Евангельский сюжет как система речей

Повествование и поучение взаимодействуют в Евангелии. Основные события жизни Христа – проповедь смирения, борьбы с искушениями и мужественного несения креста. В новозаветных именах-прозвищах без труда обнаруживается дидактический смысл: если «Царь», то в мире души, если «Пастырь», то чистый и кроткий, как «Агнец». Конфликты выявляют враждебные идеи, которые необходимо преодолеть даже ценой собственной жизни.

Биографические события, имена и конфликты дают сюжету литературную конкретность, делают его историей. Слова Иисуса Христа не менее активно участвуют в сюжетостроении, предлагая читателю сложное пространство нравственного поиска. Выделим основные жанровые формы в евангельской речи Христа (классификация Бультмана):

- речения мудрости: «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников и в доме своем» (Мк, 6, 4);

- пророческие и апокалиптические слова: «блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (Лк, 6, 21);

- слова закона: «кто разведется с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее» (Мк, 10, 11);

- речения от первого лица: «Если же я перстом изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие» (Лк, 11, 20);

- притчи: о сеятеле, о десяти девах, о блудном сыне и другие.

Учение Иисуса Христа – самая сложная библейская проблема, решаемая повествователями на разных уровнях. Сначала рассмотрим лаконичную форму проповеди:

- «Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога Твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим»: Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего, как самого себя»; На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф, 22, 36-39).

Используя цитаты из ветхозаветных текстов (”Левит”, 19, 18); “Второзаконие”, 6, 5), изолированные друг от друга в первой части Библии, Иисус определяет ключевой образ учения. Он еще очевиднее в «Евангелии от Иоанна»:

- «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин, 13, 34).

Этот же автор в другом новозаветном тексте (”1 Послание Иоанна”, 4, 7-8) призывает:

- «Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога; Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».

Бог есть любовь: юридический формализм фарисеев уступает место чувству, которое ставится выше закона. Жертва Иисуса Христа, его добровольная смерть – главный событийный образ евангельской любви. Отметим сложные аспекты его содержания:

- «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч; Ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф, 10, 34-39). «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф, 12, 30).

Повествователи обращают внимание на конфликт внутри самой любви. Родовое чувство, привычная стабильность семейных отношений приобретают мрачный колорит слишком телесной, неодухотворенной деятельности. Новозаветная любовь рождается из преодоления обыденности: «меч» проходит между родственниками (”верю” – «не верю») враги (ближние!) мешают нести «свой крест». Христос предупреждает: подчинившийся родовому кругу обычной любви – потеряет душу (жизнь), потерявший «круг» - «сбережет ее».

Поэзия антиродового усилия еще заметнее в «Евангелии от Иоанна». Уже в первой главе автор связывает главный конфликт с образами ложного и истинного родства:

- «Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, Которые не от крови, не от хотения плоти, не от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин, 1, 11-14).

Традиционные образы попадают в новый контекст и логика древнего мира, оформлявшая национальную изоляцию, начинает распадаться. Христос родился в иудейском народе, им же был распят. Язычники, не имеющие с Иисусом общих предков, пошли за ним. «Свои» оказались «чужими», значит подлинное родство – единство в духе, преодолевающее кровную ограниченность.

В 3 главе (1-6) Иоанн устами Иисуса Христа говорит о «рождении свыше»: на первый план выходит сверхприродная деятельность человека. Физическое появление на свет – естественное событие. Оставляя лексическую форму (”рождение”), Христос насыщает ее духовным смыслом: необходимо сознательное стремление к совершенству, подчинение инстинкта нравственному творчеству.

- «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин, 3, 6).

Суровость Иисусовых речей часто подчеркивает важность этого образа:

- «И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: Кто матерь Моя, и кто братья Мои? И указав рукою на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь» (12, 47-50).

Самым совершенным изложением учения Христа считается Нагорная проповедь (Мф, 5-7) - слова, произнесенные на холме перед простым народом. Начинается она с «заповедей блаженства», создающих образ трудного евангельского счастья. Каждая из девяти заповедей сопоставляет два времени (настоящее и будущее), решая проблему справедливости. Итак, блаженны (едины с Богом, истинны в делах и мыслях):

Нищие духом - их есть Царство Небесное,

Плачущие - они утешатся,

Кроткие - они наследуют землю,

Алчущие и

жаждущие правды- они насытятся,

Милостивые - они помилованы будут,

Чистые сердцем - они Бога узрят,

Миротворцы - нарекутся сынами Божиими

Изгнанные

за правду - их есть Царство Небесное.

. Девятая заповедь усиливает значение восьмой, подчеркивает важность страданий за веру:

- «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня; Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Мф, 5, 11-12).

«Нищие духом» – самый дискуссионный образ Нагорной проповеди. Для его истолкования следует представить реальный контекст события: вокруг Христа – самые простые люди, не книжники, не фарисеи. Они бедны, не умеют читать и писать. Им нечем гордиться. В их душах есть та «нищета», которая позволяет слушать, пытаясь понять слово учителя. Они знают, что ничего не знают. И хотят получить то, что отвергают «слишком умные» фарисеи, издевающиеся над проповедником крестьян и рыбаков. На символическом уровне «нищета духа» – способность признавать свою ограниченность, независимо от образования и социального положения, должное смирение ума, позволяющее постоянно развиваться.

«Нищим духом», как и «изгнанным за правду», обещано «Царствие Небесное». В Ветхом Завете Небо было свободно от человека, там обитал вечный Яхве, дающий жизнь и обязательно посылающий смерть. В Евангелии в человеке появляется то, что смерти не подлежит. Конечно, в образе «Царствия Небесного» есть и социальные мотивы (алчущие насытятся, милостивых помилуют), но, прежде всего он представляет внутренний мир:

- «Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом, И не скажут: «вот, оно здесь», или: «вот, там». Ибо, вот, Царствие Божие внутри вас есть» (Лк, 17, 20-21).

Далекое, запредельное Небо приближается к человеку и помещается в любящем сердце. Человек расширяется до пределов вселенной, становясь обитателем рая-состояния. Появляется новое художественное пространство – душа. Теперь главные события происходят здесь.

Вроде бы все ясно. Необходимо быть «как дитя» (Ин, 18, 3; 19, 14), чтобы рай-сад, потерянный у дерева познания, преобразовался в образ счастливой души. Но, работая с Евангелием, надо помнить, что одна фраза, пусть даже самая убедительная, никогда не представляет всего текста и требует контекстуального осмысления. Читаем:

- «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф, 10, 16).

«Нищета духа» согласовывается с противоположным образом, расширяя границы идеального характера. Если у Матфея заповеди блаженства говорят о кротости и плаче, то в «Евангелии от Луки» слышны другие интонации:

- «Напротив горе вам, богатые! Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете» (6, 24-25).

Евангельские повествователи предлагают многие оппозиции: бедность – богатство, нищета духа – мудрость, любовь – ненависть, смирение – гнев. С уверенностью можно сказать, что Бог есть любовь, а рай прежде всего обретается в душе. И тут же нужно признать: смирение Христа не отменяет гневных обличений фарисеев, жертвенная любовь – вместе с образом адских мук для грешников, духовный рай не препятствует улучшать земную жизнь.

Вернемся к Нагорной проповеди. Вслед за «заповедями блаженства» Христос определяет свое отношение к Ветхому Завету:

- «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить» (5, 17).

Это значит, что «десять заповедей» («Исход», 20, 1-17) остаются: Бог – един, нельзя поклоняться кумирам, кощунствовать, нарушать субботу, забывать родителей, убивать, прелюбодействовать, красть, лгать и желать того, что есть у ближнего твоего. Что же меняется? В юридических предписаниях открывается недостижимый для первой части Библии уровень: сохраняется форма слова, дух становится иным. Для его выявления евангелисты используют синтаксическую конструкцию «сказано древним…» – «А Я говорю вам…»

«Вы слышали, «А Я говорю вам, что всякий гневаю

что сказано древ- щийся на брата своего напрасно, под-

ним: «не убивай; - лежит суду; кто же скажет брату сво-

кто же убьет, под- ему: «пустой человек», подлежит су-

лежит суду». ду; а кто скажет «безумный», подле-

жит геенне огненной».

«Вы слышали, что - «А Я говорю вам, что всякий, кто

сказано древним: смотрит на женщину с вожделени-

«не прелюбодей- ем, уже прелюбодействует с нею в

ствуй». сердце своем».

.

«Вы слышали, что – «А Я говорю вам: не противься зло- .

сказано: «око за му».

око, и зуб за зуб»

«Вы слышали, что – «А Я говорю вам: любите врагов ва-

сказано: «люби ших, благословляйте проклинающих

ближнего твоего и вас».

ненавидь врага

твоего». (Мф, 5, 21-44).

В ветхозаветном моральном кодексе человека представляет поступок: если ты не убиваешь, не прелюбодействуешь и верно мстишь, ты живешь правильно, судить тебя не за что. Христос в евангельских текстах открывает возможность мысленного существования: ведь можно не убивать, но в душе желать смерти ближнему, можно не прелюбодействовать, храня «гарем» в душе. Ветхий Завет занимается следствиями. Новый Завет пытается исправить причину: действию предшествует мысль. Именно ее Христос стремится сделать чистой. Закон не исчезает, но в нем обнаруживается идея суда над самим собой. Когда делают выводы по внешней деятельности, необходим суд как инстанция. Когда грех обнаружен в помысле, человек понимает ценность самоанализа.

Все последующие стихи Нагорной проповеди – знаменитые изречения, убеждающие отказаться от лицемерия: молиться и поститься втайне, не быть многословным в общении с Богом, не осуждать ближних, не мучить себя заботами о завтрашнем дне.

- «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам», -

говорит Христос, выявляя центр жизни. Возникает образ «тесных врат», ведущих в «жизнь вечную». «Несение креста» выводит личность за пределы традиционных оппозиций: «иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф, 11, 30). Евангелисты уверены, что душа, сознательно избравшая трудный путь, даже в страданиях находит радость.

Речь Христа – художественное явление. Важное место в ней занимают притчи – назидательные аллегории, использующие житейские темы для передачи религиозного знания. Читатель (слушатель) наблюдает за отношениями хозяев и работников, правителей и слуг, отцов и детей. Действие происходит на засеянном поле, в винограднике, в доме, где ожидают жениха. Герои говорят о монетах, жемчужинах, зернах пшеницы и сорняках. Но бытовая форма, предлагающая домашние и хозяйственные конфликты, скрывает проповеди о справедливом и милосердном Боге, о Страшном суде, о правильных и ошибочных поступках человека.

Притча – упрощенное богословие: те, кто не наделен религиозно-философским сознанием, приближается к истине через знакомые ситуации. Другая функция притчи – смягчение «юридического» смысла заповеди в художественном пространстве: заучивание основных положений этической системы уступает место переживанию сюжетной истории, которая может быть сведена к немногословному поучению, но никогда полностью не умещается в нем. Это своеобразная «литература», приучающая к тому, что образ значительнее идеи. Читатель не «слушает и повинуется», а видит участников драмы, самостоятельно разбираясь в психологических тонкостях

В 15 главе «Евангелия от Луки» (11-32) помещена притча о блудном сыне. Было у отца два сына: старший смирно работал, а младший попросил выделить ему положенную часть наследства и ушел в дальнюю страну. Там он жил распутно, истратил все деньги, превратился в нищего свинопаса. Умирая от голода, решил: «Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: Отче! Я согрешил против неба и перед тобою, И уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих». Отправился «блудный сын» домой, покаялся перед отцом и был радостно встречен им, все простившим. Приказал отец принести лучшие одежды, заколоть откормленного теленка и устроить пир. В это время пришел старший сын, удивившийся всеобщей радости и упрекавший отца в невнимании к нему и странной доброте и щедрости к младшему брату. В ответ он услышал: «Сын мой! Ты всегда со мною, и все мое твое; А о том надобно радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

В этой притче легко определяются простые и понятные заповеди: будь в повиновении у отца – не распутничай – умей каяться и прощать. Важно, что они не формулируются, а как бы разыгрываются, приглашая стать участником сюжета, «изнутри» решив его проблемы. Но есть здесь и более сложная ситуация: трудно отделаться от мысли, что из двух братьев повествование возвышает младшего. Он погряз в грехе, истратил отцовские средства, ел вместе со свиньями – и вернулся. Старший брат никакими серьезными грехами не отличался: отца не бросал, работал без устали – и ничего не понял. Симпатии читателя не на его стороне. Нельзя говорить о призыве уходить и распутничать, чтобы не остаться духовно пустым, как «не блудный сын». Но очевидно, что текст настаивает на психологической сложности: формальный праведник не всегда чище явного грешника. Притча находится в ассоциативной связи с многими событиями и речами Евангелия. Ее содержание расширяется в сравнении «блудного сына» с мытарем, ставшим апостолом, с «разбойником благоразумным», спасшимся на кресте. Старший сын похож на фарисеев – «правильных» книжников, которым все представляются погибшими грешниками. Мудрый отец своим прощением един с рассказывающим эту историю Иисусом Христом.

Притчевый стиль отличает большинство речей Иисуса.

- «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин, 12, 24), -

в этих словах о логике земледельческого процесса умещаются жизнь, смерть и воскресение Христа, из которых евангелисты выводят нравственный закон: чтобы жить вечно, научись умирать; отказ от эгоизма вплоть до смерти – залог бессмертия. И весь евангельский текст может быть истолкован как одна большая притча. Форма: биография Сына Божия и Сына Человеческого. Содержание: история души, которая находит верный путь.

3.7. «ДЕЯНИЯ АПОСТОЛОВ»: