В. Цою. Второе посвящение

Там, где реки ласкают звёзды,

Где ветра отдаются травам,

Ты прошёл, пробежал, промчался

Птицей раненой, птицей быстрой.

Там, где солнце ласкает небо,

Где вода равносильна жизни,

Ты остался среди дубравы

И костров искро-ярко-жёлтых.

Там, где слово берёт начало

И где Музыка недоступна,

Ты оставил мне свои песни

О любви, о тоске, о звёздах…

Там, где дым сигарет кружится

Над главами слегка хмельными,

Голос твой прозвучал, как ветер,

Как звонок в мою дверь средь ночи.

Там, где мысли твои кружились,

Нынче кружатся мысли чьи-то.

Осторожные, молодые,

Всё в тревоге, что карта бита.

Там, где струны твоей гитары

Говорили о смысле жизни,

Нынче пепел и твои песни.

Пусть тяжёлая, но всё ж память.

Там, где души наши сойдутся

В быстром беге по кругу ада,

Будет ночь и, конечно, звёзды.

Папиросы и твои песни.

Майку Науменко.

Когда наши часы стоят,

Когда дождь за окном поёт,

Знаешь ты, что где-то не спят,

Там кто-то сидит и ждёт.

Когда наши часы стоят,

Ты приходишь в ночной тиши.

Я смотрю, всё смотрю назад,

Где тебе говорят: «Не спеши…»

Когда наши часы стоят,

Из-под крана течёт вода.

Я ловлю на себе чей-то взгляд,

Что и ты ловил иногда.

Когда наши часы стоят,

Я включаю ночной «Маяк».

Вспоминаю, как так давно

Пел с Б.Г. ты про «свой ништяк».

Когда наши часы стоят,

Открываю ночное окно.

Капли дождика пусть умоют

Погрустневшее мне лицо.

Когда наши часы стоят,

Не спешу я их заводить.

Против кармы идти никак –

Так к чему время торопить?

Когда наши часы стоят,

Уезжаю я в город N.

Где полюбят, и где простят,

И где, знаешь, помнят тебя.

Александру Башлачёву.

В чистом поле, в поле чистом,

Посреди Российских пашен,

Показалось мне всё чистым

С этой болью, с этой грустью.

В чистом поле, в поле чистом,

Посреди дождей косых,

Я, неопытный парнишка,

Голос свой сорвал на крик.

Я кричал о вере в Вечность,

О Надежде и о Смерти,

Что погибло вдруг слово «Честность»,

А Иуда всё бал свой вертит.

В чистом поле, в поле чистом,

Посреди Любви и Братства

Слышал голос, голос слышал –

Голос сильный, голос честный.

Я умылся от Разлуки,

Я умылся Звёздной Пылью

И пошёл бродить по свету,

А за мной шёл этот голос.

В чистом поле, в поле чистом,

Где холодные ветра,

Я сидел, курил и думал…

Вдруг настали холода.

И душа моя запела,

Но слова то ведь чужие.

Но я верю, я им верю,

В чистом поле дожди косые.

Янке. Первое посвящение.

Скрежет колёс временных,

Скрежет гитарных струн.

Скрежет бродяг хмельных.

Скрежет… На кухне стул.

В жизненной суете,

В ласковой нищете,

Можно ли это знать,

То, о чём ты поёшь?

Можно, если поймёшь,

Можно, если захочешь,

Если не пропадёшь,

Если не захохочешь.

И на трамвайных рельсах

Лишь след твоих шагов.

Запах костра… Ты грелась.

Дым папирос… Всё ложь!

Ложь, что уходят люди,

Ложь, что их больше нет.

Ложь, что их все забудут

Через десяток лет…

Птицы назад вернулись,

Души искали тепла.

Что же мы? Что запнулись?

Нет, просто здесь тишина.

И посреди убийственной,

Мрачной ночной тиши

Голос звучал единственный,

Знаешь, а это ты…

Янке. Второе посвящение.

Я раскрываю окна пополам,

Прощаю все грехи своим словам.

Ловлю мгновенья тонущего дня,

Ищу свинец среди ночи огня,

Пусть вы не видите, не слышите меня.

Пусть рухнут стены на плечо,

Пусть будет холодно, пусть будет горячо.

Я всё равно останусь только здесь,

Пусть где-то много чистотой зовущих мест,

Я до конца несу свой тяжкий крест.

Я покидаю этот странный замок,

Где ты, Принцесса, стонешь в рваных ранах.

А за окном бушует снова дождь.

Он прошептал: «Я верю, ты придёшь!»,

Хотя не верит мне он ни на грош.

Я открываю окна пополам,

Прощаю все грехи своим словам.

21.12.96.

КОМАРОВУ КОНСТАНТИНУ МАРКОВИЧУ