Шарлотта Джин Дэвидсон, ангел смерти

У меня в гостиной сидел мертвый клоун. Поскольку я не питаю огромной любви к клоунам и было еще слишком рано, чтобы мой рот мог извергнуть нечто членораздельное, я притворилась, будто не замечаю его, и, громко зевнув, направилась в кухню. Тогда-то на меня и накатила паника. Глянув вниз, чтобы удостовериться, что мои девичьи отличительные черты не скомпрометированы, я с облегчением вздохнула. На мне были белый топ и шорты в клеточку. А значит, мои девочки, также известные как Угроза и Уилл Робинсон, в безопасности.

Мысленно перекрестившись, я продолжила путь по своим скромным апартаментам, стараясь не привлекать внимания и гадая, заметил ли меня клоун, до сих пор не спускавший с меня глаз. Моя квартира – нечто среднее между складом подушек и чуланом для швабр, так что путешествие выдалось недолгим. И не очень поучительным, потому что посмотреть здесь практически не на что. Однако за несколько коротких секунд я все-таки пришла к кое- какому умозаключению: пусть уж лучше у меня гостит мертвый клоун, чем живой.

Меня зовут Шарлотта Дэвидсон. Для некоторых просто Чарли, а для некоторых Шарлотка Глубокая Глотка [1], но так меня называли в основном в школьные времена. Я иду в комплекте с полным набором изгибов и выпуклостей в положенных местах, здоровым уважением к мужской анатомии и немного настораживающей склонностью к пище и питью коричневого цвета. Не считая всего этого, а также того факта, что я родилась ангелом смерти, я такая же нормальная, как и любая другая угрюмая девица с удостоверением частного детектива.

К мистеру Кофе я подошла с похотью в глазах. Между нами уже какое-то время были, можно сказать, отношения, и с его стороны требовалось всего лишь оставлять для меня время от времени лишнюю чашечку. Не нужно было ни доливать воды, ни досыпать кофе, чтобы он разгорячился и позаботился обо мне. Не глядя, я поставила чашку в микроволновку. Мне было до лампочки, чему еще не повезло оказаться в ее чреве и испытать на себе все радости облучения в течение тридцати секунд. Затем совершила набег на холодильник в попытке найти, чем набить желудок. Поглощение еды не даст мне заснуть еще как минимум пять минут. А единственной моей целью в последние две недели было не спать любой ценой. Потому что альтернатива слишком мучительна.

После поисков эпических масштабов я наконец-то нашла что-то не зеленое и не покрытое пушком. Это оказалась сарделька. Я назвала ее Питер, в основном потому, что мне нравится давать вещам имена, и только отчасти потому, что это казалось правильным. Как только кофе превратился в кипяток, я отправила Питера в микроволновку, надеясь, что радиоактивная среда его стерилизует. Кому нужно, чтобы повсюду сновали беснующиеся маленькие Питеры?

Пока я размышляла о мире во всем мире, о заоблачных ценах на дизайнерское нижнее белье и о том, какой была бы жизнь без гуакамоле, Питер пикнул. Я обернула его черствым хлебом и съела, загружая в кофе такое количество заменителей нормальных продуктов, что тот стал попросту опасным для здоровья. Сделав большой глоток, я потащилась к

заваленному подушками дивану, уселась поудобнее и посмотрела на клоуна. Он сидел в кресле, придвинутом к дивану, и терпеливо ждал, когда я его замечу.

– Знаешь, я не очень-то люблю клоунов, – сказала я после очередного глотка.

Мертвые люди у меня в гостиной далеко не невидаль. Судя по всему, я супермегаяркая, как прожектор маяка во время шторма. Умершие, которые не перешли сразу после смерти, могут увидеть меня из любого уголка Земли и, если захотят, пройти через меня в мир иной. В сокращенной версии именно этим и занимается ангел смерти. Никакой косы. Никакого собирательства душ. Никакой переправы мертвых по озеру день за днем, что рано или поздно наверняка бы осточертело.

– Я такое часто слышу, – отозвался клоун.

Он казался моложе тех двадцати пяти лет, которые я дала ему поначалу, хотя его голос, очевидно, охрип от сигарет и частых ночных посиделок в баре. С этим образом резко контрастировал яркий грим и торчащие во все стороны рыжие волосы. Спасало только то, что у него не было огромного красного носа. Ненавижу их, особенно те, что пищат. С остальным я могу смириться.

– Так как? У тебя есть для меня история? Он пожал плечами:

– Не сказал бы. Всего лишь хочу перейти.

Я удивленно моргнула, осмысливая его слова, а потом переспросила:

– Всего лишь хочешь перейти?

– Если тебе не сложно.

– Ни капельки не сложно, – фыркнула я.

Еще бы! Не надо передавать никаких сообщений любимым, которые остались здесь. Не надо расследовать обстоятельства его убийства. Не надо охотиться за какой-то памятной вещицей, которую он оставил своим детям в таком месте, где ни один человек в здравом уме даже не подумал бы искать. Подобные ситуации в моем понимании даже лучше сливочного совершенства, каким может быть кусок торта без лишних калорий.

Клоун двинулся ко мне. Я не поднялась, потому что не было сил – кофе еще не подействовал. Но он, кажется, ничего не имел против. Когда он сделал еще один шаг вперед, я заметила рваные джинсы и закрашенные маркером кроссовки.

– Погоди-ка, – вдруг сказал клоун, застыв на полпути. Нет. Ну нет же…

Он поскреб затылок – неосознанный жест из его прошлой жизни.

– А ты можешь передавать людям послания? Проклятье. Ложка дегтя в бочке меда моей жизни.

– М-мм, нет, извини. Western Union не пробовал?

– Ты серьезно? – спросил клоун, ни на секунду не купившись. Плохо у меня с торговлей. Я вздохнула и накрыла лоб рукой, показывая, как сильно не хочу быть его посланником.

Потом взглянула на него, чуточку приоткрыв глаза. Он стоял на том же месте, ждал и совершенно не казался впечатленным моим спектаклем.

– Ладно, – сдалась я. – Напечатаю записку или еще что.

– Ничего подобного делать не придется. Просто зайди в «Супер Дог» дальше по этой же улице и поговори с девушкой по имени Дженни. Скажи, Рональд передал «Поцелуй меня в зад».

Я оглядела его желто-красный клоунский костюм сверху донизу.

– Тебя зовут Рональд?

– Поверь, суть этой иронии от меня не ускользнула, – усмехнулся он и прошел через меня раньше, чем я успела задать вопрос по поводу поцелуев в филейные места.

Когда люди переходят через меня, я вижу их жизни. Могу сказать, были ли они счастливы, какой цвет любили больше всего и как звали их домашних животных, когда они сами были детьми. Это своего рода ритуал, от которого я научилась получать удовольствие. Закрыв глаза, я приготовилась. Он пах гримом, йодом и кокосовым шампунем. Он лежал в больнице, ждал пересадки сердца. Время шло, и он решил не терять его даром – каждый день наряжался разными клоунами и навещал детей в отделении педиатрии. Каждый день у него было новое имя. Что-то смешное, вроде Родео Рон или Капитан Боксерские Трусы. И каждый день дети должны были угадать, как его зовут, следуя за его беззвучными подсказками. Под конец он с трудом говорил, а активные движения невыразимо его изматывали, и все же он считал, что это лучше, чем пугать детей скрипучим голосом. Он умер всего за несколько часов до того, как нашли сердце. И ни дня в жизни не курил.

А еще он любил девушку по имени Дженни, которая пахла детским маслом и продавала хот-доги, чтобы оплачивать учебу в колледже. Дженни вписывалась как раз в ту часть обязанностей ангела смерти, которую я ненавижу всей душой. В ту часть, которая связана с оставшимися на земле людьми из жизни умерших. Я чувствовала, как сжимаются от горя их сердца. Чувствовала, как трудно дается их легким каждый следующий вдох. Чувствовала, как слезы обжигают им глаза, когда они теряют тех, кого любят. Тех, без кого не могут жить.

Резко вдохнув, я вернулась в настоящее. Рональд был классным парнем. Надо будет его поискать, когда придет мой час, посмотреть, как ему живется в вечности. Я зарылась поглубже в диванные подушки и сделала большой глоток кофе, впитывая кофеин, чтобы он зажег искру и снова разбудил клетки мозга.

Взглянув на настенные часы с мультяшными персонажами, я подавила приступ отчаяния, узнав, что сейчас всего 3:35. До рассвета оставалось еще несколько часов. При свете дня не спать было проще. А ночь так и манила отдохнуть и расслабиться. Однако я не могла позволить себе такую роскошь. Почти две недели подряд мне удавалось избегать сна, как бывшего парня с герпесом. А когда не получалось, приходилось расплачиваться.

От одного воспоминания об этой расплате в животе запорхали незваные бабочки. Я отбросила эту мысль, почувствовав, как меня, словно густой пар, обволакивает жар душной ночи, просачиваясь в кожу и давя в зародыше любую надежду на комфорт. Взвинченная до предела, я села ровнее, смахнула с лица влажную прядь волос и пошла в ванную, надеясь, что холодная вода хоть немного поможет, и удивляясь, как, черт возьми, ночь стала такой душной. На дворе хренов ноябрь. Может быть, глобальное потепление вернулось в игру с новыми силами. Или вспышка на солнце прорвалась через магнитосферу, и прямо сейчас всех нас поджаривает живьем. Вот был бы отстой.

Как только я добралась до выключателя, раздумывая, стоит ли купить крем от загара, внизу живота взорвалась острая вспышка возбуждения. Ахнув от удивления, я схватилась за дверную ручку, чтобы не упасть.

Не может быть. Просто невозможно, чтобы это снова происходило.

Я с тоской уставилась на кран. Вода все исправит. Пару раз плеснуть в лицо, и я мигом стану нормальной и вредной самой собой. Я щелкнула выключателем, но свет над головой всего лишь мелькнул, словно хватая ртом воздух, и тут же погас. Я щелкнула еще раз. И еще раз, а потом сдалась. В основном потому, что на ум пришло определение безумия.

Проводка в моей квартире, мягко говоря, перетрудилась давным-давно. К счастью, у меня имелся ночник, чей мягкий свет просачивался в ванную. Этого освещения оказалось достаточно, чтобы я подошла к раковине, не отбив по пути ничего жизненно важного. Встав перед зеркалом, я покосилась на него, пытаясь силой мысли перекачать сюда из атмосферы каждую крупицу света, которую могла предложить вселенная. Не помогло. Мое отражение было всего лишь тенью, призрачной сущностью, которую вряд ли можно назвать живой.

Я задумалась об этом, когда на меня нахлынула рябь желания, впиваясь восхитительно острыми когтями и заставляя так сильно дрожать, что я стиснула зубы. Изо всех сил я цеплялась за гордость, купаясь в чувственном пожаре, с которым ничего не могла поделать. Жар просачивался в меня, подталкивал краю, вел на темную сторону. Я жадно приоткрыла рот и развела ноги, давая ему больше места. И жар стал нарастать. Сильный, властный, он запустил в меня свои ростки, которые извивались и пульсировали у меня в животе.

Ноги подкосились, и мне пришлось опереться на ладони, в то время как давление становилось все сильнее, вынуждая бороться за каждый вдох. А потом чужое дыхание смешалось с моим, и я взглянула в зеркало.

Рейес Александр Фэрроу – получеловек, полусупермодель и сын Сатаны – материализовался у меня за спиной. Могучие плечи блестели от клубящегося вокруг него пара, создавая впечатление, будто он пришел сюда прямо из ада. Но, разумеется, это не могло быть правдой. Он сбежал из ада много столетий назад, а прямо сейчас точил на меня зуб за то, что я привязала его нематериальное тело к материальному. Однако почему-то эта информация ни на йоту не ослабляла эффект.

Я посмотрела вбок, чтобы увидеть его яснее.

– Что ты здесь делаешь?

Он опустил голову, пронзив меня сердитым взглядом темных глаз. Нахал. Это моя ванная.

Но я же его связала. Привязала нематериальное тело к физическому. Как он здесь оказался? Как ему это удалось?

– Ты призвала меня. – В глубоком резком голосе сквозила враждебность. Я покачала головой:

– Это невозможно.

Рейес протянул руку над моим плечом и уперся ладонью в стену передо мной. Намерение ясное как божий день. Возвышаться. Доминировать. Убедиться, что я знаю: мне не уйти. Его стройное тело прижалось ко мне сзади, и справа от меня на стену легла вторая рука, окончательно запирая меня в ловушке.

Жесткий пронзительный взгляд встретился с моим.

– Невозможно, потому что ты посадила меня на цепь, как какого-то пса? О да. Он в бешенстве.

– Ты не оставил мне выбора, – проговорила я дрожащим, а вовсе не таким уверенным голосом, как собиралась.

Он медленно наклонялся, пока его губы не оказались у моего уха:

– Ты мне тоже.

Его черты потемнели, глаза сузились, глядя на меня в отражении из-под полуопущенных от страсти густых ресниц.

Я не могла отвести взгляд. Он был такой красивый, такой мужественный. Когда сильная рука обвилась вокруг меня и скользнула спереди вниз, к краю шортов, я перехватила его

запястье.

– Подожди, – выдавила я между прерывистыми вдохами. – Я до сих пор не понимаю, как ты здесь оказался.

– Я же сказал, ты призвала меня. – Несмотря на все мои слабые протесты, его пальцы уже скользили у меня между ног, и я громко ахнула, когда они двинулись глубже. – Ты всегда меня зовешь. Всегда могла призвать меня, когда пожелаешь или когда я тебе нужен, Датч. Неужели до тебя еще не дошло?

Я отчаянно боролась с невероятными ощущениями, пронзающими низ живота с каждым движением его пальцев. Изо всех сил старалась понять смысл тихо произнесенных слов.

– Нет. Ты сам приходил ко мне, когда был мне нужен. Когда я попадала в беду.

И это правда. Пока я росла, он всегда оказывался рядом, если моей жизни угрожала опасность.

Дыхание Рейеса согревало мне щеку, а жар, исходящий от него, стал обжигающим, когда его губы пустились в поиски трепещущего пульса на моей шее.

– Это всегда была ты.

Он ошибался. Должен был ошибаться. Мысль о том, что я могла призвать его, что всегда призывала его, была непостижима. До недавнего времени я не имела ни малейшего понятия, кто он такой. Даже боялась его. Он был темным существом из дыма и теней, и меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он ошивался поблизости. Как я могла призвать его? То, о чем он говорил, просто невозможно.

– Но раз уж я здесь… – Рейес намеренно не договорил, и неоконченная фраза повисла в воздухе.

Крепко прижав меня к себе, он одновременно стянул с меня шорты и трусы. Слабый намек на улыбку приподнял один уголок его прекрасных губ, когда Рейес раздвинул мои ноги и одним длинным движением вошел в меня. Я громко выдохнула, и водоворот ощущений, возникший всего несколько секунд назад, в одно мгновение превратился в ураган. Одной рукой я схватилась за его запястье, которое напряглось от того, что он сжимал мое горло, а второй впилась в стальную задницу, подгоняя глубже, ближе к разрядке.

Ни на секунду не закрывая глаз, я смотрела на него в зеркало, наблюдая за его реакцией.

Его губы слегка приоткрылись. Брови сдвинулись. Ресницы упали тенями на скулы.

– Датч… – Глубокий бархатный голос звучал так, словно Рейес ничего не мог поделать с тем, что должно произойти.

Поставив мою ногу на туалетный столик, он снова и снова загонял себя в меня, почти жестоко, с каждым толчком унося меня куда-то далеко-далеко. С каждым мощным ударом вихрь внутри меня рос, становясь все сильнее. Член Рейеса заполнял всю меня, вытесняя неутоленную жажду, поглощавшую каждую клетку моего организма. Отчаянная потребность в нем, которую я так долго отталкивала, устремилась ко мне и разлилась между ног, поднимаясь, как прилив, влагой и подводя меня все ближе и ближе к пропасти.

Мои ногти вонзились в его запястье, и внезапно я вспомнила, что он не хотел быть здесь. Быть со мной. Тем более после того, что я натворила.

– Рейес, остановись.

И в тот же миг я почувствовала, как содрогнулось его тело, и взрыв прошел сквозь меня. Острые вспышки наслаждения рикошетили от моих костей, неслись по моим венам, иссушая плоть опаляющим экстазом.

Вместе с сильнейшим оргазмом, расколовшим меня на кусочки, вернулась реальность,

пробудившая меня от раздирающего душу сна. В комнате умирающим эхом звенели крики, и я сразу поняла, что они были моими. С трудом придя в себя, я заставила себя дышать и разжать кулаки. И тут же пролила на себя кофе, потому что держала в руках чашку. Хорошо, что в ней оставалось немного. Поставив чашку на столик, я откинулась на подушки и накрыла лицо согнутой рукой, чтобы переждать до боли знакомый шторм, сотрясавший меня изнутри.

Три раза за одну неделю. Стоило лишь на секунду закрыть глаза, как он был здесь, ждал, наблюдал. Сердитый и соблазнительный.

Я снова глянула на часы. В последний раз они показывали 3:35. Сейчас было 3:38. Три минуты. Я закрыла глаза три минуты назад.

Изнуренно вздохнув, я была вынуждена признать, что сама виновата. Я позволила себе задремать.

Может быть, таким способом Рейес заставлял меня расплачиваться за то, что я сделала. Он всегда умел выходить из тела, становиться нематериальным и наносить ущерб человечеству. Не то чтобы он действительно наносил какой-то ущерб, но мог бы, если бы захотел. А сейчас он застрял в физическом теле. Крошечная оплошность, если хотите знать мое мнение. Но тогда, когда я его связала, это было необходимо.

И вот он снова охотится на мои сны. Раньше, когда он приходил ко мне во сне, я действительно спала между раундами игр в прятки и в своеобразное перетягивание каната. Теперь же, стоит хоть на секунду закрыть глаза, Рейес тут как тут, причем самым подавляющим из всех возможных способов. И пока я сплю, мы ведем себя, как кролики на ферме.

Но самое худшее во всем этом – он на самом деле до чертиков на меня зол. А значит, не имеет ни малейшего желания никуда приходить. Его пожирала ярость, но все же он был таким невероятно страстным, как будто ничего не мог с собой поделать, не мог контролировать бушующий в нем пожар, не мог сдержать жажду, текущую по венам. Я уж точно не могла держать себя в руках, поэтому понимала, каково ему.

Но чтобы я его призвала? Быть того не может. И как я могла призывать его в детстве? Как, например, тогда, когда мне было четыре, и меня едва не похитил педофил. Я даже не знала, кто он такой. И до смерти его боялась.

На этой мысли я услышала, как распахнулась входная дверь, и решила, что пора умыться. Кофе снаружи вовсе не так шикарен, как внутри.

– Что такое? Где ты? – услышала я голос своей соседки, которая ворвалась в мою квартиру.

Куки подрабатывала у меня секретарем и лучшей подругой. Короткие черные волосы торчали во всех социально неприемлемых направлениях. На ней была мятая, плотно обтягивающая солидные размеры пижама в желто-голубую полоску, и красные носки, собравшиеся гармошкой на щиколотках. Без слез не взглянешь.

– Я тут, – ответила я, отдирая себя от дивана. – Все в порядке.

– Ты же кричала. – Куки обеспокоенно оглядывала квартиру. – Нам просто необходимы звуконепроницаемые стены.

Она жила напротив, а значит, могла услышать, как упадет перышко у меня на кухне.

Переведя дух, она наградила меня холодным взглядом.

– Чарли, черт тебя дери.

– Знаешь, меня так частенько называют, – сказала я, шлепая к ванной, – но на самом

деле меня зовут совсем не Чарли Черт Тебя Дери.

Куки отступила к книжному шкафу, обхватила себя одной рукой, а другую прижала к груди, пытаясь успокоить сердце. Потом сердито посмотрела на меня. Это было забавно. Едва открыв рот, чтобы что-то сказать, она заметила полчище пустых чашек из-под кофе, расставленных по всей квартире, и снова перевела на меня сердитый взгляд. Наблюдать за ней было по-прежнему забавно.

– Ты заливалась кофе всю ночь?

Я скрылась в ванной, потом вернулась с зубной щеткой во рту и указала на дверь, приподняв брови:

– Это считается проникновением со взломом? Куки обошла меня и закрыла дверь.

– Нам надо поговорить.

Понятно. Время нотаций. Всю неделю, каждый божий день она выписывала мне нагоняй. Поначалу было легко врать, что я просто-напросто недосыпаю, и Куки покупалась на мою ложь. Но потом заподозрила бессонницу, когда в вентиляционных отверстиях в офисе я увидела розовых слонов. Так и знала, что не надо было ее о них спрашивать. Но я-то думала, она просто сменила декор.

В спальне я переоделась в чистую пижаму, потом вернулась и, направляясь к кофеварке, спросила:

– Кофе хочешь?

– Сейчас полчетвертого утра.

– Ясно. Кофе хочешь?

– Нет, сядь. – Когда я остановилась на полпути, вопросительно изогнув брови, Куки упрямо стиснула челюсти. – Говорю тебе, нам надо поговорить.

– Дело в усах, которые я нарисовала тебе, пока ты спала? – Я медленно опустилась на диван, не сводя с нее настороженного взгляда. На всякий случай.

– Нет. Дело в наркотиках.

У меня отвисла челюсть. Зубная щетка чуть не выпала.

– Ты подсела на наркотики? Куки поджала губы.

– Нет. Ты.

– Я подсела на наркотики? – ошеломленно спросила я. А я и не знала.

– Чарли, – сочувственно проговорила она, – сколько ты уже не спишь? Я вздохнула, хотя скорее всхлипнула, и посчитала на пальцах.

– Дней тринадцать. Около того.

Ее глаза изумленно распахнулись. Когда смысл моих слов дошел до Куки, она спросила:

– И ты ни на чем не сидишь? Я вынула изо рта щетку.

– Разве что на зубной пасте.

– Тогда как тебе это удается? – Она подалась вперед, беспокойно сдвинув брови. – Как ты можешь не спать столько дней подряд?

– Не знаю. Просто не закрываю глаза.

– Чарли, это невозможно. И наверняка опасно.

– Вовсе нет, – заверила я ее. – Я пью тонны кофе. И вряд ли когда-нибудь усну за рулем.

– Кошмар какой-то. – Куки уронила лицо в ладони.

Улыбнувшись, я засунула щетку обратно в рот. От людей вроде Куки сложно отделаться.

Непоколебимая. Верная. Таких трудно сбить с толку.

– Солнце, я не такая, как ты. Помнишь? Она снова сосредоточилась на мне.

– Но ты все равно человек. Только потому, что ты быстро исцеляешься, видишь мертвых и обладаешь уникальной способностью вызывать в самых обычных людях желание тебя убить…

– Он ужасно зол на меня, Кук. – Я опустила голову, чувствуя, как подбирается ко мне печаль.

Куки помолчала, обдумывая мои слова, а потом сказала:

– Расскажи мне подробно, что происходит.

– Ладно, но сначала кофе.

– Сейчас полчетвертого утра.

Десять минут спустя у нас обеих было по чашке шедеврального кофе. Я рассказывала о своих снах, если их можно так назвать, неудовлетворенной разведенке, в чьих глазах появилось мечтательное выражение. Она уже знала о том, что я связала Рейеса, но не знала, что я вижу во сне. То есть не обо всем. Только что я рассказала ей о своей последней

«встрече» с богом Рейесом, который был рожден в адском пламени и создан из красоты и греха, сплавленных вместе обжигающим жаром чувственности.

Обмахиваясь ладонью, я посмотрела на Куки.

– Так он был в…

– Ага, – перебила я.

– И он поставил твою ногу на…

– Ага. Думаю, чтобы облегчить себе доступ.

– Обалдеть. – Куки положила руку на грудь.

– И снова ага. Было круто. В смысле, когда он меня трогал, целовал и гладил в самых удивительных местах.

– Он тебя целовал? Я покачала головой:

– Ну, не сегодня. Хотя иногда целует. Самое странное – он не хочет приходить. Не хочет быть со мной. Но стоит мне закрыть глаза, он тут как тут. Неистовый. Сексуальный. Злой как черт.

– Но он взял и поднял твою ногу на…

– Куки, – я взяла ее за руку, вынуждая сосредоточиться, – давай уже проедем эту часть.

– Да. – Она моргнула и тряхнула головой. – Ты права, извини. Теперь я, конечно же, понимаю, почему ты не хочешь переживать ночь за ночью такой страшный стресс.

– Но я вообще не отдыхаю. Просыпаюсь еще более изнуренной, чем, скажем, три минуты назад. И он на меня жутко злится.

– Ну, ты же связала его на веки вечные. Я вздохнула:

– Ни о какой вечность речи нет. В смысле я могу все исправить. – Я решила умолчать о том, что уже пыталась и, к несчастью, ничего не добилась. – Я выясню, как его освободить. Как думаешь?

– Ты меня спрашиваешь? – поразилась Куки. – Это твой мир, солнце. Я всего лишь невинный свидетель. – Она посмотрела на настенные часы.

Как всегда, я удивилась самой себе, когда забеспокоилась о своем ближнем:

– Тебе надо вернуться в постель. – Я забрала у нее чашку и пошла в кухню. – У тебя добрых два часа до того, как разбудить Эмбер в школу.

Эмбер – двенадцатилетняя дочь Куки, хотя я дала бы ей все тридцать.

– Я только что выпила чашку кофе.

– Можно подумать, тебе это когда-нибудь мешало.

– Верно. – Куки поднялась и пошла к двери. – Кстати, звонил Гаррет. Кажется, у него для тебя дело. Сказал, утром будет на связи.

Гаррет Своупс – легальный «охотник за головами». Наверное, именно потому, что он темнокожий, всякий раз, когда он улыбается, создается впечатление, будто его серебристые глаза сияют. И большинство женщин находит это привлекательным. Меня же он целиком и полностью раздражает. Мы с ним пережили несколько жестких стычек, когда он узнал о моих сверхъестественных талантах и пытался заставить меня во всем сознаться.

Хотя в большинстве случаев он ничего. В остальном – пусть поцелует меня в зад. Но когда нужно кого-то выследить, он феноменальный профессионал и время от времени бывает суперпуперполезным.

– Дело, значит? – Я была заинтригована. Все же больше пользы по сравнению с тем, чтобы день за днем бить баклуши. – Может, съезжу к нему и поговорю с глазу на глаз.

– Пятнадцать минут пятого, Чарли.

На моей физиономии расплылась широченная улыбка. На лице Куки опять появилось мечтательное выражение.

– Можно мне с тобой?

– Нет. – Я вытолкала ее за дверь. – Тебе нужно поспать. Кто-то должен быть в здравом уме в рабочее время. И это точно не я, барышня.

Примерно через пятнадцать минут, одетая в пижаму с надписью «Сочная» и розовые тапочки с кроликами, я стучала в дверь Гаррета Своупса, подозревая, что, видимо, умерла по дороге сюда. Я до такой степени устала, что не чувствовала себя живой. Пальцы онемели. Губы опухли. Глаза высохли, и единственной целью превратившихся в наждачную бумагу век было бесить меня и высасывать последние капли желания жить.

Да, скорее всего я уже умерла.

Почувствовав, как по спине побежали мурашки, я постучала снова. На краю сознания едва брезжила надежда, что гипотетическая смерть освободит меня от сверхъестественных обязанностей, заключавшихся в том, что через меня могли пройти умершие, которые не перешли сразу. Будучи единственным ангелом смерти по эту сторону вечности, я оказывала неоценимую услугу обществу. Человечеству. Всему миру!

Дверь распахнулась, явив моему взору угрюмого сыщика по имени Гаррет, смотревшего на меня со злостью, которую я затрудняюсь описать. А это значило, что я, видимо, все-таки не умерла. С виду у Гаррета было похмелье. С похмелья он вряд ли видел розовых слонов, а мертвых и подавно.

– Что? – не без труда прорычал он сквозь зубы.

– Мне нужен ибупрофен, – бесстрастно и безразлично ответила я.

– Лечиться тебе нужно. – Удивительно, что я его понимала, потому что зубы он так и не расцепил.

– Мне нужен ибупрофен, – нахмурившись, повторила я на случай, если он не расслышал с первого раза. – И я не шучу.

– Я тоже.

– Но я не шутила первая.

Громко вздохнув, Гаррет отступил и жестом пригласил меня внутрь пещеры летучих мышей. Я глянула вниз на тапки с кроликами, молча умоляя их прыгнуть вперед, когда Гаррет вдруг сунул палец за пояс моих «сочных» штанов и втянул меня в квартиру.

Это помогло. Придя в себя, я прошла по ковру прямо к кухонным шкафчикам, по пути щелкая выключателями, включая свет.

– Ты в курсе, который час? – поинтересовался Гаррет.

– Не особенно. Где ты хранишь свои самые законные на свете лекарства?

Меня донимала головная боль. Наверное, после того, как по пути сюда я врезалась в телефонный столб.

Холостяцкая берлога Гаррета оказалась намного опрятнее, чем я ожидала. Повсюду бежевое и черное. В поисках аптечки я открывала шкафчик за шкафчиком, ящик за ящиком. И везде только стаканы, тарелки, миски. Ладно.

Гаррет встал у меня за спиной.

– Что ты ищешь?

Я медленно повернулась к нему, сверкая злым взглядом.

– Не может быть, что ты такой тормоз.

Большим и указательным пальцами он ущипнул себя за переносицу, что дало мне время его рассмотреть. Спутанные темные волосы давно не стригли. По отросшей щетине плакала бритва. А волосы на груди, которые так и вопили о его мужественности, тоже неплохо было бы…

– О господи! – воскликнула я, закрыв глаза руками и со всей дури вписавшись задом в столешницу барной стойки.

– Что?

– Ты голый.

– Ничего подобного.

– Я ослепла.

– Нет, не ослепла. Я в штанах.

– А. – Неудобно получилось. Гаррет нетерпеливо сдвинулся.

– Хочешь, чтобы я накинул рубашку?

– Поздно. У меня травма на всю жизнь. – Я не могла его не подколоть. Тем более он такой ворчливый в полпятого утра. Мне пришлось вернуться к поискам по ящикам.

– Серьезно, что ты ищешь?

– Болеутоляющие.

Я пробиралась через то, что напоминало солдатские пайки, и упаковки шоколадного печенья. Так уж вышло, что шоколадное печенье попадало в категорию коричневой пищи. Сунув одно в зубы, я продолжила свою благородную миссию.

– Ты приехала сюда ради болеутоляющих?

Хрустя печеньем, я еще раз оглядела Гаррета с ног до головы. Не считая шрамов от пулевых ранений на груди и плече, которые он получил, когда чуть не погиб из-за меня пару недель назад, у него была прекрасная кожа, густые ресницы и упакованный шестью рельефными квадратиками живот. Может быть, у Куки есть причины.

Я тяжело сглотнула.

– Нет, я приехала поговорить. Но так вышло, что сейчас мне понадобились таблетки.

Они в ванной? – спросила я, уже направляясь туда.

– У меня все закончилось. – Гаррет встал у меня на пути, явно что-то скрывая.

– Ты же «охотник за головами». Он нахмурился:

– И что с того?

– Да ладно тебе, Своупс. – В моем голосе сквозило неприкрытое обвинение. – Я знаю что ты выслеживаешь наркодилеров, когда не смотришь «Дебби покоряет Даллас» [2]. У тебя имеется доступ ко всем видам дури. Не станешь же ты утверждать, что не прикарманил капельку крэка или излишки мотрина [3].

Почесав лицо, Гаррет подошел к маленькому обеденному столу, выдвинул стул и сел.

– У тебя же сестра психиатр?

Я зашла в его спальню и включила свет. Не считая беспорядка на кровати и разбросанных повсюду вещей, комната выглядела неплохо. Первым делом я сунулась в шкаф с одеждой.

– Вообще-то я рад, что ты здесь, – крикнул Гаррет. – Кажется, у меня есть для тебя дело. Именно поэтому я и приехала, но ему знать необязательно.

– Я не стану опять обшаривать твою тачку в поисках таинственно потерявшейся фигни.

Одного раза мне хватило.

– Нет, настоящее дело. – Я расслышала улыбку в его голосе. – Так сказать, передам из рук в руки. Похоже, неделю назад жена одного парня пропала, и теперь он ищет хорошего частного детектива.

– И зачем посылать его ко мне? – озадаченно спросила я.

– Ты там закончила?

Как раз только что я обшарила тумбочки и направлялась к шкафчику в ванной.

– Почти. У тебя до странности разношерстная подборка порнухи.

– Он врач.

– Кто врач?

Ничего полезного в шкафчике не оказалось. Абсолютно ничего. Разве что не вызывающие сонливость антигистамины можно принять за болеутоляющее.

– Парень, у которого пропала жена.

У кого, бога ради, на этой планете может не быть дома аспирина? Голова просто раскалывалась. Я уснула за рулем и выехала на встречную полосу. Из-за гудков и вспышек фар мне показалось, что меня похитили инопланетяне. Слава богу, телефонный столб в нужном месте положил конец этому безобразию. Видимо, чтобы не спать, мне нужен кофе покрепче. А может, вообще что-то другое. Что-то из области науки и техники.

Я выглянула за дверь и спросила:

– У тебя случайно не найдется шприца с адреналином?

– Для таких, как ты, существуют специальные программы.

Меня обуял чистейший ужас, когда я поняла, что не чувствую мозгов. Но ведь всего минуту назад они были на месте! Может, я и правда умерла.

– Я тебе мертвой не кажусь?

– У твоей сестры есть номер для экстренных звонков?

– От тебя никакого толку, – заявила я с отвращением, которое он не мог не заметить. – Хреновый бы из тебя вышел менеджер по работе с клиентами.

Поднявшись со стула, Гаррет подошел к холодильнику.

– Пива хочешь?

Я прокралась к столу и заняла его место.

– Ты серьезно? – Когда он только повел бровью, откручивая крышку, я продолжила: – Нет, спасибо. Алкоголь – успокоительное средство, а мне надо, чтобы эти глаза оставались открытыми. – Для убедительности я указала на них пальцами.

Гаррет сделал большой глоток.

– Почему?

– Потому что стоит мне закрыть глаза, как появляется он.

– Бог? – предположил Своупс.

– Рейес.

Гаррет стиснул зубы. Наверное, потому, что не был в восторге от Рейеса и от наших с ним незаурядных отношений. Но ведь никто не говорил, что иметь дело с сыном Сатаны легко и просто. Поставив пиво на стойку, Своупс двинулся в свою комнату. В одно мгновение его движения стали резкими и точными. Я смотрела, как он уходит. В основном потому, что сзади он смахивал на симпатичный перевернутый треугольник. Почти сразу же он появился в дверях с рубашкой и ботинками в руках.

– Пойдем, отвезу тебя домой.

– А как же Развалюха?

– Именно так ты и выглядишь. И других до того же доводишь.

– Нет, мой джип. Развалюха. Помнишь ее? – Иногда люди удивляются, что я назвала вишневый джип «вранглер» Развалюхой, но Герти ей бы не подошло. – Она расстроится, если я брошу ее не на той стороне улицы. Совсем одну. Еще и покалеченную.

Гаррет обернулся и изумленно уставился на меня:

– Ты разбила свой джип? Это надо обдумать.

– Ну, до конца я не уверена. Там были телефонный столб, визг покрышек, серьезная вероятность инопланетной жизни. Все случилось слишком быстро.

– Серьезно, мне нужен номер твоей сестры. – Он натянул рубашку и нашел ключи.

– Неужто так припекло? К тому же ты не в ее вкусе.

Не слишком ласково проводив меня к своему грузовику, Гаррет влез за руль и завел двигатель. По приятному звуку было ясно, что тачка в отличном состоянии. Пока мы плыли по Альбукерке, я смотрела в окно на густую, почти непроницаемую ночную тьму. Умиротворяющий покой только усугублял мои трудности. Шершавые веки становились все тяжелее с каждой минутой, с каждой секундой. Несмотря на дискомфорт, я изо всех сил старалась не закрывать глаза, потому что иначе стало бы намного хуже: Рейеса Фэрроу, вопреки нашим желаниям, втянуло бы в сон, словно всякий раз, когда опускаются мои веки, какая-то невидимая сила бросает его ко мне. И, как только он оказывается у меня в голове, весь наш гнев и противостояние смываются под натиском моря чувственности, где

господствуют обжигающие губы и ищущие руки. И это полный отстой, потому что мы друг друга бесим.

Но его слова о том, что я сама его призываю, просто ерунда. Надо хорошенько все обдумать.

– Сколько ты не спала?

Я резко повернулась к Гаррету и посмотрела на часы. То есть на запястье, где должны были быть часы, если бы я о них не забыла.

– М-мм, дней тринадцать.

Мне показалось, что он застыл, но сказать наверняка было сложно. Видимо, я то теряла связь с реальностью, то возвращалась в нее, если учесть, что на капоте Своупса я видела маленькую девочку с кухонным ножом. Думаю, она была мертвой, хотя призраки редко катаются на капотах.

– Послушай, я понимаю, что ты не обыкновенный человек, – осторожно начал Гаррет, – но тринадцать дней без сна никому не принесут пользы, даже тебе.

– Может быть. Ты купил на капот украшение? Он взглянул на капот.

– Нет.

– У врача есть имя?

Протянув руку мимо меня к бардачку, он вытащил визитку.

– Тут его данные. Сегодня утром он должен прийти к тебе в офис. Если ты там появишься.

Доктор Нейтан Йост.

– Появлюсь. Он твой друг?

– Не-а. Он козел. Но, кажется, все в этом мире ему поклоняются.

– Ясненько. – Я попыталась засунуть визитку в карман, но поняла, что карманов у меня нет. – Слушай, я оставила сумку в Развалюхе.

Гаррет покачал головой:

– Странный ты все-таки человек, Чарльз. Кстати, все забываю тебе сказать: на досуге я поработал над списком фраз, которые нельзя говорить ангелу смерти.

Я хихикнула:

– Я тоже часто об этом думаю. Причем так часто, что вряд ли смогу выбрать какую-то одну.

– Тогда я начну с конца, – усмехнулся он. – Готова? Я дернула правой бровью:

– Нет и вряд ли когда-нибудь буду.

– Ладно. Номер пять: «Я до смерти устал».

– Ага, так значит, список не очень длинный.

– Ты хочешь услышать все или нет? – спросил Своупс, заезжая на парковку перед моим домом.

– Я взвешиваю все «за» и «против». Список может оказаться великим открытием апокалиптических масштабов. А может попусту потратить мои ограниченные запасы мозгового топлива. И я склоняюсь к последнему.

– Ну и ладно. Остальные фразы скажу тебе, когда у тебя будет настроение получше. Это сделает список более увлекательным.

– Отличная идея, – я подняла вверх большие пальцы. Увлекательный, чтоб меня.

– Никто больше не признает истинную одаренность. – Гаррет проводил меня наверх. Когда я медленно стала закрывать дверь, оставляя его в коридоре, он спросил: – Ты собираешься хоть немного поспать?

– Нет, если получится.

По крайней мере, Своупс оказался полезным: благодаря ему я не спала целый час.

Как только я закрыла дверь и двинулась к мистеру Кофе, Гаррет открыл дверь, проворчал «Запрись» и снова закрыл.

Вернувшись к двери, я заперлась на замок, а через две секунды услышала, как в нем провернулся ключ. Или так, или я опять уснула стоя. Поскольку Рейес не появлялся, чтобы довести меня до сокрушительного оргазма, наверное, все-таки не уснула.

Ворвавшись в квартиру, Куки пронеслась мимо меня прямиком к кофеварке.

– Ты говорила с Гарретом? Я поплелась за ней.

– Ага. Мне кажется, сегодня тут был клоун.

– Неужели пижама такая страшная? – спросила Куки, осматривая то, во что до сих пор была одета.

– Нет, – я недоуменно моргнула. – Мертвый клоун.

– Призрак?

– Да.

– Но теперь его здесь нет? – спросила она, беспокойно озираясь.

– Нет. Он перешел.

– Теперь понятно. А то я подумала, ты опять меня подкалываешь.

Поездка домой совсем меня вымотала, спать хотелось неимоверно. Может, мне действительно нужна доза адреналина.

– А я думала, что ты вернешься в постель.

– Так и было, но в мыслях постоянно плясали леденцы. Леденцы-мужчины, если ты понимаешь, о чем я. Кстати о них, – она сделала большой глоток кофе, – Гаррет был голый?

– С чего вдруг Гаррету быть голым? – спросила я, тщательно изображая мрачную мину, чтобы скрыть рвущийся наружу смех.

– Просто интересно, спит ли он голый.

– Понятия не имею, голый он спит или нет. В таком виде он вряд ли стал бы открывать дверь.

Куки задумчиво кивнула:

– Тоже верно. Вот черт. Надо будить Эмбер в школу.

– Ладно, мне все равно надо в душ. До сих пор пахну кофе. А еще сегодня мне нужно заскочить в «Супер Дог». Напомни, если что. – Я медленно пошла к ванной.

– Заметано. И еще, – Куки остановилась у двери, – хотела тебе сказать, я одолжила банку кофе из офиса.

Я застыла и наградила ее своим самым лучшим взглядом, выражающим ошеломленное разочарование.

– Ты украла из офиса банку кофе?

– Я одолжила из офиса банку кофе. Куплю другую со следующей зарплаты.

– Поверить не могу.

– Чарли…

– Да шучу я, шучу. Не волнуйся об этом, – добавила я, махнув рукой. – Я все равно денег

не трачу.

Куки уже была почти за дверью, но опять остановилась.

– На что?

– На кофе. Я за него не плачу.

– И где ты его берешь?

– Таскаю с папиного склада. – Когда на ее лице застыли шок и неодобрение (и неодобрение читалось особенно четко), я подняла руки и показала таймаут. – Поостыньте, барышня. Я годами помогала этому человеку раскрывать дела. И меньшее, что он может сделать, – это время от времени обеспечивать мне чашку кофе.

Папа был детективом управления полиции Альбукерке, и я помогала ему раскрывать преступления с пяти лет. Почему-то намного проще раскрыть дело, когда можешь спросить убитого, кто лишил его жизни. Несколько лет назад папа вышел на пенсию, а я продолжаю делать то же самое теперь уже для дяди Боба, который тоже работает детективом.

– Ты крадешь кофе у своего отца?

– Ага.

– Я пью краденый кофе?

– Каждый день. Помнишь, как-то утром, приблизительно с месяц назад, у нас закончился кофе, а потом пришел чувак с пушкой, который пытался меня убить, но появился Рейес и рассек его позвоночник пополам здоровенным мечом, который носит под плащом, а потом приехал дядя Боб, набежали копы, и папа стал задавать вопросы по поводу позвоночников и все такое?

Долго-долго Куки молчала, а потом ответила, источая сарказм:

– С трудом.

– Так вот. Я тогда побывала на волосок от смерти, и мне так захотелось кофе, что ты не поверишь. А у нас не было на граммулечки. Тогда я и взяла банку на папином складе.

– Чарли, – Куки оглядывалась так, будто кто-то мог нас услышать, – нельзя красть у отца кофе.

– Кук, в тот момент я бы на панель вышла за чашку латте. Она с пониманием кивнула:

– Я понимаю, почему тогда ты взяла банку, но нельзя продолжать в том же духе.

– Ага, так тебе воровать можно, а мне нет?

– Я не воровала. Я одолжила.

– Называй, как хочешь, если это поможет тебе спокойно спать по ночам, Бонни. И передай от меня привет Клайду.

Тяжело вздохнув, Куки снова пошла к выходу. Перед тем как закрыть за собой дверь в ванную, я крикнула:

– Кстати, он открыл дверь без рубашки. Она громко ахнула:

– Спасибо.