечно же, играть с друзьями мне было некогда. Да и зачем? Я очень рано стала читать и где-то в классе шестом уже перечитала почти всю огромную родительскую библиотеку. А там была наша русская классика, французские, английские классики и много-много других книг, современные новинки… «И зачем это все надо было делать тебе?» — спросите вы. «А я не знаю…» — отвечу я. Наверное, просто хотелось все знать и соответствовать тем взрослым людям, которые меня окружали. Им очень нравилось, что я такая самостоятельная, умная и серьезная. А мне нравилось, что им это нравилось. И вот так, начиная с раннего детства, я старалась соответствовать ожиданиям окружающих. Наверное, это неправильное осознание того, что тебя должны любить только за что-то, сделало меня несчастливой на всю жизнь. Я не могла позволить себе никогда просто расслабиться и ничего абсолютно не делать. Нет, я должна была всю жизнь заслуживать, завоевывать чью-то любовь. Огромными потерями для своей души.
Итак, вернемся к повествованию. Где-то во втором классе мне доверили вести семейный бюджет, я выдавала родителям деньги на покупки, а вообще все семейные деньги хранились у меня. И я бы сказала, что деньги были на те времена немалые. Мне доверяли! Как это было ответственно и красиво: давать родителям деньги, получать у них сдачу… Глупая, я очень гордилась этим… Мне так нравилось играть во все эти взрослые игры, быть ответственной за весь дом, за маму с папой, в конце концов! Я их любила и берегла их. И совсем не подозревала, чем эти игры закончатся для меня в дальнейшей жизни…
Шли годы, я подрастала, но все так же на мне была огромная ответственность. Мои подруги стали встречаться с мальчиками, бегать в кино и на танцы. А я… оставалась такой серьезной и умной девочкой, которая гордилась, что давно печатается в газете, что ее уважают взрослые тети и дяди. А побежать потанцевать? Ну нет! Таких крамольных мыслей в мою умную головку я не допускала! А как же мама? Кто будет ей помогать?! И вообще я лучше почитаю книгу или присмотрю за сестренками. И, заметьте, никто и никогда мне не запрещал играть с друзьями или сбегать в кино. Самое страшное, что мне никто, ничего и никогда не запрещал, а это было в моей душе, в моей голове. Я не знала, что можно просто повеселиться, просто побегать, пошалить, покапризничать, в конце концов! Да, кстати, а как гордились мной учителя! Вот уж на кого можно было взвалить огромную гору ответственности! И самое интересное: никогда не подведет, все потянет эта маленькая, серьезная девочка…
Дорогие мои читатели! Если бы вы знали, сколько горьких слез я проливаю, вспоминая мое «счастливое детство», где было все, казалось бы, хорошее. Но там не было детства. Я всю жизнь чувствую какую-то недовершенность, я зажата в тиски. Вся моя жизнь прошла в утешении, помощи, любви, сочувствии… Но только все эти прекрасные вещи касались не меня, а других людей. Это я должна была утешать, любить, сочувствовать, часами выслушивать… Я просто обязана была это делать — так говорило мне сердце. Так воспитали меня с детства. Я не вижу опоры нигде среди людей. Иногда мне просто хочется обнять дерево, прислониться головой к нему, просто стать слабой, а оно кажется таким большим и сильным, но, к сожалению, у него нет души. Очень рано я устала от жизни, устала всем угождать, устала всех утешать, устала стараться быть хорошей и соответствовать тем ожиданиям, которые негласно ожидали от меня определенные люди: многочисленные друзья, муж, свекровь, сотрудники. Я люблю людей, но в тоже время боюсь их — а вдруг я им чем-то не смогу угодить? Я всю свою жизнь стараюсь угодить людям. В большинстве случаев получалось, иногда нет. Даже учась в университете, будучи молоденькой девчонкой, вместо того, чтобы пойти с друзьями на вечеринку, я оставалась дома и готовила ведерную кастрюлю борща или запекала гуся. А как же? Друзья любимые придут с вечеринки и захотят кушать… А я буду их кормить и радоваться, что всем угодила — приготовила любимые блюда… Смешно и грустно сейчас вспоминать об этом…
Короче говоря, вся моя жизнь — это трагикомедия. И я твердо знаю, что по большей части виновато мое недетское детство. И вот теперь, прожив полжизни, достигнув зрелого возраста, мне хочется, презрев все правила приличия, побежать по густой траве и просто упасть в нее лицом и покувыркаться, мне хочется с криком и визгом съехать просто так с горки, поваляться в снегу, поиграть в снежки с кем-нибудь… Просто так поозорничать… Только кто будет играть со мной в снежки? Мои сверстники наигрались в детстве, а молодежи покажется странным: зачем это взрослая тетя хочет побегать и поиграть с ними в снежки? Вроде бы и возраст у нее не тот уже… Смешно…
Может быть, кто-то увидит в моем рассказе себя. Я уверена, что я не одинока в своей трагикомичности. Тот, кто испытывает подобные моим переживания, меня поймет, настолько это серьезно.
Дорогие родители! Не лишайте своих детей детства! Успеют они стать умными и серьезными, работящими и ответственными! Всему свое время. И своя мера. Поверьте, нет ничего трагичнее, чем жизнь без веселого, легкого, беззаботного детства.
P.S.Кстати сказать, я совсем не хотела выходить замуж. Но когда вышла, произошла, по всей видимости, печальная картина. Ведь любить для меня — это значит, лелеять, ухаживать, носить, как говорят в народе, любимого человека на руках. Это значит, работать, работать, работать… Я психологически не смогла позволить себе, чтобы меня любили, меня лелеяли, меня носили на руках. У меня не было этого опыта. Я должна была нести всю семью, как драгоценнейший сосуд, на своих руках. И это было для меня так естественно, так привычно, так… комфортно. Ни тени ропота даже в душе, не то чтобы на словах. Разводились мы с мужем тоже до смешного драматично: судья ругала мужа, что он разрушает семью, оставляет жену с ребенком… А я, как орлица, встала и с достоинством стала защищать своего орленка: «Как это? Какое право Вы имеете кричать на моего мужа? Вы превышаете закон…». Смотрели на меня, сами понимаете, как на кого. Даже в такие минуты я забыла о своей человеческой ценности, о своем достоинстве… Сейчас мне стыдно, горько и… очень смешно. Кстати, муж мой после развода сказал мне: «Знаешь, иногда приходишь в овощной магазин купить картошки. А тебе с милой улыбкой предлагают: «Возьмите, пожалуйста, еще и бананов. А вот у нас хороший чернослив… А Вы не забыли купить персики?». А мне, понимаешь, нужно только картошки…». Я на всю оставшуюся жизнь запомнила эту чудесную метафору, но так часто предлагаю людям, «кроме картошки, чернослив, бананы и персики». А не всем это нужно. А другим вообще ничего не нужно, а я пытаюсь их обогреть… Они бегут от меня, не понимая, чего я от них хочу. А мне и грустно, и больно, и обидно, и смешно… Мне так больно было признаться себе, что я — аномалия, что я — неправильный продукт неправильного воспитания. Я плачу и ругаю себя, но привычка так сильно укоренилась, она стала моей второй натурой. И я, как птица, томлюсь в клетке моей привычки, пытаюсь вырваться из нее, но избила в кровь свои крылья. А иногда вроде и ничего, спокойно, в клетке-то привычней. Как без нее?
Да, а ребенка своего мне совсем не хочется видеть взрослым, хотя ему уже 23. Мне он кажется все время маленьким, мне так хочется оградить его от взрослой жизни. И я теперь понимаю, почему… А это уже свет в конце бесконечно длинного тоннеля…
Мамы-манипуляторы
Я выхожу из своего подъезда и вижу следующую забавную сценку. Уборщица Клава держит в руках миску с чем-то вкусненьким и громко зовет нашего дворового пса:
— Флинт! Флинт!
Но Флинт ее игнорирует — жарко, и его вполне устраивает прохладное местечко под автомобилем, где он уютно разлегся. Убедившись, что он не подойдет, Клава сама идет к нему и подставляет миску ему под нос; тогда Флинт снисходит до нее и неторопливо начинает есть.
Флинт, как и всякая уважающая себя дворняга, — великий знаток людской психологии, иначе ему не выжить. Как-то раз он выцыганил у меня копченую сосиску — я изнемогала от хохота, так забавно он "умирал", после того как обнюхал мою сумку. Но с Клавой ему нечего церемониться — он прекрасно знает, что без обеда та его не оставит.
Таким образом, Флинт просто-напросто манипулирует Клавой. Впрочем, это несложно. Кто угодно ей может манипулировать — начиная, конечно, с ее мамы. Собственно говоря, из-за матери она, инженер по образованию, и работает сейчас уборщицей — чтобы все время быть поближе к дому. Но обо всем по порядку.
Клавина мама, Елизавета Алексеевна, утонченная дама лет шестидесяти пяти, очень больна — или хотела бы считаться таковой. Поэтому комплименты в свой адрес: "Как вы хорошо сегодня выглядите! " — она воспринимает с неудовольствием. Вот если бы ей сказали: "Как вы сегодня бледны! " — тогда она расплылась бы в улыбке, стала бы жаловаться на здоровье... Меня она не любит: я всегда, здороваясь, отмечаю ее цветущий вид — и пробегаю мимо. Я вижу ее насквозь, и это ей не нравится. Впрочем, почему-то другие не замечают того, что, на мой взгляд, лежит на поверхности — ее фальшивой игры, при помощи которой она лишила дочку личной жизни.
Елизавета Алексеевна ни минуты в своей жизни не работала, во всем полагаясь на мужа и считая, что он вечен; когда же он, к ее глубокому изумлению, несколько лет назад умер, она возложила почетное бремя забот о себе, любимой, на плечи единственной дочери.
Во время поминок по мужу Елизавете Алексеевне стало плохо с сердцем. Я подошла к ней — медик все-таки — и пощупала ей пульс; он был абсолютно ровным. Клава дрожащей рукой сунула матери в рот таблетку нитроглицерина; не открывая глаз, та ее выплюнула. Когда вторая таблетка последовала за первой, Клава не выдержала:
— Мама, ну зачем ты это делаешь? — произнесла она дрожащим тоном.
— Ты же знаешь, что с моим зрением мне эти таблетки нельзя употреблять, — отвечала Елизавета Алексеевна голосом умирающего лебедя.
Клава побежала за валидолом, а я задумалась — какова теперь будет ее жизнь? Очень скоро мы об этом узнали: Клава бросила престижную и выгодную работу в фирме, окончательно оформила развод с мужем и переехала с ребенком к маме.
Елизавета Алексеевна так воспитала свою дочь, что ей мог манипулировать любой желающий. Так как Клава выходила замуж еще при жизни отца, то мать ее отпустила без возражений — тогда она была ей не слишком нужна. Очевидно, жизнь рядом с такой актрисой, как Елизавета Алексеевна, полностью лишает человека возможности отличать сущность от видимости, и Клава, в первый раз встретив своего суженого, влюбилась в него безоговорочно и по уши.
— Когда он появился на пороге нашей конторы, я открыла рот и долго не могла его закрыть, — рассказывала мне она. — Высокий блондин, с голубыми глазами — он очень похож на Ивана Демидова, только без черных очков.
— А откуда ты знаешь, какого цвета глаза у Демидова? — невпопад спрашиваю я, но поймав ее укоряющий взгляд, замолкаю. Это типичная ошибка наших женщин: выбирая себе возлюбленного, внешне похожего на своего кумира, они приписывают ему все лучшие качества, которые хотели бы видеть в своем мужчине.
Так вот, блондин, в котором она увидела своего волшебного принца, очень быстро поддался ее чарам — проще говоря, он ее раскусил. Не было на свете более удобной жены, чем Клава! Не сомневаюсь, что она приносила мужу завтрак в постель — точно так же, как она подносит миску Флинту. Но гораздо существеннее было то, что она сняла с плеч любимого все заботы о земном и материальном — проще говоря, она стала кормилицей семьи. Влад занимался каким-то бизнесом, а Клава ему помогала — то есть постоянно выплачивала его долги, нанимаясь на самые тяжелые и неблагодарные дополнительные работы — даже в то время, когда ждала ребенка. Того, что зарабатывала Клава, хватало и на приличный прикид для Влада, и на его "деловые" визиты в рестораны и ночные клубы. К тому моменту, как супруги расстались, у Влада было восемь кожаных курток, а у Клавы — ни одной. Не знаю, насколько бы у нее хватило терпения, если бы Влад окончательно не сел ей на шею — на ее деньги он открыто стал содержать любовницу, а его отношения с женой, кроме ругани и даже побоев, ограничивались одним словом "Дай". И тут Клава возмутилась и порвала с ним. Правда, он до сих пор иногда приходит к ней за деньгами — и она дает. (Конечно, речь об алиментах для маленького сына даже не заходит).
Клава — великая труженица, просто трудоголик. Вот и теперь, переехав в родительский дом, она убирает три подъезда, оформлена дворником на соседнем участке и еще подрабатывает вечерами в одной социологической службе. В общем, ее заработка вполне хватает на приличную жизнь для всех троих. Правда, есть одна загвоздка — что делать с маленьким сыном, пока Клава занята?
И тут я готова аплодировать гибкости Елизаветы Алексеевны. Часто такие женщины, как она, похоронив мужа, выбирают для себя постельный режим — чтобы кто-нибудь из взрослых детей ухаживал за лежачей матерью, холил ее и лелеял. Но в данном случае это было невозможно: если бы Клава была прикована к материнской спальне, то на что бы они жили? И она избрала другую тактику: она взяла на себя заботы о внуке — и этим полностью поработила дочь.
Чтобы обеспечить семью, Клава работает по много часов каждый день, а Елизавета Алексеевна сидит с маленьким Ванечкой. Каждый вечер Клава выслушивает, как героически, несмотря на все свои болезни, бабушка выносит капризы сорванца, хотя, конечно, скоро он доведет ее до последней черты. Клава обязана отчитываться перед мамой за каждую минуту, проведенную вне дома — если, не дай Бог, она задерживается и не приходит вовремя, маме тут же становится дурно. Если Клава заикнется, что ей надо вечером отлучиться куда-нибудь по делу, Елизавета Алексеевна либо устраивает скандал, либо хватается за сердце. Понятно поэтому, что ни о каких поклонниках, ни о какой личной жизни Клаве и думать не приходится — мама никогда не пустит ее на свидание. А годы бегут, и Клаве уже за тридцать.
Изредка, когда Клава чувствует, что ей уже невмоготу, она заскакивает ко мне ко мне посоветоваться. Вот и вчера пришла, бледная как мел: что делать, денег катастрофически не хватает, а она физически не может работать еще больше, просто падает с ног от усталости... Что ж, материальные проблемы стоят сейчас перед многими, но послушаем лучше Клаву:
— Понимаешь, на прошлой неделе я отдала ей триста тысяч, на этой — пятьсот... Прошло два дня, а она говорит мне: деньги кончились, мне не на что кормить твоего сына! Сколько бы я не принесла в дом денег, она тут же все потратит.
Пятьсот тысяч за два дня... что ж, не слабо. Я таких трат себе позволить просто не могу. Недавно я что-то по этому поводу читала... Ну конечно же, подобная ситуация встретилась мне в романе Джорджетт Хейер; вот что она пишет об одной такой матери, забывавшей о своих болячках только тогда, когда развлекалась: "К сожалению, ее состояние было недостаточным, чтобы жить той жизнью, к которой она привыкла, не заботясь об экономии; а поскольку она была слишком слаба здоровьем, чтобы овладеть искусством управления имуществом, то жила не по средствам. "
— Клава, а зачем ты отдаешь ей все, что зарабатываешь? Ведь в свое время вы втроем прекрасно жили и на шестьсот тысяч в месяц — ну, может быть, не прекрасно, но не голодали ведь! Конечно, она сидит с Ванечкой, но ведь он ей не чужой, это ее собственный внук, и детский сад вкупе с бэби-ситтером, то бишь няней, по вечерам, обошлись бы тебе дешевле — и во всяком случае, дело обошлось бы без скандалов.
Клава ошеломлена. Ей и в голову не приходило, что она — не автомат для зарабатывания денег, а живая женщина, причем со своими потребностями, что ей в пору носить не перешитые мамины юбки, а пусть и недорогие, но новые и модные вещи, что ей нужно кое-что для себя, пока она молода... Мои слова прозвучали для нее, как открытие.
— А ведь ты права, — неуверенным тоном отвечает она. — Я как-то раньше не задумывалась над тем, что она меня использует...
Вот именно, использует! Как все женщины подобного типа, достигшие высшего мастерства в искусстве манипулирования своими близкими. Причем Елизавета Алексеевна не упускает ни одного средства, которое может помочь ей достичь своей цели: жить в собственное удовольствие. В ход идет все: и слабое здоровье, и забота о внуке, и бесконечные упреки, и слезы.
Впрочем, обычно бывает достаточно одного слабого здоровья. Такого рода манипуляторши особенно любят жаловаться на сердце — это, наверное, самое благородное заболевание, и далеко не все из них такие бездарные в этом плане актрисы, как Елизавета Алексеевна, которая так и не смогла убедительным образом сымитировать сердечный приступ. Скорее всего, Елизавета Алексеевна просто дисквалифицировалась: покойный муж безо всяких доказательств верил, что у его Лизоньки деликатное сложение и ее надо носить на руках.
Другие в этом деле более искусны. Я знавала одну такую маму, напомнившую мне Васисуалия Лоханкина наоборот: днем она с удовольствием бродила по квартире, смотрела телевизор, с аппетитом кушала, отсыпалась, а вечером, когда приходила с работы дочь, жаловалась на плохое самочувстви