О науках и возможных открытиях и изобретениях

Все науки связаны одна с другой и взаимно друг друга поддерживают: успех одной помогает всем другим, как глаз, например, руководит движениями всего тела...

...Математику ошибочно считают наукой трудной, а иногда даже подозрительной — только потому, что она имела несчастье быть неизвестной отцам церкви. Между тем — как она важна, как полезна!..

...Можно построить приспособления для плавания без гребцов, так, чтобы самые большие корабли, морские и речные, приводились в движение силой одного человека, двигаясь притом с гораздо большей скоростью, чем если бы они были полны гребцами. Точно так же можно сде­лать повозки без всякой запряжки, могущие катиться с невообразимой быстротой; летательные машины, сидя в которых человек может приводить в движение крылья, ударяющие по воздуху, подобно птичьим.

...Медленно растут у западных христиан географические сведения... Надо производить измерения, определясь точно положение стран и городов, а для этого необходимо при­нять какой-нибудь определенный пункт за начало долго­ты; можно бы взять, например, на западе — западную оконечность Испании, на востоке — восточную границу Индии. География, помимо ее практических приложе­ний, важна и для других наук, нельзя знать людей, не зная климата и страны, в которой они живут, так как климат влияет на произведения растительного и живот­ного царства и еще более на нравы, характеры и учреж­дения...

...Прозрачные тела могут быть так отделаны, что отда­ленные тела покажутся близкими и наоборот. На неверо­ятном расстоянии можно будет читать малейшие буквы и различать мельчайшие вещи, рассматривать звезды, где пожелаем. Полагают, что Цезарь[223] с помощью больших зеркал с галльского берега мог видеть расположение лаге­рей и городов Британии... Можно так оформить прозрач­ные тела, что, наоборот, большое покажется малым, вы­сокое — низким, скрытое — станет видимым... Итак, вовсе не надо прибегать к магическим иллюзиям, когда сил науки достаточно, чтобы произвести действие.

О разуме и невежестве

Разум — вот вождь правой воли; он направляет ее к спасению. Чтобы делать добро, надо его знать; чтобы из­бегать зла, надо его различать. Пока длится невежество, человек не находит средств против зла... Нет опасности больше невежества. Знающий истину, если иногда и пре­небрегает долгом, имеет прибежище в совести, побужда­ющей его скорбеть о случившемся и остерегаться в буду­щем. Нет ничего достойнее изучения мудрости, про­гоняющей мрак невежества, — от этого зависит благосо­стояние всего мира. Каков человек в изучении мудрости, таков он и в жизни...

О значении сочинений античных философов-моралистов

Пусть [христиане] прочтут 10 книг аристотелевой эти­ки, многочисленные трактаты Сенеки, Туллия Цицерона[224] и многих других и тогда увидят, что мы погрязаем в без­дне пороков и что одна милость Божия может нас спас­ти. Как преданы были эти философы добродетели, как любили ,ее! И всякий, конечно, отстал бы от своих недо­статков, если бы прочел их сочинения: так красноречивы их похвалы справедливой и чистой жизни и обличение ими пороков! Философы были преданы истине, добродетели, презирали богатство, удовольствия и почести, стремясь к будущему блаженству и являясь победителями человечес­кой природы.

О значении опыта

Есть три источника знания: авторитет, разум и опыт. Однако авторитет недостаточен, если у него нет разумно­го основания, без которого он вызывает непонимание, а лишь принятие [истины] на веру, —г мы верим авторите­ту, но не через авторитет понимаем. И разум [или отвле­ченное рассуждение] один не может отличить софизма от настоящего доказательства, если он не может оправдать свои выводы опытом...

...Доказательство умозаключает и нас заставляет умо­заключать относительно данного вопроса; но оно не удос­товеряет и не устраняет сомнений, не успокаивает духа в созерцании истины, если дух не найдет ее при помощи опыта... Человек, никогда не видавший огня, имел дос­таточное доказательство, что огонь жжет, портит и раз­рушает вещи; все же дух его не успокоился бы на таком знании, и он не стал бы избегать огня, пока не положил бы в огонь руку или какой-нибудь горючий предмет и не убедился бы через опыт в том, что он узнал из доказа­тельства. После же опыта сожжения чего-либо дух приоб­ретает уверенность и успокаивается в сиянии истины.

О помехах делу истины

Новые идеи встречают всегда возражения даже со сто­роны святых и хороших людей, мудрых в других отноше­ниях... Сорок лет тому назад богословы, парижский епис­коп и все тогдашние ученые осудили и предали отлучению физику и метафизику Аристотеля, ныне всеми признава­емые за здравое и полезное учение...[225]

Четыре в высшей степени заслуживающие порицания вещи составляют помеху делу истины... Они стоят на до­роге всякому мыслителю и едва позволяют кому бы то ни было достигнуть настоящей мудрости. Вот эти помехи: преклонение перед неосновательными и недостойными авторитетами, долговременная привычка [к известным мнениям], неосновательность суждений толпы и, нако­нец, скрывание [учеными] своего невежества, вместо ко­торого они выставляют напоказ свою призрачную мудрость... От этих язв происходит все зло человеческого рода: благодаря им люди не знакомятся с наиболее полезными, великими и прекрасными памятниками мудрости и тайна­ми всех наук и искусств.

Еще хуже то, что этот четвероякий призрак мешает людям понимать свое собственное невежество: они, наобо­рот, всячески прикрывают и отстаивают его и потому не находят от него лекарств. Самое же худшее — то, что, сидя во мраке заблуждений, они уверены в том, что жи­вут в полном свете истины... Поэтому саму чистую исти­ну они считают крайне ошибочной, самое превосходное — не имеющим никакой цены, самое великое — ничего не стоящим, а, напротив, прославляют решительно лож­ное, хвалят дурное, превозносят в своем ослеплении не­годное...

Где имеют силы три первые помехи знанию, там не действует ни разум, ни право, ни закон, там нет места для правды, там не имеют силы предписания природы, искажается порядок вещей, господствует порок, доброде­тель исчезает, там царствует ложь и гибнет истина.

О нравах церкви

Везде царит полнейшая испорченность, начиная с са­мого верха. Святой престол стал добычей обмана и лжи: справедливость гибнет, мир нарушается... Нравы там [в церкви] развращены; там царствует гордыня, процветает стяжательность, зависть гложет людей, роскошь позорит весь папский двор, там всеми овладела прожорливость... Вот уже несколько лет святой престол пустует из-за инт­риг, зависти и происков честолюбия... Если таково поло­жение главы церкви, то каковы же члены? Посмотрите на прелатов*, жадно собирающих богатства; не заботясь о вве­ренных им душах, они хлопочут за своих родственников и мирских друзей... или за коварных законников, смуща­ющих весь мир своими наветами.

Между тем труженики, всю жизнь занимающиеся фи­лософией и теологией, у всех в презрении!

Посмотрите далее на монахов всех орденов без исклю­чения! Как сильно отклонились все они от того, чем они должны быть! Как страшно упали, как много потеряли новые ордена из своего прежнего достоинства. Все духо­венство предано гордости, роскоши, жадности. Клири­ки*, где только они соберутся в большом числе — в Па­риже или в Оксфорде[226] смущают всех мирян побоищами, бесчинствами и прочими пороками...

...Так... в наше время исполнилась мера злобы челове­ческой, и нужно, чтобы справедливый папа со справед­ливым государем, меч материальный с мечом духовным, очистили церковь, иначе она будет наказана явлением антихриста, страшным возмущением, раздорами христи­анских государей, нашествием татар, сарацин* и других царей Востока...