Аптекарской вес; Следующими знаками

Изображают вес Аптекарский

Аптекарский вес (медицинский вес, нюрнбергский вес) — сис­тема мер веса, применявшаяся до конца XX в. в медико-фармацевти­ческой практике и включавшая следующие единицы: фунт, унция, драхма, скрупул, гран.

Появление в «Книге всякой всячины...» заметок «Аптекарской вес» и «Следующими знаками изображают вес Аптекарский» объяс­няется, по-видимому, влиянием одного из школьных наставников Гоголя, директора нежинской Гимназии высших наук в 1821-1826 гг. Ивана Семеновича Орлая де Карва (1771-1829) (в августе 1826 г. Орлай оставил Нежин и переехал в Одессу, где стал директором Ришельевского лицея).

Уроженец Карпатской Руси И. С. Орлай был человеком богато одаренным. Он был не только педагогом, но и выдающимся ученым, членом нескольких научных обществ, немало сделавшим, в частно­сти, для развития Петербургской кунсткамеры и оставившим после себя ряд научных трудов. В 1806 г. в Кенигсбергском университе­те Орлай был удостоен ученой степени магистра словесных наук и доктора философии; в том же году в Дерптском университете защитил диссертацию на звание профессора медицины. Являлся почетным членом Российской Академии наук, действительным чле­ном Общества Истории и Древностей Российских (см., в частности: Свенцицкий И. С. Обзор отношений Карпатской Руси с Россией в 1-ую пол. XIX в. СПб., 1906. С. 34-37; Байцура Т. Закарпатоукра- инская интеллигенция в России в первой половине XIX века. Брати­слава, 1971. С. 192-193; Зимомря М. I. На вщсташ часу (I. Орлай) // Микола Гоголь I свггова культура. Ки1в; Н1жин, 1994. С. 122). В Нежин Орлай прибыл из Петербурга, сохранив за собой звание «Его Императорского Двора Доктор».

Влияние Орлая на гимназистов, и в частности на Гоголя, б^лло разносторонним. По словам Е. Недзельского, Орлай, «впер­вые открыв для русской науки и общественности подлинный лик

карпатороссов... оказал непосредственное влияние на своего вос­питанника... Н. В. Гоголя. Последний впервые в русской литера­туре заговорил о карпатороссах (“Страшная месть”) и с большим вдохновением и пониманием сущности рассказал о религиозно­национальной борьбе западно-русских (“Тарас Бульба”). Кроме статей и, вероятно, воспоминаний о рассказах Орлая, у Гоголя и не могло быть материалов к познанию подъяремной Руси» (Недзелъ- ский Е. Очерк карпато-русской литературы. Ужгород, 1932. С. 112; см. также: Жаркевич H. М. Нежинский период жизни Н. В. Гоголя и становление его исторических взглядов и интересов. (К постанов­ке проблемы) И Наследие Н. В. Гоголя и современность. Нежин, 1988. Ч. 1. С. 8). Добавим, что Орлаю Гоголь был обязан и интере­сом к галицкой народной песне. Известно, что в работе над «Тарасом Бульбой» Гоголь пользовался собранием «галицко-русских» песен В. Залесского, изданным в 1833 г. во Львове (Piesni polskie i ruskie ludu galicyjskiego. Z muzyka instrumentowana przez Karola Lipinskiego. Zébrai i wydal Waclaw z Oleska. We Lwowie, 1833). В этой связи следует отметить, что М. Т. Каченовский, представлявший в 1825 г. в Мос­ковское Общество Истории и Древностей Российских отзыв о мате­риалах по истории Южной Руси, присланных в Общество из Нежи­на Орлаем (среди материалов, предоставленных Орлаем, — история о донских казаках, история о запорожских казаках, гетманские уни­версалы из архива Нежинского Греческого общества и др.), два года спустя, в 1827 г., публикуя в «Вестнике Европы» переводную балладу с польского языка П. П. Гулака-Артемовского «Твардовский», писал по поводу роли народных песен в культуре Галицкой Руси: «.. .может быть, не все знают, что в Западных губерниях наших за Днепром, в Галиции, в Буковине, частию в северных графствах Венгрии глав­ную массу народа и многочисленнейший класс жителей составляют Русины, Русняки (Карпато-Россы?), народ и происхождением, и язы­ком, и обычаями ближайший, нежели все другие, к нашим Мало­россиянам, или скажу лучше — один и тот же... Не без приятного удивления нашли мы в Календаре Львовском (на 1822 год) две пес­ни Галицких Русинов, известные всем Украинцам нашим; а именно: Не ходы Грыцю на вечерныци и Козак коня напував, Дзюба воду брала... Язык Великороссийский, имея средоточием своим Москву, при сча­стливой независимости отечества, под благотворным влиянием древнего наречия Церковного, сделался книжным, установился, оказался удобным сохранить для потомства высокие истины духов­ной и светской мудрости... Но что могли сделать южные Русины? Невежество времени, чуждое иго где и когда благоприятствовали успехам словесности... Народ, угнетаемый завоевателями и власте­линами своими, жертва алчного корыстолюбия, еще должен был покидать и веру отцев своих! Являются Козаки. Сие военное обще­ство, окружено будучи врагами, или недоброхотами, ощущало пер­вую потребность в силе внутренней для собственной безопасности; никогда не наслаждалось оно ни продолжительным спокойствием,

ни чувством независимости; находилось в состоянии младенчества неопытного, и по натуре состава своего, не могло достигнуть до зре­лости в государственной политике. От того южные Русины вообще могут похвалиться только лишь начатками словесности: известны некоторые граматы Князей Галицких, универсалы и записки Гетма­нов войска; вошло в сборники наши несколько Мало-

российских песень (Опыт собрания старинных Малороссийских песень. СПб. 1819. 8, заслуживает внимание. Р<е>д<акто>р. —При­меч. М. Т. Каченовского. — И. В., В. В.)... а южные Русины вообще отменно богаты песнями... Теперь, сколько известно, Малороссий­ская словесность поддерживается единственно стихотворениями в забавном или в шутливом роде: такова Енеида Котляревского; тако­вы стихи при Грамматике г-на Павловского и несколько очень замы­словатых пиес, напечатанных в Украинском Вестнике. Бесспорно сюда принадлежит и Твардовский» (Вестник Европы, составляемый Михаилом Каченовским. 1827. Март. № 6 (цензурное разрешение 19 марта). С. 123).

Судя по этому замечанию Каченовского, содержание нача­той Гоголем в Нежине «Книги всякой всячины...» по отношению к указанным источникам в действительности «энциклопедично» и практически исчерпывает круг известных к тому времени произ­ведений малороссийской и галицкой-русской словесности. В «под­ручной энциклопедии» Гоголя имеются и материалы из упомянутой «Грамматики малороссийского наречия» Ал. Павловского (СПб., 1818), и выписки из «Энеиды» И. П. Котляревского, и извлечения из «Опыта собрания старинных малороссийских песней» князя Н. А. Цертелева (СПб., 1819), и, в числе прочего, гетманский уни­версал Ивана Скоропадского 1711 г. (списком которого Гоголь, возможно, был обязан Орлаю). Помещена была Гоголем в «Книгу всякой всячины...» и упоминаемая в «Грамматике...» Павловского «Вирша, говоренная Гетьману Потемкину запорожцами на Свет­лый Праздник Воскресения». Несомненно, была хорошо извест­на Гоголю и баллада П. П. Гулака-Артемовского «Твардовский», перепечатанная М. А. Максимовичем в его сборнике «Малороссий­ские песни...» (М., 1827), который был издан в свет спустя лишь несколько месяцев после публикации М. Т. Каченовского (этим сборником Гоголь, в свою очередь, пользовался в своих выписках). Влияние баллады «Твардовский» исследователи, в частности, усмат­ривают в изображении нечистого в повести Гоголя «Ночь перед Рож­деством» (см.: Филипович П. Украшська стих1я в творчосп Гоголя. (Slavistica. Пращ шституту слов’янознавства УкраТнськоТ вшьноТ ака­демп наук. За редакщею Я. Б. Рудницького. Ч. 13.) Вшншег. 1952. С. 19-20). Кроме того, баснями Гулака-Артемовского «Пан та собака» (1818), «Солопий та Хивря» (1819) Гоголь пользовался при создании «Сорочинской ярмарки» (см. коммент, к повести в т. 1 наст. изд.).

/Влияние директора Нежинской гимназии И. С. Орлая сказа­лось, очевидно, и в увлечении Гоголя географией и ботаникой. Орлай

много путешествовал и был выдающимся ботаником (он состоял членом Ботанического общества в Альтенбурге, и его именем было даже названо одно из растений — «Orlava»; см.: Шулътейс Э., Тар- ди Л. Главы из истории русско-венгерских медицинских связей. М., 1976. С. 211). В Общество Истории и Древностей Российских Орлай посылал, в частности, рукопись книги П. С. Палласа «Флора Рос­сии» (Там же. С. 191). (См. в т. 8 наст. изд. конспект Гоголя книги П. С. Палласа «Путешествие по разным провинциям Российского государства в 1768-1773 гг.»; 3 ч. СПб., 1773-1788.) Как указыва­лось, именно Орлай стал впоследствии одним из главных прототи­пов «необыкновенного наставника» Александра Петровича в первой главе второго тома «Мертвых душ» (см. сопроводит, статью к наст, тому).

О влиянии И. С. Орлая на Гоголя свидетельствует и сход­ство их взглядов на медицину. В частности, тема докторской дис­сертации Орлая, посвященная изучению «целебных сил природы», а также один из трудов, в котором он принимал ближайшее уча­стие — составление «Русской полевой фармакопеи» (труд этот пред­назначался для военных врачей), — прямо на это указывают. Именно участие Орлая в издании «Русской полевой фармакопеи» бароне­та Я. В. Виллие (на лат. яз.) проливает свет на появление в «Книге всякой всячины...» публикуемых заметок Гоголя «Аптекарской вес» и «Следующими знаками изображают вес Аптекарский». («Все ста­тьи первого издания “фармакопеи” обработаны были И. Орлаем и Рускони...»; Чистович Я., проф. Памятник доктору медицины и хирургии, действительному тайному советнику баронету Якову Васильевичу Виллие. СПб., 1860. С. 12-13.) Первое издание кни­ги Я. В. Виллие вышло в Петербурге в 1808 г. — «Pharmacopoeia castrensis ruthena. Auctore Jacobo Wylie» (Petropoli, 1808; 3-е изд. 1818). На одной из первых страниц книги имеется перечень весовых соот­ношений и условных обозначений грана, скрупула, драхмы, унции и фунта: «Libra medicinali (H>j) pondus unciarum duodecim continetur» (Медицинский фунт содержит двенадцать унций; лат); «Uncia (^j) drachmas octo recipit» (Унция содержит восемь драхм; лат); «Drach­ma (Zj) scrupulos très habet» (Драхма содержит три скрупула; лат); «Scrupulus (3j) grana viginti continet» (Скрупул содержит двадцать гранов; лат); «Granum (Gr.j) pondéré granum piperis æquat» (гран равен весу зерна перца; лат) (Wylie J. Pharmacopoeia castrensis ruthe­na. Petropoli, 1808. <Отд. 2>. C. 3).

к стр. 494 Следующими знаками... — Возможно другое чтение: «Следую­

щими гномами...» (Гном — здесь: знак.)

<Надписи на вырезках из печатного издания с рисунками архитектурных оглавий и отборов>

Семь вырезок из печатного издания с рисунками архитек­турных оглавий и отборов были вклеены Гоголем в «Книгу всякой

всячины...» предположительно в 1826-1827 гг. Рисунок «Оглавие и отбор Дорический» сопровожден измерением пропорций. Колон­нами «дорического ордена» Гоголь позднее предполагал украсить дом в родовом имении Васильевка; рисунок «Оглавие и отбор Дори­ческий», в котором был использован чертеж «Книги всякой всячи­ны...», был приложен им к письму к матери от 5 января 1830 г. (см.: Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник. Киев, 1902. Отд. 5. С. 36, вклейка). См. также ниже коммент, к выписке «Pieces de М. Scribe».

Далее в «Книге всякой всячины...» следуют чертежи тушью на вощеной бумаге пьедесталов, колонн и антаблементов коринфского стиля (с обмерами и подписями на французском языке), выполнен­ные рукою неизвестного лица в 1827 г. (в конверте, приклеенном к л. 11; три листа— 11а, 116, 11в): «Piedestal, Baze, Chapiteau et Ent­ablement Corinthien da S. Barozzi de Vignola. Plukond du Modell<i>on» (л. 11a); «Piedestale, Base, Chapiteau, Entablemens Corinthien da por- tique de l’enseinte du Temple de Jupiter Olimpien a Athenes» (л. 116); «Les Entrecolonnemens avec Piedestal sont les mKmes, que pour l’ordre Corinthien» (с датой изготовления чертежа: 1827) (л. 11 в). Затем следует рисунок карандашом фасада здания с шестью колоннами (л. 13); чертежи тушью на вощеной бумаге, наклеенной на лист большего, чем остальные листы, размера (314 х 238; сгиб по пра­вому краю), дорических колонн, фриза и архитрава, озаглавленные «L’ordre Dorique Mutulaire» (дорического ордера) (с датой изготовле­ния чертежа: 1826); выполнены рукою того же неизвестного лица, которым сделаны чертежи нал. 11а, 116, 11в (л. 16-16 об.).

Лекси<кон> Малор<оссийский>

В составлении «Лексикона Малороссийского» Гоголь поль­зовался словариками, приложенными к «Малороссийским пес­ням» М. А. Максимовича (М., 1827) и к «Малороссийской Энеиде» И. П. Котляревского (СПб., 1809). Гоголь ссылается также на «Опыт собрания старинных малороссийских песней» князя Н. А. Церте­лева (СПб., 1819) и «Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный» (СПб., 1806-1822. Т. 1-6). Кроме того, в отдельных случаях он обращался к «Грамматике малороссийского наречия» Ал. Павловского (СПб., 1818). Некоторые слова, очевидно, почерпнуты им из живого народного говора. В работе над своими ранними повестями Гоголь, возможно, использовал также материа­лы, собранные его отцом. Среди рукописей В. А. Гоголя-Яновского сохранился отрывок (на бумаге со знаком «1823»), представляющий список свыше сорока украинских слов на букву «к» с объяснениями Василия Афанасьевича (некоторые слова остались без объяснения):

«клишавый — косолапый; кушка — ; канупер — ; креминь — кремень; крякаю — ворон кряче; курикаю — ливень кукурика; кукуриковатый — кирпатый; коваль — кузнец; кучерявый —

кудрявый; кучери — кудри; кизяк, кизяки — засохший навоз; кру- тый — [гори<стый>] утесистый; крута каша — густая кашица, гово­рится крутый человек — значит [упрямый] несговорчивый; куль- ша — ; комашня — муравьи; киндя — ; крюк — птица, большой черный ворон; копистка — ; кучма — [род па] шапка вся из овчины сделанная; кроква — стропила; каганец — плошка; казан — котёл; казачок — ; колиска — колыбель и качели; купервас — купорос; кривый — хромой; калитка — кошелек; кляча — [дрянная] худая кобыла; кузня — кузница; кныш — [пирог с одного теста без все­го] пшеничный хлеб вроде пирогов; корчомаха— дерево кривое ветвистое и никуда <не> годное; кат, катюга— палач; китица — кисть; крам — красный товар, був в краму— был в красных рядах; квач — ; кваша — соложоное тесто; квилю — вою; кишеня — кар­ман; криничина — родник; квитка — цветок; квичаюсь — цвета­ми украшаюсь; куница — на очерете; короста — чесотка» (цит. по: Назаревский А. А. Из архива Головни И Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. Т. 1. С. 327).