Теория вневременности русского глагола

Теория вневременности русского глагола сложилась в 40 —50-е годы XIX в. Борь­ба со смешением категорий времени и вида, борьба с учением о множестве и разно­образии форм времени, которых Ломоносов насчитал десять, Востоков*** — восемь и число которых почти не уменьшилось в книге С. Шафранова «О видах русских гла­голов в синтаксическом отношении» (1852)****, привела к полемическому отрицанию вообще факта наличия форм времени в русском тлаголе *****.

* Ср. замечание Франк-Каменецкого: «С точки зрения научно-логического понимания, на­стоящее, строго говоря, остается неуловимым для непосредственного восприятия, являясь под­вижной гранью между не существующим более прошедшим и еще не наступившим будущим. Для мифического мышления (как, впрочем, и для современного обыденного) настоящее есть на­иболее осязаемая непреложная реальность, отнюдь не обладающая нулевой протяжен­ностью» ^2Я4.

** Ср. у А. В. Добиаша: «Настоящее время есть i конце концов произвольная линия во временном пространстве, для каждого особого случая говорящим устанавливаемая; прошедшее время есть то временное пространство, которое предшест вует начальной точке, а будущее — то, которое следует после окончательной точки произвольнсго в каждом отдельном случае особо устанавливаемого говорящим настоящего времени»²⁸⁵.

*** Ср. статьи А. В. Болдырева «Рассуждение о глаголах» (Труды Общества любителей рос­сийской словесности, 1812, ч. 2) и «Рассуждение о средствах исправить ошибки в глаголе» (там же, ч. 3), статьи, в которых полемически доказывалось су цествование лишь двух форм времени в русском языке — настоящего и прошедшего.

**** Отрицание «злополучного деления русских глагольных форм на виды» и возврат к уче­нию о сложной системе времени (7 времен: praesens, imperfectum, iterativum — дергивал, aoris-tus - дернул: aoristus II — (no-)выдергал, futurum aorist. l —выдерну, II — повыдергаю) см. в статье Р. Г. Вестфаля «Об образовании основ и времен русского глагола» (Русский вестник, 1876, октябрь).

***** Ср. у Г. Павского ироническое замечание, направленное против ломоносовско-восто-ковской системы времен: «Странное дело! Десять времен в языке русском, который даже для трех времен (настоящего, прошедшего и будущего) не имеет отличительных признаков! В нем, как и в других славянских языках, не различено и будущее вре мя от настоящего, и причастие, кото­рое мы ныне называем прошедшим временем... есть не более как глагольное прилагательное

ИМЯ»288.

М. Катков заметил в своей диссертации «Об элементах и формах славяно-русско­го языка»: «...нашему языку вовсе не важно различение времен, и от форм будущего времени наш язык отказался еще в допамятную пору»^2аУ.

К. С. Аксаков писал еще более категорически об отсутствии форм времени в рус­ском языке: «Если мы вздумаем искать времен, изве:тных нам из иностранных грам­матик,— мы останемся неудовлетворенными. В самом деле, прежде всего поражает нас то, что прошедшего времени в нашем языке нет вовсе. Вместо формы глагола в прошедшем времени встречаются у нас отглагольное прилагательное или причастие прошедшее: был — былой, служил — служилый... Вся небольшая разница зависит от употребления («он уныл покуда», т. е. он унылый, или: «он от неудачи не уныл», т. е. не стал унывать)... Формы прошедшего времени у нас нет». Вместе с тем «формы гла­гола, часто употребляемые для выражения будущего, не могут называться формами будущего времени, ибо часто употребляются и в прошедшем и в настоящем» (ср.: «Всякий день проходил у нас однообразно: я подойду к его двери, стукну раза два, он отворит...» или: «Он не много теряет часов на разговоры, каждое утро он скажет мне: здравствуй, и пошел к себе заниматься» и т. п.). «Эти так называемые будущие формы глагола независимы от времени. Следовательно, в русском языке нет формы будущего времени. Какое же время есть в русском г.тголе? Одно настоящее? Но на­стоящее одно, без понятия прошедшего и будущего, не есть уже время, это бесконеч­ность». «Времена настоящее, будущее и прошедшее - понятия выводные и не имеют для себя своих форм в русском языке: они суть дело употребления и являются по со­ответствию их с формами глагола и с смыслом речи». «Итак, мы должны прийти к заключению, что ни одна глагольная форма в нашем языке времени не означает. Очевидно, что сама категория времени теряется). Таким образом, по мнению К. С. Аксакова, в русском глаголе морфологически выражен лишь вид, время же — ка­тегория психологическая и синтаксическая. «Формами глагола обозначается самое действие, время же в нем есть дело употребления; эго употребление основано на со­ответствии глагольных форм с временами»²⁹⁰.

Вслед за К. С. Аксаковым Н. П. Некрасов доказывал способность любой русской глагольной формы выражать самые разнообразные временные значения. Он реши­тельно отрицал в русском глаголе наличие постоянных грамматических форм вре­мени. По мнению проф. Некрасова, время — лишь отвлеченная субъективная катего­рия говорящего и слушающего. «Русскому глчголу не свойственны формы временные... русский язык осмыслил время как нечто постороннее для действия, как внешнее (по отношению к действию) условие, под влиянием которого скорее находит­ся лицо говорящее и лицо слушающее, чем само действие»²⁰¹. Н. П. Некрасов сопо­ставлял выразительное «глубокомыслие», наглядность и изобразительную художе­ственность системы русского глагола, основанной на категории вида, со структурой глагола в западноевропейских языках, в которых много форм времени: «Быстрота, краткость, продолжительность, кратность проявления действия не нуждаются во времени и им не измеряются. Продолжительность проявления есть сила, душа, жизнь самого действия. Действие, проявляющееся под условием времени, отвлеченно, фор­мально; действие же, проявляющееся под условием продолжительности (энергии),— жизненно.

Понятие о времени относится к понятию о продолжительности как нечто формальное, отвлеченное, условно существующее к тому, что живет на самом деле; потому что условие времени понимается отвлеченно продолжительность же предста­вляется конкретно (вещественно). Время есть условие, под влиянием которого мыс­лится действие; продолжительность есть свойство, б;з которого немыслимо действие в русском глаголе. Вот почему он отвергнул сухую формальную категорию времени и развил в себе формы, выражающие его живое свойство,— энергию, или, как мы на­звали, продолжительность проявления. Насколько действительно сущее отличается от условного и формального, настолько продолжительность как свойство русского гла­гола отличается от времени как свойства глаголов иностранных»²⁹².

Эта точка зрения показалась слишком радикальной последующим грамматистам. Была восстановлена в правах старинная теория трех времен, подвергшаяся, однако, сильной психологизации. Анализ описательных фopv, времени в древнерусском языке, предложенный Потебней в его труде «Из записок по русской грамматике», лишь со­действовал подрыву веры в объективность форм времени.