Из трактата «о началах» (230 г.)

Смыслы и толкования

ВОПРОСЫ

1. Как различали и объясняли смысловые уровни священных книг Ориген, Николай Лирский, Данте Алигьери? Правомерно ли таким же образом толковать художественные тексты?

2. Что такое экзегеза? Какие изменения произошли в истории экзегетики?

3. В чем существенное различие «экзегезы» и «эйсегезы»?

4. Синонимичны ли понятия «экзегеза» и «герменевтика»?

5. Можно ли считать экзегетику наукой?

6. Существует ли запрет на самовольное толкование священных текстов?

7. В чем различие типологии и аллегории? Являются ли типологический и аллегорический методы экзегезой?

8. На чем основан метод нумерологии?

9. В чем, по-вашему, заключаются проблемы современной экзегетики?

ТЕКСТЫ

Ориген(ок. 185 — ок. 254)

Из трактата «О НАЧАЛАХ» (230 г.)

Итак, способ чтения Писаний и отыскания смысла их, предлагаемый нами, основывается на самих изречениях (Писания) и состоит в следующем. У Соломона в Притчах мы находим такое предписание относительно божественных догматов, записанных (в священных книгах): «Не писал ли я тебе трижды в советах и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (Притч. 22,21). Следовательно, мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом: простой верующий должен назидаться как бы плотью Писания (так мы называем наиболее доступный смысл); сколько-нибудь совершенный (должен назидаться) как бы душою его; а еще более совершенный и подобный тем, с которых говорит апостол: «Мудрость же мы проповедуем среди совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих. Но проповедуем Премудрость Божью, тайную, сокровенную, которую предназначал Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал» (I Кор. 2.6-7), - такой человек должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ. Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, состоит из тела, души и духа.

Николай Лирский(ок. 1270-1340)

[Предисловие к Glossa ordinaria]

Особенность этой книги [Библии] — то, что в ней одна "буква" содержит несколько смыслов. Объясняется это тем, что Сам Бог есть изначальный автор сей книги, в Его же власти не только использование слов для обозначения чего-либо (что даже и люди способны делать и делают), но и то, что Он и самые вещи, обозначаемые словами, использует для обозначения Других вещей. Поэтому со всеми книгами эту объединяет то, что в ней нечто обозначается словами, а особенность ее— в том, что вещи, обозначаемые словами, в ней обозначают нечто Другое. Итак, в соответствии с первым родом знаменования, при посредстве слов, постигается буквальный, или исторический смысл, в соответствии же со вторым, при посредстве самих вещей, постигается таинственный, или духовный смысл, подразделяемый на три вида. Ибо если вещи, обозначенные словами, приводятся для обозначения того, во что надлежит веровать в Новом Законе, то так постигается аллегорический смысл, а если для обозначения того, что должны делать мы сами, то это моральный, или тропологический смысл, если же для обозначения того, на что надлежит уповать в будущем блаженстве, то это анагогический смысл.

Данте Алигьери(1265-1321)

Из трактата «ПИР» (XIV в.)

…писания могут быть поняты и должны с величайшим напряжением толковаться в четырех смыслах. Первый называется буквальным, [и это тот смысл, который не простирается дальше буквального значения вымышленных слов,-- таковы басни поэтов. Второй называется аллегорическим]; он таится под покровом этих басен и является истиной, скрытой под прекрасной ложью; так, когда Овидий говорит, что Орфей своей кифарой укрощал зверей и заставлял деревья и камни к нему приближаться, это означает, что мудрый человек мог бы властью своего голоса укрощать и усмирять жестокие сердца и мог бы подчинять своей воле тех, кто не участвует в жизни науки и искусства; а те, кто не обладает разумной жизнью, подобны камням. В предпоследнем трактате будет показано, почему мудрецы прибегали к этому сокровенному изложению мыслей. Правда, богословы понимают этот смысл иначе, чем поэты; но здесь я намерен следовать обычаю поэтов и понимаю аллегорический смысл согласно тому, как им пользуются поэты. Третий смысл называется моральным, и это тот смысл, который читатели должны внимательно отыскивать в писаниях на пользу себе и своим ученикам. Такой смысл может быть открыт в Евангелии, например когда рассказывается о том, как Христос взошел на гору, дабы преобразиться, взяв с собою только трех из двенадцати апостолов, что в моральном смысле может быть понято так: в самых сокровенных делах мы должны иметь лишь немногих свидетелей.

Четвертый смысл называется анагогическим, то есть сверхсмыслом, или духовным объяснением писания; он остается [истинным] также и в буквальном смысле и через вещи означенные выражает вещи наивысшие, причастные вечной славе, как это можно видеть в том псалме Пророка, в котором сказано, что благодаря исходу народа Израиля из Египта Иудея стала святой и свободной. В самом деле, хотя и очевидно, что это истинно в буквальном смысле, все же не менее истинно и то, что подразумевается в духовном смысле, а именно что при выходе души из греха в ее власти стать святой и свободной. Объясняя все это, смысл буквальный всегда должен предшествовать остальным, ибо в нем заключены и все другие и без него было бы невозможно и неразумно добиваться понимания иных смыслов, в особенности же аллегорического. Это невозможно потому, что в каждой вещи, имеющей внутреннее и внешнее, нельзя проникнуть до внутреннего, если предварительно не коснуться внешнего; и так как [буквальное значение] есть всегда внешнее, невозможно понять иные значения, в особенности аллегорическое, не обратясь предварительно к буквальному. Далее, это невозможно и потому, что в каждой вещи, как созданной природой, так и созданной с помощью искусства, невозможно обратиться к форме прежде, чем будет определено содержание, на котором должна зиждиться форма, подобно тому как невозможно получить форму золота, если материя, то есть его субъект, не выработана и не заготовлена; или получить форму ящика, если материя, то есть дерево, предварительно не выработана и не заготовлена. Буквальное значение всегда служит предметом и материей для других, в особенности для аллегорического. Поэтому невозможно достигнуть познания других значений, минуя познание буквального. Далее, это невозможно и потому, что в каждую вещь, будь то создание природы или рук человеческих, невозможно углубиться, не заложив предварительно основания, как в доме или в науке; и так как доказательство есть обоснование науки, а буквальное доказательство есть основание других доказательств, в особенности же доказательства аллегорического, то невозможно приступить к другим, минуя буквальное.

Далее, если даже допустить, что так поступить возможно, то это было бы неразумно и не по порядку, а потому путь этот был бы очень трудным и сопряженным с очень многими ошибками. Следовательно, как говорит Философ в первой книге "Физики", природа требует, чтобы познание наше продвигалось по порядку, а именно от того, что мы знаем лучше, к тому, что мы знаем менее хорошо; я утверждаю, что природа этого требует, поскольку такой путь познания присущ нам от рождения. А потому, если другие смыслы, кроме буквального, менее понятны, а они, как это вполне очевидно, менее понятны,-- было бы неразумным приступать к их обоснованию прежде, чем будет обоснован буквальный. Итак, исходя из этих соображений, я буду по поводу каждой канцоны по порядку рассуждать сначала о буквальном значении, а после него о ее аллегории, то есть о сокровенной истине; а иной раз я при случае коснусь и других смыслов в зависимости от требований времени и места.

ПОСОБИЯ

ЧТО ТАКОЕ ЭКЗЕГЕЗА?

Энциклопедия Кольера

Термин «экзегеза» происходит от греческого слова exegesis (буквально «выведение»), со временем получившего специальное значение – «разъяснение», или «толкование». Такое словоупотребление засвидетельствовано уже для греческого языка классической эпохи. Экзегеза – одновременно и наука и искусство, и ее объектом могут выступать как священные, так и светские тексты. Наряду с толкованиями платоновских, гомеровских или шекспировских текстов существует также библейская экзегеза; во всех случаях задача экзегета заключается в том, чтобы как можно более точно и полно выявить смысл, вложенный в текст его автором. Еврейская традиция истолкования Священного Писания восходит по крайней мере к эпохе Ездры. Тора (Закон Моисеев) требовала определенной интерпретации, что привело к возникновению особого сословия «книжников» – учителей и толкователей Закона. Однако столь важная задача не могла осуществляться исключительно за счет умения или одаренности отдельных толкователей, поэтому со временем были выработаны формальные принципы и правила толкования и возникли школы экзегезы. В эпоху Иисуса Христа наиболее влиятельными толкователями Торы были фарисеи, и их интерпретация Закона, получившая окончательное выражение в Мишне, получила в иудаизме нормативный статус. Филон Александрийский, испытавший значительное влияние греческой философской и культурной традиции, разработал изощренный метод аллегорической библейской экзегезы, призванной продемонстрировать, что все писания Ветхого Завета имеют не только буквальный, но и более глубокий, «духовный» смысл, не противоречащий идеям греческой философии.

Филон оказал влияние на двух великих христианских учителей – Климента Александрийского и Оригена, основателей александрийской экзегетической школы. В основе оригеновского метода аллегорической экзегезы лежало традиционное христианское учение о том, что Ветхий Завет раскрывается в Новом Завете. Другая христианская экзегетическая школа, антиохийская, выступила с критикой александрийской аллегорезы, усматривавшей в каждом стихе ветхозаветных Писаний символические указания на Христа. Однако, несмотря на оправданность подобной критики, обе школы исходили из традиционного представления о том, что Ветхий Завет пророчески подготовил пришествие Христа и что поэтому ветхозаветные тексты должны получить новое осмысление.

Новейшие исследования позволили в полной мере оценить значение средневековой экзегезы Священного Писания, особенно экзегезы сен-викторской школы. Гуго Сен-Викторский считал, что «буквальный» смысл всегда должен лежать в основе «духовного» смысла. Другой представитель той же школы, Андрей Сен-Викторский, сосредоточился почти исключительно на уяснении «буквального» смысла Библии. Фома Аквинский, проведя строгое разграничение между «буквальным» и «духовным» смыслом Писания, настаивал на самостоятельной ценности и важности прежде всего «буквального» смысла. В эпоху Реформации и Контрреформации появляется значительное число экзегетических сочинений – как протестантских, так и католических.

Однако только в начале 19 в. возникает библейская экзегетика как научная дисциплина. Ее расцвет был обусловлен бурным развитием библейской археологии, филологии, исторической науки, текстологической критики и литературного анализа, результаты и достижения которых учитывала библейская экзегеза. Вместе с тем современные экзегеты столкнулись с резкой критикой со стороны определенных кругов, считавших недопустимой такую интерпретацию библейских текстов, которая фактически пренебрегала собственно теологическим содержанием божественного Откровения. И в протестантской, и в католической, и в еврейской среде высказывалось мнение о настоятельной потребности в такой экзегезе Св. Писания, которая была бы теологической и в то же время строго научной. В настоящее время большинство исследователей согласны в том, что задачи библейской экзегезы не исчерпываются историческим и критическим анализом, поскольку библейские тексты обладают теологическим содержанием и проникнуты религиозным духом, что предполагает восприятие их с религиозной точки зрения.

Современные подходы к методам и целям библейской экзегезы обнаруживают значительное сходство. Все признают важную роль текстологии, позволяющей реконструировать достоверный текст, а также необходимость учитывать чисто литературные формы той или иной библейской книги (или отдельного фрагмента). Все современные экзегеты могут согласиться с папой Пием XII, который в энциклике Divino afflante Spiritu (1943) указал, что «толкователю Библии необходимо мысленно перенестись в далекую эпоху истории Востока и с помощью исторической науки, археологии, этнографии и других наук точно определить, какими литературными формами хотели воспользоваться древние авторы и какими они воспользовались в действительности». Иными словами, современный библейский экзегет обязан использовать в своей работе весь научный инструментарий, чтобы по возможности уяснить тот смысл, который вкладывали в свои тексты сами библейские авторы. Кроме того, христианские экзегеты согласны в том, что Ветхий и Новый Заветы необходимо рассматривать в их взаимосвязи.

А.С. Десницкий

Экзегеза и эйсегеза

Любой древний текст нуждается в истолковании: читатель ожидает от специалистов неких пояснений и комментариев, раскрывающих точное значение неясных слов и выражений. Но когда этот древний текст получает статус Священного Писания, он обретает новое измерение. Теперь его читатели и почитатели не столько стремятся понять, что значил он когда-то, в момент своего создания, сколько заинтересованы в его применении к своей собственной ситуации.

Применительно к Библии такое истолкование обычно называют экзегезой, от др.-греч. εξηγησις "толкование", букв, "выведение" (смысла из текста). Надо сразу заметить, что экзегеза — далеко не единственный вид толкования, ее иногда противопоставляют эйсегезе, от др.- греч. εισηγησις "введение" (смысла в текст). Говоря очень упрощенно, экзегеза задается вопросом «что на самом деле этот текст имеет в виду», а эйсегеза — «о чем мы можем подумать в связи в этим текстом». Эйсегеза — это не только недобросовестное толкование (что тоже не редкость), это и любое переосмысление текста. Часто по такой модели строится проповедь, где библейские персонажи и события становятся поводом для разговора о насущных проблемах современных верующих.

Поэтому эйсегеза — это далеко не всегда плохо. Но эта книга имеет дело с экзегезой; теоретические и методологические рассуждения о том, как следует ей заниматься, принято называть экзегетикой. Другое известное слово — герменевтика, или наука истолкования, от др.-греч. ἑρμηνεύω "истолковываю, перевожу". Часто эти два слова используют как синонимы, но обычно их все-таки разграничивают: экзегетика занимается истолкованием конкретных мест, а герменевтика — обсуждением общих вопросов (как происходит понимание, что на него влияет, какие из этого следуют выводы и т.д.). Такой терминологии мы будем придерживаться и в этой книге.

Иногда экзегетикой также называют истолкование текста в его изначальном контексте, т.е. поиски того смысла, который предположительно вкладывал в него автор, а герменевтикой — его прочтение другими аудиториями, т.е. выведение из него новых смыслов. Но в нашей терминологии такой подход следовало бы назвать эйсегетическим, а не герменевтическим. Впрочем, употребление этих терминов в любом случае достаточно условно.

Можно ли считать экзегетику наукой? Видимо, до некоторой степени можем: она оперирует объективными данными и ее выводы могут быть проверены критерием фальсифицируемости, т.е. принципиально возможно доказать неправильность тех или иных выводов. Правда, при этом экзегетические выводы практически не бывают верифицируемыми, т.е. невозможно объективно доказать их правоту. Но примерно то же самое можно сказать и о большинстве других гуманитарных наук: история или филология обычно не подразумевают экспериментальной проверки теорий. Зато можно установить, существуют ли факты, принципиально противоречащие данной теории, и если их нет, теория может быть признана имеющей право на существование.

В то же время в экзегетике многое зависит от самого человека — среди множества возможных методов и моделей он выбирает одно и отвергает другое, в зависимости от собственных склонностей, интересов, стоящих перед ними задач. В этом отношении экзегетика может напоминать скорее искусство или ремесло, нежели строгое научное знание.

К тому же необходимо понимать, что экзегетические методы — инструмент, и как всякий инструмент они могут использоваться по-разному. В своих «Диалогах об Антихристе» B.C. Соловьев предположил, что Антихрист получит ученую степень Тюбингенского университета за свою новаторскую работу по экзегетике; и когда кардинала Й. Ратцингера (будущего римского папу Бенедикта XVI) пригласили прочитать в Нью-Йорке лекцию о современной экзегетике, он начал ее именно с этого примера[2]. А когда он, спустя годы, написал целую книгу о Христе[3], он и там привел этот пример, настолько он ему показался важным.

В самом деле, мы знаем, как чтение и толкование библейских текстов может служить оправданием для самых неприглядных действий — все изуверские сектантские практики обычно основываются на тщательно отобранных и перетолкованных цитатах из Библии. Можно вспомнить и о том, как истребление индейцев в Америке оправдывались ссылками на книгу Иисуса Навина, а жесткости рабства или крепостного права — на слова апостола Павла «рабы, повинуйтесь господам своим» (Ефес 6:5).

Российский ученый Е.М. Верещагин заметил: «Богословствования и интерпретации Библии в безвоздушном пространстве нет и быть не может... Строгая наука никогда не установит единого текста для всего Священного Писания; строгая наука, тем более никогда, даже к бесспорно установленным фрагментам библейских текстов, не лишит переводчика возможности выбора вариантов» [4]. Пожалуй, это некоторое преувеличение: в Библии достаточно таких мест, где текстуальные разночтения отсутствуют или крайне незначительны, и интерпретация на первичном, поверхностном, уровне тоже не дает особых вариантов выбора. Но в целом Верещагин прав: человеческие предпочтения и установки играют огромную роль, даже когда мы их за собой не замечаем. Чтобы получить ответ, необходимо сначала сформулировать вопрос, эта формулировка зависит исключительно от нас, а от нее, в свою очередь, будет во многом зависеть и ответ.

Более позитивно выразил эту мысль англичанин Дж. Данн: «Наше восприятие того, что есть в тексте, всегда будет зависеть от того "банка" языка и опыта, откуда мы черпаем средства, чтобы оплатить прочитанные слова и фразы. Наше понимание всегда будет ограничено нашими горизонтами, пусть даже эти горизонты со временем расширяются. Если с самого начала мы не можем понять, каковы наши горизонты, мы можем хотя бы признать, что наш кругозор ими ограничен» [5].

Примерно то же самое сказал до Верещагина и Данна будущий римский папа Й. Ратцингер: «Экзегетика как наука должна признавать философский элемент, присутствующий в большинстве ее базовых правил, и вследствие этого она должна пересмотреть выводы, которые основаны на этих правилах» [6]. Далее он развивает эту мысль: экзегетику невозможно изучать как нечто стабильное, данное раз и навсегда, она неразрывно связана с историей идей и потому должна изучаться в своем развитии. Отметим, что в данном вопросе согласны между собой православный, протестант и католик. <…>

Смыслы и толкования

ВОПРОСЫ

1. Как различали и объясняли смысловые уровни священных книг Ориген, Николай Лирский, Данте Алигьери? Правомерно ли таким же образом толковать художественные тексты?

2. Что такое экзегеза? Какие изменения произошли в истории экзегетики?

3. В чем существенное различие «экзегезы» и «эйсегезы»?

4. Синонимичны ли понятия «экзегеза» и «герменевтика»?

5. Можно ли считать экзегетику наукой?

6. Существует ли запрет на самовольное толкование священных текстов?

7. В чем различие типологии и аллегории? Являются ли типологический и аллегорический методы экзегезой?

8. На чем основан метод нумерологии?

9. В чем, по-вашему, заключаются проблемы современной экзегетики?

ТЕКСТЫ

Ориген(ок. 185 — ок. 254)

Из трактата «О НАЧАЛАХ» (230 г.)

Итак, способ чтения Писаний и отыскания смысла их, предлагаемый нами, основывается на самих изречениях (Писания) и состоит в следующем. У Соломона в Притчах мы находим такое предписание относительно божественных догматов, записанных (в священных книгах): «Не писал ли я тебе трижды в советах и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (Притч. 22,21). Следовательно, мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом: простой верующий должен назидаться как бы плотью Писания (так мы называем наиболее доступный смысл); сколько-нибудь совершенный (должен назидаться) как бы душою его; а еще более совершенный и подобный тем, с которых говорит апостол: «Мудрость же мы проповедуем среди совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих. Но проповедуем Премудрость Божью, тайную, сокровенную, которую предназначал Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал» (I Кор. 2.6-7), - такой человек должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ. Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, состоит из тела, души и духа.

Николай Лирский(ок. 1270-1340)

[Предисловие к Glossa ordinaria]

Особенность этой книги [Библии] — то, что в ней одна "буква" содержит несколько смыслов. Объясняется это тем, что Сам Бог есть изначальный автор сей книги, в Его же власти не только использование слов для обозначения чего-либо (что даже и люди способны делать и делают), но и то, что Он и самые вещи, обозначаемые словами, использует для обозначения Других вещей. Поэтому со всеми книгами эту объединяет то, что в ней нечто обозначается словами, а особенность ее— в том, что вещи, обозначаемые словами, в ней обозначают нечто Другое. Итак, в соответствии с первым родом знаменования, при посредстве слов, постигается буквальный, или исторический смысл, в соответствии же со вторым, при посредстве самих вещей, постигается таинственный, или духовный смысл, подразделяемый на три вида. Ибо если вещи, обозначенные словами, приводятся для обозначения того, во что надлежит веровать в Новом Законе, то так постигается аллегорический смысл, а если для обозначения того, что должны делать мы сами, то это моральный, или тропологический смысл, если же для обозначения того, на что надлежит уповать в будущем блаженстве, то это анагогический смысл.

Данте Алигьери(1265-1321)

Из трактата «ПИР» (XIV в.)

…писания могут быть поняты и должны с величайшим напряжением толковаться в четырех смыслах. Первый называется буквальным, [и это тот смысл, который не простирается дальше буквального значения вымышленных слов,-- таковы басни поэтов. Второй называется аллегорическим]; он таится под покровом этих басен и является истиной, скрытой под прекрасной ложью; так, когда Овидий говорит, что Орфей своей кифарой укрощал зверей и заставлял деревья и камни к нему приближаться, это означает, что мудрый человек мог бы властью своего голоса укрощать и усмирять жестокие сердца и мог бы подчинять своей воле тех, кто не участвует в жизни науки и искусства; а те, кто не обладает разумной жизнью, подобны камням. В предпоследнем трактате будет показано, почему мудрецы прибегали к этому сокровенному изложению мыслей. Правда, богословы понимают этот смысл иначе, чем поэты; но здесь я намерен следовать обычаю поэтов и понимаю аллегорический смысл согласно тому, как им пользуются поэты. Третий смысл называется моральным, и это тот смысл, который читатели должны внимательно отыскивать в писаниях на пользу себе и своим ученикам. Такой смысл может быть открыт в Евангелии, например когда рассказывается о том, как Христос взошел на гору, дабы преобразиться, взяв с собою только трех из двенадцати апостолов, что в моральном смысле может быть понято так: в самых сокровенных делах мы должны иметь лишь немногих свидетелей.

Четвертый смысл называется анагогическим, то есть сверхсмыслом, или духовным объяснением писания; он остается [истинным] также и в буквальном смысле и через вещи означенные выражает вещи наивысшие, причастные вечной славе, как это можно видеть в том псалме Пророка, в котором сказано, что благодаря исходу народа Израиля из Египта Иудея стала святой и свободной. В самом деле, хотя и очевидно, что это истинно в буквальном смысле, все же не менее истинно и то, что подразумевается в духовном смысле, а именно что при выходе души из греха в ее власти стать святой и свободной. Объясняя все это, смысл буквальный всегда должен предшествовать остальным, ибо в нем заключены и все другие и без него было бы невозможно и неразумно добиваться понимания иных смыслов, в особенности же аллегорического. Это невозможно потому, что в каждой вещи, имеющей внутреннее и внешнее, нельзя проникнуть до внутреннего, если предварительно не коснуться внешнего; и так как [буквальное значение] есть всегда внешнее, невозможно понять иные значения, в особенности аллегорическое, не обратясь предварительно к буквальному. Далее, это невозможно и потому, что в каждой вещи, как созданной природой, так и созданной с помощью искусства, невозможно обратиться к форме прежде, чем будет определено содержание, на котором должна зиждиться форма, подобно тому как невозможно получить форму золота, если материя, то есть его субъект, не выработана и не заготовлена; или получить форму ящика, если материя, то есть дерево, предварительно не выработана и не заготовлена. Буквальное значение всегда служит предметом и материей для других, в особенности для аллегорического. Поэтому невозможно достигнуть познания других значений, минуя познание буквального. Далее, это невозможно и потому, что в каждую вещь, будь то создание природы или рук человеческих, невозможно углубиться, не заложив предварительно основания, как в доме или в науке; и так как доказательство есть обоснование науки, а буквальное доказательство есть основание других доказательств, в особенности же доказательства аллегорического, то невозможно приступить к другим, минуя буквальное.

Далее, если даже допустить, что так поступить возможно, то это было бы неразумно и не по порядку, а потому путь этот был бы очень трудным и сопряженным с очень многими ошибками. Следовательно, как говорит Философ в первой книге "Физики", природа требует, чтобы познание наше продвигалось по порядку, а именно от того, что мы знаем лучше, к тому, что мы знаем менее хорошо; я утверждаю, что природа этого требует, поскольку такой путь познания присущ нам от рождения. А потому, если другие смыслы, кроме буквального, менее понятны, а они, как это вполне очевидно, менее понятны,-- было бы неразумным приступать к их обоснованию прежде, чем будет обоснован буквальный. Итак, исходя из этих соображений, я буду по поводу каждой канцоны по порядку рассуждать сначала о буквальном значении, а после него о ее аллегории, то есть о сокровенной истине; а иной раз я при случае коснусь и других смыслов в зависимости от требований времени и места.

ПОСОБИЯ

ЧТО ТАКОЕ ЭКЗЕГЕЗА?

Энциклопедия Кольера

Термин «экзегеза» происходит от греческого слова exegesis (буквально «выведение»), со временем получившего специальное значение – «разъяснение», или «толкование». Такое словоупотребление засвидетельствовано уже для греческого языка классической эпохи. Экзегеза – одновременно и наука и искусство, и ее объектом могут выступать как священные, так и светские тексты. Наряду с толкованиями платоновских, гомеровских или шекспировских текстов существует также библейская экзегеза; во всех случаях задача экзегета заключается в том, чтобы как можно более точно и полно выявить смысл, вложенный в текст его автором. Еврейская традиция истолкования Священного Писания восходит по крайней мере к эпохе Ездры. Тора (Закон Моисеев) требовала определенной интерпретации, что привело к возникновению особого сословия «книжников» – учителей и толкователей Закона. Однако столь важная задача не могла осуществляться исключительно за счет умения или одаренности отдельных толкователей, поэтому со временем были выработаны формальные принципы и правила толкования и возникли школы экзегезы. В эпоху Иисуса Христа наиболее влиятельными толкователями Торы были фарисеи, и их интерпретация Закона, получившая окончательное выражение в Мишне, получила в иудаизме нормативный статус. Филон Александрийский, испытавший значительное влияние греческой философской и культурной традиции, разработал изощренный метод аллегорической библейской экзегезы, призванной продемонстрировать, что все писания Ветхого Завета имеют не только буквальный, но и более глубокий, «духовный» смысл, не противоречащий идеям греческой философии.

Филон оказал влияние на двух великих христианских учителей – Климента Александрийского и Оригена, основателей александрийской экзегетической школы. В основе оригеновского метода аллегорической экзегезы лежало традиционное христианское учение о том, что Ветхий Завет раскрывается в Новом Завете. Другая христианская экзегетическая школа, антиохийская, выступила с критикой александрийской аллегорезы, усматривавшей в каждом стихе ветхозаветных Писаний символические указания на Христа. Однако, несмотря на оправданность подобной критики, обе школы исходили из традиционного представления о том, что Ветхий Завет пророчески подготовил пришествие Христа и что поэтому ветхозаветные тексты должны получить новое осмысление.

Новейшие исследования позволили в полной мере оценить значение средневековой экзегезы Священного Писания, особенно экзегезы сен-викторской школы. Гуго Сен-Викторский считал, что «буквальный» смысл всегда должен лежать в основе «духовного» смысла. Другой представитель той же школы, Андрей Сен-Викторский, сосредоточился почти исключительно на уяснении «буквального» смысла Библии. Фома Аквинский, проведя строгое разграничение между «буквальным» и «духовным» смыслом Писания, настаивал на самостоятельной ценности и важности прежде всего «буквального» смысла. В эпоху Реформации и Контрреформации появляется значительное число экзегетических сочинений – как протестантских, так и католических.

Однако только в начале 19 в. возникает библейская экзегетика как научная дисциплина. Ее расцвет был обусловлен бурным развитием библейской археологии, филологии, исторической науки, текстологической критики и литературного анализа, результаты и достижения которых учитывала библейская экзегеза. Вместе с тем современные экзегеты столкнулись с резкой критикой со стороны определенных кругов, считавших недопустимой такую интерпретацию библейских текстов, которая фактически пренебрегала собственно теологическим содержанием божественного Откровения. И в протестантской, и в католической, и в еврейской среде высказывалось мнение о настоятельной потребности в такой экзегезе Св. Писания, которая была бы теологической и в то же время строго научной. В настоящее время большинство исследователей согласны в том, что задачи библейской экзегезы не исчерпываются историческим и критическим анализом, поскольку библейские тексты обладают теологическим содержанием и проникнуты религиозным духом, что предполагает восприятие их с религиозной точки зрения.

Современные подходы к методам и целям библейской экзегезы обнаруживают значительное сходство. Все признают важную роль текстологии, позволяющей реконструировать достоверный текст, а также необходимость учитывать чисто литературные формы той или иной библейской книги (или отдельного фрагмента). Все современные экзегеты могут согласиться с папой Пием XII, который в энциклике Divino afflante Spiritu (1943) указал, что «толкователю Библии необходимо мысленно перенестись в далекую эпоху истории Востока и с помощью исторической науки, археологии, этнографии и других наук точно определить, какими литературными формами хотели воспользоваться древние авторы и какими они воспользовались в действительности». Иными словами, современный библейский экзегет обязан использовать в своей работе весь научный инструментарий, чтобы по возможности уяснить тот смысл, который вкладывали в свои тексты сами библейские авторы. Кроме того, христианские экзегеты согласны в том, что Ветхий и Новый Заветы необходимо рассматривать в их взаимосвязи.

А.С. Десницкий

Наши рекомендации