Любовь и логика. закон и благодать
Всякий человек – случай и тайна. Нет ни одинакового духовного пути, как и нет ни одного в точности похожего характера. Каждый воспринимает окружающий мир и взаимодействует с ним особым, неповторимым образом. Потому любая земная, человеческая истина постигается совместно и соборно, когда каждый может сделать в это постижение свой вклад. И знание в человеческом обществе всегда соборно. Тем более это касается истин о Боге, которые хранит единая Соборная и Апостольская Церковь. Эти истины должны усваиваться живо и целостно, а не отрывочно и абстрактно-рассудочно, однако такое их усвоение мало кому дается. Знание наше часто бывает поверхностным и несет на себе печать индивидуальной и социально-временной ограниченности. А если кто-то решает взять на себя бремя борьбы за истину, за правду, за нравственную чистоту или чистоту веры, он неизбежно наталкивается на противодействие со стороны других личностей или групп людей, видящих эту же самую правду и истину иначе, с другой стороны. Каждый, исходя из собственного опыта постижения истины и восприятия правды, руководствуется своими логическими построениями, которые нередко могут приходить в столкновение с аналогичными логическими выкладками у думающих иначе. И всякое логическое рассуждение может быть по-своему верным и убедительным, поскольку исходит из своего индивидуального прожитого опыта и накопленного знания, из своей внутренней базовой точки отсчета. Но цельного знания действительности, материальной ли, духовной ли, голая логика не достигает. Более того, она может быть просто мертвящей и убийственной, как давящий моральный категорический императив, как гнетущий и стесняющий закон. Логика постигает причинно-следственные связи, присущие детерминированному материальному миру, где нет свободы. И напротив, любовь и благодать относятся к миру духовному, где утверждается свобода.
Настоящая любовь беспричинна – она просто есть, не «за что», не «вследствие», а просто так, есть и все… Я могу не любить врага своего, потому что он причинил мне или моим близким зло, неприятность, страдание, унижение, дискомфорт. И в этом я прав с точки зрения мира, где царит предопределенность и причинно-следственная связь. И наоборот, я могу во Христе, пусть изредка и спонтанно, не по своей природе, принадлежащей этому же детерминированному миру («земля еси и в землю отидеши»), но по некоторому озарению свыше, полюбить того же врага своего вопреки тому, что он мне причинил все вышеперечисленное. Как к этому и призывает Евангелие: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 44). Такая любовь освобождает и выводит из причинно-следственного порочного круга, где мерой воздается за меру, оком за око и зубом за зуб. С точки зрения обыкновенной житейской логики такая любовь невозможна. Но – «невозможное человекам возможно Богу». «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20), притом что такая любовь творит чудеса куда позначительнее переставления гор. Наоборот, всякий раз, когда мы уповаем исключительно на свои природные силы, свою логику, никакого преображения ни внутри нас, ни вокруг нас не происходит – в лучшем случае господствуют законы, принципы, кантовские «категорические императивы», где не остается месту живой вере и любви.
Можно, конечно, хранить верность своим принципам или определенным общественным традициям, но как же часто случается, когда эти принципы наталкиваются на иные постулаты, происходящие от отличных традиций и ценностей! Не собранные во единое Христово тело отрывочные, индивидуальные правды, в каждой из которой присутствует своя неумолимая логика, разъединяют и отчуждают людей друг от друга. Многие ищут в этом мире правду и защищают ее. Но как часто в процессе этого поиска люди становятся врагами друг другу! Если вдуматься, вся история мира есть большей частью борьба за понимание правды, борьба разных логик на пути к этой правде и борьба этих логик друг с другом.
Ах ты гой-еси, правда-матушка,
Велика ты, правда, широко стоишь!..
Не объехать кругом тебя во сто лет,
Посмотреть на тебя – шапка валится!
Выезжало семеро братьев,
Семеро выезжало добрых молодцев,
Посмотреть выезжали молодцы,
Какова она, правда, на свете живет?...
Поскакали добры молодцы,
Все семеро братьев удалыих,
И подъехали к правде со семи концов,
И увидели правду со семи сторон.
Посмотрели добры молодцы,
Покачали головами удалыми
И вернулись на свою родину.
А вернувшись на свою родину,
Всяк рассказывал правду по-своему:
Кто горой называл ее высокою,
Кто городом людным торговыим,
Кто морем, кто лесом, кто степию.
И поспорили братья промеж собой,
И вымали мечи булатные,
И рубили друг друга до смерти,
И, рубяся, корились, ругалися,
И брат брата звал обманщиком;
Наконец, полегли до единого
Все семеро братьев удалыих.
Умирая же, каждый сыну наказывал,
Рубитися наказывал до смерти,
Полегти за правду, за истину.
То ж и сын сыну наказывал,
И досель их внуки рубятся,
Все рубятся за правду, за истину,
На великое себе разорение…
(Алексей Константинович Толстой)
Воистину, печальна картина, когда алчущие и жаждущие одной и той же, по сути дела, правды должны бы объединиться, но эта правда их разделяет. Вернее, не она сама, а множество ведущих к ней логик. А тем временем у разуверившегося мира возникло множество своих логических доводов против веры, основывающихся не на трансцендентности, а на определенном земном прагматизме, самодостаточности рассудочной логики и доле здравого смысла. Вот один из таких аргументов: «Ортодоксальное христианство учит о принципиальной непознаваемости (а следовательно - непредсказуемости проявлений) воли Бога. Значит, мы можем смело считать, что Бог христианства – это генератор случайных событий. Это значит также, что между нашими действиями и реакциями Бога отсутствует корреляция. Отсюда следует бессмысленность всех христианских религиозных практик (как то молитвы, литургии, послушания и пр.). Если же христиане говорят, что их молитвы вызывают результат (например, молитва за урожай вызывает чудо увеличения продуктивности картофельного поля) – значит, на проявления воли Бога можно влиять предсказуемым образом. Это уже была бы магия, которая христианам запрещена их вероучением, а как следствие – перерастание магии в науку. И в этом случае Бог превратился бы в частично управляемую природную силу (на манер реки или ветра)»
И дело даже не в том, что писавший не понял или не захотел понять, что непознаваемая сущность Божия и Его творящие и проявляющиеся энергии в мире, в том числе Его откровение – не одно и то же. Откровение Его, содержащее Его святую волю, люди и призваны постигать, в этом смысл настоящей жизни, а не жалкой борьбы за существование, на которую люди сами себя обрекают. И это откровение – о любви, начиная с призыва возлюбить единого Бога всем сердцем, душой и разумением, и ближнего своего, как самого себя. И именно эта любовь Божия не гнушается и такими житейскими «мелочами» с точки зрения вечности, как очередной сбор урожая, если двое или трое соглашаются просить у Отца Небесного во имя Христово и потому получают просимое.
Усваивать это откровение и осмысливать его в рамках человеческого языка, впрочем, никогда не было просто. Ни сейчас, ни, тем более, в ветхозаветную эпоху. Отсюда вся разница в понимании Писания и борьба за это понимание среди многочисленных групп христиан, и, как следствие, множество разных логик. И на писании Ветхого Завета неизбежно отложена печать ограниченности в богопознании по сравнению с Новым Заветом; потому нападки неверующих были и будут нацелены прежде всего на Ветхий Завет. Здесь нет ничего удивительного, поскольку восприятие Бога в ветхозаветных рамках по-своему обветшало (см. Евр. 8, 13).
Отношение логики к вере весьма своеобразное. С одной стороны, Бог не может быть описан верующими адекватно и непротиворечиво в логических категориях, что вызывает у сомневающихся и атеистов желание отвергать веру как безосновательное заблуждение. С другой, реальность подлинного духовного опыта и отличие от него психической экзальтации или, в терминах аскетической святоотеческой литературы, духовной прелести, неизбежно будет описываться с применением логических доводов. Ибо всякое убеждение на них и основывается, тем более – об истинности христианской веры. Апологетика строится прежде всего на логических доводах. Но всегда есть та граница, при подходе к которой и за которой логика умолкает, как поется в предпасхальном песнопении («Да молчит всякая плоть человеча…»). Апофатическое, отрицательное богословие полнее выражает божественную тайну и ближе подводит к ней, чем богословие утвердительное о всемогуществе, вездесущии и самодостаточности Творца. Ведь Он не просто самодостаточен и вседоволен - Он открылся нам в Своем Сыне возлюбленном, так возлюбив нас самих, что «отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16). А род же его – «кто изъяснит?» (Ис. 53, 8). И это дает нам, христианам, возможность исполняться и вдохновляться ответной любовью, пусть и неизмеримо меньшей и слабой. И здесь уже пропадает земная, человеческая логика. Как написал однажды в своих дневниках о. Александр Ельчанинов, «если нашему грешному уму какая-либо богословская истина кажется логичной, симметричной и т. п., значит, она не истина: и я предпочитаю оставаться при евангельских абсурдах, чем с философскими композициями, которые тем подозрительнее, чем они красивее. Твердые и отчетливые линии имеют только мертвые тела и умершие мысли, живые окружены зыбкой и переменчивой аурой дыхания и излучения. Всякое определение, фиксация в наших человеческих планах — ограничивает, замораживает это дыхание жизни и всегда неполно, случайно и потому неверно». К этому можно добавить, что миру свободы и духа свойственны неопределенности и антиномии. О. Павел Флоренский в «Столпе и Утверждении Истины» с этой точки зрения прекрасно показал безвыходность, безысходность логического закона тождества: «А=А», «Я=Я» и т.д. Тогда как в Пресвятой Троице как Боге-Любви этот закон преодолевается, поскольку Бог не есть самозамкнутая монада, равная самой себе: 1=3 и 3=1.
Когда любой человек, не зависимо от его философских или религиозных убеждений, встречает свою единственно-любимую, с которой хочет связать свою дальнейшую жизнь, он любит ее только за то, что она есть и что он обрел ее, и никакие логические доводы, как будто бы и правильные со стороны друзей или родителей, на него не подействуют. И менее всего он сам в тот момент рассуждает логически. Неверующие нам предъявляют претензии, что описание Бога в христианстве и других теистических религиях противоречиво и неадекватно логически. Но может ли вообще любой из нас, отдельно взятых людей, быть описан непротиворечиво? Не предполагает ли личность любого человека, до конца не выразимая, разные оценки со стороны других личностей, в том числе и противоречивые? Тем более это касается любви ко Христу, возлюбившему нас до смерти. Любовь сильнее логики и она превосходит ее, если это, конечно, не бесполезная и ненасытная страсть, которая также действует вопреки логике. Чистая логика в данном случае есть сфера теплохладности. Да и может ли сама любовь, даже земная, быть описанной логически, и какими непротиворечивыми словами? Нет, для нее уместен язык образов, язык художественной литературы и поэзии преимущественно.
Но любовь к Богу предполагает и любовь к человеку, ближнему своему как носителю образа Божия. И здесь у христиан всю историю волей-неволей были разные акценты: либо во имя божественного и церковно-общественного начала забывался конкретный человек, ближний, либо ради деятельной любви к ближнему отодвигалось назад божественное, невидимое. Полной гармонии удавалось достичь единицам, и это в определенной степени был плод не их собственных усилий и заслуг. Разные акценты в вере и неполнота любви вызывали разногласия и противостояния среди христиан, особенно когда в ход вступала логика с каждой стороны, причем логика не оправдывающая, а осуждающая. Без любви логика оправдывающая сродни демагогии, а логика осуждающая – словесной дубине. Любовь выше правды, выше закона и, соответственно, выше всякой логики. Кто-то из отцов Церкви заметил, что если бы Бог был справедливым, то мы все давно уже были бы в аду – то есть если бы действовала одна неумолимая божественная логика так, как может часто действовать человеческая***. Но само слово «любовь», к сожалению, заболтано и принижено в наше время. В этом виноваты можем быть мы все, христиане, о любви говорящие, но ее не подтверждающие в действии. «И, по причине умножения беззаконий, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12). Что практически может следовать из этого? А то, что если избранные Божьи не оказались на высоте своего призвания, если соль потеряла свою соленость, инициативу начинает перехватывать внешний мир и, в чем-то заимствуя, а в чем-то искажая основные истины Писания или игнорируя их, начинает создавать свои принципы законности и свои понятия о любви. Вокруг нас сейчас много говорится о либерализме и толерантности, что также многим набило оскомину, и совершенно справедливо. Но раз так мало сегодня любви в людях, и не вчера этот недостаток обозначился, то совершенно неизбежно и логически закономерно было появление либеральной идеологии и проповедь толерантности. Любовь божественная принимает любого грешника, каков бы он ни был, но не принимает его греха и скорбит о нем. Любовь человеческая вкупе с толерантностью благоволит прежде всего к тем, кто любит нас. Как пишет о. Александр Ельчанинов, «Божье - любить ненавидящих. Дьявольское - ненавидеть, оскорблять любящих. Человеческое - любить любящих, ненавидеть ненавидящих. Но - «будьте совершенны, как Отец наш Небесный». Поскольку современные люди по-прежнему далеки от такого совершенства, а медленное усвоение библейских истин все же происходило за прошедшие 2000 лет, то появление либерализма и провозглашение толерантности просто-напросто отражает развитие базового общечеловеческого принципа, выраженного, в частности, в Библии: «Не делай другому, чего не желаешь себе самому». Этот принцип, однако, хотя и необходим, но не самодостаточен. Одержимый различными душевредными страстями, против самого себя, например (алкоголизмом, наркоманией, блудом в самых разнообразных формах), вполне может быть безукоризненным с этой точки зрения; и поступать с другими, как бы он хотел, чтобы поступали с ним, для него не представит особой трудности. В данном случае этим основным правилом царство Божие не достигается и не наследуется, а только лишь избегается адский хаос на земле, и то лишь частично, поскольку даже на этой низшей ступени далеко не все утверждаются по жизни. Итак, в отсутствии подлинных, живых, братских человеческих отношений, приправленных христианской любовью, неизбежно будет диктовать свои условия толерантность, в противовес национальной, расовой или религиозной розни. «Человек человеку – бревно» - вот эта самая толерантность с политкорректностью, возведенная в абсолют, со своей логикой, доведенной до абсурда и безысходности. Надо быть выше нее! Но вместо этого по состоянию сознания многие россияне, даже среди воцерковленных, ее ниже, вот в чем проблема. Подняться выше нее и поднять нас выше нее может только любовь Христова, действующая в наших сердцах, превосходящая всякую логику. Бог не есть любовь в чисто человеческом, зачастую слащаво-сентиментальном смысле: Он в той же степени свет (1 Ин. 1, 5) и истина (Пс. 118, 142; Ин. 17, 17), в какой и любовь (1 Ин. 4, 16), и любовь эта не всегда гладит по головке, а может и огнем попалить (Евр. 12, 29), а свет этой истины может ослепить так, как это случилось с Савлом на пути в Дамаск. Но Бог познается любовью – и к Нему Самому, и к ближним, начиная с исполнения Его основных заповедей. «Сего ради возлюбих заповеди Твоя паче злата и топазия» (Пс. 118, 127). «Всегда в жизни прав тот, кто опирается не на логику, не на здравый смысл, а тот, кто исходит из одного верховного закона — закона любви. Все остальные законы ничто перед любовью, которая не только руководит сердцами, но «движет солнце и другие звезды». В ком есть этот закон — тот живет, кто руководится только философией, политикой, разумом — тот умирает.» (о. Александр Ельчанинов).
А внешний мир и людей в нем лучше периодически и вовремя оставлять в покое. Оттуда нам могут сказать: «нам ваша любовь не нужна». Это тем более справедливо, чем более наша любовь несовершенна и далека от Христовой любви. И Сам Бог смиряется перед такими. Если на Его стук душа не открывается, Он отходит. Тем паче, если душа по природе глуха. Его любовь и к отвергающим ее состоит в том, что Он делает ее незаметной и само собой разумеющейся, поскольку «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 45).
***Об этом глубоко и вдохновенно написано у Бориса Вышеславцева в «Этике преображенного эроса»:
Этика естественного закона, этика всеобщего закона добра (сюда относится и этика Канта) есть самая возвышенная форма этики, какая мыслима до Христа и вне Христа. Это признает Ап. Павел. Он устанавливает, что у Иудеев, у Эллинов и у Римлян, в сущности, одни и те же принципы добра и зла (к Рим. гл. 1 и 2): если у Иудеев есть Закон Моисея, то у "народов" есть закон, написанный в сердцах, закон естественный; и закон Моисеев есть полное выражение естественного закона. Тем и другим одинаково вменяется в заслугу, если они делают то, что признается добром по их закону: "слава, честь и мир всякому, делающему доброе, во первых Иудею, потом и Эллину! Ибо нет лицеприятия у Бога" (Рим.2:10,11). И те и другие должны не только говорить, но и исполнять, не только внешне, но и внутренне следовать закону ("по духу", в сердцах).
Почему же нельзя удовольствоваться такой праведностью? Почему нужна благодать и искупление, почему только Христос есть Спаситель? Ответ очень прост, его дает гл.3 к Рим.: закон указывает, что есть грех, и запрещает грех, но он бессилен бороться с грехом. Об этом бессилии закона свидетельствует вековой исторический опыт; "Как Иудеи, так и Эллины все под грехом, как написано: нет праведного ни одного... все совратились с пути, до одного негодны..." (Рим.3:9-18) и т.д. Что же может закон сказать этим совратившимся? Он может только произнести суждение о грехе ("ибо законом познается грех"), которое превращается для них в осуждение и проклятие. Здесь не может быть возражений, самооправданий, здесь Богом " (Рим.3:19). Закон борется с грехом посредством суждения и осуждения, но он не может сделать бывшее не бывшим, он не может жалеть, прощать, давать "оправдание даром". Такие понятия, как покаяние, искупление, прошение греча, лежат за пределами закона, метаюридичны. Закон порождает вообще отрицательные аффекты по отношению к нарушителям: жажда отмщения, справедливое негодование. Он указывает, где есть преступление, и вызывает гнев на это преступление ("закон производит гнев, потому что где нет закона, нет и преступления": Рим.4:15). Быть может, этот гнев справедлив? Да, он может быть справедливым, но все же это отрицательный аффект: если "нет праведного ни одного" и все до одного негодны, если весь мир виновен пред Богом, ибо он "весь во зле лежит", то гнев закона, гнев справедливости может лишь сказать: pereat mundus, fiat justitia!
Критерий Гамалиила
29 Петр же и Апостолы… сказали: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам.
30 Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесив на древе.
31 Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов.
32 Свидетели Ему в сем мы и Дух Святый, Которого Бог дал повинующимся Ему.
33 Слышав это, они разрывались от гнева и умышляли умертвить их.
34 Встав же в синедрионе, некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом, приказал вывести Апостолов на короткое время,
35 а им сказал: мужи Израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать.
36 Ибо незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли.
37 После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались.
38 И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело -- от человеков, то оно разрушится,
39 а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками.
(Деяния, гл. 5-я).
Предлагаю порассуждать, насколько универсален этот критерий. Ведь эти самые слова Гамалиила – «если это предприятие и это дело - от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» - можно вполне применить к разным нехристианским верованиям, распространенным по всему земному шару. Или к атеизму как мировоззрению, например. Атеизм – от Бога? Вопрос, мне думается, весьма непростой…
То, что все люди разные, что есть разные нации и народности, есть разные таланты и способности у каждого человека – это явно от Бога, то есть входит в божественный замысел о мире и о человеческой истории, это очевидно. Каждый человек и, пожалуй, каждый народ в рамках своей собственной культуры, своего исторического опыта, своей развитости может постигать истину по-своему, и дано в этом плане всем также по-разному. Это один момент. Невозможно того человека (народ), которому дано меньше, извне разными способами (внешними побуждениями, пропагандой, рекламой, не говоря уже о насилии) возвести на более высокую ступень богопознания, если это ему пока не дано на данном этапе, или не дано в принципе. Соответственно, кому дано больше, на том больше ответственность и с того больший спрос, как в этой жизни, так и в будущем веке. И если такие попытки все же осуществляются, они так или иначе неизбежно проваливаются, поскольку они не от Бога. Тем более, если на сцене истории появляются всякие смутьяны и самозванцы, религиозные или политические Февды и Иуды, разрушающие и то, что было людьми наработано ранее, и уж никак не способствующие мирному развитию общества и свободному поиску истины. «По плодам их узнаете их», как сказано в Евангелии.
С другой стороны, мы здесь можем впасть в область субъективных и произвольных оценок – что от Бога по благоволению, а что от Бога по попущению, и что вообще значит выражение «от Бога». Мне думается, в общем случае, от Бога – многообразие, плюралистичность и иерархичность в устройстве человеческого общества, вытекающие из свободного поиска истины, пусть даже на пути этого поиска человек может впадать в заблуждения. Главное, чтобы этот индивидуальный поиск истины не шел вразрез с золотым правилом в отношении к ближним: «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Если я принимаю истину свободно и в любви, но не хочу, чтобы она мне навязывалась директивно, я не должен навязывать свое понимание и видение истины другому. Я могу только лишь поделиться радостью от ее открытия для себя, но дело другого человека, разделит ли он со мной эту радость или нет. И если я действительно стремлюсь к приобщению к экзистенциальной полноте истины, я должен сознавать, что мое восприятие истины – это только лишь мое личное восприятие, ограниченное в той же степени, в какой временен и ограничен в этой земной жизни я сам. Что окружающие меня люди (христиане иных конфессий, нехристиане и даже атеисты) могут иметь что-то важное на пути ее постижения, чего пока не имею я сам. А я, соответственно, могу со временем увидеть свои ошибки, если внимательно буду прислушиваться к критике своей собственной жизненной позиции со стороны разных верующих, иноверцев и т.д. Если же кто-то из нас нарушает этот основной принцип свободного поиска и постижения истины для каждой личности – «берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками»...
Насчет атеизма, пожалуй, невозможно выразить лучше Н.А. Бердяева:
«Мир проходит через тьму и богооставленность более чем когда-либо. И эта богооставленность мира и человека делается главным аргументом против существования Бога. Бог как бы ушел из мира, и старое учение о Промысле вызывает насмешки и негодование. Люди думают, что выйти из тьмы и бессмыслицы они должны собственными силами, еще чаще думают, что выйти из тьмы совсем невозможно. Когда непомерные страдания людей, неслыханную жестокость, торжество зла на земле объясняют греховностью людей, Божьей карой, то это вызывает справедливое возмущение. Греховность всегда была, и более всего страдали совсем не самые греховные. Понимание Промысла как обрушивающейся на людей Божьей кары может вызывать не только возражение, но и негодование. Проблема теодицеи остается неразрешенной. Все рациональные разрешения, которыми полны курсы теологии, несостоятельны. Богооставленность мира остается очень таинственым явлением Нужно помнить, что последними словами Иисуса были слова: «Боже, Боже, почто Ты меня оставил». Эти слова повторяются неисчислимым количеством людей неисчислимое количество раз. Очевидно, то, что называют Промыслом, может выражаться и в том, что Бог покидает мир, уходит из него. Судьба мира и человека таинственно осуществляется и через богооставленность, через уход Бога из мира. Это диалектический момент бого-человеческого процесса. Речь идет, конечно, не о диалектике логической, а о диалектике экзистенциальной. Опыт богооставленности можно понять как испытание человеческой свободы. Это испытание свободы совершается и в отречении от свободы. Человек очень легко отрекается от свободы. Самые страшные формы безбожия обнаруживаются совсем не в воинствующей и страстной борьбе против идеи Бога и против самого Бога, а в безбожии жизненно-практическом, в равнодушии и мертвенности. Эти формы безбожия мы часто встречаем у формальных христиан. Страстная взволнованность и борьба против Бога могут привести к просветлению и к более высокому религиозному сознанию. Безбожие может быть даже полезным и может быть очищением и освобождением от рабьих понятий о Боге, искаженных социоморфизмом. негодование христиан против атеистов, против воинствующих безбожников часто бывает дурным. Их извращенное понятие о Боге, их безбожная жизнь вызывали это безбожие. Богу приписывали самые дурные свойства — самодовольство, самодурство, жестокость, любовь к низкопоклонству. Христианам не подобает быть самодовольными и презирать тех, которых мучит вопрос о Боге. Совсем не подобает им презирать, напр<имер>, Ницше. Безбожники могут быть лучше тех, которые говорят: «Господи, Господи»… («Истина и откровение», гл. VI).
http://www.vehi.net/berdyaev/istina/06.html
Так что же, атеизм, ислам, язычество - от Бога? И да, и нет, как и многое другое в нашей жизни. Но многие атеисты могут быть орудиями Божиего промысла в отношении мира и Церкви, как прекрасно показал Бердяев. И в таком случае они подпадают под критерий Гамалиила!