Память св. преподобномучеников иверских

Святые эти преподобномученики пострадали от папистов, разорявших святую Афонскую Гору в царствование византийского императора Михаила Палеолога (1260–1281 гг.). За дерзновенное обличение латиномудренных в ереси одни из мужественных иноков обители Иверской были ввержены еретиками в море, а другие отведены в плен.

Память их в Ивере совершается 13 мая. Общая же память св. новомучеников празднуется на св. Афонской Горе в неделю 2-ю по неделе Всех Святых.

Подробное сказание о сих св. преподобномучениках иверских см. в «Повести о нашествии папистов на Святую Гору», помещенной нами под 10 октября, во 2-й части Афонского Патерика.

МАЯ

Страдание святого преподобномученика Пахомия [136]

Святой преподобномученик Пахомий был родом из Малой России, сын благочестивых родителей. В молодости похитили его татары и продали одному турку, по ремеслу кожевеннику, который и увез его с собой в свою отчизну, в так называемое местечко Усаки, находящееся в области Филадельфийской (в Малой Азии). Мусульманин, научив юношу мастерству своему, всячески старался увлечь сего невинного в магометанство, но Пахомий, хорошо понимая ремесло и прилежно занимаясь им, гнушался и слышать не хотел о нечестивом учении Магомета. Напрасно неистовый турок употреблял палочные побои, угрозы и голод — юный Пахомий за благочестие выносил все это с радостью и твердостью духа. Таким образом, целых двадцать лет оставался он в рабстве и плену, служа жестокому господину с полным усердием и преданностью. Между тем, агарянин, видя, что не может подействовать на сердце мужественного юноши ни угрозами, ни побоями, ни пытками, пустился на сатанинские хитрости: у него была дочь-девица, и ее-то он задумал употребить орудием к увлечению Пахомия в отступничество от веры Христовой. Турок начал ласкать его, уговаривать и, предлагая ему в замужество дочь свою, обещался сделать полным наследником всего своего имущества, но девственный юноша с твердостью и презрением отверг ласки и предложения своего господина, предпочитая целомудрие всем сокровищам мира и повторяя в сердце своем апостольское слово: кто ны разлучит от любве Божия; скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или меч (Рим. 8, 35). Наконец, господин его, видя непреклонность его мысли, освободил его и дал ему позволение идти куда хочет. Пахомий прославил Господа и уже совсем было готовился в путь, как вдруг опасно заболел. Между тем, соседние турки, узнав о всем, что происходило с Пахомием, и не желая выпустить его из своих рук, захотели самую болезнь его употребить в свою пользу. Собравшись в дом, где лежал в болезни юноша, они ложно разгласили, что во время болезненных припадков он отрекся от Христа и дал им слово потурчиться, как скоро поправится в силах. Вследствие сего, когда он начал поправляться от болезни, его насильно одели в турецкое платье, не совершив, впрочем, обряда обрезания. Как ни отвращался, как ни отрицался и как ни проклинал Магомета и его учение Пахомий, турки слышать не хотели, твердя одно, что он уже однажды навсегда отрекся от своей веры и принадлежит их пророку. Делать было нечего: Пахомий в негодовании удалился оттуда в Смирну под видом купца, и оттуда, сбросив с себя турецкое платье, отправился на святую Афонскую Гору, где, близ Свято-Павловской обители, у одного добродетельного старца Иосифа, имевшего особенный дар рассуждения, и провел двенадцать лет в послушании, приняв от него ангельский образ и исповедав все, что с ним происходило и что случилось в минувшие годы. В это самое время в Кавсокаливском ските славился чудной жизнью преподобный Акакий. Пахомий неоднократно слышал о великом его подвижничестве и, желая по силам подражать ему и научиться опытом иночеству, переселился туда, шесть лет провел под руководством преподобного Акакия, питался трудами рук своих, так что наконец и сам сделался образцом истинно подвижнической жизни и украшением своего времени. Следствием сего и было то, что все его любили и пользовались назидательным примером жизни его.

Но между тем, как таким образом Пахомий восходил от силы в силу духовной жизни, сердце его невольно трепетало, когда смущенный помысл приводил ему на мысль — не отрекся ли он в самом деле Христа в болезненном припадке или в беспамятстве.

— Ведь без повода турки не могли же привязаться ко мне, — думал он, — и облечь меня в одежды зеленого цвета, который принадлежит собственно торжеству нечестивой их веры.

Долго не мог он преодолеть душевного своего волнения и наконец открылся в том своему духовному старцу, прося у него благословения на мученический подвиг. Старец, полагая, что это следствие гордости, а не благодатных действий Духа, укорил его, побранил и выгнал от себя. Несмотря, однако ж, на то, Пахомий в течение целого года докучал своему старцу желанием мученичества, и целый год старец бил его, уничижал и томил канонами, думая, что Пахомий страдает от духа гордости. Наконец, видя, что эта мысль не оставляет Пахомия, вместе с ним обратился с молитвой к Богу, прося открыть святую Его волю, а потом оба они обратились к советам известных тогда старцев, особенно же дивного Акакия, которые и благословили юношу на желаемый подвиг. Итак, Пахомий, в сопровождении своего старца Иосифа, отправился со Святой Горы к прежнему своему господину, в местечко Усаки. Там турки тотчас узнали Пахомия, и лишь только появился он, схватили его и представили к своему эфенди, начальнику местечка, объявляя, что Пахомий был в рабстве у их соседа и по собственной воле отрекся Христа, вследствие чего и принят ими в магометанство, и прилично одет, а теперь изменил своему слову и является в монашеском христианском платье.

— Правда ли это? — спросил эфенди Пахомия.

— Лжецы ложь и говорят, — дерзновенно отвечал святой мученик. — Даже и на мысль не приходило мне отречься Христа Бога истинного. Если бы и все бесчисленные виды мук истощили они надо мною и придумали разные роды смерти, ничто не заставило бы меня никогда отречься христианской веры, которую исповедую истинной, а вашу — ложной и нечестивой!

— Терять времени и слов с тобой нечего, — вскричал в бешенстве судья, — или сбрось с себя эти одежды и, как дал прежде слово, будь наш, или ждет тебя самая мучительная смерть. Выбирай любое!

Когда святой Пахомий избрал последнее, его отвели в темницу, где он и пробыл двое суток без пищи, без пития и без утешений со стороны христианского слова. Наконец, на третий день судьи решили умертвить святого. Эту весть передал ему тюремный надзиратель. С чувством невыразимой радости, прославляя Бога, выслушал эту весть святой мученик и всю следующую ночь провел в славословии и молитвенном подвиге. Утром, когда представили его к судье для конечного истязания, Пахомий с прежним дерзновением исповедал Господа Иисуса, за что и был отдан исполнителям смертного приговора. Когда повлекли его связанного на место казни, множество турок и христиан следовали за ним: первые из них неистовствовали над страстотерпцем, оплевывая и понося его, а последние, то есть христиане, желали видеть блаженную его кончину. Тогда как в тайной молитве молился за всех святой Пахомий и, достигнув места своей смерти, преклонил колена, палач не хотел обезглавить его и шептал ему вполголоса, чтоб не губил напрасно своей жизни, а лучше отрекся бы своего Христа и наслаждался земным блаженством, которое предоставляет ему Магомет и верные его рабы.

— Делай то, что тебе приказано, — отвечал святой Пахомий, — и не теряй напрасно времени!

И святая глава дивного страстотерпца была отсечена! Таким образом Пахомий получил славный венец мученичества: святые мощи его чрез три дня взяты были христианами и честно похоронены. А палач, едва только отсек голову мученика, тотчас взбесился, кричал и испускал пену, бегал по городу и после немногих дней умер. В то время, когда так торжественно и дивно страдал за Христа святой Пахомий, старец его Иосиф скрывался, опасаясь турок; потом узнав, что ученик его усечен, прославил Господа, пришел на место, где лежало страдальческое тело его, поклонился и, заливаясь слезами, сказал:

— Итак, мой возлюбленный Пахомий, ты достиг и получил желаемое; молись же теперь Господу о мне и о всех призывающих тебя в помощь.

Когда наконец похоронили святые мощи мученика и старец его Иосиф чрезвычайно тревожился мыслью, чтоб не проведали о нем турки, и когда от этой мысли трепетал он и ужасался, является ему в сонном видении Пахомий, осияваемый небесным светом, и весело говорит ему:

— Не бойся, старец! Ты будешь охранен!

Преподобный мученик Пахомий тогда же видимо прославлен был от Бога чудесами: одна христианка из тех мест, страдая от юности головной болезнью, с верой призвала в помощь преподобномученика Пахомия и, помазав болезненные части кровью его, совершенно исцелилась от долговременной своей болезни. В признательность за то она передала на святую Афонскую Гору известие о святом мученике и об исцелении своем, прося там написать святую икону его и прислать ей в благословение, что и было исполнено, в честь и память святого преподобномученика Пахомия, в славу же Христа Бога, со Отцом и Духом Святым славимого. Аминь.

Святой Пахомий пострадал 1730 года, 8 мая, в день Вознесения; однако память его в греческих минеях (изданных в Константинополе в 1842-43 гг.) положено праздновать в 21 день сего месяца. Святые мощи его находятся на острове Патмос, в монастыре святого Иоанна Богослова.

МАЯ

Память преподобного отца нашего Иоанникия, архиепископа Сербского [137]

Преподобный Иоанникий, сын благочестивых родителей, еще в юности оставил мир и по любви ко Господу нашему Иисусу Христу возлюбив целомудренное житие, принял на себя монашеский образ.

Он был учеником св. Саввы Второго [137], еще до избрания его на архиепископский престол Сербской Церкви, который очень любил преподобного за его добродетельное житие. Посему Иоанникий сопутствовал своему старцу св. Савве во Святой Град на поклонение живоносному гробу Господню. В Иерусалиме, по желанию св. Саввы, преподобный Иоанникий был рукоположен во диакона и затем удостоен и благодати священства. Возвратившись затем из путешествия, св. Савва и ученик его, преподобный Иоанникий, поселились в св. Афонской Горе, где довольно времени подвизались о Господе в пустынных трудах и постничестве, претерпевая гонения и скорби, а нередко и мучения от разорявших тогда Святую Гору безбожных разбойников-корсаров. Наконец, по смотрению Божию, св. Савва пожелал возвратиться в свое отечество Сербию, взял с собой и преподобного Иоанникия, с которым не хотел разлучаться, как со своим многолетним спостником и сподвижником. Но любовь к любезному уединению сильно влекла преподобного Иоанникия опять на Святую Гору. Страдания, принимаемые им там от варваров, преподобный вменял себе в подвиг, которым желал подражать Пострадавшему ради спасения мира — Господу. Посему с благословения преосвященного Саввы возвратился он на Афон к своим любезным трудам. По возвращении преподобный стал подвизаться еще усиленнее, так что житие его было хвалимо всеми живущими на Святой Горе, ибо видели его во всяком деле искусным и могущим послужить пользе многих, почему игумен Хиландарской лавры пожелал поставить его экономом сей обители; преподобный долго отрицался от такой многозаботливой обязанности, но, убежденный всем собором отцов, и не смея преслушаться данной ему заповеди, принял на себя сие послушание, а вскоре за тем, по желанию краля сербского, был поставлен собором Святой Горы и игуменом славной Хиландарской лавры. Немало потрудился преподобный в управлении честной Хиландарской лавры в те смутные и неспокойные времена: так Господь споспешествовал ему день ото дня скорбями и тяготами облегчиться от тяготы греховной, дабы, и владея земной властью, мог он явиться искусным во всем. Преподобный Иоанникий не оставлял своих подвигов, коим навык с молодых лет, т. е. поста, бдений и молитвы, особенно же отличался духовной любовью к братии и благосердным расположением к нищим. По прошествии довольного времени преподобный отказался от настоятельства обители и возвратился в Сербию, убегая земной власти и желая только безмолвия. Но справедливо изречение, что горящий светильник не может укрыться под спудом. Ибо кого Господь любит, того и царства земные славят при жизни и по смерти, память такового пребывает с похвалами в род и род.

Преподобный Иоанникий, по воле краля Уроша, желавшего воспользоваться его духовной опытностью, был поставлен игуменом лавры Студеницы, созданной преподобным Симеоном Неманей, где и св. мощи его почивают. Вскоре за сим преставился наставник преподобного Иоанникия, преосвященный Савва Второй, архиепископ сербский, по кончине коего возведен был на архиепископскую кафедру Даниил Первый, недолго управлявший сербской Церковью и удалившийся с кафедры по недовольству им правившими тогда Сербией. По удалении его выбор краля Уроша и всего освященного собора пал на преподобного игумена Студеницкой лавры. Таким образом, прияв богодарованную власть святительства, блаженный Иоанникий начал прилагать труды к трудам, исправляя недостатки, вкравшиеся в сербскую Церковь за время управления ей предшественников. Благоверный краль Урош любил очень преосвященного Иоанникия, и Сербия в правление его начала отдыхать было от смут и пользоваться миром, но искони ненавистник рода христианского — диавол — подвиг на зависть на сего благочестивого владетеля сына его Стефана краля, который отнял у отца престол. Последовавшие за тем гражданские смуты Сербии имели последствием своим замешательство и в церковном управлении. Когда краль Урош изгнан был из королевства [139] и удалился в страну Хлумскую, то и блаженный архиепископ Иоанникий, любивший нелицемерно своего краля и обещавшийся не разлучаться с ним до смерти, оставив свой святительский престол, последовал за кралем и там вскоре перешел от временной жизни в жизнь нескончаемую. Сербская Церковь, уважавшая блаженного Иоанникия, не хотела признать никого первосвятителем своим, прежде чем отдана была должная почесть почившему на чужбине первосвятителю. Краль Стефан Урош с матерью своей Еленой исполнили желание Сербии. Через два года и девять месяцев они озаботились перенести св. мощи его в Сербию. Когда открыли гроб блаженного Иоанникия, тело его оказалось нетленным, и его с почестями положили в Сопочанском монастыре, вблизи тела краля Уроша. Тогда уже приступили к избранию нового первосвятителя, и преемником св. Иоанникию был избран блаженный Евстафий [140].

Память преставления святителя Иоанникия — 28 мая. Он правил сербской Церковью по св. Савве четыре года, ныне же ликует на небесах со ангелами, непрестанно славя Пресвятую Троицу Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

(Память святителя вторично в общей службе свв. сербским святителям и учителям — августа 30).

ИЮНЯ

Житие и страдание святого новомученика Константина [141]

Святой Константин родился на острове Митилине, в селении Псилометопон, от магометанских родителей. Но Бог, Который зрит не на лица, а на сердца человеческие, провидел в сем детище, еще во утробе материнской, имеющее быть доброе его сердце, почему и предъизбрал его в число Своих избранников. Это можно видеть из того, что детище от младенчества уже показывало будущее свое назначение, ибо питалось грудью материнской только однажды в день и во весь период своего младенческого возраста было тихим, так что никогда не слыхали его плачущим, тогда как естественно младенцам плакать, особенно когда они ощущают голод. Но сей Богом избранный младенец своей тихостью удивлял не только свою мать, но и всех соседей. И таким образом возрастал до отроческих лет.

Между тем, и всезлобный диавол, испокон веков ведущий непримиримую брань против человечества, по своему предчувствию предвидел, что хотя отрок рожден турком, но благость Божия за доброе и нековарное его сердце приведет его к себе, а потому и вооружился к погублению его. Козни вражеские начались с того, что он внушил одной женщине, жившей в соседстве с матерью отрока, намерение в коварном ее сердце умертвить несчастного отрока.

Итак, в один день, она пришла к матери отрока под видом будто бы гостить и, между прочим, стала просить, чтобы она отпустила с ней для прогулки своего сына. Мать, не подозревая коварства злобной женщины, согласилась отпустить сына, и, таким образом, отрок ушел с ней на прогулку, не думая о том, что эта самая как будто бы добрая женщина в сущности есть орудие диавола, желающая ни за что умертвить его. Когда они вышли за город, она дала отроку заранее приготовленные с ядом сласти, и как только он съел их, то тотчас же яд начал оказывать свое действие: глаза у несчастного разболелись до того, что он ими не мог ничего видеть, и во всех членах проявилось расслабление.

Когда злобная женщина больного и расслабленного отрока привела к матери, то та удивилась, от чего бы так скоро мог разболеться сын ее?

Приписывая болезнь сына делу случая, она пригласила врачей, которые при употреблении разных средств, видя, что болезнь не уступает никаким снадобьям, отказались от дальнейшего лечения. И таким образом отрок страдал три года. Но к этому горю приложилось еще другое: несчастный заболел оспой, от которой лишился совершенно зрения. Болезнь усилилась до того, что больного готовили уже к смерти. Но всемогущий Бог, не хотящий смерти грешника, видя незлобие и терпение отрока, восхотел спасти его по Своей великой милости — изведя из тьмы мусульманской, привести к истинному свету христианской веры. Пути Промысла Божия начались так.

Одна благочестивая христианка, жившая неподалеку от дома матери больного, пришла навестить его. Утешая больного и скорбящую его мать, она по внушению свыше, будучи движима чувством сострадания, стала просить позволения снести больного в христианскую церковь и там погрузить его в святую воду, причем сия благочестивая жена сказала, что она уверена, что Бог наш, сотворивый небо и землю, исцелит его. Мать, будучи поражена горем, согласилась на ее предложение; та же, тотчас взявши отрока, понесла в церковь, где омыла его святой водой, после которой больной совершенно выздоровел и прозрел одним глазом, но другой остался несколько закрытым, по неисповедимым судьбам Божиим, устрояющим вся премудростью Своей. После этого чуда бывший больной, которого на руках принесли в церковь, теперь уже сам пришел домой, где встретила его удивленная мать и, прославив Христа Бога, переменила скорбь на радость.

Спустя несколько времени мать его, будучи уже несколько лет вдовой, вышла замуж за другого и потом переселилась с мужем и детьми своими в Анатолию, в город Магнисию. Но, однако, в этом городе они оставались недолго, так как отчим оказался пьяницей и буйного характера, который часто и жестоко бил своих пасынков; вследствие этого семейного разлада мать сих несчастных детей бросила вздорного мужа и вместе со своими детьми переселилась в Смирну.

В Смирне старший брат Константина сделался ювелиром, а он — разносчиком зелени и плодов, с которыми довольно часто заходил в митрополичий дом, где по временам вступал в беседы, а также и сам вслушивался в разговор других и таким образом изучил греческий язык. Имея постоянные сношения с христианами, он при содействии благодати Божией начал чувствовать в своем сердце склонность к христианской вере. Окончательное же решение уверовать в Иисуса Христа произошло по следующему обстоятельству.

Однажды Константин, будучи в митрополичьем доме, встретился там с духовником, которого попросил, чтобы он что-нибудь прочитал ему из христианских книг. Духовник исполнил желание юноши, прочитал ему нечто из Священного Писания, которое, подобно искре, пало в юное сердце и воспламенило в нем огонь Божественной любви, так что от сладости оной он положил твердое намерение бросить мусульманскую веру и приобщиться к Христовой Церкви.

В это самое время в Смирне свирепствовала сильная чума. Боясь заразы, он с двумя своими товарищами христианами, к которым питал братскую любовь, отправился в церковь святого великомученика Георгия; здесь думали они быть спасенными как от заразы, так равно и от смерти. Вера их, действительно, спасла их от смерти, но, к сожалению, лукавый враг уловил бедного Константина, и он впал в блуд. Вследствие падения он уже не стал ощущать в своем сердце прежней теплоты, а вместо оной явилась холодность и пустота, которые, однако, не долго продолжались, так как человеколюбец Бог не оставил Своего избранника, — подал ему руку помощи, и несчастный юноша скоро пришел в себя и, почувствовав сердечную пустоту, начал раскаиваться и горько оплакивать потерю сердечного утешения и девственную чистоту. А чтобы в другой раз не увлечься и не впасть в любострастие, он, не сказавшись никому, уехал на святую Афонскую Гору. Здесь он остановился в новом ските, где, прожив пятнадцать дней, открылся одному иноку, что он магометанин и желает принять христианскую веру. Инок немедленно отправился в обитель святого Павла, рассказал тамошним старцам о Константине и о желании его приобщиться к Христовой Церкви. Старцы почему-то отклонили от себя это дело и посоветовали ему обратиться в лавру святого Афанасия. Горько было слышать бедному юноше отказ старцев; впрочем, покоряясь необходимости, отправился он в лавру. Пройдя несколько часов, он почувствовал усталость и, будучи управляем Промыслом Божиим, вместо лавры пришел в Кавсокаливский скит, где с отеческой любовью был принят дикеем Гавриилом. Константин, видя ласковость и доброту благочестивого старца, открыл ему свое намерение — креститься.

— Дерзай, чадо, — сказал старец, — Бог исполнил твое желание, только ты имей терпение.

И, тотчас же созвав скитских старцев, открыл им намерение юноши, требуя их совета. Но старцы решили, что так как их обитель и они зависят от лавры, то необходимо в столь важном деле отослать туда, и таким образом отправили его в лавру. Но и в лавре, как только узнали, что он турок, также не решались крестить его, боясь подвергнуться опасности со стороны турецких властей, а потому, отклонив от себя это дело, подобно кавсокаливским старцам отправили его в Иверский монастырь, к изгнанному святейшему патриарху Григорию V, пребывавшему там на безмолвии.

Видя везде неудачи, юноша горько заплакал и всю ночь провел в слезах и без сна, и только лишь к утру немного успокоился. В это время он видит во сне подошедшую к нему Пресвятую Деву Богородицу, сияющую неизреченным светом, Которая тихим гласом сказала ему:

— Не печалься, но ступай опять в Кавсокаливский скит, и Сам Бог, Сын Мой, к Которому ты хочешь прийти, позаботится о тебе и устроит все во благо.

От этих слов юноша пробудился, но пред ним уже никого не было. Не медля нимало, он пошел в скит и там рассказал дикею Гавриилу о бывшем видении. Удивленный рассказом юноши и тронутый его слезами, старец отправил его к патриарху с одним из скитских братий.

Когда юноша пришел в Иверскую обитель и явился к святителю Григорию, то, упав к ногам его, начал со слезами просить патриарха крестить его в христианскую веру. Патриарх хотел испытать его и сказал ему:

— Зачем ты, юноша, пришел к нам — угнетенным? Чего ты ищешь от нас, бедных, как сам ты видишь? Не мы ли унижены более всех народов? Не в ваших ли руках власть, слава и все блага земные? Как же ты один недоволен и презираешь те временные земные наслаждения, которых так ищут прочие? Итак, одумайся лучше, смотри, чтобы после не пожалеть и не раскаиваться о том, что еще не сделано.

Не отвечая ничего святителю, юноша с опущенной вниз главой горько заливался слезами…

— Что же ты ничего не отвечаешь? — спросил патриарх, желая еще более испытать его.

Вместо ответа юноша уже начал рыдать; это рыдание тронуло святителя, который ласково сказал ему:

— Успокойся, чадо, и иди обратно в Кавсокаливский скит, и так приготовляйся к крещению, которое я сам совершу над тобой, только до того времени никому не объявляй, кто ты.

После этого патриарх огласил его с наречением имени Михаила.

По возвращении в Кавсокаливский скит Михаил приготовлял себя к великому Таинству крещения шесть месяцев. В это время диавол и на малое время не давал ему покоя, смущая его помыслы и всевая в них страх, и чтобы он бежал из Афонской Горы, а иногда наводил и мечтания. Но Михаил, будучи укрепляем благодатью Божией, и за молитвы старцев, твердо стоял в своем убеждении. Вражеские искушения не вредили Михаила еще и оттого, что часто приходили к нему братия, ради утешения, и таким образом укрепляли его против вражеских стрел. Подобного рода посещения не нравились диаволу, ибо он видел, что братия укрепляют Михаила и этим разрушаются все его козни, а потому, чтобы отклонить их от посещений, демон явился чувственным образом. Так, в один вечер, пришел навестить Михаила один брат, по имени Герасим, и после долгого разговора Михаил стал просить Герасима остаться у него ночевать. Брат согласился и, когда Герасим стал читать Священное Писание для утешения Михаила, то в это время демон постучал в дверь, прося, чтобы его впустили. Полагая, что это кто-либо из братии, они вышли, но, не увидев никого, смутились, впрочем снова вошли в келью, и Герасим продолжал прерванное чтение, но, спустя немного времени, диавол опять пришел и уже пытался сам отворить дверь, что невольно привело их в страх, а когда они снова вышли за дверь кельи, то опять никого там не было. Тогда они, познав козни лукавого диавола, хотящего навести на них страх, пали пред иконой Богоматери и начали пред ней молиться, а потом легли спать и, будучи охраняемы покровом Преблагословенной, мирно препроводили ночь.

Между тем, приблизилось и назначенное время, когда должно было быть совершено над Михаилом крещение, и когда ему объявили об этом, то великой радости исполнилось его юное сердце. Во время совершения Таинства святого Крещения, когда Михаил погрузился в купель и были произнесены слова молитвы: «крещается раб Божий Константин во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа», в это время лицо его так просветилось, что невозможно было смотреть на него, и в то же время глаз его, которым он до этого ничего не видел, совершенно исцелился. Видя это, братия возблагодарили и прославили Бога, творящего дивные чудеса!

Спустя несколько времени после крещения Константин стал проситься у старца сходить в Иверский монастырь, поклониться иконе Богоматери Вратарнице и поставить, по обещанию, свечу пред святой Ее иконой. Получив благословение, он отправился туда с одним иноком из скитской братии. Поклонившись святой иконе, они на обратном пути зашли в Предтеченский скит, так как еще до этого Константин слышал, что там безмолвствует великий старец-духовник, который недавно предпослал ко Господу трех своих учеников, пострадавших за исповедание имени Иисуса Христа, и что части святых мощей их находятся в этом скиту. Увидев святые мощи, он с благоговением поклонился и облобызал их, и в этот момент у него радостно забилось сердце и родилось желание идти путем сих святых преподобномучеников, ревновать их житию и потом пострадать за любовь Иисуса Христа, изведшего его из мрака к свету истинного познания.

Духовник, беседуя с Константином о пользе душевной, между прочим рассказал ему и о страданиях святых преподобномучеников своих учеников, отчего у Константина еще более согрелось сердце и утвердилась мысль пострадать за Христа.

Возвратившись в скит к своему старцу, он был смущен от повлиявшего рассказа, так что его смущение не могло утаиться от опытного старца, который сразу подметил, что у Константина на сердце неладно и что-нибудь сильно его смущает, а потому ласково спросил, почему он так смущен и что за причина его смущения.

— О, отче! — со вздохом отвечал Константин, — как же мне не печалиться и могу ли я быть покойным, тогда как истинные рабы Христовы кровью засвидетельствовали свою веру, я же что принесу в дар Господу моему Иисусу Христу? Какие плоды моей веры, моей любви к Нему? Признаюсь тебе, отче, что с тех пор, как я был в Предтеченском скиту и лобызал святые мощи преподобномучеников, положил намерение последовать их стопам; с тех пор мысль об этом не дает мне покоя и постоянно преследует меня. Итак, благослови, отче, меня пострадать за Христа!

— Благословен Бог, чадо, — отвечал старец Гавриил, — если это угодно Богу, то Он Сам, имиже весть судьбами, исполнит твое желание.

Но Константин оставался непреклонным в своем намерении. Тогда старец, видя, что трудно разубедить юное сердце, в которое запала и возгорелась мысль о мученичестве, назначил ему пробыть сорок дней в затворе, подвизаясь в бдении, посте и молитве — в надежде, что в это время Сам Бог откроет ему полезное. Истинный послушник с радостью принял заповедь старческую, поселился в безмолвную келью и от всего сердца смиренно молил промыслителя Бога явить ему, благоугодно ли его намерение святой Его воле. В первую же ночь своего затвора, кода он после продолжительной и усердной молитвы заснул, то увидал во сне, будто бы он находится в церкви святой Софии, потом вдруг открывается церковный купол, и он увидел во облаках Господа Иисуса, окруженного множеством ангелов. Из числа их один отделился и, приблизившись к Константину, взял его за руку и хотел вознести к Господу.

— Оставь его, — послышался глас Господа, — рано еще, — и Константин пробудился.

Когда этот сон он рассказал старцу, то тот заметил ему кротко:

— Из этого видно, что нет еще тебе воли Божией на подвиг мученичества, — и посоветовал ему подвизаться и быть в послушании, чрез что и без мученичества возможно спастись.

И таким образом Константин покорился старцу и успокоился на долгое время. Но однажды, когда он в церкви слушал чтение, в его сердце запали слова: аще изведеши честное от недостойнаго, яко уста Моя будеши (Иер. 15, 19). Эти священные слова он относил как бы к самому себе, а тайная мысль подсказывала ему идти в город Магнисию и проживающую там свою родную сестру обратить в христианскую веру. Запавшая мысль не давала ему покоя, а потому, будучи не в состоянии долее бороться с ней, он открыл старцу свой помысл, равно и желание последовать оному для спасения своей сестры. Но старец, находя это дело выше своих сил, послал его в скит святой Анны к духовнику иеромонаху Иоасафу и при этом сказал ему:

— Что бы ни сказал духовник, прими как бы из уст Божиих и вполне последуй его совету.

Когда Константин пришел к духовнику и открыл ему свое намерение, то духовник не только не отклонил его от доброго намерения, но с любовью благословил совершить добрый подвиг. К этому христианскому делу сочувственно отнеслись как святые отцы Горы Афонской, так равно и патриарх Григорий, которые, кроме благословения, дали ему и рекомендательные письма в Магнисию, к представителям тамошней церкви, и в особенности Кидонийскому дидаскалу (наставнику) Григорию, чтобы он принял Константина с отеческой любовью и споспешествовал бы ему благополучно окончить похвальное дело.

И таким образом, простившись со старцами, он оставил Св. Гору и вскоре прибыл в Кидонию, где вручил рекомендательные письма, и вследствие оных познакомился с некоторыми христианами. А так как в то время не случилось быть судну, плывшему в анатолийские пределы, и приходилось дожидаться, когда будет случай, то, чтобы время ожидания не проводить праздно, он занялся овощной торговлей.

Однажды Константин, во время торговли, узнан был чиновником Кидонийского аги, который знал Константина еще в то время, когда он был магометанином. А чтобы не ошибиться, турок стал тайно расспрашивать о нем его соседа, торговавшего с ним рядом, но тот сначала уклонился от прямого ответа, а потом сказал, что вовсе не знает его. Вечером же, когда все стали расходиться по домам, сосед тайно начал спрашивать Константина, неужели правда, что чиновник аги уверяет, будто бы он родом турок.

— Нет, — отвечал смутившись Константин, — он ошибся, вероятно принял меня за другого, но я чистый христианин.

Обстоятельство это так смутило Константина, что он от страха беспокоивших его помыслов не мог заснуть всю ночь, а с наступлением утра решился бежать куда-нибудь из этого города.

Лишь только наступило утро, Константин пошел к морской пристани, где матросы одного судна, предназначенного к отплытию в Смирну, запасались пресной водой. Условившись о плате, он спрыгнул в лодку, чтобы на ней доплыть до судна, но в это время раздался с берега голос турка, который требовал выдачи Константина. Устрашенные матросы беспрекословно повиновались и выдали Константина туркам.

Как только привели Константина к аге, тот спросил его: «Кто ты такой, откуда пришел в наш город и как зовут тебя?»

— Я издалека, еду в Анатолию, исповедую христианскую веру, а имя мое Константин.

— А если найдется здесь человек, который обличит тебя и докажет, что ты турок?

— Едва ли это возможно, потому что я христианин.

В это время приступил чиновник аги и, обращаясь к Константину, сказал:

— Напрасно силишься доказать, что ты не турок! Да не ты ли брат смирнского турка-ювелира? А я это очень хорошо знаю, и никто меня в этом не разуверит.

Тогда Константин, видя, что все это случилось по Божиему смотрению и что наконец настало время предать себя на мучение, мужественно отвечал:

— Да, действительно, я был турком, но недолго находился в беззаконной мусульманской вере, ибо Господь мой Иисус Христос по Своей великой милости извел меня из тьмы и привел к истинному свету, теперь же попираю вашу веру со всеми обрядами, которая ведет всех ее последователей в вечную погибель.

Слыша хулу своей веры, ага приказал бить Константина и потом заключить в темницу, пока обдумает дальнейшую его участь. Между тем, он написал к Мосхонисийскому паше, прося его приехать немедленно по весьма важному делу. Паша не замедлил приездом, и тотчас же собрались судьи для производства над Константином суда.

— Одумался ли ты, несчастный? — спросил его паша. — Если останешься в нашей вере, то проси чего тебе угодно: богатства ли, чести ли и прочего; все тебе будет доставлено, только останься верен великому пророку.

— Смешно даже слушать! Вы люди сановитые, а такую несете чушь, что и ребенок того не скажет, — с улыбкой отвечал мученик. — Например, вы называете великим пророком того лжеца, который погиб, да и все те погибнут, которые последуют ему и веруют, как в пророка, но я его проклинаю, а ваше богатство и честь, которые вы мне обещаете, вменяю ни во что, так как богатство, честь и слава моя Иисус Христос, от Которого никто и ничто не может отлучить меня.

— Если так, — грозно сказал паша, — то мы сумеем заставить тебя оставить твое заблуждение, — и приказал бить мученика по пятам палками, а потом бросить в темницу. Во время заключения в темнице страдальца Христова посетили тайно от турок некоторые благочестивые христиане, которые утешали и укрепляли святого благодушно терпеть мучение и твердо стоять в исповедании имени Иисуса Христа, Который уже готовит ему мученический венец и Царство Небесное.

В это время, слыша о страдании Константина, один цыган, кузнец, известный своей зверской злостью, пожелал потешиться над человеком Божиим, а потому, явившись к аге, сказал: «Если ты дашь в мою власть того христианина, которого вчерашний день мучили, то я уверяю тебя, что он отречется от своего Христа и уверует в великого пророка Магомета. Опыты мои вполне заслуживают доверия, так как десять лет тому назад я испытал их над одним христианином Георгием, который, хотя и не отрекся от Христа, но все-таки умер самой злой смертью». Ага с удовольствием согласился на предложение цыгана и отдал в его власть страдальца Христова. Злобное исчадие ада, цыган, начал производить свои пытки с того, что вначале надел на голову святого мученика раскаленный железный шлем, от чего дым выходил из ноздрей страдальца. Потом свинцовыми шарами он так стиснул виски и череп, что у мученика глаза выступили из своих орбит. Все эти адские мучения святой терпел благодушно: сердце его, поглощенное любовью к укрепляющему его Христу, было чуждо страданию тела; любовь Божия <

Наши рекомендации