Нечего выбирать, нечего отбрасывать

Любимый Зорба Будда,

Когда Хо Коджи впервые встретил Секито, он спросил:

«Кто тот, что независим от всех вещей?» Прежде чем он смог окончить свой

вопрос, Секито прикрыл рот Коджи своей рукой. При этом Коджи испытал

переживание и выразил себя в следующем стихе:

«Ежедневно ничего особенного,

Только кивание самому себе.

Нечего выбирать, нечего отбрасывать.

Нет прихода, нет у хода,

Нет человека в багряном.

Голубые горы без единой пылинки.

Я применяю таинственную и неуловимую силу,

Нося воду, дрова за плечами».

Позднее, во время визита к Ма-цзы, Коджи снова спросил: «Кто тот, что

независим от всех вещей?»

Ма-цзы сказал: «Когда ты выпьешь всю воду в реке Янцзы, я скажу тебе».

При этом Коджи испытал еще одно великое переживание и сочинил второй

стих:

«Десять направлений сходятся в одной точке,

Каждый учится ничего не делать;

Это и есть зал буддийской тренировки;

Ум пуст, все прекратилось».

Друзья, одного абсолютно невиновного человека повесили вчера утром. Верховный суд не имел улик против него -даже косвенной улики, даже любой технической уловки, - но его приговорили к смерти за то, что он был дядей одного из террористов, убивших Шримати Индиру Ганди. Его единственное преступление было в том, что он - дядя того человека. Просто не верится, что быть дядей террориста достаточно, чтобы его повесить.

Верховный суд отказал в апелляции на пересмотр без всякого основания или какого-то объяснения, почему они отклонили апелляцию. Президент отказал в просьбе о помиловании, никак не объясняя, почему он отказывает в этом.

Адвокат, который упорно работал для спасения этого невиновного человека, это к тому же и мой адвокат. Я близко знаком с ним; он боролся за меня во многих судах, по многим делам. Мне известна его искренность, прямота. Его зовут Рам Джетмалани. Он упорно старался любым возможным способом сказать, что улик нет; вы не имеете права убивать невиновного человека. Но власть слепа, а когда слепая власть становится мстительной, тогда это абсолютно разрушающе.

Я не озабочен тем, что одного человека повесили. Моя забота как гражданина этой страны в том, что повесить невиновного человека - это повесить само правосудие, повесить демократию, свободу индивидуальности, свободу выражения - даже свободу быть безвинным! И эти политики продолжают толковать о правосудии и демократии, а под этими красивыми наименованиями прекрасно продолжается все продажное и бесчеловечное. Ни один интеллектуал, любящий свободу, или человек, желающий равного правосудия для всех, не заявил никакого протеста.

Рам Джетмалани с последней попыткой обратился к Мировому суду. Мировой суд сказал: «Свяжите нас с президентом». Секретарь президента заявил: «Слишком поздно», - было только восемь тридцать вечера, - «и мы не можем беспокоить президента в столь поздний час, а утром человек будет повешен».

Когда человека повесили, Раджив Ганди играл на спортивной площадке, как будто ничего не происходило. Эта страна боролась за свободу — не за такую свободу. Боролась за правосудие — не за такое правосудие, где вы не имеете никаких доказательств. Вы убиваете конституцию страны, ее правосудие; вы уничтожаете ее свободу. И протеста нет. Люди настолько обусловлены быть рабами, что, когда всей стране следует подняться против этого преступного акта Верховного суда и президента Индии, нет даже и единственного знака. Похоже, всю страну кастрировали.

Но я протестую всем своим сердцем! Во-первых, смерть - это неправильный способ наказания - даже для человека, который убил кого-то. Это закон джунглей, око за око. Это не правосудие. Человек убил кого-то, и вы убиваете человека! Можно ли кровью отмыть руки, которые полны крови? А что касается разговоров, все лидеры, все политики продолжают говорить о замечательных вещах, давая надежду и утешение массам, но факт в том, что нет ни закона, ни конституции. Если вы можете убить невиновного человека, вы можете сделать что угодно - и страна будет молчать. Но я как индивидуальность сам опротестовываю это убийство бедного человека.

Во-вторых, все эти прошлые несколько дней я разоблачал индийскую интеллигенцию, но, похоже, некому выйти вперед и принять истину. Напротив, они рассердились. Как раз сегодня я получил от Амаравати газетную статью о себе: «Вы создаете свой собственный словарь», — так как я объяснил, что слово "бхагаван" - порнографическое слово. Но глупый редактор не дает никакого другого смысла слова из любого словаря.

Я вызываю всякого предъявить любой другой смысл слова «бхаг» (bhag). Это значит влагалище. И вы можете увидеть в каждом уголке и закоулке любого города статую шивалинги; это фаллическая статуя. Это мужские гениталии, помещенные в женском влагалище, а вся страна продолжает поклоняться этому. Никто даже не удивляется - чему вы поклоняетесь? Вы даже не смущены этим!

Индусы называют Шиву не божком, а махадевой — великим богом. И великий бог представлен мужскими гениталиями. Я не создаю никакого словаря; я просто привлекаю ваше внимание к подлинному смыслу слова, и если вы разумны, отныне и впредь никого не следует называть Бхагаваном - ни Махавиру, ни Будду, ни Кришну, ни Раму, ~ никого не нужно называть «Бхагаван». Это оскорбительно; это гадко и непристойно. Я носил такое слово перед своим именем тридцать лет просто как вызов, но никто даже не приходил принять его. Пандиты этой страны, священники этой страны очевидно поняли в глубине своих сердец, что если бы они вызвали меня, я разоблачил бы смысл слова. Сейчас я отказал даже Гаутаме Будде просто потому, что не приемлю Гаутаму Будду как целостного человека. Он отверг мир, он отверг внешнее, - а человек, который живет только внутренним, не может быть завершенным или совершенным. Поэтому я называю себя Зорба Будда. Но даже это задевает неразумных людей; они не понимают смысла Зорбы. Даже Шри Ланкан, посол в Америке, написал мне письмо, говоря, что мне не следует использовать слово «Будда» рядом с «Зорбой»; это оскорбляет Будду.

Я написал ему: во-первых, у вас нет никакой монополии на слово «Будда».

Во-вторых, любой пробужденный имеет право называть себя Буддой, и мое усилие свести Зорбу и Будду вместе указывает на весь мой философский подход. Я хочу, чтобы мир и ваше внутреннее существо были в ладу. Внутреннее и внешнее следует уравновесить.

Зорба Будда — моя философия. Но если это задевает, я беспомощен.

Мне хотелось бы, чтоб мои редакторы не помещали этого позади моего имени. Я не хочу раздражать невежественных, слепых, неразумных людей во всем мире. Вы мой единственный мир; я живу только ради вас. Я отвергаю весь мир полностью. Ты должна взять это на заметку, Маниша, что «Шри Раджниш» достаточно для указания на меня. Что же касается тебя, можешь обращаться ко мне как «Мой любимый Учитель». У меня есть нечто поважнее, чем беспокоиться об этих идиотах. Они не понимают даже своих собственных писаний. Они так уродливы, они так порнографичны - но они никогда не читали Шивапурану или Ваюпурану. Они не знают ничего о собственной религии, но задеть их совсем легко — что и демонстрирует их обусловленный ум. И они утратили всякую возможность понимать что-то новое.

Я пригласил Морарджи Десая в ашрам. Он жульничал с владельцем «Океана Билдинг» - однажды я побывал с ним в том здании. Он не платил, но поскольку он был то главным министром Бомбея, то главным министром Гуджарата, то заместителем премьер-министра Индии и, наконец, стал премьер-министром Индии, то владелец здания не мог ничего с ним поделать. Это было его прихотью, платить ренту или нет. Время от времени он платил. Но теперь он уже не тот, владелец притащил его в суд, и суд вынес решение в пользу владельца здания. Все его поклонники попросту покинули его. Люди, сделавшие его главным министром и премьер-министром, - куда они пропали? Все эти чамчас... Это особое индийское слово; оно означает всех тех «прихлебателей», которые сосали его кровь - все они исчезли. Ни один не пригласил Морарджи Десая в свой дом. А его друзьями были все богатейшие люди страны: они окружали и расхваливали его необычайно. Теперь у него только пятьсот семьдесят рупий на банковском счету, и это так унизительно, что Бомбей собрал одиннадцать тысяч рупий ему на жизнь - на всю его жизнь. Но я пригласил его, дав понять, что в моем лагере должны выполняться два условия. Вы должны прекратить питье мочи; моим людям не нравятся такие отвратительные привычки. И вы должны прийти со справкой об отрицательной реакции на СПИД.

Один человек, М.В.Каматх - один из старейших журналистов, интеллектуал - тут же отреагировал и дал интервью в газету, заявляя: «Я собирался писать что-то хорошее о Бхагаване, но так как он оскорбил Морарджи Десая, теперь я не намерен писать того, что собирался». Удивительно...

А вчера я получил его рецензию на мою книгу «Заратустра» — это и есть «что-то хорошее», что он написал обо мне. Теперь он совсем запутался. Он написал столь абсурдные вещи, просто чтобы отомстить, и это не имеет ничего общего с книгой «Заратустра». Если он сердился на меня, довольно было проявить свой гнев в газетах. Но он пишет о «Заратустре», что это противоречиво. Он не дает никакого примера — единственного примера было бы достаточно. «Это непоследовательно», - говорит он, но без всякого примера.

Только потому, что М.В.Каматх называет это непоследовательным или противоречащим самому себе, оно не становится противоречащим самому себе или непоследовательным. И он говорит, что в книге есть повторения. Да, повторения есть, ведь это не написанная книга. Это лекции, продолжавшиеся месяцами, и нужно понимать, что написанная книга - это совсем другое.

Когда человек пишет, он может сократить; он может убрать какие-то выдержки, если есть какая-нибудь тавтология, повторение. Он может дать заглянуть в книгу нескольким людям, посмотреть, не обнаружат ли они какой-нибудь непоследовательности. Но это спонтанные разговоры, ведущиеся с учениками, а порой совершенно необходимо повторить несколько вещей снова в другом контексте.

Но прямо в собственном утверждении он сделал из себя глупца, говоря: «Я собирался написать что-то хорошее», - и просто потому, что я пригласил Морарджи Десая на условиях, он рассердился. Ведь Морарджи Десай сделал его международным репортером в Вашингтоне. Так окажите сами ему уважение - если его так сильно оскорбили, он мог бы пригласить Морарджи Десая жить в свой собственный дом!

Теперь Морарджи Десай повис... Правительство давало ему дом. Сперва он отказался, ведь у власти оппозиция, а он не принадлежит этой оппозиционной партии. Принимать убежище и поддержку от них он счел недостойным, понадеявшись, что у него столько друзей, которые обязательно придут ему на помощь.

Наконец он принял - и это даже более унизительно — правительственное предложение к себе. До самой смерти он может занимать определенное бунгало. Но это бунгало уже занято женщиной, которая прежде была министром образования в кабинете Чавана. Теперь она уже давно не министр, но она настаивает, что не освободит бунгало. Нет законов для правительственных бунгало, так что она в надежном положении. Самое большее, правительство может потребовать с нее ренту, а она согласна платить ренту. Теперь пути нет, так что правительство подыскивает другое бунгало, которое кто-то может освободить для Морарджи Десая. А тот висит в воздухе. Все же благодаря своей учтивости владелец «Океана» дал отсрочку, сказав Морарджи Десаю так: «Пока вы не получите другое бунгало, можете оставаться несколько месяцев». Итак, М.В.Каматх собирался писать прекрасную рецензию в прессе на «Заратустру», но в раздражении он пишет абсолютные нелепости. Я просто изумлен, что, похоже, некому понять разницу между реакцией и ответом. Вы реагируете своей прежней обусловленностью, никогда не давая ни секунды мысли о любом новом подходе. Отныне у меня будет просто свое собственное имя. Надеюсь, никто не возражает против этого. Иначе я могу обойтись и без имени. Мне приходится жить с этими слепыми людьми и всевозможными идиотами, но я не живу для них, им следует это знать. Я живу только для моих людей, чьи сердца слились со мной. Те несколько дыханий, что остались мне здесь, на земле, я должен посвятить моим собственным людям, с надеждой, что они воспользуются этой возможностью воспламениться радостью и блаженством, найти свои корни в вечности, бессмертии... Стать по праву едиными с космосом, танцуя со звездами, цветами, реками и океанами.

Маниша принесла несколько прекрасных сутр.

Сначала небольшое биографическое примечание:

Хо Коджи ("Хо" было его родовое имя, "Коджи" было уважительным, титулом для свете кого студента дзэн) сначала проводил время с Секито, а потом пошел к Ма-цзы. Он стал просветленным и был одним из преемников Ма-цзы.

Любимый Учитель,

Когда Хо Коджи впервые встретил Секито, он спросил:

«Кто тот, что независим от всех вещей?» Прежде чем он смог окончить свой вопрос, Секито прикрыл рот Коджи своей рукой. При этом Коджи испытал переживание и выразил себя в следующем стихе...

Что же было обнаружено? Коджи собирался задать вопрос: «Кто тот, что независим от всех вещей?»

Ваша сокровенная сущность, свидетель... но это не слово, это переживание.

Вот почему, прежде чем он смог окончить свой вопрос, Секито прикрыл рот Коджи своей рукой. «Не задавай такой вопрос, на который нельзя ответить. Не задавай такой вопрос, который можно только пережить. Иди внутрь. Закрой свой рот и закрой свой ум. Отправляйся в пространство не-ума».

Это закрывание рта было очень символичным, а Коджи двигался через переживание... и не мог поверить, что таким простым поступком учителя удается зажечь огонь внутри вас.

В первый раз он увидал свой собственный не-ум — безбрежное пространство внутреннего бытия. Оно так же велико, как и внешнее небо; иначе не будет равновесия между внешним и внутренним.

Он выразил свое переживание в стихе:

Ежедневно ничего особенного,

Только кивание самому себе.

Нечего выбирать, нечего отбрасывать.

Нет прихода, нет ухода, Нет человека в багряном.

Голубые горы без единой пылинки.

Я применяю таинственную и неуловимую силу,

Нося воду, дрова за плечами.

То, что он говорит, - это опыт каждого медитирующего. Ежедневно, ничего особенного... Эти слова применимы и к вам.

Ничего особенного ежедневно,

только кивание самому себе.

Когда вы видите свою сущность,

когда вы видите безбрежное небо,

свободу, радость, блаженство,

вы задумывались когда-нибудь? - вы не можете сказать ничего и никому об этом.

Вы не можете сказать ничего об этом даже себе.

Все, что вы можете делать, — это кивать своей головой: «Да, это оно». Кивание, нет слов.

Только кивание самому себе.

Нечего выбирать, нечего отбрасывать.

Вот то, что я подразумеваю под Зорбой Буддой: нечего выбирать. Будда выбирал: он выбрал бежать от мира, он выбрал покинуть свою жену, ребенка и старого отца, он выбрал бежать прочь вместо столкновения с миром и поворота лицом к действительности. Это был четкий выбор против мира, против материального в пользу духовного. Целостному человеку нечего выбирать. Его жизнь - это безвыборная жизнь. Нечего выбирать, нечего отбрасывать; это две стороны одной и той же монеты. Если вы что-то выбираете, вам придется что-то отбрасывать.

Нечего выбирать, нечего отбрасывать.

Нет прихода, нет ухода, — он просто есть.

Нет человека в багряном.

Голубые горы без единой пылинки.

Я применяю таинственную и неуловимую силу,

Нося воду, дрова за плечами.

«В обыденной жизни, - говорит Коджи, - я применяю то, что называют "таинственной силой". Неся воду, я пребываю свидетелем. Дрова за плечами, я свидетель».

И в тот миг, когда вы свидетель, вы в медитации. Заняты вы при этом чем-нибудь или нет — к делу не относится.

Позднее, во время визита к Ма-цзы, Коджи снова спросил: «Кто тот, что независим от всех вещей?»

Ма-цзы сказал: «Когда ты выпьешь всю воду в реке Янизы, я скажу тебе».

При этом Коджи испытал еще одно великое переживание и сочинил второй стих... Что же снова обнаружено?

Ма-цзы говорил: «Я скажу тебе. Сначала ты должен выпить всю воду в реке Янцзы - безбрежной реке, — тебе понадобится вечность, чтобы выпить всю воду». Ма-цзы говорит: «Не спрашивай невозможные вещи».

Ты спрашиваешь невозможную вещь, которая не может быть растолкована, а может быть только пережита. Ты спрашиваешь: «Кто тот, что независим от всех вещей?» -свидетель, зеркалоподобное отражающее сознание. Но нет способа заставить тебя понять просто через слова.

Ты должен пройти через переживание свидетельствования. Это единственный способ узнать тайну. Иначе ты можешь продолжать собирать ответы от учителей, из писаний, от всех во всем мире. Но все то, что ты соберешь, будет просто хламом.

Чей угодно опыт не становится твоим опытом. Если ты пьешь воду, утоляется твоя жажда, а не моя; опыт абсолютно индивидуален.

Он признал тот факт, что задает невозможный вопрос. И не вина учителя, что он говорит нелепость:

«Когда ты выпьешь всю воду в реке Янцзы, лекажу тебе».

У дзэна есть способ высказывать вещи, которым никто другой в мире не пользовался. Вместо того чтобы сказать: «Ты задаешь мне невозможный вопрос», - Ма-пзы говорит ему сначала совершить нечто невозможное, - «Потом приходи и спрашивай меня. Если ты сможешь ухитриться и выпить всю воду в реке Янцзы, я ухитрюсь перевести опыт в слова». И то и другое являются невозможным: вы не можете выпить воду из реки... Тотчас же Коджи понял и испытал еще одно переживание просветления. Он сочинил другой стих:

Десять направлений сходятся в одной точке,

Каждый учится ничего не делать;

Это и есть зал буддийской тренировки;

Ум пуст, все прекратилось.

В самом центре вашего существа десять направлений сходятся в одной точке — вся вселенная встречается внутри вас. Каждый учится ничего не делать, Это и есть тренировочный зал Будды... Обучаются единственной вещи, - это не делать ничего, а просто быть. Вами движет делание. Делание, в начале, по крайней мере, может увести вас прочь от свидетельствования; вы можете забыть свидетельствовать. Поэтому в начале просто будьте тихими, совершенно неподвижными, как мертвый, так чтобы вы могли переживать бытие в его чистоте. Однажды пережив, вы сможете привнести то же качество, ту же грацию, то же блаженство в свою деятельность в обыденной жизни. Тогда нет разницы между медитацией и жизнью. Тогда все, чем вы занимаетесь, — ваша медитация. Если вы не заняты ничем, это есть ваша медитация, потому что все время, все двадцать четыре часа, вы укоренены в своей сущности. Вы сияете. Ваш свет, ваш огонь горит так высоко, что невозможно забыть его. Он излучается повсюду вокруг вас. Те, кто восприимчив, отзывчив, чувствителен, будут ощущать ваш огонь, вашу жизнь, вашу песню... ваш танец, даже если вы совсем не движетесь. Все, что необходимо, это уму следует стать пустым. Предельное переживание есть переживание не-ума.

Ум - это способность работать в мире. Для него нет пути достичь вашего истинного центра, который далеко, позади. Ум не может идти обратно, у него нет механизма реверса; он способен идти только вперед. Вы можете взять его в горы, к звездам, всюду, куда захотите, но вам не удастся взять его к вашей собственной сущности. Если вы хотите двигаться к своей собственной сущности, вам придется оставить ум; вам придется идти самому. Вы должны будете идти в молчании, без мыслей. И однажды, просто однажды вы узнаете, что свобода, радость, вечность, огромная жизнь взрываются в вас — как только внесен не-ум, к вам приходит весна. Расцветают тысячи дветов вечности. Вы узнаете универсальный ключ, который открывает все двери всех тайн существования. Но он не имеет ничего общего с умом или мышлением. Нет мышления, нет ума, нет выбора - просто безмолвное пребывание, укоренение в самих себе, празднование. Трепещущая переживанием, переполненная великим благословением всей вселенной - это единственная религия, известная мне.

Все другие религии - просто обманы.

Хо-о написал:

Солнце отразилось в струях дождя. зависнув на один миг, никогда не видимое снова.

Солнце отразилось в струях дождя, зависнув на один миг

- он говорит о радуге, не упоминая названия. Солнце отразилось в струях дождя, зависнув на один миг, никогда не видимое снова.

Видели вы когда-нибудь ту же самую радугу снова? Такова наша так называемая мирская жизнь: просто радуги, созданные из той же материи грез. Нет нужды отказываться от радуг - наслаждайтесь. Но знайте наверняка, что это преходящий феномен.

Меня удивляет, что такие люди, как Гаутама Будда, Махавира и другие, утверждали, что качество внешнего мира просто подобно радугам, грезам, и, однако же, они отвергают его! Только одна вещь может быть правильной. Либо они понимают именно так, что мир — это проста греза... тогда нет смысла отвергать его. Разве вы отвергаете свои сны каждое утро? Вы знаете, что то были сны - и кончено!

Но, с одной стороны, они говорят, что весь этот мир словно грезы, а с другой стороны, они отвергают его и проходят через все виды аскетизма в его отвержении. Определенно что-то не так. Либо они не понимают, что говорят, -то, что мир совсем как радуги... Так что же?

Наслаждайтесь радугами!

Вам не надо бежать от радуг. Они прекрасны в этот миг

- зачем стремиться и требовать от них постоянства? Что неправильного в их преходящем существовании? Радуйтесь! Если дождь, - пляшите под дождем.

Когда я был аспирантом в университете, там находилась небольшая улочка только для деканов факультетов — искусств, торговли, науки — и известных профессоров других предметов. Она была очень тихой, мирной, с огромными деревьями, древними деревьями. Это был особый район, построенный для англичан, поэтому деревья были очень древними, бунгало замечательными. И улица была тупиковой, она не вела никуда. Через милю прекрасных бунгало и высоких деревьев внезапно была остановка; вы стояли лицом к глубокой долине. Улица была на вершине холма.

Всякий раз, когда бывал дождь, я обычно ходил по этой улице, так как там не было транспорта. Последнее бунгало принадлежало декану по науке, некоему доктору Шриваставе; он очень дружил со мной. Обычно мы обсуждали возможность встречи однажды мистицизма и физики, - он был профессором физики и профессором с мировой известностью. Но он никогда не видел... он бывал в университете, когда я обычно ходил там, распевая и танцуя под дождем. Мне всегда приходилось останавливаться у последнего бунгало. Последнее бунгало было его; его жена и дети всегда ждали меня. Всякий раз, когда бывал дождь, все они стояли на веранде, ожидая меня. Я махал им, а они махали мне... нас не знакомили друг с другом; я не знал, что это была семья профессора Шриваставы. А они думали, что я. наверное, сумасшедший... Однажды профессор Шривастава сказал мне: «Я хочу, чтобы вы встретились с моей семьей, прежде чем покинете университет». Я сказал: «Я приду, когда вам будет угодно». Он предложил: «Почему бы не сегодня?» Итак, он взял меня к себе в автомобиль и позвонил предупредить семью: «Я веду особого гостя». Семья ожидала особого гостя. Когда они увидели меня, все рассмеялись и убежали в дом!

Профессор Шривастава был сильно сконфужен. Он сказал мне: «Простите, тут, похоже, какое-то недоразумение». Я сказал: «Нет, тут некое понимание!»

Он произнес: «Понимание?» Я сказал: «Это ваша семья? Мы прекрасно знакомы. Они считают меня сумасшедшим, я считаю сумасшедшими их - мы машем друг другу...» Он сказал: «Вы никогда не рассказывали мне!» Я сказал: «Я же не знал, что это была ваша семья». Он провел меня внутрь, вызвал всех и спросил: «Почему вы смеетесь?» Они сказали: «Мы смеемся уже почти два года! Это странный молодой человек». Его жена сказала: «Когда идет дождь, он всегда приходит, распевая, танцуя, один на улице; он останавливается как раз перед нашим бунгало, и мы машем друг другу. Так мы прекрасно познакомились. Мы думаем, он сумасшедший, и знаем, он считает сумасшедшими нас, ведь с чего бы это нам ждать? Мы ожидаем часами».

Доктор Шривастава сказал: «Удивительно. Я думал представить вас своей семье, но они знают вас лучше меня! Почему вы никогда не говорили мне? »

Я сказал: «Я просил многих профессоров сопровождать меня, это такая радость, но они говорят: "Это выглядит совсем нелепо. Если какие-то студенты "или профессора увидят, может быть риск даже для нашей работы. Вам терять нечего, во всяком случае, весь университет считает вас странным. Вы можете позволить себе это, мы не можем". Вот почему я не говорил ничего вам. Вы человек пожилой, вам бы не понравилась эта идея». Он сказал: «Идея мне нравится чрезвычайно, но я не могу выйти плясать под дождь - даже моя семья подумает: "Боже мой! Тот молодой человек испортил нашего отца, нашего мужа"».

Я сказал: «Это и есть все мое дело, — портить. Это было делом Сократа, - портить, - это и мое дело тоже».

Солнце отразилось

в струях дождя,

зависнув на один миг, никогда не видимое снова.

Поэт говорит: «Только потому, что это преходяще и вы никогда не сталкиваетесь с ним опять, нет резона отказываться от этого. Радуйтесь этому. Луна, солнце, дождь... они все настолько прекрасны». Не нужно отвергать ничего.

Вы должны быть центрированы в своем существе; тогда весь мир ваш. Вот почему я говорю, что моя философия - это философия Зорбы Будды. Зорба наслаждался всем во внешнем мире, но у него не было идеи внутреннего. Он плясал под дождем, он плясал на пляже в ночь полнолуния... Его хозяином был тощий человек, всегда страдающий головной болью, желудком, тем или другим. А Зорба был бедным слугой. Однажды в ночь полнолуния Зорба пошел к своему хозяину и сказал: «Хозяин, только одно с тобой не так: ты думаешь слишком много. Идем со мной!» И прежде чем хозяин смог сказать «нет», Зорба просто вытянул его на пляж. Было абсолютно тихо. На пляже не было никого в полночь полнолуния. И Зорба заиграл на своем инструменте, танцуя и держа хозяина за руку, так что хозяину тоже пришлось танцевать, озираясь вокруг, не подглядывает ли кто.

Наконец он получил послание. Оно прошло через руку Зорбы. Его танец, его радость, его игра на инструменте... что-то произошло с хозяином. Зорба отпустил его, а тот продолжал плясать. Зорба вернулся в дом, а хозяин продолжал плясать.

Рано утром Зорба возвратился и сказал: «Возвращайся. Скоро люди будут просыпаться». Хозяин сказал: «Ты излечил мена от всех моих болезней. Все они были созданы умом. Ты был прав, я рассуждаю слишком много. Отныне и впредь я постараюсь не рассуждать. Мне тоже хочется видеть то пространство, которое раскрывается, когда мышления нет совсем». Зорба не осознавал внутреннее; он жил внешним. Это очень хорошо, но это только половина. Будда жил внутренним; это очень хорошо, но это только половина. Я хочу дать вам целое, потому что по мне только целое свято; все другое — профанация.

Маниша спросила:

Любимый Учитель,

Ты говорил прошлым вечером об Америке - о ее крово жадности и разрушительности. В чем причина привлекатель­ности разрушения по сравнению с созиданием?

Маниша, причина привлекательности разрушения по сравнению с созиданием очень проста. Разрушению не нужна дисциплина, разрушению не нужно образование, разрушению не нужны медитация, любовь. Созиданию нужен разум. Ему нужна медитативность, ему нужна любовь - любовь во всей своей чистоте. Оно нуждается в восприятии прекрасного, ему необходима радость от созидания чего-то - возможно, просто розовый куст, живопись или маленькое стихотворение, но созиданию необходимо, чтобы ваше целостное существо было вовлечено в него. Необходимо, чтобы все ваше сознание растворилось в нем. Разрушение не требует от вас ничего. Даже животные могут разрушать, даже безумцы могут разрушать, даже отсталые люди могут разрушать. В этом и заключается причина влечения к разрушению, а не к созиданию. Но это уродливо. Когда вы разрушаете нечто, вы к тому же разрушаете и себя, запомните. А когда вы создаете нечто — песню, танец, — вы к тому же созидаете и себя. Вы открываете новые измерения своего существа. Чем более вы созидательны, тем ближе подходите вы к своей сущности, ближе к своему потенциалу. Ваши полеты в открытом небе... это блаженство недоступно разрушительному человеку. Только созидающий знает гималайские пики любви, блаженства, великолепия... истины, красоты - всего, что есть благо, всего, что есть Бог.

Время Сардара Гурудайяла Сингха.

Полдень в Вашингтонском зоопарке.

- Глянь на того, - говорит Марта, - он пялится на нас через решетку. Уж не разумен ли он?

- Ага, — говорит Джордж. - Тут что-то совсем странное.

- Да, он тоже ходит на своих задних ногах, - замечает Джордж, - и размахивает руками.

- Вот, — говорит Марта, - он получил арахис. Посмотрим, что он сделает с ним.

- Боже мой! - говорит Джордж. — Ты поверишь в это? Он знает достаточно, чтобы снять скорлупу, прежде чем есть его - совсем как мы.

- Тот другой, самка, да? - спрашивает Марта.

- Послушай, что она болтает ему. Похоже, он все-таки не обращает на нее большого внимания.

- Она, наверное, его подруга, - говорит Джордж.

- Они выглядят немного грустными, правда? - спраши­вает Марта.

- В самом деле, - соглашается Джордж. - Полагаю, они желают быть здесь с нами, с гориллами!

Пэдди и Симус как-то в городе зашли позавтракать в фешенебельный ресторан. Они насладились традиционным ирландским завтраком из семи блюд и шести бокалов пива с куском сыра и получили счет.

Пэдди ощупывает свои карманы в поисках бумажника.

- Ах! Иисус! - говорит он. - Я оставил свои деньги. Симус, одолжишь мне немного?

Симус шарит у себя в карманах, а потом поднимает глаза:

- Ты представляешь, Пэдди, я оставил свои деньги тоже!

- Что же нам делать?

Несколько минут спустя Пэдди и Симус подходят к столику кассира, громко споря.

- Давай, я оплачу это, - говорит Пэдди.

- Нет! - требует Симус. - Я хочу платить! Они спорят минут пять перед растерявшимся кассиром, а потом Пэдди поворачивается к нему и говорит:

- Послушайте, как по-вашему, кто должен платить за это?

- Не знаю, - говорит кассир. - Не имеет никакого значения, кто заплатит за это.

- Ладно, в таком случае, - говорит Пэдди, помахивая рукой из дверей, - вы и заплатите!

Температура супружества:

День свадьбы - сто градусов. Лихорадит. Джимми: «Сладкая моя конфетка». Джуди: «Милый мой голубок».

День спустя - пятьдесят градусов. Жара. Джимми: «Моя драгоценность». Джуди: «Любовь моя».

Два дня спустя - двадцать пять градусов. Тепло. Джимми: «Прелестнейшая». Джуди: «Милый».

Три дня спустя - пятнадцать градусов. Тепловато. Джимми: «Любимая». Джуди: «Дорогой».

Четыре дня спустя -пять градусов. Прохладно. Джимми: «Джудит». Джуди: «Джеймс».

Пять дней спустя - ноль градусов. Совсем прохладно. Джимми: «Мадам!» Джуди: «Сэр!»

Шесть дней спустя - ниже точки замерзания. Лед. Джимми: «Стерва!» Джуди: «Ублюдок!»

На седьмой день - минус двадцать градусов! Очень холодно.

Джимми: «Провались!» - Бах! Джуди: «Пошел ты...!» - Трах!

Два дня после бури — оттепель. Джимми: «Ох, Джуди. 0х1 Ox! Ox!» Джуди: «Ах, Джимми. Ax! Ax! Ax!»

Ниведано...

Ниведано...

Будьте безмолвны.

Закройте глаза.