Я бы вызвала ardeur, — сказала я, оторвавшись от ласки, — и вот так бы все и закончила, но ты слишком силен. Ты меня не впускаешь в себя, кроме как в сношении

Он посмотрел на меня глазами почти страдающими.

Я хочу, чтобы ты делала все что хочешь.

Можешь опустить щиты и дать мне кормиться?

Попробую.

Я покачала головой и одновременно сильно его сжала. Он нагнулся, схватил меня под плечи и вытащил из воды, и мне пришлось отпустить его, а Ричард бросил меня на мрамор у края ванны.

Ты влажная, — сказал он придушенным от похоти голосом.

Я кивнула, не в силах произнести ни звука.

Он изготовился в меня войти, но я уперлась ему в грудь рукой:

Презерватив.

Черт! — выругался он, но встал на колени и стал рыться в груде полотенец. Презервативы у нас жили в ванных и в спальнях повсюду, где я могла остаться одна с моими мужчинами. Ноябрьский перепуг насчет беременности отбил мне охоту полагаться только на пилюли.

Ричард продолжал чертыхаться, пока надевал его, потом обернулся и обнял меня. Я извивалась вокруг него, смотрела ему в глаза, в эти волчьи глаза, на его руки, приподнявшие надо мной его тело.

Кормись, Анита, кормись, пожалуйста!

Такое «пожалуйста» означает обычно, что для мужчины уже конец близок, и я вызвала к жизни ardeur. Вызвала, как раздувают искру в пламя, в пожар. Сила полилась на меня, сквозь меня, в него, и ardeur залил нас теплой волной этой силы. Я открыла свое тело Ричарду и ощутила его мощь. Он не был человеком, и быстрота и сила у него тоже были нечеловеческие. Когда-то он боялся меня травмировать, но потом мы выяснили, что во мне тоже человечьей хрупкости уже нет и что Ричард может не сдерживать себя и все равно меня не сломает. Вот сейчас он и стал настолько резок, потом вдруг стал еще быстрее и тверже. Как будто раньше всегда сдерживался, сам того не зная. Быстрее, сильнее, и наконец в зеркалах превратился в мелькающую полосу, пока я не закричала, содрогаясь в оргазме, сотрясаемая судорогой наслаждения, ощутила его наслаждение в ответ — и мы оба застыли неподвижно. Ричард запрокинул голову, закрыл глаза, — и в это застывшее мгновение, когда наши тела слились, ardeur питался, питалась я, поглощая энергию Ричарда, глотая силу той части его существа, что была волком. Я поглощала его целиком, каждый восхитительный дюйм этого восхитительного тела. Когда он вот так себя отпускал, энергии он отдавал немеряно.

Ричард опустил меня на край мраморной ванны, выскользнул из меня, и даже от этого я дернулась судорогой. А он улегся на бок (потому что иначе его плечи не поместились бы) и лежал, тяжело дыша, уложив голову где-то на уровне моей талии. Я смогла еще дотянуться рукой потрепать его волосы, но на большее меня не хватило бы. Пульс еще гремел в ушах канонадой.

Первым обрел голос Ричард:

Я тебе сделал больно?

Я хотела было ответить «нет», но эндорфины уже начали уходить из крови. И зарождалась между ногами ноющая боль. Мике я бы сказала: «Немножко», но Ричарду ответила:

Нет.

У него-то заморочек куда больше, чем у Мики.

Его рука неуклюже погладила мне бедро, будто он ею не слишком хорошо владел. Потом она скользнула между ног. Я сказала, полусмеясь:

Нет-нет, не надо. Еще не надо.

Он поднял руку — я увидела кровь у него на пальцах.

Я тебе сделал больно?

Его голос уже звучал более уверенно и не так посткоитально.

И да, и нет.

Он сумел приподняться на локте:

У тебя кровь, Анита. Это было больно.

Я посмотрела на его пальцы.

Немножко, но это была хорошая боль. Теперь вот только это заболит, я сразу вспомню, что мы делали.

Лицо его замкнулось, и он смотрел на кровь у себя на пальцах, как на улику.

Ричард, это было чудесно, прекрасно. Я не знала, что ты раньше так сдерживался.

Вот и надо было сдержаться.

Я тронула его за плечо:

Ричард, не надо. Не делай плохо из того, что было хорошо.

У тебя кровь, Анита. Я тебя так оттрахал, что теперь у тебя кровотечение.

Я думала было сказать одну вещь, но не знала, лучше от этого станет или хуже.

Он отодвинулся от меня, сел на край ванны, свесив ноги, и смыл кровь.

Наши рекомендации