ГЛАВА 11. Наутро, едва за Гейбом захлопывается дверь, звоню Джесс, чтобы сообщить страшную новость
— Он эстрадный комик!
Наутро, едва за Гейбом захлопывается дверь, звоню Джесс, чтобы сообщить страшную новость. Прикованная к постели жесточайшим похмельем, цепляясь за пачку обезболивающего, она все-таки находит силы, чтобы ужаснуться не меньше моего. Вот это я понимаю — настоящий друг.
— Шутишь!
— Да нет, это Гейб у нас шутник. — Прижав трубку к уху плечом, в одной руке я держу миску с хлопьями, а другой достаю из холодильника молоко. — Эстрадный юморист, это ж надо!
На том конце провода — придушенный смех.
— Тук-тук, пустите переночевать... — слабым голосом дразнит меня Джесс.
Плюхаюсь на табуретку возле кухонного стола, заваленного журналами, нераспечатанными конвертами и бог знает чем еще. Пристраиваю на вершине кучи свою миску и принимаюсь за чертовы хлопья.
— Не смешно! — говорю я с набитым ртом. Господи, какая же дрянь эта полезная жратва. Скорей бы уж сбросить лишние два кило...
— В том-то и дело! — Джесс хрипло хохочет. — Эти ребята никого не смешат.
— По-прежнему считаешь его запасным вариантом? — интересуюсь невинно, хрустя хлопьями.
— Нет, мне это не подходит. — Точно так Джесс обсуждала бы торшер в "Икее". — Чересчур он, знаешь ли, американец.
— Ну и что?
— Хизер, мне нужны серьезные отношения, а не роман на расстоянии. Вспомни "Вид на жительство".
— Так ведь Жерар Депардье там француза играл.
— Он во всех фильмах французов играет. — Джесс звучно зевает. — А Хью Грант везде играет косноязычных английских болванов. Не в этом суть. Человек должен соответствовать определенным требованиям, а возня с иммиграционными службами в мои планы не входит. Добавь еще разницу менталитетов...
Обожаю Джесс. Неизменно полна романтики.
— Ну, если ты так на это смотришь... — мямлю я, собираясь с духом для очередной порции полезной пакости. Эх, сейчас бы шоколадный эклерчик...
— Ну и что ты будешь делать?
— С чем делать? — Среди барахла на столе валяется записная книжечка в кожаной обложке. Кажется, такую же я видела вчера в руках у Гейба. Любопытно бы взглянуть...
— С тем, что твой жилец — комик! — Ситуация здорово забавляет Джесс, она давится от хохота.
— Знаешь поговорку: "Лучше смейся, а то как бы не заплакать"? — рассеянно откликаюсь я, раскрывая записную книжку. В конце концов, глянуть одним глазком — не преступление.
— Умница, — одобряет Джесс. — Смеяться определенно лучше.
На первой страничке синими чернилами мелким круглым почерком выведено: "Десятка моих лучших анекдотов про тещу". Отдергиваю руку. На фига он мне сдался, этот блокнот, если подумать.
В течение следующих нескольких дней от острот про тещу я, слава богу, избавлена, так как моего жильца почти не видно. Если не считать периодического "Привет, как дела?", когда я прихожу домой, а он куда-то убегает, может показаться, что у меня вовсе никто и не поселился.
Впрочем, не совсем так. То и дело натыкаешься на разные мелочи. Набор приправ на кухне. Картонка соевого молока в холодильнике. Мочалка размером с французский багет в ванной. И еще кое-что... И заметьте, я имею в виду не диск группы "Уилко", брошенный возле проигрывателя, или пестрое пляжное полотенце, аккуратно сложенное возле раковины. Что-то изменилось в атмосфере.
На протяжении многих недель я содрогалась от ужаса при одной мысли о том, что в моей квартире поселится чужой человек. Мне было противно даже представить себе, что какой-то мужик — не Дэниэл — будет плескаться в моей ванне. Но опасения не оправдались. Неплохо, когда рядом кто-то есть. Да что там неплохо — приятно.
Квартира стала какой-то другой. И я сама — тоже. Дело не только в том, что я больше не просыпаюсь ночами в холодном поту, думая, что скоро окажусь на улице вместе с Билли Смитом и буду собирать милостыню в кастрюльку "Ле Крезе". Кажется, будто Гейб одним своим присутствием распугал всех призраков прошлого. Невзирая на тот шокирующий факт, что я делю жилье с эстрадным комиком, я чувствую себя счастливее. Увереннее. Стройнее.
В четверг в аптеке, куда я забежала после работы купить ватных шариков, мне на глаза попались электронные весы. Повинуясь мгновенному импульсу, я на них встала. Вот почему в эту самую минуту изумленно таращусь на дисплей.
Не может быть, это неправда. Похудела на два с половиной кило? Несколько месяцев я время от времени подумывала о том, чтобы сбросить вес, набранный в Рождество. Я бегала по утрам — целых два раза! — купила курс йоги на видео и твердо решила его посмотреть, и это плюс к тому, что на завтрак у меня (вместо шоколадного эклера из французской кондитерской!) хлопья из отрубей, а на вкус, я бы сказала, из картона. Так что мой образ жизни радикально не изменился, но вот ни с того ни с сего — пф! — пара лишних килограммов в одночасье испарилась. Потрясающе. Невероятно. Фантастика.
В полном недоумении, тычу себя пальцем в живот. Вроде не уменьшился. Впрочем, такие вещи заметнее со стороны. К тому же в последние месяцы я очень переживала из-за отсутствия денег. А разве от этого не худеют? Разве стресс не съедает калории?
Беру распечатанный талончик и направляюсь к кассе. В кои-то веки очереди нет — еще одна нечаянная радость, отмечаю про себя, выкладывая на прилавок пакет ватных шариков. Конечно, всему виной стресс. Я знала, что найдется разумное объяснение. Лишний вес не может сам по себе исчезнуть за одну ночь, правильно?
Радушно улыбнувшись кассирше, достаю из кармана кошелек, и на пол планирует веточка вереска. А это еще здесь откуда? Я точно помню, что оставила ее дома...
— Фунт двадцать пять, — говорит кассирша.
— Ах да... извините.
Запихнув веточку обратно в карман, отсчитываю мелочь. Чем бы ни объяснялась внезапная потеря веса, мое желание исполнилось: прощайте, отруби.
Покинув аптеку в приподнятом настроении, перехожу дорогу и бодро шагаю по Ноттинг-Хилл. Мы с Эдом встречаемся в "Вулси Касл" — пабе-ресторане прямо за углом. Опаздывая — как всегда, — я перехожу на трусцу Эд помешан на пунктуальности, и мне как-то не улыбается наесться до отвала его нотациями, прежде чем хотя бы закажу джин-тоник. Но совсем без лекций точно не обойдется. Эд позвонил вчера и сказал, что хочет "кое о чем поговорить", а "поговорить" на его языке означает "вправить мозги". Его излюбленная вступительная фраза: "Почему у тебя до сих пор нет пенсионного плана?" Короче, вы примерно представляете, что за человек мой брат.
Но, свернув на нужную улицу, сплошь в магазинах и ресторанах, я замечаю нечто — и застываю как вкопанная. В жизни не видела таких роскошных туфель — розовые, атласные, с изящным вырезом на носке... Стоят себе скромненько в витрине и, кажется, только меня и ждут.
Отступив на шаг, поднимаю глаза на вывеску. "Сигерсон Моррисон"[39]. Душа моя поет: обожаю этот магазин. Он всегда под завязку набит самой изысканной обувью... "которая вся, до последней тапочки, тебе не по карману", — встревает строгий тоненький голосок в моей голове. Эх... Но посмотреть-то хоть можно? Нагибаюсь к витрине. И вижу ярлычок: "СКИДКА 75 %".
Вот это да!
Я не шопоголик — хотя иногда, чего греха таить, и поддаюсь жгучему желанию нырнуть в примерочную "Эйч энд Эм"[40] с охапкой шмоток. Покупать нет необходимости, достаточно попросить отложить. Ты испытываешь радость обладания — эта вещь твоя, только руку протяни! — и при этом не взваливаешь на себя никаких обязательств. Совсем как помолвка, вы не находите?
Обувь — дело другое. Туфли — моя слабость. Одежда может толстить или старить, сделать грудь невидимой, задницу — жирной, а живот — обвисшим, но хорошая пара туфель всегда смотрится сногсшибательно, даже если ты только что уплела полпакета шоколадных конфет для улучшения пищеварения. Одна загвоздка: это великолепие даром не раздают. Как говорит Лайонел, "за все в жизни надо раскошеливаться".
"Надо-то надо, но ведь можно заплатить меньше, — звучит шепоток у меня в голове, — на семьдесят пять процентов меньше, это же уму непостижимо!
Который час? Смотрю на мобильник. Я уже опоздала, Эд наверняка бесится. Секунду поколебавшись, берусь за ручку двери. Подумаешь — лишние пять минут...
Внутри творится невообразимое. Дамы пихаются локтями, шарят по полкам, выхватывают друг у друга туфли, кто-то в поисках нужного размера ползает на карачках... Полы усеяны подследниками, скомканной бумагой, пустыми коробками. Задерганные продавщицы лавируют среди покупательниц, а те сражаются на подступах к зеркалам, возмущенно пыхтят и цедят оскорбления, когда их оттирают на периферию.
Бог мой, как все-таки безжалостны женщины! Мужчины готовы убить за родину, но женщина пойдет по трупам ради пары бирюзовых шпилек с отделанным стразами ремешком.
Прокладывая путь в этом бедламе, зорко осматриваюсь — ищу свое розово-атласное великолепие. Однако полка с цифрой "пять" пуста, если не считать пары буро-зеленых туфель на платформе. Ну и с чем это наденешь, спрашивается? Обидно до слез. А полка с цифрой "семь"[41] слева от меня, как назло, ломится от вожделенных розовых красоток. Беру одну и погружаюсь в раздумья. Поэкспериментировать со стельками? Или, к примеру...
— Мадам, вам помочь?
Ассистентка из тех высокомерных девиц, что водятся в бутиках: они смотрят на вас сверху вниз и обливают презрением до тех пор, пока вы что-нибудь не купите — просто чтобы доказать свою платежеспособность. Видимо, такова их маркетинговая стратегия.
— Э-э... нет. — Опустив глаза, замечаю, что не просто держу туфлю на руках, бережно, как ребенка, но еще и нежно ее поглаживаю. — Я так... э-э... смотрю.
— Изумительные, правда? — Девица заговорщицки понижает голос. — И скидка семьдесят пять процентов! — Закатывает глаза, будто сама не в силах в это поверить.
— О... э-э... да... изумительные, — соглашаюсь я. Для меня эти туфли уже стали Туфлями — с большой буквы. Самой восхитительной и несравненной парой обуви в истории человечества.
— Хотите, принесу вторую и вы померите?
Горестно улыбаясь, ставлю босоножку обратно.
— Боюсь, у вас нет моего размера.
— Какого же?
Большинство магазинных ассистенток, получающих проценты от продаж, не так-то просто обескуражить. Но даже она не умеет творить чудеса, уже смирившись, думаю я.
— Пятого.
Стоит мне произнести роковую цифру, как на лице у нее проступает разочарование и глаза, горевшие в предвкушении вожделенных комиссионных, тускнеют.
— О-о... Самый популярный размер...
— Ничего, — я небрежно пожимаю плечами, — я уже привыкла.
— А как вам эти роскошные сапоги? — Девица хватает с полки безобразные пиратские ботфорты из позапрошлогодней коллекции и с надеждой потрясает ими у меня перед носом.
— Нет, благодарю!
Я оскорблена. Разворачиваюсь и начинаю пробираться к выходу. В конце концов, Хизер, это всего лишь туфли. Протягиваю руку к двери, стараясь не смотреть на витрину, но в последний момент все-таки кидаю на нее прощальный взгляд.
— Мадам!
Я оглядываюсь. Давешняя ассистентка, вся аж зарделась от возбуждения.
— Вам повезло! Я нашла самую последнюю пару, положили не в ту коробку. — Жестом фокусника она извлекает из-за спины туфельки, сует мне в руки и торжествующе выдыхает: — Пятый!
— Ух ты! — Я не в силах поверить своему счастью. "Ты не можешь себе их позволить, даже со скидкой", — зудит назойливый голосок.
Я сникаю. Что правда, то правда: кредитка расчекрыжена пополам, а наличных в кошельке двадцать пять фунтов.
Уже собираюсь отдать дивные туфельки назад, когда слышу голос ассистентки:
— Боюсь, каблук чуть-чуть поцарапан, ничего страшного, совсем незаметно, уверяю вас, когда наденете, царапинки будет не видно. Конечно, мы сделаем еще скидку... Сбросим половину от распродажной цены.
Погодите, погодите. Мне это не мерещится?
— Получается всего...
— Двадцать четыре девяносто девять!
Через несколько минут я уже наблюдаю у кассы, как продавщица упаковывает туфли, и слышу за спиной шепот:
— У-у, вот повезло...
Мне вручают розовый пакет размером с уличный рекламный щит, и восторг накрывает меня с головой.
— Сдача! — щебечет девица, протягивая мне пенни.
Но я уже на полпути к выходу. И когда я весело шагаю по улице с огромным пакетом в руках и широченной улыбкой на физиономии, мне хочется себя ущипнуть. Я не суеверна, но уже начинаю подозревать, что вереск, возможно, и вправду приносит удачу.