Книга Первая ВЕТРЫ ПЕРЕМЕН 3 страница

Я бегом кинулся вон из аудитории и бежал через кампус до тех пор, пока не закончились силы. Мимо меня прошли две женщины - роботы из пластика, социальные дроны. Проходя мимо, они с отвращением посмотрели в мою сторону, потом отвернулись.

Я осмотрел свою грязную одежду, которая наверняка дурно пахла. Мои давно нечесаные волосы свалялись; уже несколько дней я не брился. Опомнился я в студенческом профсоюзе, хотя не помню, как я там оказался. Плюхнувшись в какое-то покрытое пластиком кресло, я провалился в сон. Мне снилось, что я оказался на деревянном коне, в моей руке блестящий меч. Мой конь закреплен на крутящейся карусели, вращавшей меня круг за кругом, в то время как я безуспешно пытался дотянуться до выключателя. Звучала грустная, нескладная мелодия, и все это на фоне ужасающего хохота. Я проснулся с головокружением и поплелся домой.

Словно привидение, я блуждал в повседневности занятий. Мой мир выворачивался наизнанку и становился с ног на голову. Я пытался возобновить свою прежнюю жизнь, пробудить интерес к занятиям и тренировкам, но ничего уже не срабатывало и не имело смысла.

А тем временем, профессора продолжали бубнить о Ренессансе, о крысиных инстинктах и средних годах Мильтона. Каждый день, будто во сне, проходя по Спраул Плаза через центр кампуса, я двигался мимо студенческих демонстраций и сидячих забастовок - все они ничего не значили для меня. Студенческая жизнь не ободряла меня, наркотики не могли дать мне утешения. Я дрейфовал - чужак на чужбине, застрявший меж двух миров, ни за один из которых, я не мог ухватиться.

Однажды, ближе к вечеру, я сидел в роще красных деревьев к низу от кампуса, перебирая в уме способы самоубийства. Я уже не принадлежал этой земле. Где-то потерялась моя обувь; на мне был один носок, а мои ноги были покрыты коричневой коркой из спекшейся крови. Я не чувствовал боли. Я ничего не чувствовал.

Я решил навестить Сократа в последний раз. Едва волоча ноги, я двинулся к заправке и остановился, напротив, через дорогу. Сократ как раз закончил заправлять машину. В этот момент, на станции появилась леди с девочкой лет четырех; должно быть, они спрашивала у него дорогу. Неожиданно, маленькая девочка потянулась к нему. Он поднял ее, и она обвила его ручками за шею. Леди попыталась оторвать девочку от Сократа, но не тут-то было. Сократ смеялся и говорил с ней, потом он мягко опустил ее на землю, встал перед ней на колени, и они обнялись.

Тогда, мне стало невыразимо грустно, и я заплакал. Мое тело содрогалось от рыданий. Я развернулся, пробежал несколько сот ярдов по тропинке и упал ничком. Я был слишком измотан, чтобы добраться домой или, вообще, что-нибудь делать. Может быть, именно это, меня и спасло.

Я очнулся в больнице. В моей руке торчала игла капельницы. Кто-то побрил и помыл меня. По крайней мере, я выспался. Меня выписали на следующий день. По выходу, я позвонил в Центр Здоровья Кауэл: "Приемная доктора Бейкера" - ответила его секретарша.

"Меня зовут Дэн Милмен. Мне нужно срочно побывать на приеме у доктора Бейкера".

"Да, Мистер Милмен, - сказала она дружески-профессиональным тоном, - у доктора есть свободное время через неделю, во вторник, в час дня. Вас это устраивает?"

"А пораньше ничего нет?"

"Боюсь, что нет…"

"Дамочка, я покончу с собой раньше, чем пройдет эта неделя".

"Вы можете прийти сегодня в два часа дня?" - ее голос звучал успокоительно.

"Да".

"Прекрасно. До встречи, Мистер Милмен".

Доктор Бейкер оказался высоким, дородным мужчиной с едва заметным тиком около левого века. Внезапно, у меня напрочь пропало желание говорить с ним. С чего я начну? "Знаете ли, господин доктор, у меня есть учитель, по имени Сократ, который умеет запрыгивать на крыши… Нет, не с них - это, как раз то, что я собираюсь сделать. Ах да, еще он берет меня с собой в путешествия в другие измерения и времена, и я могу становиться ветром, а еще я немного расстроен. Да, учусь я хорошо, я звезда гимнастики и мне хочется совершить самоубийство".

Я встал. "Спасибо, что уделили мне время, доктор. Мне стало намного лучше. Я лишь хотел взглянуть, как живет лучшая половина человечества. Убедился, что превосходно".

Он принялся что-то говорить, подыскивая "нужные" слова, но я уже вышел и отправился домой, где просто лег спать. На тот момент, сон оказался лучшей альтернативой.

Тем же вечером, я притащился на заправку. Джой там не было. Часть меня испытала крайнее разочарование: я так хотел еще раз взглянуть в ее глаза, подержать ее за руки; другая часть меня вздохнула с облегчением. Снова, один на один - я и Сок.

Когда я присел, он ничего не сказал о моем отсутствии, только: "Ты выглядишь устало и подавлено". Он произнес это без намека на жалость. Слезы наполнили мои глаза.

"Да, я подавлен. Я пришел попрощаться. Это - мой долг уважения тебе. Я застрял посередине пути и больше не могу выносить этого. Я не хочу жить".

"Ты ошибаешься насчет двух вещей, Дэн". Он подошел и присел рядом со мной на диван. "Во-первых, ты еще не посередине пути, и близко нет. Но ты очень близко к концу тоннеля. А во-вторых, - сказал он, протягивая руку к моему виску, - ты не собираешься убивать себя".

nbsp

Я уставился на него. "Кто это сказал?" Внезапно я осознал, что мы уже не в офисе. Мы сидели в комнате какого-то дешевого отеля. Ошибки быть не могло: запах пыли, тонкие, серые ковры, две узенькие кровати и маленькое зеркало с трещиной.

"Что происходит?" На какое-то мгновение в мой голос вернулась жизнь. Эти путешествия всегда были потрясением для моего миропонимания. Я почувствовал прилив энергии.

"В это самое мгновение здесь происходит попытка самоубийства. Только ты можешь его остановить".

"А я и не пытаюсь покончить с собой прямо сейчас" - сказал я.

"Не ты, дурень. Там за окном, на карнизе, стоит молодой человек. Он учится в Университете Южной Калифорнии. Его зовут Дональд. Он - футболист и старшекурсник философского отделения. Это его последний учебный год в университете. Он не хочет жить. Вперед". Сократ жестом указал на окно.

"Сократ, я не могу".

"Тогда он погибнет".

Я выглянул из окна и увидал, на расстоянии пятнадцати этажей внизу, крохотные фигурки людей, смотрящих вверх с центральных улиц Лос-Анджелеса. Повернув голову, я увидел в десяти футах от окна светловолосого парня в коричневых джинсах "Levis" и футболке. Он стоял на карнизе и смотрел вниз. Он готовился прыгнуть.

Не желая его спугнуть, я тихо позвал. Он не услыхал меня. Я позвал снова. "Дональд".

Он резко дернул головой и почти упал. "Не подходи ко мне!" - предупредил он. Потом: "Откуда ты знаешь мое имя?"

"Один мой друг знает тебя, Дональд. Можно мне тоже присесть на карниз и поговорить с тобой? Я не буду приближаться".

"Нет. Никаких слов" - его лицо и голос уже почти утратили жизнь.

"Дон? Люди зовут тебя Дон?"

"Да" - машинально ответил он.

"Ладно, Дон. Это ведь твоя жизнь. Как бы там ни было, в мире 99 процентов людей убивают сами себя".

"Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?" - в его голосе забрезжил луч жизни. Он стал хвататься за карниз крепче.

"Я скажу тебе. Образ жизни многих людей, убивает их, не правда ли, Дон? Они могут потратить на это тридцать-сорок лет курения, выпивки, переедания или нервного напряжения, но, все равно, они убивают себя.

Я подвинулся на несколько футов ближе. Слова нужно было подбирать очень осторожно. "Дон, меня зовут Дэн. Жалко, что у нас не было возможности пообщаться раньше; у нас много общего. Я тоже спортсмен, в Университете Беркли".

"Ну…" - он внезапно смолк и начал трястись.

"Послушай, Дон, мне становится страшновато сидеть здесь на карнизе. Сейчас я встану, чтобы мне было за что ухватиться". Я медленно поднялся. Меня самого пробивала мелкая дрожь. "Господи Иисусе. - подумал я, что я делаю, здесь, на этом карнизе?"

Я говорил тихо, пытаясь навести мосты взаимопонимания между нами. "Дон, я слышал, сегодня должен быть красивый закат; ветер Санта Ана должен принести сюда немного штормовых облаков. Ты уверен, что тебе больше не захочется посмотреть на закат или рассвет? Ты уверен, что тебе не захочется снова сходить в горы?"

"Я никогда не ходил в горы".

"Ты себе не представляешь, Дон. Там наверху всё чисто - воздух, вода. Повсюду запах хвои. Может, сходим в горы вместе? Что скажешь? Черт, если ты хочешь покончить с собой, ты всегда можешь сделать это, по крайней мере, после похода в горы".

Вот теперь, я сказал все что мог. Сейчас решать ему. Чем больше я говорил, тем больше мне хотелось, чтобы он выжил.

"Хватит! - сказал он, - Я хочу умереть… сейчас".

Я сдался. "Хорошо, - сказал я, - Я прыгаю с тобой. Я уже повидал эти чертовы горы".

Он впервые посмотрел на меня. "Ты это серьезно, да?"

"Да, я серьезно. Кто первый ты, или я?"

"Но, - произнес он, - Зачем тебе умирать? Это безумие. Ты выглядишь таким здоровым - у тебя, наверняка, есть много причин, чтобы жить".

"Слушай, - сказал я, - Мне неизвестно о твоих неприятностях, но по сравнению с моими, они просто теряются. Тебе даже близко не понять моих проблем. Я все сказал".

Я глянул вниз. Это будет так просто: только наклонись, все остальное доделает гравитация. Хотя бы раз, я докажу этому старикашке Сократу, что он не прав. Я мог бы оттолкнуться с криком: "Ты ошибался, старый ублюдок!" и отправиться в свой последний полет до тех пор, пока, с хрустом, мои кости и органы не расплющатся об асфальт, навсегда избавляя меня от возможности смотреть на закаты.

"Погоди!" Это был Дон. Он протягивал мне руку. Секунду я колебался, потом схватился за его руку. Когда я посмотрел ему в глаза, лицо Дона стало меняться. Оно сузилось. Волосы потемнели, его тело уменьшилось. Я стоял и смотрел сам на себя. Потом отражение исчезло, и я остался один.

Испугавшись, я сделал шаг назад и поскользнулся. Я падал кувырком, переворачиваясь снова и снова. Своим внутренним глазом, я видел черный капюшон смерти, которая, оскалившись, поджидала меня внизу. Я слышал голос Сократа, кричащий откуда-то сверху: "Десятый этаж - нижнее белье, постельное белье, восьмой этаж - хозтовары, камеры".

Я лежал на диване в офисе и смотрел на мягкую улыбку Сока.

"Ну как?, - спросил он, - Ты будешь убивать себя?"

"Нет". Однако, вместе с этим решением, вся ответственность за собственную жизнь снова упала на мои плечи. Я описал ему свои ощущения. Сократ взял меня за плечи и сказал только: "Запомни это, Дэн".

Прежде чем покинуть его в тот вечер, я спросил: "Где Джой? Я хочу ее снова увидеть".

"В свое время. Она придет к тебе, возможно, после".

"Но если бы я только мог поговорить с ней, мне бы стало значительно легче".

"Кто тебе сказал, что это будет просто?"

"Сократ, - сказал я, - я должен ее видеть!"

"Ты не должен ничего делать, кроме как прекратить видеть мир с точки зрения своих желаний (потребностей). Расслабься! Когда ты отпустишь свой ум, к тебе вернутся твои ощущения. До тех пор, я хочу, чтобы ты продолжал наблюдать, насколько это возможно, останки твоего ума".

"Если бы я мог, только позвонить ей…"

"Вперед и с песнями!" - отрезал он.

В последовавшие недели в моей голове воцарился настоящий бедлам. Необузданные, случайные, глупые мысли, ощущения вины, беспокойства, порывы желаний - бедлам. Даже ночью, оглушающая лавина снов, осаждала меня. Сократ был прав с самого начала. Я находился в тюрьме.

Во вторник, в десять вечера я вбежал на заправку. Ворвавшись в офис, я простонал: "Сократ! Я сойду с ума, если мне не удастся прекратить этот шум в голове! Мой ум взбесился - ты прав от начала до конца!"

"Отлично!" - сказал он. "Первое осознание воина".

"Если это прогресс, то я хочу регресса".

"Дэн, когда ты садишься на дикую лошадь, думая что она приручена, что происходит?"

"Она меня сбросит и выколотит мне зубы".

"У жизни есть много своих поразительных способов выколачивания зубов".

Мне нечем было возразить.

"Однако, зная, что лошадь дикая, ты можешь обращаться с ней соответственно".

"Думаю, что понимаю тебя, Сократ".

"Ты хочешь сказать, понимаешь, что думаешь?" - улыбнулся он.

Я ушел с его инструкциями дать своему "осознанию стабилизироваться" в течение следующих нескольких дней. Я старался, как мог. В последние несколько месяцев моя осознанность возросла, однако я входил в офис с прежними вопросами: "Сократ, я осознаю степень своего умственного шума; моя лошадь - дикая, как мне обуздать ее? Как уменьшить шум? Что я могу сделать?"

Он почесал голову: "Ну, что же, тебе придется развить хорошее чувство юмора". Он зашелся смехом, потом зевнул и потянулся - не так как это делает большинство людей, вытянув руки в стороны, а в точности как кот. Он выгнул спину, и я услышал щелканье его позвонков - щелк, щелк, щелк.

"Сократ, ты знаешь, что ты выглядел как кот, когда потягивался?"

"Полагаю, что да" - беззаботно ответил он. "Копирование некоторых полезных повадок животных - это хорошая тренировка, точно также мы можем имитировать некоторые положительные человеческие качества. Однажды, мне довелось восхититься котом. Он двигался как воин. У тебя, например, хорошо получалось изображать из себя осла. Пришло время пополнить свой репертуар, не так ли?"

"Да, полагаю, ты прав" - спокойно отвечал я, но внутренне рассердился. Сразу после полуночи, извинившись, я отправился домой пораньше и проспал пять часов, пока меня не разбудил будильник, и я еще раз пошел к заправке.

В ту ночь, я принял решение: больше не хочу играть роль жертвы, по отношению к которой он всегда оказывался на высоте. Теперь я собирался быть охотником; это я, буду его преследовать.

До рассвета оставался еще час, когда заканчивалась его смена. Я спрятался в кустах на краю территории кампуса, рядом с заправочной станцией. Я пойду за ним и, может быть, мне удастся разыскать Джой.

Глядя сквозь листву, я видел каждое его движение. От интенсивного наблюдения в моей голове прояснилось. Моим единственным желанием было разузнать о его жизни вне заправочной станции - эту тему он всегда обходил молчанием. Теперь, я сам отыщу все ответы.

Словно сова, я пристально следил за ним. Как никогда раньше я наблюдал всю плавность и грациозность его движений. Он мыл окна без единого лишнего движения и, как актёр, вставлял заправочный пистолет в горловину бака.

Сократ скрылся в гараже. Наверное, он пошёл чинить машину. Я стал изнывать от ожидания. Небо уже совсем посветлело, когда я очнулся от минутной дремы. О, нет! Я упустил его!

Тут я увидел его, он готовился уходить. Мое сердце сжалось, когда он вышел из офиса, пересек улицу, и прямиком направился к тому месту, где я сидел в засаде: затекший до боли и продрогший, но под хорошей маскировкой. Я очень надеялся, что он не станет "ходить вокруг да около" в это утро.

Я отстранился назад, поглубже в листву, и затаил дыхание. Пара сандалий проскользнула мимо, не дальше, чем в трех-четырех футах от моего временного укрытия. Я едва услышал его легкие шаги. Он свернул по дорожке направо.

Быстро, но осторожно, я помчался по дорожке словно белка. Сократ двигался с удивительной скоростью, я едва поспевал за его широкими шагами и почти упустил его, когда, неожиданно, далеко впереди вновь увидал беловолосую голову. Он вошёл в Библиотеку. "Что он там забыл? - подумал я, и, сгорая от любопытства, приблизился.

Оказавшись за дубовой дверью, я проследовал мимо маленькой группы студентов-жаворонков, которые обернулись и, увидев меня, стали смеяться. Я не стал обращать на них внимания, двигаясь дальше по длинному коридору. Я увидел, как он свернул направо и исчез. Я бегом помчался к тому месту, где он исчез. Ошибки быть не могло. Он вошел в эту дверь. Это был мужской туалет, другого выхода из которого не было.

Я не осмелился войти. Я пристроился у близлежащей телефонной кабинки. Прошло десять минут; двадцать минут. Мог ли я пропустить его? Мой мочевой пузырь стал посылать тревожные сигналы. Мне необходимо было зайти, не только для того, чтобы найти Сократа, но просто для того, чтобы воспользоваться туалетом. А почему бы и нет? Это были мои владения, а не его, в конце концов. Это я попрошу у него объяснений. Хотя, все равно, как-то неловко.

Войдя в туалет, я, по началу, никого не увидел. Покончив со своим собственным делом, я начал более тщательный поиск. Другой двери не было, таким образом, он должен быть где-то здесь. Один парень, выйдя из кабинки, увидел меня согнутого пополам, заглядывающего под двери кабинок. Он поспешил наружу, нахмурив брови и качая головой.

Я снова принялся за дело. Пригнув голову, я прошёлся, заглядывая под двери кабинок. Под последней дверцей я заметил задники пары сандалий. И вдруг, совершенно неожиданно, в просвете под дверцей кабинки появилось лицо Сока, подбородком кверху, с кривой усмешкой. Он стоял спиной к дверце кабинки и теперь явно наклонился вперед так, что его лицо находилось ниже колен.

Ошеломлённый, я попятился назад. У меня не было объяснений моему дурацкому поведению в туалете.

Сократ распахнул дверь кабинки и расцвел в улыбке: "Ууух-тыыыы, можно схлопотать настоящий запор, когда тебя преследует молодой воин!". Его смех, раскатами, отражался от стен, я же покрывался краской смущения. Он сделал это снова! Я почти чувствовал, как удлиняются мои уши, превращаясь в ослиные. В моем теле перемешивались стыд и гнев.

Румянец буквально пылал на моем лице. Я посмотрел в зеркало и там, в своих волосах, увидал аккуратно завязанный желтый бантик. Картина начала восстанавливаться: улыбки и смех встречных людей, странный взгляд, которым меня одарил парень в уборной. Должно быть, Сократ завязал его у меня на голове, когда я вздремнул в кустах. Внезапно отяжелевший от усталости, я поплелся к двери.

За мгновение до того, как за мной захлопнулась дверь, я услышал слова Сократа, не без тени сочувствия в голосе: "Это просто для того, чтобы напомнить тебе, кто является учителем, а кто учеником".

В этот день я тренировался, подобно выпущенным из ада фуриям. Я ни с кем не разговаривал и, по счастью, никто не сказал мне ни слова. Я молча дал себе клятву, что я сделаю все от себя зависящее, чтобы Сократ признал меня воином.

Один из моих товарищей по команде остановил меня на выходе из зала и передал мне конверт. "Кто-то оставил это в тренерской. Оно адресовано тебе, Дэн. Твой поклонник, да?"

"Не знаю. Спасибо, Херб".

Я вышел на улицу и вскрыл конверт. На неразлинованом листке бумаги было написано: "Гнев сильнее, чем страх; сильнее, чем жалость. Твой дух крепнет. Ты готов принять меч. Сократ".

Тропинка к Свободе

На следующее утро Бухта наполнилась туманом, который закрыл солнце и сделал воздух холоднее. Я проснулся поздно, заварил себе чаю и съел яблоко.

Перед тем как приняться за повседневные дела, я решил расслабиться: достал свой переносной телевизор и насыпал в вазу печенья. Включив канал мыльных опер, я погрузился в мир чужих проблем. Загипнотизированный событиями на экране, я, в какой-то, момент потянулся за очередным печеньем и обнаружил, что ваза опустела. Разве я сам съел все это печенье?

Позже, этим же утром я сделал пробежку вокруг Поля Эдвардса. Там я повстречал Дуайта - сотрудника научной лаборатории Лоуренс, расположенной среди холмов Беркли. Мне пришлось переспросить его имя, потому что, в первый раз, я его услышал "не отчетливо"; еще одно доказательство моего вялого внимания и блуждающих мыслей. После нескольких кругов Дуайт отметил, каким безоблачно голубым было небо. Я настолько погрузился в свои мысли, что даже не замечал неба. Немного погодя, он направился в холмы: он бегал марафонские дистанции, а я вернулся домой, предаваясь размышлениям о своем уме, занятию, заранее обреченному на провал.

Я стал замечать, что в гимнастическом зале, я сохранял остроту внимания на каждом своем движении, но когда я прекращал напряженно двигаться, мои мысли снова заполоняли мое восприятие.

В тот вечер, я отправился на заправку пораньше, чтобы поприветствовать Сократа в начале его смены. К этому моменту я постарался забыть вчерашний инцидент в библиотеке, и был готов принять любое лекарство от моего гиперактивного ума, которое мог предложить для меня Сок.

Я ждал. Пришла полночь и, вскоре, пришел Сократ.

Стоило нам устроиться поудобнее, как я стал чихать и мне пришлось высморкаться. Я схватил легкую простуду. Сок поставил на плитку чайник, и я начал, как обычно, с вопроса.

"Сократ, каким образом я могу остановить свои мысли, свой ум, помимо развития чувства юмора?"

"Для начала тебе нужно понять, откуда берутся твои мысли, как они выходят на первый план. Например, сейчас ты простужен - это физиологический симптом, чтобы показать тебе, что твоему телу необходима перебалансировка, ему нужно восстановить связь с солнечным светом, свежим воздухом, простой пищей; словом, гармонизироваться с окружающим миром".

"Какое отношение сказанное имеет к моему уму?"

"Прямое. Беспорядочные мысли, которые тревожат и отвлекают тебя, тоже являются симптомами "дис-гармонии" с окружающим миром. Когда ум противится жизни, возникают мысли. Когда происходит что-то, противоречащее какому-то верованию, в уме начинается суматоха. Мысль - это несознательная реакция на жизнь".

На заправку въехала машина с пожилой, строго одетой, семейной парой. Они сидели прямо, вытянувшись по струнке, на передних сидениях. "Пойдем со мной" - скомандовал Сок. Он снял ветровку и футболку, обнажая широкую грудь с красивыми рельефными мышцами под гладкой полупрозрачной кожей.

Он приблизился к шокированной парочке со стороны водителя: "Чем могу помочь, ребята?" Залить бензину, чтобы подпитать ваш дух? Может масла, чтобы смазать неровности вашего дня? Как насчет нового аккумулятора, чтобы дать новый заряд вашей жизни?" Он открыто подмигнул им и продолжал стоять на том же месте, улыбаясь, а в это время, машина уже стремительно уносилась, прочь от заправки.

Он почесал голову. "Может, они вспомнили, что оставили дома открытые краны?"

Мы отдыхали в офисе, потягивая чай, и Сократ объяснил свой урок. "Ты видел, как эти мужчина и женщина противились тому, что в их глазах было ненормальной ситуацией. Зажатые своими ценностями и страхами, они не научились иметь дела со спонтанностью, а я мог бы стать самым светлым событием их дня!"

"Понимаешь, Дэн, когда ты сопротивляешься тому, что происходит, твой ум начинает свой бег; те самые мысли, которые жестоко бьют тебя, на самом деле, созданы тобой".

"А твой ум работает по-другому?"

"Мой ум подобен пруду без ряби. Напротив, твой ум полон волн, потому что ты чувствуешь себя обособленно и под угрозой незапланированных, нежеланных событий. Твой ум, словно пруд, в который кто-то швырнул огромный булыжник!"

Слушая его, я пристально смотрел на дно своей чашки с чаем, как вдруг я почувствовал прикосновение у себя за ушами. Внезапно, интенсивность моего внимания резко повысилась; глубже и глубже проникал мой взгляд; ниже и ниже…

nbsp

Я оказался под водой. Это было просто смешно! Я, что, свалился в свою собственную чашку с чаем? У меня были плавники и жабры; прямо настоящая рыбка. Я вильнул хвостиком и устремился ко дну, где все было тихо и мирно.

Вдруг, громадный камень, словно взрыв, потряс гладкую поверхность. Взрывной волной меня отбросило назад. Мои плавники снова пришли в движение, в поисках убежища для меня. Я спрятался, пока все снова не успокоится. Со временем, я стал привыкать к маленьким камешкам, которые падали в воду и давали рябь. Камни побольше, по-прежнему, пугали меня.

Я снова лежал на диване, в мире звуков и сухости, глядя широко открытыми глазами на улыбку Сока.

"Сократ, это было невероятно!"

"Только избавь меня от еще одной рыбьей истории. Рад, что ты хорошо поплавал. Можно мне продолжить?" Он не стал ждать ответа.

"Ты оказался нервной рыбешкой, реагировавшей на каждое волнение. Тебе удалось привыкнуть к волнениям поменьше, но все равно, тыне смог постичь их причины. Теперь понятно", - продолжал он, - "что для рыбешки требуется волшебный всплеск осознанности, чтобы расширить свое видение за пределы воды, в которую она погружена, до источника зыби."

"Аналогичный всплеск осознанности потребуется от тебя. Когда ты увидишь источник ясно, ты поймешь, что волны твоего ума не имеют никакого отношения к тебе; ты просто будешь созерцать их, не привязываясь к ним, и тебе не нужно будет, поневоле, дергаться каждый раз, когда падает камешек. Ты станешь свободным от турбуленций этого мира, как только ты утихомиришь свои мысли. Помни: когда ты беспокоишься, отпусти свои мысли и займись своим умом!"

"Сократ, как?"

"Хороший вопрос!" - воскликнул он. "Как ты уже знаешь из опыта своей физической тренировки, гимнастические всплески, а равно и всплески сознания, не происходят просто так; они требуют времени и тренировки. А подготовкой прозрения к источнику твоих собственных волн является медитация".

Сделав это грандиозное заявление, он извинился и пошел в туалет. Теперь пришла моя очередь удивить его. Я крикнул с дивана так, чтобы он услышал через дверь туалета. "Я на шаг впереди тебя, Сократ. Я занимаюсь в группе медитации уже неделю. Меня посетила мысль самому заняться своим стариной-умом. Ты разве не заметил, насколько я стал спокойнее? Скажи, Сок, ты тоже занимаешься медитацией? Если нет, я могу показать тебе, чему я научился…"

Дверь в туалет с грохотом распахнулась, и прямо на меня кинулся Сократ, с боевым, леденящим душу кличем и со сверкающим самурайским мечом над головой! Прежде чем я мог пошевельнуться, меч рассек воздух и замер в дюйме от моей головы. Я посмотрел вверх на зависший надо мной меч, потом на Сократа. Он широко усмехался мне.

"Да уж, ты мастер эффектных появлений. Напугал меня почти насмерть!" - перевел дух я.

Лезвие медленно поднялось. Остановившись у меня над головой, оно, казалось, вбирало в себя и усиливало свет в комнате до рези в глазах. Покосившись на лезвие меча, я решил заткнуться.

Сократ, тем временем, опустился на колени прямо передо мной и мягко положил меч между нами, закрыл глаза, глубоко вздохнул и замер. Я некоторое время наблюдал за ним, раздумывая, бросится ли на меня этот "спящий тигр", если я пошевельнусь. Прошло десять минут, потом двадцать. Затем мне пришла мысль о том, что, может быть, он хочет, чтобы и я помедитировал, поэтому я закрыл глаза и просидел так около получаса. Открыв глаза, я увидел его на том же месте, сидящего словно Будда. Я начал ерзать и тихо поднялся, чтобы попить водички. В тот момент, когда я наполнял кружку, он опустил руку мне на плечо. Я дернулся, и вода выплеснулась мне на ноги.

"Сократ, больше так не подкрадывайся ко мне. Предупреждать надо!"

Он улыбнулся и заговорил. "Тишина - это искусство воина, а медитация - это его меч. Это главное оружие, которое ты будешь использовать, чтобы прорваться сквозь свои иллюзии. Но запомни следующее: полезность меча зависит от несущего этот меч. Ты еще не знаешь, как пользоваться этим оружием, так что оно может быть опасным, обманчивым или бесполезным инструментом в твоих руках.

Поначалу, медитация может помочь тебе в расслаблении. Ты же выставляешь свой "меч" напоказ; с гордостью показываешь его друзьям. Блеск этого меча завлекает многих медитирующих, в дальнейшие иллюзии, пока они совсем не отказываются от медитации, в поисках другой "внутренней альтернативы".

Воин, напротив, использует медитацию умело и с глубоким пониманием. С её помощью, он рубит свой ум на части, иссекая мысли вдоль и поперек, чтобы открылось отсутствие их существенности. Послушай и сделай выводы:

Александр Македонский вел свою армию через пустыню и пришли они к двум толстым веревкам, связанных в массивный, закрученный Гордиев узел. Никто не мог его развязать, пока за дело не взялся Александр. Не секунды не колеблясь, он выхватил свой меч и одним мощным ударом разрубил узел. Он был настоящим воином!

"Тебе нужно учиться разрубать узлы своего ума таким же образом - мечом медитации. До тех пор пока, однажды, ты переступишь за пределы своей потребности в любом оружии вообще".

Как раз в этот момент на заправку, пыхтя и чихая, вкатился старый Фольксваген, заново выкрашенный в белый цвет с радужными разводами по бортам. Внутри сидело шесть человек, трудно узнаваемых с первого взгляда. Когда мы приблизились к ним, то увидели, что среди них две женщины и четыре мужчины, все одетые в одинаковые голубые мантии. Я узнал в них членов одного из многочисленных духовных обществ, действующих в районе Бухты. Конкретно эти люди, сидели с видом праведников и не замечали нашего присутствия, как будто наша мирская приземленность могла запачкать их.