У подружки звездного квотербека «Тайд» произошел выкидыш в самом разгаре скандала вокруг отмывания денег кампанией «Принс Ойл». 3 страница

– Люблю пиво, – коротко объяснилась я.

– Вижу, – ответил он с веселой ухмылкой.

Я покраснела и положила подбородок на ладонь.

– Ну и чего же ты здесь прячешься?

Роум ссутулил широкие плечи.

– Сегодня я не в настроении.

Я притворно ахнула.

– Мистер Звездный Квотербек не желает тусоваться со своими ярыми фанатами?

Его веселый настрой вмиг сменился раздражением, и от досады он принялся отрывать наклейку от пива.

– Да, быстро ты узнала. Кто ж тебе обо мне рассказал?

– Лекси и Кэсс.

– Кто?

– Мои соседки по комнате, они рассказали мне после того, как мы… эгм… после того, как мы… ну, ты понял…

– Поцеловались? – прямо, без стеснения произнес он.

Я уставилась на красную напольную плитку.

– Эм… да.

– Ну и что же они обо мне рассказали?

– Что ты Ромео Принс, выдающийся квотербек «Кримсон Вейв», и что ты принц Уильям студенческого футбола, и так далее, и тому подобное…

Он перестал терзать наклейку и прикрыл рот тыльной стороной ладони, пытаясь заглушить смех.

Я раздраженно поджала губы.

– Что?

– «Тайд».

– А?

– Команда называется «Кримсон Тайд», а не «Вейв».

Я вздернула плечами и небрежно отмахнулась.

– Какая разница. Это просто название.

– Не стоит так говорить. Это не «просто название» в этих краях. Это… все. Это жизнь и смерть. – Он вздохнул и вернулся к обдиранию наклейки.

Я сделала еще несколько глотков и изрекла:

– Так, значит, ты Ромео?

Шоколадные глаза стали ледяными.

– Роум.

Я покачала головой и поиграла бровями.

– Не-а! Все-таки Ромео. Я надежно проинформирована.

Он нахмурился, и лицо его ожесточилось.

– Меня никто так не называет, Мол.

– Так же как и меня никто не называет Мол, – парировала я, сама поражаясь своей смелости.

Чем заработала удивленный взгляд.

– Туше, Молли?.. – не закончил он, с расчетливой ухмылкой ожидая, что я назову свою фамилию.

– Молли Шекспир.

Поджав губы, Роум придвинулся ко мне.

– Что?

– Шекспир. Молли Шекспир.

На его грозном лице четко отразилось раздражение.

– Это ты так шутишь?

– Нет, Ромео. С фамилией Шекспир я родилась и выросла.

Он на секунду застыл, а потом запрокинул голову и, схватившись за живот, разразился смехом. Красная футболка слегка задралась, обнажая твердый загорелый торс.

– Это не единственная странность в наших именах, – нервно заявила я.

– Правда? Потому что с момента нашей встречи все становится страннее некуда. Знать бы, что все это означает. – Он нахмурился и тряхнул головой.

– Ну что ж, приготовься отправиться в Бредляндию, мой друг, потому что мое второе имя, Ромео, Джульетта, – выпалила я, постукивая пальцами по стеклянной поверхности стола.

Бутылка Роума замерла на полпути ко рту, и он прикусил язык.

– Ты серьезно?

– Ага, отец подумал, что это будет подходящей данью уважения нашей фамилии.

Он наклонил голову набок, с любопытством рассматривая меня.

– Метко.

– Да, но в то же время как-то неловко.

– Ну, Шекспир, ты тоже будешь относиться ко мне по-другому? Теперь, когда узнала, что я Пуля Ромео Принс?

– Пуля? – Я сконфуженно поморщила нос.

– Да. Футбольное прозвище. Из-за моей руки, – потирая лоб рукой, ответил он.

Я непонимающе уставилась на него.

– Я ей бросаю…– Мое выражение лица не изменилось, и тогда Роум указал на себя. – Квотербек… Квотербеки бросают мяч… в футболе… другим игрокам… Они контролируют игру.

– Как скажешь, – отозвалась я с улыбкой и пожала плечами.

– Черт, да ты действительно ничего не понимаешь в футболе, верно? – Он был реально поражен. Это было видно по его лицу.

– Верно. И не особо хочу, без обид. Мне это не интересно. Спорт и я несовместимы.

Скрежетая по красной напольной плитке, Роум пододвинул кресло поближе ко мне и, опершись на руку, заглянул мне в лицо.

– Мне нравится, что ты ничего не смыслишь в футболе. Для разнообразия будет с кем поговорить о чем-то, кроме блиц-защиты и расположения игроков на поле.

– А?..

– Мне нравится, что ты и понятия не имеешь, о чем я говорю, – размышлял он.

– Рада услужить.

Немного расслабившись, Роум потянулся за новой парой пива, открыл одну бутылку о край стола и передал ее мне, затем открыл вторую, и в это время его босые ноги коснулись моих.

Даже от этого мимолетного прикосновения у меня перехватило дыхание.

– Итак, Шекспир, в чем твой секрет? Я так понимаю, ты башковитая, если уже работаешь над кандидатской и пару лет ассистируешь профессору Росс. На самом деле, я думаю, ты просто охренительна, раз она притащила тебя в Алабаму с другого конца света.

Я поерзала от дискомфорта и уставилась на стол.

– Ну да. Что-то типа того.

– Не любишь говорить о том, как ты успешна в учебе, да? – заинтриговано спросил он.

– Не сильно. Как-то неловко рассказывать о том, как ты в чем-то хорош. По-моему, странно, когда кому-то нравится подобное внимание.

– Значит, между нами есть кое-что общее, – произнес он радостно и… удивленно.

Я накрыла его руку своей и прошептала:

– И еще наши эпические шекспировские имена.

Он сжал мою руку и, наблюдая за моей реакцией, понимающе улыбнулся.

– Да, и это тоже.

– Роум? Роум? Кто-нибудь видел Роума? Куда он делся?

Шелли.

Роум зарычал и обхватил голову руками. Я допила свое пиво и отодвинула кресло на место. Моя тревога резко возросла.

Мне нужно уходить.

Роум с огорченным видом быстро поднял голову.

– Куда-то собралась?

Я заглянула через перила балкона и увидела, как Лекси, Кэсс и Элли болтали и смеялись на траве. Я должна быть с ними, а не с Роумом. Шелли шаталась по газону, очевидно, в поисках Роума. Она была в стельку.

Я указала вниз.

– Ты не собираешься к ней подойти? Кажется, она сильно перебрала.

– Я что, долбанутый?! Она просто хочет трахнуться. Ничего, переспит с кем-нибудь другим.

– Усади свою задницу обратно, Шекспир, и выпей еще пивка со своим самым трагическим персонажем. Ты не уйдешь от меня сейчас, – толкнув кресло ко мне, приказал он.

Взгляд Роума требовал подчинения, и я, игриво закатив глаза в ответ, взяла еще пива и села на место.

– Если не перестану пить, то так же скоро буду мотаться по газону. Хочешь, чтобы и я выкрикивала твое имя?

Роум облизнул нижнюю губу, и я невольно повторила его действие.

– С каждой секундой это звучит все более заманчиво.

Я не знала, что на это ответить.

Заметив мое смущение, он явно был доволен, но сменил тему:

– Значит, ты вступила в сестринство?

– Ага, и Элли хочет, чтобы мы переехали сюда, с Лекси и Кэсс, конечно же. Вообще-то, это не совсем мое, но я очень стараюсь влиться в студенческую жизнь.

Он улыбнулся.

– Ты разговаривала с Элли?

– Да. После того, как ты… вышел… из комнаты… после того, как мы… эм…

– Поцеловались, – снова подсказал он, но на этот раз его глаза затуманились, сконцентрировавшись на моих губах, а голос прозвучал хрипло.

– Эмм, да. Ну, Шелли орала, чтобы я уходила, а Элли вступилась за меня и фактически послала Шелли.

Он прошелся рукой по пепельным волосам и тихонько рассмеялся.

– Она не самая большая поклонница Шелли. Эл классная. Она будет тебе хорошим другом здесь. Она моя кузина и лучший друг. Поэтому у меня есть запасной ключ от этой комнаты, на случай когда снаружи начинается дурдом.

Он указал за спину на толпу студентов.

– Похоже, она славная.

– Она лучшая. – Он откинулся назад и заложил руки за голову. – Ну, Шекспир, где же ты жила в Англии? Только не говори, что в Стратфорде-на-Эйвоне[4], иначе я отправлюсь в психушку проверяться.

– Нет, и даже близко не там. Я из Дарема, – хихикая, ответила я.

Он задумчиво выпятил нижнюю губу.

– Никогда о нем не слышал.

– Ты смотрел «Билли Эллиота»? – спросила я, пытаясь найти подсказку.

– Фильм про танцующего паренька?

Я улыбнулась.

– Ага. Вот я из того же округа, что и Билли.

– Правда? – Я прямо видела, как он представляет себе этот округ. Ряд за рядом выстроившиеся по улице маленькие дома, серая беднота в сравнении со здешним образом жизни.

Потемневший взгляд Роума опустился на стол. Я накрыла его руку своей, и он вздрогнул от неожиданного прикосновения.

– Все в порядке. Я знаю, что бедная. Нет ничего плохого в том, что ты так думаешь.

– Я не… – Он запнулся и, с интересом наблюдая за движением, робко перевернул руку, чтобы наши ладони встретились.

Я постаралась успокоить нервы.

– Ты именно так и подумал. Все в порядке. Знаю, место, откуда я родом, не самое роскошное, но я все равно им горжусь. Я там выросла и люблю его вне зависимости от репутации, хотя давно уже там не была.

– Твоя семья еще там?

Семья. От этого слова я ощутила знакомую острую боль в сердце и закашлялась, чтобы спрятать панику. Я молча умоляла высшие силы помочь мне снова похоронить эту боль глубоко внутри и не позволить потерять контроль перед Роумом. Его рука опустилась мне на спину, давая необходимую поддержку, и волнение начало отступать.

– Ты в порядке? Ты вся аж побелела, – спросил Роум, наклоняясь и чуть сильнее поглаживая мою спину.

Я сцепила руки, чтобы унять дрожь, и подняла взгляд на его красивое лицо.

– Да, спасибо, – ответила я, недоумевая, почему от этого его действий паника отступила.

Обеспокоенно глядя на меня, он приподнял подбородок в призыве ответить на его вопрос.

Я сделала глубокий вдох.

– Нет. У меня нет семьи.

Выражение его лица было бесценным. Не будь все это так трагично, я бы рассмеялась.

– Черт, ты сирота?

– Нет, но у меня не осталось родственников. Не думаю, что взрослого можно считать сиротой.

– Твоя мама?

– Умерла, когда рожала меня.

– Папа?

– Умер, когда мне было шесть.

– А дедушки, бабушки, дяди, тети?

– Только бабушка.

– И?

– Умерла, когда мне было четырнадцать.

– Но тогда где?..

– В приюте.

– И все? Ты совсем одна почти… Тебе двадцать, верно?

– Да.

– Почти шесть лет?

– Ну, я поступила в университет, и там у меня были друзья, а профессор Росс взяла меня в ассистенты на первом курсе, и когда поняла, что у меня никого нет, стала за мной приглядывать. Но, в общем-то, да. Я была совсем одна очень долго. Это было… сложно.

Он невольно приблизился ко мне, словно я была гравитацией и притягивала его к себе. Это было довольно мило. Мне была приятна его забота, и я испытала удивительное облегчение, доверившись кому-то после стольких лет молчания. Было приятно не просто довериться кому-то, а именно… ему. Плохому парню из университета. Я поздравила себя. Только я могла довериться парню, который разбивает сердца ради удовольствия.

Я провела ладонью по его руке.

– Не хочу показаться грубой, но этот разговор меня расстраивает, Роум. Смерть с «Будвайзером» плохо сочетаются.

Он кивнул, и напряженное молчание снова заполнило пространство между нами. Тем не менее, руку с моей спины он не убрал, и я слегка передвинулась, чтобы устроиться поудобней.

– Так ты с Шелли?

– Хорошо меняешь тему.

– Ну, должна же быть причина, что ее так взбесил наш поцелуй, который и был только для посвящения.

– У нас… все сложно, – неуверенно ответил он.

– Звучит как отговорка.

– Нет, это не отговорка. Она меня преследует с шестого класса. Наши семьи настаивают на помолвке. Знаешь, для защиты инвестиций, чтобы удержать деньги компании в семье. Наши отцы партнеры по бизнесу. Бля, она мне даже не нравится, она просто большая старая заноза в одном месте.

– Но? Ты это сделаешь? Помолвишься, в смысле. Удивительно, что ты женишься на нелюбимой женщине. Да что вообще женишься, если верить слухам о тебе.

Роум тяжело вздохнул.

– Гребаные слухи. Послушай, девушки сами на меня вешаются. А я не отказываюсь, когда предлагают. Почему бы и нет? У меня нет девушки, никогда не было. Секс помогает мне снять напряжение и показать родителям, что я не с Шелли. Я не стану за это извиняться. Мне просто нравится много трахаться и каждый раз с разными девчонками.

У меня буквально челюсть отвисла от его грубости. Но он, похоже, не заметил моего потрясения.

– У моих родителей уже готов план. После окончания университета я должен жениться на Шелли, возглавить семейный бизнес и жить американской мечтой, мать ее.

– Так ты не хочешь профессионально играть в футбол? Я вроде слышала, что тебе пророчат большое будущее.

Его лицо оживилось.

– Да, я хочу играть. Я обожаю футбол. Скорость, командный дух, шум толпы на трибунах, выполнение идеального броска для тачдауна – для меня все это так же естественно, как дышать. Мои родители этого не одобряют. Они просто… Черт, неважно. Я просто ненавижу, что вся моя хренова жизнь продиктована родителями, вот и все.

– Тогда делай то, что хочешь ты. Пошли всех куда подальше.

Роум тряхнул головой, и его губы скривились в удрученной улыбке.

– Легче сказать, чем сделать.

– Нельзя прожить свою жизнь для других, Роум. Ты должен делать то, что ты хочешь, осуществлять свои мечты, идти своей дорогой. Если ты будешь счастлив, будут счастливы и твои родители, а если нет, то со временем они это переживут. Не будь с той, кто тебе не нравится, как с Шелли. Будь с девушкой, перед которой не сможешь устоять, которую реально захочешь больше всех. С кем почувствуешь связь.

– Как с тобой, Мол?.. С такой, как ты?

– Ты меня даже не знаешь, – прошептала я, широко раскрыв глаза, когда он неосознанно придвинулся ко мне.

Он поднял руку и провел указательным пальцем по моей щеке, вызывая дрожь.

– Ромео понадобилось лишь раз взглянуть на Джульетту, и его судьба была предрешена. Может быть, я как мой тезка, а ты как твоя.

Его рука опустилась на мое колено, прошлась по открытому бедру, и он облизнул нижнюю губу. Если бы мы наклонились… еще… немного… ближе… то… могли бы…

Дверная ручка в комнату Элли затряслась, и пронзительный визг прервал наш момент:

– Роум? Роум? Открывай! Я знаю, ты там!

Шелли. Снова.

– Блядство! – рявкнул Ромео, вставая, чтобы выбросить пустую бутылку в мусорку.

Я резко подскочила, по моим венам разлилась злость из-за того, что нас прервали.

– Опять она! – воскликнула я и схватилась за перила, чтобы успокоиться.

Роум пристально наблюдал за моей реакцией с другого конца балкона. И пока мы смотрели друг на друга с неприкрытым желанием, он сжал кулаки.

– Я пойду, Роум, – тихо сказала я, прикрывая глаза, чтобы вернуть себе самообладание.

Ромео стоял напротив и просто молча глядел на меня. Я не могла понять, о чем он думает, и отсутствие у него хоть какой-то реакции меня бесило.

– Оставлю тебя с ней. Наверное, так лучше, – сказала я в это раз увереннее.

Он вздохнул и сцепил руки за шеей.

– Мол…

Он не договорил, и я восприняла это как сигнал, чтобы уйти.

Да уж, не сильно Ромео возжелал Джульетту!

Когда я проходила мимо него, он взял меня за руку и притянул к своей груди. Я с силой налетела на его мускулистое тело, и от этого соприкосновения у меня сбилось дыхание.

Ромео заправил прядь волос мне за ухо.

– Мне понравилось болтать с тобой, Шекспир. Это было по-другому… – Роум выглядел таким же растерянным, какой я себя чувствовала. Между его бровями залегла морщинка, он схватил меня за тогу и вплотную притянул к своему крепкому телу.

– Мне с тобой тоже, Ромео, – выдохнула я. – Но, похоже, наша маленькая беседа подошла к концу. Думаю, это даже к лучшему.

Я освободилась из его хватки и неохотно открыла дверь. В комнату ввалилась пьяная Шелли – на меня она не обратила ни малейшего внимания – и неуклюже запрыгнула на Роума, обвивая его талию ногами.

– Я хочу тебя, Роум. Трахни меня. Прямо здесь, прямо сейчас.

Я аж запнулась. Шелли впилась в его губы и заерзала бедрами у его промежности. Ромео крякнул от неожиданности и схватил ее за руки.

Полная раскаленной ярости, я замерла, похоже, на целую вечность, после чего оставила их одних. Я была так зла. Он заигрывал со мной, а спустя секунду едва не трахнул девчонку прямо у меня на глазах. Наконец-то я поняла, что его репутация бабника была полностью заслуженной. Наверное, я полная дура, раз подумала, что между мной и кем-то вроде него может возникнуть такая странная мгновенная связь. Кэсс и Лекси меня предупреждали, а я оказалась такой идиоткой, что доверилась ему… пусть даже с ним это казалось правильным.

Я вернулась к подругам и, плюхнувшись на деревянную лавку, заметила, что Кэсс уютно устроилась в объятиях огромного парня, которому строила глазки.

– И кто же эта прелестная маленькая леди? У вас что, здесь есть дерево, на котором растут красотки? – спросил он, театрально озираясь, отчего я рассмеялась, и плохое настроение развеялось.

– Я Молли. А ты? – Он мне сразу понравился: большой, приятный, с ярким румянцем на щеках.

– Я Джимми-Дон Смит, ласточка. Очень рад знакомству. – Он дотронулся до полей своей ковбойской шляпы и поцеловал хихикающую Кэсс в шею.

Элли развернула меня к себе.

– Где, черт возьми, тебя носило?

– Я была в твоей комнате с Роумом. Он воспользовался запасным ключом.

Она хлопнула меня по руке, ее глаза расширились, а лицо озарила сияющая белоснежная улыбка.

– И?

– Успокойся! Ничего не было. Мы просто поболтали и выпили немного пива, – шикнув на нее, быстро ответила я.

– Он снова тебя поцеловал? – Она буквально подпрыгивала на месте.

Я скептически покачала головой.

– Нет. Он целовал меня только ради посвящения, Элли.

– Мне так не кажется…

Я подняла руку, прерывая ее.

– Шелли нашла его в твоей комнате. Они сейчас там. И судя по тому, что я видела перед уходом, тебе, наверное, лучше сменить простыни.

Она уронила голову на стол.

– Что?! Зачем он снова впутался в это после стольких лет? Я думала… – Она бросила на меня быстрый взгляд.

– Что? Что ты думала?

Она изучала меня, закусив губу, а потом просто тряхнула головой.

– Ничего. Очевидно, я ошиблась.

Я отвернулась и увидела, как Лекси показывает какой-то девушке сальто назад.

– Хочешь еще выпить? – разочарованно вздохнув, спросила Элли.

– Конечно, – ответила я. Я прекрасно могу насладиться ночью и не думать о том, как Принц Алабамы чпокает мисс Всемогущую Чирлидершу в роскошной красной спальне моей новой подруги.

Глава 4

– Говори ясно и лаконично, используй диафрагму, а не гортань, ох, и дыши глубоко. Ты хорошо знаешь тему, так что все будет в порядке.

Я кивнула. Профессор Росс инструктировала меня по семинару, который мне предстояло вести. Она была занята исследованием вопроса мироздания[5] для студенческого журнала, поэтому попросила меня провести сегодняшнюю дискуссию.

– Сейчас, если не ошибаюсь, футбольная команда в отъезде, поэтому у тебя на занятии будет всего лишь тринадцать-четырнадцать студентов.

– Хорошо. Думаю, я готова, – с хрустом размяв спину, ответила я. Сложила материалы в папку и стала украдкой поглядывать из профессорского кабинета на то, как студенты начали заполнять аудиторию.

Сьюзи стояла рядом и с улыбкой наблюдала за мной.

– Слышала, ты переехала?

– Ага, мы вступили в сестринство. И нам с Кэсс и Лекси выделили там комнаты.

Она положила руку мне на плечо.

– Очень хорошо, Молли. Как тебе комната? Красивая?

Я хихикнула.

– Скорее потрясающая. Она огромная. Массивная кровать, яркие белые стены и балкон… личный балкон!

– Ха, правда? Заметно отличается от Оксфордского общежития!

– Э-э… есть немного. – Я повернулась к ней лицом. – Помните, несколько лет назад вы возили группу в Италию?

Сьюзи энергично кивнула.

– Угу.

– Так вот, балкон один в один с теми, что мы видели в Вероне. Странно, но он похож на балкон в доме Джульетты. Мне даже не верится, что люди на самом деле так живут в университете! Это просто безумие! Но теперь мне придется жестко экономить.

Сьюзи рассмеялась и положила свои морщинистые руки мне на плечи.

– Наслаждайся, девочка моя. Ты это заслужила.

Я подошла к кондиционеру и включила его, пока совсем не расплавилась. В маленьком кабинете парило, как в духовке. Погода по-прежнему была нестерпимо жаркой, поэтому я надела короткие джинсовые шорты и белую льняную рубашку с короткими рукавами. Я даже сменила любимые оранжевые кроксы на белые, чтобы подходили к общему виду, и может, еще для того, чтобы немного побесить Шелли своим необычным модным решением. Волосы, как обычно, были собраны в высокий свободный пучок, а очки надежно сидели на носу.

Я еще раз проверила аудиторию: оказалось она почти полностью заполнена. Шелли зашла в окружении свиты красоток, и, к моему удивлению, следом за ними, болтая с Элли, вошел Роум. Я мысленно чертыхнулась – должно быть, команда уже вернулась. Как будто проведение семинара не было достаточно пугающим, так еще и мои проблемы с Роумом будут действовать на нервы.

Через приоткрытую дверь кабинета я наблюдала, как он вошел в аудиторию и тут же отыскал глазами мой стол. Заметив, что тот пустует, Роум ссутулил плечи и опустил голову. Одно это меня взбесило. Зачем грустить из-за моего отсутствия, если девка, ради которой он меня унизил, сидит на заднем ряду, страстно желая его внимания? Я приказала себе сконцентрироваться на семинаре и игнорировать его присутствие.

Взяв свои заметки, я вышла из кабинета профессора в аудиторию, и Роум сразу же повернул голову в мою сторону. На нем были обычные джинсы и черная футболка без рукавов, а волосы, как всегда, пребывали в сексуальном беспорядке. Когда он понял, что это вошла я, на его лице появилась легкая улыбка.

Он прошел мимо и, кивнув, коротко поздоровался:

– Шекспир. – После чего занял свое обычное место. Шелли попыталась взять его за руку, но он освободился из хватки и наградил ее жестким взглядом. Она сложила руки на груди и надулась. От этого я слегка ухмыльнулась, но быстро взяла себя в руки, когда профессор Росс вошла в аудиторию и взмахом руки пригласила меня начать.

Я встала за кафедру и глубоко вдохнула.

– Всем привет. Профессор Росс попросила меня провести сегодняшний вводный семинар по утилитаризму, а на последующих занятиях я буду делать короткие заметки о главных его принципах перед тем, как мы подберем примеры для обсуждения.

Шагнув к краю стола, я разложила свои записи. Эту тему я знала как свои пять пальцев.

– Говоря простым языком, идея утилитаризма заключается в теории, что действия индивида основываются на том, что мы, люди, принимаем решения, стремясь получить удовольствие. Поэтому тема рассматривается как гедонистический подход в этике: мы совершаем действия, чтобы почувствовать себя хорошо, нами управляет желание получить удовольствие. Джереми Бентам предположил, что люди действуют по принципу «удовольствие – боль», что значит: мы ищем удовольствия и любыми способами избегаем боли.

Я посмотрела на студентов, дабы убедиться, что они слушают. Пока все шло хорошо.

– Бентам считал, что этот принцип применим и к обществу в целом. И оно станет функционировать лучше, если будет работать на основе положения «большее благо для большего количества людей». Это заметно во многих аспектах общественной жизни, но хорошим примером являются демократические выборы. Побеждают те, за кого проголосовало большинство. Поэтому большинство людей в этом обществе счастливо, то есть в результате чувствуют удовлетворенность, создавая более утилитарное общество.

Я услышала кашель и как кто-то громко заерзал на своем месте. Подняв глаза на прервавшего меня, я увидела Роума, подпершего подбородок руками и наклонившегося вперед, его внимание было целиком сосредоточено на мне.

Раздражение внутри меня возросло, но я собралась с мыслями и продолжила, стараясь его игнорировать:

– Так, на чем я остановилась? Ах да. Сегодня мы будем обсуждать концепцию принципа «удовольствие – боль» и при каких условиях люди реально действуют таким образом. Лично я по большей части склонна согласиться с этой теорией...

– Правда?

Я подняла голову и увидела, что все глазеют на Роума. По их реакции стало понятно: он не часто выступает на занятиях.

– Прости?

Он покрутил карандаш между пальцами и дерзко глянул на меня.

– Это я так выражал свое удивление тем, что ты согласна с Бентамом, по большей части.

Мои щеки загорелись от волнения.

– Да, ты все правильно понял.

– Ха! – пренебрежительно фыркнул он и, зажав карандаш между зубами, зыркнул на Элли, которая двинула ему локтем по ребрам, призывая прекратить.

Я разозлилась еще больше. Грубость всегда меня раздражала. Я пыталась вести себя профессионально, я всегда старалась быть профессионалом, но что-то во мне сорвалось. Ромео Принс действительно меня достал.

– Что «ха»? Ромео? – спросила я, зная, что он не любит, когда его называют полным именем.

Его взгляд стал суровым, и он снова взял карандаш в руку.

– Я просто думаю, что очень глупо быть такой идеалисткой, Шекспир, и для кого-то с предполагаемо высоким интеллектом вообще удивительно такое говорить.

Невольно стиснув зубы, я вернулась к дальнейшему объяснению своих доводов, и тут он опять вклинился:

– Возьмем, например, твою аналогию с выборами: «большее благо для большего количества людей». Ты заметила, что это хорошо для общества, так как большинство людей будут довольны результатом, но я здесь вижу только недостатки. Что если «большинство» голосовавших плохие люди или у них дурные намерения, тогда меньшинство – невинные и хорошие люди – будут поставлены под угрозу из-за того, что они уступают количеством? Что, если у кандидата, за которого голосовали, есть скрытые мотивы, и он будет делать не то, что обещал? Возьмем, к примеру, Гитлера. Его избрали демократически, и какое-то время он был правильным выбором для большинства людей, живших в бедности и безнадеге. Но посмотри, чем все это закончилось... Я просто хочу сказать, что, хотя все это хорошо в теории, на практике не очень-то работает, не так ли?

В аудитории повисла такая тишина, что я даже не удивилась, если бы в любой момент пронеслось перекати-поле. Похоже, Роум был весьма доволен своей небольшой выходкой, а у меня буквально волосы встали дыбом. Я инстинктивно подошла к ступенькам, чтобы он меня лучше видел. Мне хотелось в клочья разнести его аргументы.

– Для начала окажи любезность и не перебивай, пока я не закончу, – сказала я, подняв указательный палец. – Я согласилась с теорией, что индивиды в большинстве случаев предпочитают удовольствие боли, лишь по большей части. И ты бы тоже согласился, мистер Крутой Квотербек. Разве ты не принимаешь большинство решений, руководствуясь своей славной футбольной карьерой и тем, что приносит тебе удовольствие?

Студенты крутили головами туда-сюда, словно наблюдая за каким-то странным теннисным матчем.

– Ты права. Но я это делаю еще и для зрителей, для товарищей по команде. Им нравится футбол, в отличие от некоторых.

– И что это значит?

– Это значит, что в Алабаме, Шекспир, футбол и есть самое большое удовольствие: играть, смотреть, тренироваться. Мои тренировки и, как следствие, мой успех приносят пользу как мне, так и другим. Ты, похоже, единственная, кому это не нравится.

– В таком случае ты только подтвердил мою правоту. В Алабаме «большее благо для большего количества людей» – это футбол, так как он приносит удовольствие большинству населения, – самодовольно ответила я.

Роум провел рукой по небритому подбородку.

– С этой точки зрения, может быть, ты и права, но не всегда все так просто.

Я сложила руки на груди, желая услышать ответ.

– Продолжай.

– Ты говоришь, что индивиды делают все ради удовольствия и чтобы избежать боли, чего-то, что им не нравится?

Я кивнула.

– Да.

– Но многие делают то, что причиняет им боль и неудовольствие, чтобы угодить потребностям и желаниям других.

Я предположила, что он подразумевает их странные отношения с Шелли, которая в данный момент хмуро наблюдала за нашим спором.

– О, не думаю, что это всегда так уж мучительно – делать что-то, чего желает другой.

Роум крепко сжал карандаш в руках и процедил сквозь зубы:

– Объясни понятней, Шекспир. К чему ты клонишь?

Начав, я уже не могла остановиться. Злость на него, копившаяся во мне несколько дней, теперь рвалась наружу.

– Что ж, давай используем для примера секс. Один из двух людей, принимающих участие в акте, желает этого больше, а другой может практически не испытывать влечения, но все равно сдается и делает это, чтобы осчастливить первого. Хотя – и в этом вся ирония – тот, кто несчастлив, все равно получает сексуальную разрядку, следовательно, вообще не испытывает неудовольствия. Не правда ли? – Эти слова я адресовала прямо ему.

Карандаш сломался в его руках.

– А как насчет того, когда человек решает из-за какого-то странного, необъяснимого притяжения, что неплохо было бы поцеловать другого, но потом, задним числом, понимает, что это было гребаной ошибкой. Он впервые в жизни говорит о чем-то личном, ведь считает этого человека другим и думает: «Может, я могу довериться этому человеку, открыться ему по-настоящему?» А потом осознает, что сделанное было глупостью и вообще не должно было произойти. И окончательно убеждается, что люди – это просто большое разочарование.