Урок двенадцатый. О чувстве и воле.
– Вы, конечно, проложили заманчивый путь к счастью: так бы скорее по нему и двинуться… Да, похоже, ничего из этого не выйдет.
Хорошо, что вы не слушаете фанатиков и сектантов, которые требует «подавлять влечение влюбленности». Но ведь и у вас любовь-то бывает настоящей только в браке, а вне брака нет любви, один разврат, «от дискотеки до кровати»! Как же тогда жениться и выходить замуж?? без любви нельзя, а любить запрещается… Вот ведь какая проблема!
И раз уж вы так цените классику и ее примеры, то в этих знакомых строчках –
«…Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна» –
– Татьяна, что же, бредит? или все-таки лукавит? По-вашему ведь выходит именно так: если она замужем за одним, она не может любить другого. Или Пушкин в настоящей любви ничего не смыслит?
– Не унывайте: можно смело идти по пути к счастью, буквально с гарантией успеха. Опасение же ваше – что не удастся жениться по любви – поможет рассеять знакомое слово, только что вами упомянутое, которое само по себе неплохо разъясняет ситуацию. Слово это, хоть и родственно слову любовь, но существенно отличается от него: влюбленность.
Повторим еще и еще раз: не ищите в живом языке, русском, греческом или любом другом, формальной строгости определений. Одним словом мы можем заменить другое, а смысл сказанного становится ясен из контекста. Однако само явление влюбленности имеет иную природу, чем настоящая любовь, о которой мы уже столько говорили.
– Почему? Неужели влюбленность не может быть настоящей?
– Очень даже может. Но она настолько же отличается от настоящей любви, насколько настоящая ртуть отличается от настоящего серебра, хоть с виду они и похожи.
Влюбленность – это чувство. Любовь же – это подвиг свободной воли. И здесь лежит коренное отличие влюбленности от любви, хотя, как было сказано, в живом языке – и, более того, в нашем сознании и жизненном опыте – это отличие прослеживается далеко не всегда. «Он ее так любил, так любил, ну прямо смертельно! А как они поженились и родился малыш, сразу же разлюбил и уехал в Тбилиси», – это к нашему разговору о могиле любви. Сначала влюбленность принимают за любовь, потом в растерянности смотрят, как умирает первая, и наконец хоронят вместе с ней вторую.
Так бывает и личной, и в семейной жизни – и в жизни целых народов, и всего человечества в целом. Мы с вами видели, как любовь приводит в движение весь наш мир. Теряя ясность веры и мысли, люди теряют отличие любви от влюбленности, с неизменно губительным результатом. Продолжим цитату из «Гранатового браслета», начатую на девятом уроке:
«…Но ты пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться.
– Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? – тихо спросила Вера.
– Нет, – ответил старик решительно. – Я, правда, знаю два случая похожих. Но один был продиктован глупостью, а другой… так… какая-то кислота… одна жалость… Если хочешь, я расскажу. Это недолго.
– Прошу вас, дедушка.
– Ну, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена полкового командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная. Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая… Штукатурка с нее так и сыпалась, как со старого московского дома. Но, понимаешь, этакая полковая Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к разнообразию. Вдобавок – морфинистка.
И вот однажды, осенью, присылают к ним в полк новоиспеченного прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из военного училища. Через месяц эта старая лошадь совсем овладела им. Он паж, он слуга, он раб, он вечный кавалер ее в танцах, носит ее веер и платок, в одном мундирчике выскакивает на мороз звать ее лошадей. Ужасная это штука, когда свежий и чистый мальчишка положит свою первую любовь к ногам старой, опытной и властолюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим – все равно в будущем считай его погибшим. Это – штамп на всю жизнь.
К Рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих прежних, испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем – «смерть уже лежала на его высоком челе». Ревновал он ее ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под ее окнами.
И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет очень медленно вверх, по довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот, только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на ухо прапорщику: «Вы всë говорите, что любите меня. А ведь, если я вам прикажу – вы, наверно, под поезд не броситесь». А он, ни слова не ответив, бегом – и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между передними и задними колесами: так бы его аккуратно пополам и перерезало. Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил. Прапорщик, как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.
– Ох, какой ужас! – воскликнула Вера.
– Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек… самым подлым образом… стал попрошайкой… замерз где-то на пристани в Петербурге…»
Прочтите повнимательнее характеристику настоящей любви, которую в первом абзаце дает княгине Вере ее дедушка, боевой генерал Аносов: это Голгофа, и ничто иное, помимо Голгофы, не может удовлетворить этому определению. «Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1:22-24). Генерал знает жизнь, он знает, что говорит, он слов на ветер не бросает – и сам же отвечает «Нет!» на вопрос внучки, видел ли он такую настоящую любовь.
Это решительное генеральское «Нет!», эта беспомощность мудрого старца и отважного воина отличить любовь от влюбленности, стоит страшным памятником русской трагедии, той самой трагедии, которую генерал силился увидеть в настоящей любви. Небо уже закрылось для генерала и его благородных современников; оно не раскроется до тех пор, пока русская земля не омоется кровью Новых Мучеников ХХ века. Вот как об этом пишет архиепископ Нафанаил (Львов), один из лучших православных авторов русского рассеяния (+1985):
«Вспомним, какими настроениями жила Россия перед революцией: отход от Православия, отказ от выполнения своей особенной, Богом ей назначенной задачи, был полным, по крайней мере в мыслящем интеллигентном классе, и это страшное духовное растление с катастрофической быстротой проникало из верхних слоев населения в нижние, производя в этих нижних, широких народных массах еще большие душевные опустошения, потому что тут растление не задерживалось никакими традициями, существовавшими в классах верхних.
…Вся наша литература, вся культурная русская жизнь, как и жизнь всего человечества за последние столетия, пропитывалась страшным тлетворным ядом. Все писатели и поэты эту отраву провозглашали. Во всех «императорских» университетах она проповедовалась с кафедр, мыслящее общество и не представляло себе, что можно питаться чем-нибудь иным.
…Прорастают сейчас и дают всходы все семена, которые легко могли бы заглохнуть в сытой и благополучной буржуазной жизни, готовившейся России отступлением от Бога ее руководящих слоев и за ними народных масс.
Несмотря на нестерпимую мучительность нашей современной жизни, у нас есть одно неоспоримое преимущество пред предыдущим поколением: мы можем смело смотреть вперед, нам не надо с ужасом и трепетом ожидать приближения бури: она уже пришла и проносится. Мы потеряли все, нам терять уже нечего. В этом наше преимущество и перед прежними поколениями, и перед прочими народами».
А между тем и сам Куприн пытается помочь своим героям узнать настоящую любовь – но увы, это попытка с негодными средствами. Повесть, в своем начале живая и искренняя, подводит нас ко встрече телеграфиста Желткова, трагически влюбленного в княгиню Веру, с ее мужем князем Василием Львовичем. Сам князь поучает своего шурина: «…Разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь, – чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя». Однако вместо эмоционального и духовного взлета, подготовленного предшествующим ходом событий, мы оказываемся участниками неловкой, ходульной сцены; вся повесть спотыкается на ней и резко меняет свой ход. Ожидая встречи с образцом и олицетворением настоящей любви, которую не сумел найти в жизни старик-генерал Аносов, мы натыкаемся на пустое место.
По композиции повести Желтков противопоставлен прапорщику из генеральской истории, они должны быть противоположны во всем, но – чем же в результате отличается один от другого? Лишь предметом своей влюбленности, хоть и куда более изящной, но никак не более уместной, да пулей, которую он «вовремя» пустил себе в лоб вместо того, чтобы бросаться под товарный поезд и замерзать на балтийском ветру.
Эта пассивность, наивная беспомощность, капитуляция перед жизненной задачей – другие стороны все той же фатальной слабости предреволюционной России. Мелкая, но характерная деталь: Желтков перед самоубийством сообщает, что растратил казенные деньги. Если это правда – то где же его благородство? А если выдумка – то как можно допустить обман в такую минуту жизни? И закономерен финал повести на грани богохульства, фантазии княгини Веры под музыку Бетховена, меланж из любовной записки и Нагорной Проповеди. «Да святится имя Твое…» – простите, чье? Ее сиятельства княгини? Отвернувшись от Христа, неизбежно потеряешь правду жизни – и саму жизнь.
Если уж Куприн со своими героями и читателями обращается к Священному Писанию за настоящей любовью, то желательно было бы повнимательнее прочитать Евангелие. А кого интересует влюбленность без розовых очков и без любви – хоть и названная тем же именем – благоволят изучить историю Амнона и Фамари из Книги Царств.
«Низкое» чувство?
– Если влюбленность – это чисто физиологическое чувство, то оно уравнивает человека с животным в сезон размножения! Значит, оно принижает, оскверняет нас, и в самом деле прав Гармаев, что надо его подавлять во что бы то ни стало…
– Никак не возможно назвать влюбленность «чисто физиологическим чувством». Неожиданное для некоторых, но бесспорное наблюдение: чувство влюбленности можно отделить от стремления мужчины и женщины друг к другу, от нашего полового инстинкта. Конечно, естественнее и привычнее всего (а также и заметнее всего – за счет развязного поведения в общественных местах) влюбленность юношей и девушек. Но надо признать, что характерные черты этого чувства проявляются во многих других жизненных ситуациях.
Нередко родственные или дружеские отношения, независимо от пола, приобретают болезненные черты влюбленности: бабушки и дедушки влюбляются в своих капризных внуков и внучек; мальчики и девочки разного возраста, иногда совсем еще дети, далекие от полового созревания, влюбляются друг в друга, равно как и во взрослых, в своих учителей и учительниц, а нередко и в портрет Президента или Государя Императора. Катя, которая любит своего плюшевого мишку уж никак не меньше, чем Маша – своего Мишу, будет вам тому порукой.
Вспомните бессмертный монолог Репетилова: в гротескном, остро-карикатурном виде это точный портрет влюбленного со всеми характерными чертами мысли и речи.
…А у меня к тебе влеченье, род недуга,
Любовь какая-то и страсть,
Готов я душу прозакласть,
Что в мире не найдешь себе такого друга,
Такого верного, ей-ей;
Пускай лишусь жены, детей,
Оставлен буду целым светом,
Пускай умру на месте этом,
Да разразит меня Господь…
– Да полно вздор молоть! –
Не любишь ты меня, естественное дело:
С другими я и так и сяк,
С тобою говорю несмело,
Я жалок, я смешон, я неуч, я дурак…
Конечно, это комедия. Но важнейшее качество влюбчивости, способности и склонности влюбляться, схвачено совершенно верно. Ее источник – не в половых гормонах, а в характере и психологии личности. И даже в тех случаях, когда влюбленность имеет неоспоримо сексуальное происхождение, именно психология – а отнюдь не физиология – остается доминирующей силой, чем и подтверждается коренное наше отличие от четвероногих друзей в такой тонкой и ответственной сфере. Классическая иллюстрация тому – поучительный, хоть и не вполне благопристойный случай, приведенный Плутархом в жизнеописании царя Димитрия.
«Один египтянин был влюблен в гетеру Тониду, но та назначила огромную плату за услуги; а потом ему привиделось во сне соитие с нею, и страсть его сразу иссякла. Тогда Тонида через суд потребовала назначенной ею суммы. Выслушав обстоятельства дела, судья велел ответчику отсчитать все деньги сполна, положить монеты в сосуд и провести несколько раз перед глазами гетеры, а истице – забрать тень сосуда, ибо сон – не более чем тень действительности. Приговор этот Ламия (другая гетера, более опытная) сочла несправедливым. Ведь, рассуждала она, желание Тониды получить деньги тень не утолила, а страсть влюбленного сон удовлетворил».
Последователи нехристианских взглядов, разобранных нами на седьмом и десятом уроках, не устают называть влюбленность «низким, животным чувством»: спорить с ними ни к чему, Господь им судья. Но для нас даже поведение животных – по контрасту с человеком – может служить духовной пользе. Дети, выросшие в деревне, привыкшие к домашней птице и животным, имеют немалое превосходство перед городскими сверстниками с их обостренным интересом к половой сфере, нередко подогреваемой ограничениями со стороны неразумных взрослых. Здоровому рассудку в самом раннем детском возрасте должно быть предельно ясно: одно дело – у животных, и совсем другое – у человека, хотя внешнего сходства, как и в других телесных свойствах и функциях, никто не отрицает.
Вот характерный пример из жизни. Молодой человек ухаживал за девушкой, и не без успеха. Они вместе учились, много времени проводили вместе, и отношения их развивались в определенном направлении, хотя о браке у них в то время мысли не было. И вот как-то он провожал ее домой, и возле самого подъезда им навстречу попалась стайка собак, всецело увлеченная тем самым собачьим мероприятием. Он отвел глаза, и она отвела глаза… Они простились в тот вечер тепло, но без обычных «излишеств», и с тех пор ход их отношений изменился. Они сохранили общение; в свое время она вышла замуж, он женился, – и в их дружбе, согретой теплом юношеского чувства и неоскверненной грехом, ни разу не возникло ни пятна, ни трещины. Не было ли здесь заслуги четвероногих друзей?...
Поэтому когда юных влюбленных сравнивают с дворняжками или мартовскими котами, это не только непростительно грубо, но и ошибочно по существу. Поэтому не удивляйтесь, дорогие родители, педагоги и прочие наставники молодежи, склонные к таким сравнениям, если ваши дети и воспитанники отвечают вам глухотой и холодной неприязнью.
«Низким» чувством влюбленность делается не сама по себе, а лишь смешиваясь с грехом, с низкими качествами нашей души: результаты нам знакомы. Впрочем, и высоким это чувство тоже становится далеко не всегда. На эту тему сказано и написано, вероятно, больше чем на любую другую:
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой всё ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
И я лишен того: для вас
Тащусь повсюду наудачу;
Мне дорог день, мне дорог час:
А я в напрасной скуке трачу
Судьбой отсчитанные дни.
И так уж тягостны они.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
И ответ Татьяны, на который вы сослались в начале урока, как будто в опровержение нашего взгляда на любовь, на самом деле говорит именно о ее чувстве, о влюбленности. Почему же оно так непохожа на чувства Онегина, Амнона или бережливого египтянина? Как раз потому, что в нем есть отсвет, отблеск настоящей любви.
…Любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит:
Я не хочу печалить вас ничем.
«Любовь никогда не перестает» (1 Кор. 13:8); она движет сердцами людей независимо от их семейного положения, – но совсем не в том направлении, куда может толкать их влюбленность. Настоящую любовь мы выше отличили жертвенной и действенной природой – и вот, мы здесь видим именно ее: «…Как дай вам Бог любимой быть другим».
Такую любовь сохранила Татьяна к Онегину – и снова не встретила у него взаимности. Хоть его влюбленность еще тоже вполне настоящая, но приоритеты совсем другие: «Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами… вот блаженство!» Его волнует свое блаженство, а возлюбленная – всего лишь средство к его достижению. До неё самой, до её личности, ему дела нет.
Переведите стрелки часов на два века вперед, и вы получите нашу знакомую современницу – «любовь от дискотеки до кровати». Влюбленность испарилась из нее постепенно, а настоящей любви здесь и рядом не было, ни тогда, ни теперь.
Сохранять или лечить?
– Но всё-таки, если влюбленность – это болезненное чувство, «низкое» ли, «высокое» ли, – то его в самом деле надо лечить! Пускай проходит поскорее…
– Всегда ли? Не всякое болезненное состояние губительно для человека. Беременность, например, это тоже болезненное состояние, которое при обычном течении заканчивается добрым и радостным событием – рождением ребенка. Но ведь та же самая беременность может стать смертельной угрозой – например, внематочная. Что будет с женщиной, у которой обнаружили внематочную беременность, если она не смирится с необходимостью хирургического вмешательства?
Сходным образом обстоит дело с влюбленностью. В нормальных условиях болезнь влюбленности приводит к доброму и радостному событию – браку, – и весь тот эмоциональный заряд, который наполнял влюбленные души, становится мощной созидательной силой в строительстве здания супружеской любви. Глубокую ошибку совершают те, кто недооценивает юношескую влюбленность как фактор воспитания души, как «разведку боем» перед выбором дальнейшего жизненного пути. Но, пожалуй, еще более глубокая, непростительная ошибка – это пренебрежение влюбленностью в браке.
Надо ли напоминать о том, как по прошествии медового месяца (а иной раз – и по возвращении со свадебного пиршества) молодожены меняются в своем отношении друг к другу? То, что еще вчера было светлой мечтой, желанной целью, сегодня стало скушной повседневностью… Надо ли пускаться в неаппетитные подробности внешнего вида, одежды, личной гигиены, интимного поведения, даже речи супругов, которые вроде бы «по мелочам», но быстро и бесповоротно размывают то доброе, радостное чувство взаимного влечения, которое привело их к браку?
Мужу и жене – каждому в отдельности и обоим вместе – следует приложить все усилия, чтобы сохранить (и по возможности – усилить!) ту влюбленность, которую некогда даровал им Господь. Для этого есть множество – буквально сотни – путей и средств, и все они увязываются и направляются одной-единственной силой: силой любви. Пускай кому-то и покажется это «болезненным», когда муж отказывается посидеть часок с друзьями за пивом, когда жена каждый день стелет на обеденный стол чистую скатерть, и когда оба радостно вздрагивают при особо настроенном звонке своего сотового телефона: влечение утратило характер недуга, и нет ничего более здорового, чем такая «болезнь»…
Увы, нередко бывает по-иному. Нередко бывает, что влюбленность, как бы «внематочная», той же самой природы, что и нормальная, несет с собой безысходные страдания, и разрушение личности, и гибель брака, своего и чужого.
– Легко ли понять, нормальная ли у меня влюбленность? Разве заранее скажешь, чем дело кончится?
– Самый простой и прямой «критерий нормы» мы видели выше: если двое способны и склонны вступить в брак, то тем дело и кончится, и слава Богу. В большинстве практических случаев, особенно среди молодежи, такого критерия вполне достаточно. Взаимное чувство, коль скоро оно возникло, не надо подвергать лишним испытаниям. Если он и она вместе обратятся ко Христу с благодарной молитвой о благословении брака, о даровании жертвенной, самоотверженной любви друг ко другу – то можно быть уверенным в благоприятном исходе дела.
Но, конечно, не надо упрощать: чувство может быть неразделенным, или по какой-то причине брак оказывается невозможен… Иногда это ясно с самого начала, иногда приходится преодолевать долгие и трудные сомнения. Но человеку вручен дар, который в любом случае позволит поставить верный диагноз. На уроках любви мы говорили о нем уже не раз, потому что он по существу неотторжим от любви: дар свободы.
– Разве у влюбленного есть свобода? Верно ведь сказал князь Василий Львович, никто не виноват в своей любви, и управлять ею немыслимо. И сами же вы говорите, что влюбленность соединяется с нашими неудержимыми желаниями. Если неудержимыми – значит, удержаться невозможно!
– Мы видели на десятом уроке, что свободу человек ищет и обретает, ведет за нее борьбу… Но как возможен поиск, если нет свободы? Поэтому свобода, как и любовь, не сводится к одному-единственному слову или понятию.
Никто из людей – кроме Самого Христа – не имеет полной свободы от греха: это и есть цель нашей борьбы, задача нашего поиска. Но каждому из нас дана свобода выбора между добром и злом, между жизнью и смертью. Весь вопрос в том, реализуем ли мы этот выбор, и если да – то в каком направлении.
«Невозможно удержаться…» Так же в точности говорят и про сигарету, и про лишнюю рюмку, и про игровой автомат, и про многое другое. Мне самому действительно не удержаться, как не вытащить себя за волосы из трясины: если мускулы крепкие, вырву шевелюру с корнем, но не сдвинусь ни на миллиметр. То же самое происходит и в душе таких страдальцев, которые рвутся из трясины греха: внутренний разлад, конфликт, разрыв, бесплодная и безнадежная «борьба с самим собой».
Чтобы вылезти из трясины, чтобы удержаться от греха, необходима внешняя опора: Христос. Он поможет всегда, без малейшего сомнения. Но вот протянуть к Нему руку за помощью – это уже зависит от меня. Возможность у меня есть, но воспользуюсь ли я ею, протяну ли руку? Реализую ли свободу выбора в пользу добра? Последнее слово за мной.
Некто рассказывал, как влюбился в замужнюю женщину; она ответила ему взаимностью и была вовсе не против очередного романа. Нравственное чувство, которое поначалу сдерживало его, таяло с каждой минутой, и до исполнения «неудержимого желания» оставалось буквально рукой подать. Желая помочь возлюбленному «сублимировать свою сексуальность», она дала ему ценное указание: «Давай скорее, не тяни!… Природа ведь все равно сильней!». А у того в ответ возникла мысль: «Разве? Я думаю, Бог сильнее…»
– Если бы она не произнесла тогда эту глупую фразу, – говорил он, – я бы, наверное, сдался, подлое дело бы совершилось, и вся моя жизнь покатилась бы под откос. А так, ухватившись за имя Божие, словно за протянутую руку, я удержался, «вырулил» из неприличной ситуации и вскоре совсем расстался с той женщиной.
Итак, первый шаг – признать свою болезнь, губительное чувство, обнаружить утрату свободы, уклонение от жизни к смерти, от добра ко греху, – и вспомнив про Небесного врача, искать исцеления у Него и у Его земных помощников.
– Будем лечить чувство молитвой?
– Лечить его приходится в том случае, когда оно бесплодно, когда ведет в тупик, несет с собой зло, скорбь и тоску, о которых только что шла речь.
– Почему бы тогда не взяться за скорбь-тоску, а чувство влюбленности оставить в покое? Не лезть людям в душу, а просто помогать им?
– Именно так и пытаются действовать те, кто не знает Бога, от благонамеренных родственников и психотерапевтов до редакторов развлекательных телепрограмм, владельцев бань, казино и ночных клубов, торговцев вино-водочными изделиями разной крепости и наркотиками разной убойной силы, сутенеров и проституток. Просто помогают разогнать скорбь-тоску, каждый по-своему. Пояснения нужны?
Эта «просто помощь» исходит из дикого невежества в отношении человеческой природы и самодовольной уверенности в происхождении человека от четвероногих: если кто-то ощутил в себе сродство с непарнокопытными, то уж конечно, он и окружающих расценивает так же.
Лечить скорбь и тоску столь же неразумно, как «лечить» высокую температуру или боль в ухе – хотя врач и применяет жаропонижающие и болеутоляющие средства, в зависимости от ситуации. А лечит он болезнь, природу которой ему необходимо знать.
Лечить молитвой – сказано не совсем верно. Молитва не лекарство, молитва – это наше обращение к Небесному врачу, разговор с Ним по телефону или лучше лицом к Лицу. Но какие бы лечебные средства Он нам ни предлагал, применяем их мы сами: если человек – соработник Богу, значит, и пациент с Врачом должны действовать совместно. Своей свободной волей я выбираю исцеление и обращаюсь к Нему за помощью.
Далеко не каждый в таком состоянии ощущает его болезненность, наоборот – как правило, оно представляется человеку неким взлетом, кульминацией жизненной энергии. Но сути дела это не меняет. Поэтому, в качестве незаменимого лекарства требуется то самое качество души, та самая жизненная сила, которая на словах у нас в большом почете, а на деле сплошь и рядом в пренебрежении: смирение. Как ни странно, именно смирение помогает преодолеть конфликт, выйти из него победителем, а его отсутствие гарантирует позорную капитуляцию.
Отчего скорбь и тоска, по какой причине? Оттого, что оторван, отделен от той (того), кого люблю, не могу быть вместе с нею, не могу обнять, поцеловать, – и т.д., не могу сочетаться браком. Да, это факт жизни. И я смиряюсь с ним точно так же, как с другими фактами жизни – что я не птица и не могу летать, или что я не рыба и не дышу жабрами… Я – человек, образ и подобие Творца, и я с благодарностью принимаю то состояние, в котором Он определил мне быть.
Если я забываю об этом своем величайшем достоинстве, о том, что Бог отдал Себя на смерть ради меня, из любви ко мне, если остаюсь слеп и глух к Его любви, если я не раскрываю Ему свое сердце, то и в самом деле мне остается только тосковать по чужим жёнам, а затем и по крыльям, и по жабрам, и я уже на пути в наркодиспансер и в сумасшедший дом. Но пустоту бесплодного, безнадежного ожидания в моей душе заполняет мой Творец и Спаситель Бог, а вслед за Ним – Его создание, человек.
«Один Бог и нет иного, кроме Него; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя – больше всех всесожжений и жертв» (Мк. 12:32-33).
Как видите, лечение моего душевного недуга основано на любви. Ответить любовью на любовь Спасителя, с Его помощью, своей свободной волей, возродить, усилить свою любовь к жене (мужу), детям, родителям, окружающим меня людям, отдать себя им, как Христос отдал Себя мне, – и уже нé о чем больше скорбеть и тосковать. Да и некогда.
– И что же, я вернусь к жене, принесу ей букет роз, поцелую в щечку и тому подобное, – и влюбленность в чужую жену испарится как не бывало??
– Для начала вы вернетесь в церковь и принесете покаяние в тех грехах, которые вы совершили. Без таинства исповеди (примирения с Церковью) ваш букет роз, поцелуй и тому подобное окажется блужданием впотьмах: вылезши из одной канавы, вы тут же опрокинетесь в другую. А вот если ваш путь освещен светом покаянияи любви к Богу, если он направлен по компасу Евангелия и православной веры,тогда вы непременно дойдете до цели.
И вы уже не будете бояться чужой жены. Нет, болезнь не «испарится как не бывало»: серьезные болезни так не проходят. Боль останется, она будет исчезать постепенно, как уходит боль из вскрытого и очищенного от гноя нарыва. Она будет вас беспокоить, но не будет пугать скорбью и тоской: вы со смирением примете ее как напоминание, как урок любви, и будете благодарить за него Господа.
Вопрос в перерыве. Страх перед жизнью и воспитание чувств.
– Если влюбленность приходится лечить, как болезнь, то не лучше ли позаботиться о профилактике? Правы, наверное, те голоса, кто настаивает на раздельном обучении юношей и девушек, на строгом контроле родителей за детьми, на изоляции их от вредных воздействий мира. Упустишь огонь – не потушишь!
– Правомерна ли аналогия с упущенным огнем? Пожар, какой бы и где бы он ни был, от мелкого до катастрофического – всегда зло, всегда должен быть предотвращен. Про влюбленность такого не скажешь.
Раздельное обучение практикуется весьма широко, но вовсе не с целью противодействия нежным чувствам. Студенты духовных семинарий и курсанты военных училищ ищут невест не менее активно, чем прочие. А вот что касается «строгого контроля», то здесь многие родители хотят как лучше, а выходит гораздо хуже, чем всегда.
У Тургенева есть повесть «Фауст», как раз на эту тему – хотя, конечно, автор был не прочь был вложить в нее совсем другую мораль. Некто встречает свою давнюю знакомую Веру (имя это весьма популярно у русских писателей XIX века), замечательную молодая женщину, любящую жену и мать, и между ними возобновляются теплые, дружеские отношения. Со стороны рассказчика, впрочем, они вскорости разогреваются до более высокой температуры, но это не мешает их нормальному общению. Выясняется, что
«…Вера Николаевна до сих пор не прочла ни одного романа, ни одного стихотворения – словом, ни одного, как она выражается, выдуманного сочинения! Это непостижимое равнодушие к возвышеннейшим удовольствиям ума меня рассердило. В женщине умной и, сколько я могу судить, тонко чувствующей, это просто непростительно.
– Что же, – спросил я, – вы положили себе за правило никогда таких книг не читать?
– Не пришлось, – отвечала она, – некогда было.
– Некогда! Я удивляюсь!…»
Причиной такого своеобразного отношения Веры к литературе оказалось воспитание, данное ей матерью, которую рассказчик когда-то знал:
«…Дочь любила ее и верила ей слепо. Стоило г-же Ельцовой дать ей книжку и сказать: вот этой страницы не читай – она скорее предыдущую страницу пропустит, а уж не заглянет в запрещенную. Но и у г-жи Ельцовой были свои idées fixes, свои коньки. Она, например, как огня боялась всего, что может действовать на воображенье; а потому ее дочь до семнадцатилетнего возраста не прочла ни одной повести, ни одного стихотворения… Я было раз попытался потолковать с г-жой Ельцовой об ее коньке, хотя трудно было вовлечь ее в разговор: она очень была молчалива. Она только головой покачала.
– Вы говорите, – сказала она наконец, – читать поэтические произведения и полезно и приятно… Я думаю, надо заранее выбрать в жизни: или полезное, или приятное, и так уже решиться, раз навсегда. И я когда-то хотела соединить и то и другое… Это невозможно и ведет к гибели или к пошлости.
Да, удивительное существо была эта женщина, существо честное, гордое, не без фанатизма и суеверия своего рода. "Я боюсь жизни", – сказала она мне однажды».
Рассказчик и Вера решают вместе читать «Фауста» (Почему именно Гете? Почему бы не Пушкин, Лермонтов или Гоголь? А если иностранцы, то Шиллер, Шекспир или Данте? Каждый из них несет эмоциональный заряд в тысячу раз мощнее «Фауста»… Впрочем, пусть разбираются литературоведы). И монументальный этот опус это произвел на Веру столь глубокое впечатление, что она не только насмерть влюбилась в рассказчика, но, не успев даже затеять с ним роман, заболела нервной горячкой, повторяла в бреду немецкие строки, и за нескольких дней сошла в могилу.
Вот такая печальная история. Можно, конечно, предъявить счет за нее мужу Веры, усмотрев здесь трагедию того же рода, что мы обсуждали в перерыве после девятого урока. Муж обязан был позаботиться о благополучии брака, о душевном и духовном состоянии жены, своей нежной супружеской любовью оградить и защитить ее от чувственной катастрофы и нервной горячки при неожиданном сильном впечатлении. Но чего Бог не дал, в аптеке не купишь. Вина за трагедию и смерть Веры по тексту повести прямо ложится на ее сверхзаботливую мать.
Веру Николаевну убил «конек» ее матери, а точнее – словами самого Тургенева – ее фанатизм и суеверие, ее страх перед жизнью, убил духовно и физически.
Если молодых зайчат вырастить в тесной клетке, а потом выпустить, они радостно рванутся на волю, сделают несколько прыжков и попадают мертвыми: не выдерживает дряблая, непривычная к нагрузкам сердечная мышца. Если маленького ребенка держать в одиночестве дома, а потом пустить в среду сверстников, он станет тяжело болеть, и телом, из-за отсутствия иммунитета к инфекциям, и душой, из-за незнакомства с миром себе подобных. Если человек кутается, тщательно избегая сквозняков и охлаждения, то малейшая простуда грозит обернуться для него тяжелым воспалением легких.
Примеры можно продолжать без конца, а смысл их предельно ясен: для здоровья требуется не изоляция от внешних воздействий, а, наоборот, выход навстречу им – разумеется, контролируемый и умеренный. На этом принципе строится и гигиена закаливания организма, и прививки от заразных болезней, и всякое разумное воспитание молодой души.
Если наши дети познакомятся с браком и любовью, без лицемерного умалчивания и ханжеской полуправды, то окружающая нас многоразличная мерзость потеряет свой взрывной потенциал. Если они получат широкое музыкальное образование, то их не привлечет отрава «тяжелого металла». Если будут читать серьезные книги – и всерьез говорить с нами про то добро и зло, которое там обнаружат – то их не удивят лолиты набоковых, тропики генри миллеров и ассортимент товара в магазинах «для взрослых» (Почему мы, взрослые, должны априори считать себя извращенцами и маньяками??)
Если мы преодолеем свой страх перед жизнью, у наших детей не будет и страха перед всей этой мертвящей мерзостью. Если же мы станем заботиться об изоляции и контроле вместо просвещения и духовной гигиены, если мы усвоим себе роль надсмотрщиков и цензоров вместо добрых советников и заботливых друзей, то наши дети пойдут либо дорогой Веры Николаевны – либо в подворотню, где и получат в избытке всё то, от чего мы их пытались изолировать.
Именно поэтому столь губительны программы школьного «секспросвета» в американской редакции, которые сами давно выброшены из Америки благодаря протестам родителей, и теперь экспортируются в «слаборазвитые страны» по всему миру наравне с американскими сигаретами. Под видом противодействия подворотне, они несут хорошо знакомый духовный яд «содомского идеала» и работают как эффективное средство разрушения семьи и уничтожения нации.
– Скажите, как по-вашему, в каком возрасте следует жениться и выходить замуж? И как долго надо испытывать свои чувства перед вступлением в брак?
– Большинство юношей и девушек проявляют живой интерес к противоположному полу, влюбляются с той или иной частотой и интенсивностью. Их неудержимо тянет в молодежную компанию, где обстановка подчас весьма далека от нравственной… Все это говорит об одном: настал брачный возраст.
У девушек возраст этот приходит в среднем раньше, чем у юношей; но обычно и те, и другие к 18 годам готовы к браку. И вполне разумно и правильно, чтобы молодого человека, уходящего на военную службу, дома ждала жена. Она не только удержит мужа от мальчишества в казарме и в увольнении, но и ук