Мужчина моей мечты: не состоит на девяносто процентов из тестостерона
Ожидая выхода на лед, Сэм стоял в туннеле арены «Джо Луис». Он ненавидел играть в Детройте. Ненавидел этого отвратительного «паука».
Леклер стоял позади Логана Дюмона и перед Блейком Конте. Капитан Уолкер Брукс первым шагнул на лед, попав прямо в эпицентр заходившихся от свиста фанатов «Ред уингз». Сэм всегда находил свистевшую толпу занимательной. Он питался всей этой страстью, и не было никого, кто любил бы спорт более страстно, чем хоккейные фанаты. Когда пришла очередь Сэма выйти на ледовое поле, он засунул перчатку под мышку и, приветствуя толпу, покатился по арене, будто был героем-победителем. Посмотрел вверх на заполненные места и засмеялся. Может, он и ненавидел играть в «Джо Луис», но любил играть в хоккей. Леклер играл на выезде уже больше недели и чувствовал себя истощенным и потерявшимся во временных поясах. Но в ту секунду, когда шайба была вброшена, все это исчезло. Адреналин запульсировал в венах и пронесся по коже. Леклер доминировал на синей линии, используя свое тело, чтобы подстрекать и запугивать. Он закрывал линии удара и провел четыре минуты на скамейке штрафников за толчок в спину клюшкой и задержку клюшкой игрока. Последнее было полной чепухой. Не вина Сэма, что Зеттерберг запутался в его клюшке. Пусть отправляется обратно в Швецию и научится играть как большой мальчик.
Изнеженная задница.
Иногда тренеры сучились из-за глупых штрафов, но все знали, что Сэм так работает.
Такова цена победы в их деле. И когда «Чинуки» выигрывали, как это случилось тем вечером в игре против «Ред Уингз», не сучился никто. Леклер получал зарплату – а она у него большая, с кучей нулей – за сильные удары, за то, что сбивал с ног соперников, забивающих голы, и обыгрывал уингеров. У него один из мощнейших щелчков в Лиге и один из сильнейших правых хуков. Сэму нравилось думать, что он использует обе опции разумно. Конечно, это не всегда бывало так. В большинстве случаев он затевал заварушку, чтобы запугать и не дать забыть о своем присутствии. Заставить противника колебаться. Сделать ошибку. Но иногда Леклер затевал заварушку просто чтобы затеять заварушку. Иногда он дрался просто потому, что ему это нравилось. Сэм не дрался столько же, сколько Андре, но, как постоянно повторял Марк Бресслер, Андре – силовой игрок и драки – его основная обязанность.
После игры в Детройте «чинуки» погрузились в самолет команды и отправились домой. Сэм провел в Сиэтле неделю, прежде чем улететь в Феникс, Нэшвил и Питтсбург. Пока он был в городе, то делил свое время между работой, Коннером и парой подружек. Но когда сел в самолет, направлявшийся в Феникс, то думал не о женщинах. И к тому времени, как через неделю они приземлились в Питтсбурге, Сэм скучал не по женщинам. Он скучал по своему сыну, хоть и разговаривал с ним несколько раз по телефону. Раньше Сэм всегда звонил Коннеру, когда был на выездных играх. Всегда думал о нем, но в этот раз чувствовал более сильное притяжение. То, что он стал проводить с Коннером больше времени, заставляло Сэма скучать по глупым «тук-тук» шуткам сына и по его рисункам. Он скучал по вопросам обо всем и скучал по крепким объятиям Коннера.
Тем вечером игра против «Пингвинов» началась отвратительно и покатилась прямиком к черту. Все шло из рук вон плохо с первого же вброса шайбы. «Питтсбург» доминировал в центре, а номер восемьдесят семь – Сидни Кросби - был в ударе. Малыш из Новой Шотландии забил гол и ассистировал шайбе, отскочившей от клюшки Леклера. Который был так зол, что ответил на это и отсидел двойной малый штраф. А пока был заперт на скамейке штрафников, «Пингвины» забили в большинстве и выиграли со счетом 4-3.
Тем вечером Сэм сел в самолет, включил в айподе воспроизведение в случайном порядке и воткнул наушники. Об этой игре просто хотелось забыть. Не думать об отскакивавших шайбах и штрафах. Сэм на самом деле не хотел ни о чем думать. Так было легче жить.
Но он думал о своей сестре Элле почти всю прошедшую неделю или около того. Чаще, чем обычно. Может быть, потому что сделал попытку больше времени проводить с Коннером. Беря на себя больше ответственности за сына. Груз этой ответственности чертовски пугал. Подобный груз был не нов для Сэма. Просто уже долгое время он не обременял себя им.
После смерти отца Сэм стал главой семьи. Ответственным за мать и сестру – Эллу. Не финансово, тогда еще нет, но ответственным. И он серьезно воспринял эту обязанность. Или, по крайней мере, настолько серьезно, насколько может ребенок. Его мать была сильной, самодостаточной женщиной. И такой и осталась, но Элла… Элла без отца чувствовала себя потерянной. Потерянной и опустошенной. И Сэм заполнил эту пустоту. Он присматривал за сестрой и следил, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Когда мог, брал ее повеселиться. Летом сияющий светлый хвостик сестренки всегда был в поле зрения Сэма. А во время учебного года он следил, чтобы Элла делала домашнюю работу и общалась с хорошими ребятами.
В девятнадцать Леклера выбрали в первом раунде драфта, и он уехал почти за пятьсот миль от Эдмонтона. Но приезжал домой так часто, как только мог, и общался с Эллой почти каждый день. Когда ей исполнилось шестнадцать, Сэм купил ей машину, а когда сестра закончила школу, отвез ее в Канкун отпраздновать это событие. Тем же самым летом его продали в «Мэйпл Лифс», и Элла переехала с братом в Торонто. Она поступила в Йоркский университет, который закончила со степенью бакалавра. Сэм так гордился сестренкой. Она была красивой и умной, и веселой, и ей были открыты все дороги.
Но она познакомилась с Иваном. И изменилась. Вскоре после второго свидания Элла стала замкнутой, угрюмой и скрытной. Когда Сэм в первый раз увидел синяк у нее на лице, то нашел Ивана на стройке, где тот работал, надавал пинков по его заднице, поставил ботинок четырнадцатого размера на грудь парню и пообещал убить, если еще раз увидит синяк на Элле.
В результате этого вмешательства Сэм стал видеть сестру все реже и реже. Но через полтора года американских горок, которые представляли отношения Эллы и Ивана, она наконец-то бросила его. Сэм отвез сестру обратно домой в Реджину, и она поселилась в маленькой квартирке недалеко от матери. Он чувствовал радость и облегчение. Элла возобновила знакомство со старыми друзьями и постепенно превращалась в саму себя. В последний раз, когда Сэм видел сестру, ее большие голубые глаза излучали полный жизни свет, присущий прежней Элле.
Леклер был дома в Торонто, когда ответил на звонок, который изменил его жизнь навсегда. Было 13 июня. Сэм только что закончил партию в гольф с парнями и сидел за обеденным столом, ел сэндвич из кукурузной муки и чипсы, которые купил по дороге домой. Он уже съел почти половину, когда позвонила мать и сказала, что Эллу убили. Этот Иван проехал через всю Канаду, чтобы найти ее, а когда она отказалась вернуться к нему, пристрелил сначала ее, потом себя. Красивая, умная Элла была мертвой. С пулей в голове. И одной из трагедий этой ситуации, но, конечно, не самой большой, стало то, что этот Иван тоже был мертв, потому что Сэм горел желанием убить его.
Элла умерла. Сэм не смог помочь ей. Его не было там, когда она так нуждалась в нем. Он был главой семьи, но не смог сохранить и обезопасить жизнь сестры. Первые несколько лет после смерти Эллы были полны кошмаров. Дымкой из неумеренных вечеринок и саморазрушения. Во время этого пути на дно жизнь Сэма становилась четкой, приобретала хоть какой-то смысл лишь в то время, которое он проводил на льду. Ведя борьбу. Выплескивая свою вину на любого, кто осмеливался оказаться в его личном пространстве. Вне льда Сэм бежал ото всего, что хоть как-то походило на ответственность за любого, кроме самого себя. Он мог заботиться только о Сэме Леклере, но иногда по-царски лажал и в этом.
Он закрутил с Отэм в годовщину смерти Эллы. Когда оказался на самом дне. Когда чувствовал внутри безграничную пустоту, которую оставила смерть сестры.
Ничто не могло заполнить эту пустоту, но в те дни в Вегасе Сэм очень старался. Он налегал на выпивку и секс. Большую часть этого времени Леклер не помнил, но знал, что несколько коротких дней он не чувствовал себя таким чертовски пустым. Потому что заполнил пустоту рыжеволосой девушкой с темно-зелеными глазами.
Было в ней что-то. Что-то, что заставляло его преследовать ее, как будто она могла спасти его от самого себя. А потом он проснулся - с похмельем, женатым и трезвым в первый раз со дня приезда в Неваду.
Теперь Леклер больше не чувствовал потребности заполнить пустоту выпивкой или незнакомыми женщинами. Хотя эта пустота была все еще в нем. Ничто не могло заменить ему сестру.
Она всегда будет недостающей частью его семьи, но Сэм перестал заниматься такого рода саморазрушением. Женщины в его жизни перестали быть незнакомыми. Больше никаких фанаток и поклонниц, хотя у него по-прежнему не было длительных отношений. Он всегда держал эту часть своей жизни скрытой от сына. По крайней мере, так Сэм думал, пока Коннер не упомянул фотографию, где отец льет пиво на моделей в бикини. Коннер стал достаточно взрослым, чтобы жизнь Сэма влияла на него. Достаточно взрослым, чтобы понимать, что у его отца находится время на других людей, но не на своего сына.
Сэм всегда чувствовал, что Коннеру будет безопаснее с Отэм. Что она лучше сумеет позаботиться о нем, чем он сам. И это, вероятно, все еще было правдой, но в отце Коннер тоже нуждался. Не в каком-то парне, которого видел в спортивных роликах и в редкие уикенды. Сыну нужно было, чтобы Сэм взял на себя ответственность.
Гул двигателей самолета изменился, когда тот начал снижаться над Сиэтлом. Было около трех часов ночи с пятницы на субботу. Сэм посмотрел в окно на огни внизу. Он планировал проспать следующие десять часов, а вечером парни собирались встретиться в центре, чтобы побыть членами жюри на конкурсе костюмов для Хэллоуина. Когда раньше Сэм разговаривал с Коннером, то узнал, что сын решил нарядиться хоккеистом. «Чинуком», как и его отец. Увидеть Коннера в свитере со своим номером Сэм не возражал бы, но Хэллоуин - не его праздник, а Отэм очень строго относилась к посещениям в праздники. Раньше Сэм бы рискнул заявиться и навлечь на себя негодование бывшей, но после ночи, когда он завез Коннера домой после игры, они с Отэм поладили. Хотя, может быть, поладили – это небольшое преувеличение. В те несколько раз, когда, вместо того чтобы переложить это на плечи Нат, Сэм завозил сына сам, они с Отэм вели себя цивилизованно, и он не чувствовал потребности прикрыть яйца. Поэтому решил, что до тех пор, пока не привезет Коннера поздно без предупреждения или не попытается вторгнуться в праздник Отэм, его пах может не опасаться ее ноги.
Сэм увидится с Коннером на следующий день после Хэллоуина. Может быть, возьмет сына в тот пассаж, который ему так нравился. Для Сэма было важно проводить больше времени с сыном, но начать более серьезно относиться к жизни Коннера не значило, что Леклер должен забросить все другие дела, которыми занимался свободными вечерами. Типа заглянуть в бар, полный пошлых Белоснежек и шаловливых медсестер.
- Винс?
- Да?
В темноте ночи Хэллоуина Отэм наблюдала, как Коннер бежит между мерцающими огнями фонарей из тыквы и стучит в дверь соседа в нескольких кварталах от их дома. В одной руке - корзина сладостей, поверх куртки - свитер «Чинуков».
- Как думаешь, я отпугиваю мужчин?
- Что? – Винс посмотрел на нее. – Как это?
- Несколько недель назад Шилох сказала, что я веду себя так, будто источаю ауру, которая отпугивает мужчин.
Коннер подбежал к ним. Синяк, который Отэм ему нарисовала, немного смазался, но красный шрам все еще украшал щеку.
- У меня есть несколько конфеток «Нердс».
Отлично. Чистый сахар.
Они перешли к следующему дому, и Винс сказал:
- Не обращай внимания на Шилох. Она из тех девушек, которые ни к чему не относятся серьезно. Она не похожа на тебя.
- Это что значит?
Коннер несся теперь к двери, украшенной пауком.
- Это значит, что ты – мама и бизнесвумен. Ты многого добилась и ко многому стремишься.
- Да, но я бы хотела думать, что мужчины считают меня привлекательной. Что я больше, чем мама и бизнесвумен.
Винс обнял ее за шею:
- Ты – прекрасная женщина. И если захочешь мужчину в своей жизни, он у тебя будет.
Они с Винсом всегда были так близки, даже когда тот уезжал, но он все же был ей братом и солгал бы, чтобы поберечь ее чувства.
- Ты в самом деле так думаешь?
- Да, но не начинай ходить по барам, чтобы познакомиться. Это не сработает так же хорошо, как в последний раз.
Отэм засмеялась:
- Точно.
Они обогнули угол, и через полквартала Отэм увидела красный пикап, припаркованный рядом с «Харлеем» Винса на ее подъездной дорожке.
- Папа приехал. – Коннер переложил корзину из одной руки в другую.
- Ага. – Винс убрал ладонь с шеи Отэм.
Это не день Сэма. Так что он здесь делает?
- Не беги, - крикнула Отэм, когда сын рванул по дорожке. Он бежал в озерцах света от фонарей, затем пересек двор, полный счастливых пугал и улыбающихся тыкв.
Рядом Винс пробормотал что-то, что Отэм не расслышала. И это, вероятно, было к лучшему. Затем он спросил:
- Чего этот идиот хочет?
- Не знаю. Я думала, он не в городе.
В тени от дома Сэм встал с нижней ступеньки крыльца, и Коннер исчез в полах его черного шерстяного пальто. Как это по-сэмовски - запросто решить, что может заявиться без звонка.
- Он что, внезапно решил стать отцом года?
- Что-то вроде того, но долго это не продлится. – Она покачала головой, и «хвост» коснулся ее куртки. Они приближались к Сэму: подошвы ботинок Винса стучали тяжело и зловеще.
- Обещай, что ты не будешь ничего начинать.
Шов его кожаной куртки натянулся, будто он напряг мышцы как Невероятный Халк. Винс был добрым, любящим братом и хорошим дядей. Защитником. Но у него были некоторые проблемы с управлением гневом. Также он умел помнить обиды дольше, чем все, кого Отэм знала. Даже дольше, чем она.
Пока Отэм старалась освободиться от своих горьких чувств к Сэму, Винс этого не делал и, скорее всего, никогда не сделает. Хоть их мать и была очень религиозной, «забудь и прости» не стало заповедью для ее детей. Особенно для Винса. И хотя Отэм пыталась освободиться от плохих чувств, она не могла сказать, что простила Сэма. Не то чтобы тот нуждался в ее прощении. Он никогда не говорил, что сожалеет, а она никогда ничего не забывала. Это невозможно. Слишком много всего понамешалось в их отношениях. Больше, чем можно просто отпустить и перестать думать.
Когда они с Винсом вышли на подъездную дорожку, от напряжения между Сэмом и ее братом у Отэм стало покалывать голую шею, а «хвост» показался слишком тугим.
- Веди себя хорошо, - шепнула она Винсу. Останавилась перед Сэмом и посмотрела тому в лицо. Свет от дома заливал ему лоб, чуть искривленный нос и верхнюю губу. - Не знала, что ты в городе.
- Я в городе.
Что ж, она заметила.
- Не знала, что ты собираешься прийти.
- Я и не собирался, но вдруг решил. Полчаса назад. – Он чуть вздернул подбородок. – Винс.
- Сэм.
- Мне нужно поговорить с тобой минуту, - сказал Сэм, глядя в упор на Винса.
- Со мной?
- Нет, с твоим братом.
Этого Отэм и боялась. Она схватила Винса за руку:
- Не бей его.
Винс отцепил ее пальцы от своей куртки:
- Я не ударю его первым.
Сэм усмехнулся.
- У тебя не будет шанса ударить меня вторым, водолаз. – Он прошел мимо Отэм и Винса к краю дорожки и остановился в чернильно-черной тени старого дуба.
Винс тоже засмеялся, но в его смехе не было веселья. Его учили убивать, но Отэм видела, как Сэм вырубает людей. Людей, больших по размерам, чем Винс.
- Обещаешь?
Он направился по дорожке, и его «нет» последовало за ним.
- Что значит «водолаз»?
Отэм взглянула на сияющую светлую макушку сына. Скорей всего, нужно отвести его в дом, но она не думала, что парни начнут драться на глазах у Коннера. Хоть они и ненавидели друг друга, Коннера они любили больше. По крайней мере, Отэм надеялась на это.
- Думаю, это значит «морской котик».
- О. Папочка собирается побить дядю Винса?
- Конечно, нет. – По крайней мере, Отэм надеялась на это. – Они просто шутили.
- О чем они говорят?
Она напряглась, чтобы услышать, о чем говорят Сэм с Винсам, даже чуть наклонилась вперед, но до нее долетал только низкий рокот голосов.
- Мужские дела.
- Что такое мужские дела?
Будто бы она знает.
- Машины.
- У дяди Винса нет машины. У него мотоцикл и пикап. Но его пикап не такой большой, как у папы.
Из того, что Отэм могла видеть, казалось, будто руки Сэма все еще лежат на его бедрах, а руки Винса все еще скрещены на груди.
И снова она услышала, как Сэм усмехнулся, а затем вышел из тени и прошел по дорожке к Отэм.
- У тебя есть «Риз» в корзинке? – спросил он Коннера.
- Десять или двадцать штук!
- Отлично. Можешь дать своему старику-отцу штучку?
- У меня много сладостей. Заходи и увидишь.
Сэм оглянулся на Отэм:
- Не возражаешь?
Будто это имело значение. Она покачала головой, глядя, как из тени к ней направляется Винс.
- Обними дядю на прощание, - сказала Отэм сыну.
- Хорошо. – Уже набивший рот сладостями Коннер побежал к Винсу и обнял его за талию: - Пока, дядя Винс.
- До скорого, Наггет. Дай пять.
Коннер поднял сжатый кулак и тут же отдернул его.
- Слишком медленно, Джо. – И побежал обратно к Сэму, взял его за руку и потянул вверх по ступенькам.
Отэм подождала, пока они не исчезли в доме, прежде чем спросить:
- Что это было?
- Мы пришли к пониманию.
- К какому пониманию? Что он сказал?
Винс перекинул ногу через «Харлей» и выпрямил байк.
- Выкинь из головы.
- Винс! К какому пониманию?
Винс вздохнул:
- Он сказал, что собирается чаще бывать здесь, так что мне лучше привыкнуть к его виду.
- И?
- Ничего.
Мотоцикл низко заурчал, наполнив ночь двойным выхлопом и положив конец беседе. Винс задним ходом вывел мотоцикл с дорожки и уехал, оставив Отэм смотреть ему вслед.
Там было что-то большее, чем просто «ничего». Отэм знала Винса слишком хорошо, чтобы поверить.
Она выдохнула и пошла вверх по ступенькам к входной двери, украшенной дружелюбным призраком.
За последние три часа она устала от выпрашивания сладостей и надеялась, что Сэм не планирует остаться надолго. На утро у нее была назначена встреча с двумя будущими невестами, так что нужно быть в форме.
Открыв дверь, Отэм поднялась по ступенькам, пока Коннер рассказывал свою последнюю «тук-тук» шутку. Сэм смеялся, будто эта шутка была верхом остроумия.
Хотя она таковой не была.
Коннер сидел рядом с отцом на светло-зеленом диване, его куртка валялась на столе. Две светлые головы склонились друг к другу, пока отец и сын рылись в корзинке со сладостями, стоявшей между ними. Большой номер шестнадцать на маленьком свитере Коннера принадлежал не только Сэму: очевидно, этот номер носил также кто-то по имени Бобби Кларк.
«У Бобби мощный щелчок, - сообщил Коннер Отэм несколько недель назад. – Но у папы мощнее. Он три раза становился игроком с самым сильным щелчком».
- Отличный синяк, - похвалил Сэм фингал Коннера.
- Он прям как у тебя. В прошлом сезоне.
- Но шрама на щеке у меня нет.
- Знаю. Но, наверное, будет.
Отэм сбросила куртку и прошла в столовую.
- Не объешьтесь этими конфетами.
Коннер притворился, что не слышит ее.
- Можешь взять «Кит кат», пап.
- Мне нравится «Дотс». Обычно я приклеивал конфеты разных цветов к зубам и гонялся за Эллой.
- Кто это Элла?
- Моя сестра. Я рассказывал тебе о ней.
- А, да. Она умерла.
Отэм повесила куртку на кресло и вернулась в гостиную. Она привыкла к мужчине в доме. Винс был здесь почти все время, но Сэм принес с собой иную энергетику. Та не была агрессивной или оборонительной, как в прошлом, но и уютной не была. Ее было слишком много.
Слишком много притягивавшего тестостерона, который исходил от расположившегося на диване мужчины и наполнял комнату.
- Тебе лучше отдать эти «Дотс» мне, чтобы у тебя зубы не сгнили, - сказал Сэм, роясь в корзине. – И может, эти «M&M’s» тоже. Там должны быть зеленые, а я знаю, как сильно ты ненавидишь все, что напоминает овощи.
Последнее, в чем нуждался Сэм Леклер, были зеленые «M&M’s».
- Можешь забрать все.
Взглянув на Отэм, Сэм снова посмотрел в корзину.
- Спасибо, но я… - он резко вздернул голову и уставился на Отэм так, будто она внезапно превратилась в пришельца. Его брови взлетели на лоб, а голубые глаза сузились.
В злого пришельца
Отэм оглянулась, ничего не увидела и снова повернулась к Сэму:
- Что?
Он указал на ее белый свитер:
- Какого черта на тебе надето?
- Хоккейный свитер. – Она опустила глаза и ткнула пальцем в пингвина спереди. – В этом году хоккей – наша тема на Хэллоуин.
- Это «Питтсбург». - Его голос был тихим. Убийственным.
- Мне он нравится. У пингвина на лапах маленькие коньки. – Отэм посмотрела на Сэма. – Он симпатичный.
- Он гей.
- Сэм! Язык!
- Свитера не должны быть симпатичными. – Сэм нахмурился и ткнул в нее обвиняющим перстом. – На тебе номер Кросби.
Она посмотрела на номер 87 на рукаве.
- Чей?
- Иисусе. Ублюдка, который только что забил чертову шайбу, отскочившую от моей клюшки. Он должен был смутиться, а не кататься кругами, как королева выпускного бала.
Что бы это ни значило. Отэм кивнула в сторону Коннера, который ловил каждое слово Сэма.
- Следи, пожалуйста, за языком.
Коннер покачал головой:
- Я ей говорил, пап.
Отэм задохнулась:
- Говорил что?
- Надеть номер папы, как и я.
Ага. Размечтались.
- Мне нравится этот свитер.
Сэм откинулся на спинку дивана и скрестил руки на тонком бежевом свитере.
- Пингвины не носят коньки.
Она указала на свитер Коннера.
- Рыбы тоже не бьют по шайбам хвостами.
Открыв упаковку «Дотс», Сэм бросил несколько конфеток в рот. Пожевал, глядя на Отэм, и сказал:
- Кросби все время ноет – девчонка.
Отэм пожала плечами:
- Он симпатичный.
- Ты серьезно?
На самом деле, она не знала, как выглядит Кросби, но вот Сэм выглядел раздраженным. Что, вынуждена была признать Отэм, ее забавляло.
- Да. Я не хочу, чтобы мой парень был уродом.
- Твой парень? Ты выбираешь номер хоккеиста, потому что считаешь его симпатичным?
Нет.
- Да. – Так же, как женщины выбирали номер Сэма, потому что он был горячим. Но Отэм ему такого никогда не скажет. Не то чтобы он сам уже это не знал. – А по какой еще причине?
- По какой еще причине? – Сэм встал и бросил пустую коробочку на кофейный столик. – А как насчет очков? Как насчет количества лет в НХЛ? Как насчет умения держать удар как настоящий мужчина? Как насчет того, чтобы не реветь как девчонка? Как насчет того, что мать моего ребенка должна оказать небольшую поддержку и не надевать свитер «Питтсбурга»?
Сэм выглядел серьезным, а Отэм начала смеяться.
Он встал руки в боки:
- Что тебя так рассмешило?
Она прижала ладонь к животу.
- Ты. – Не переставая смеяться. Не могла перестать. – Ты нелеп. – Коннер задохнулся, будто мама сказала богохульство.
Сэм махнул рукой:
- Сними.
- Щаз-з-з. - Как будто он мог прийти в ее дом и раздавать ей приказы. Ни за что.
Сэм обошел кофейный столик, направляясь к ней.
- Ты снимешь его?
- Нет, - Отэм покачала головой, делая шаг назад.
- Тогда ты не оставляешь мне выбора. – Он последовал за ней в столовую. – Мне придется самому снять с тебя свитер. – Уголки губ Сэма изогнулись в улыбке, будто он шутил, но в глазах была твердая решимость сделать так, как сказал.
- Ты не посмеешь.
- Посмею. Я все время снимаю с женщин одежду.
- Здесь нечем хвалиться.
- Я и не хвалюсь. Я просто способный. – Он поднял три пальца и начал загибать их по одному.
- Ладно, ты способный. – Она не стала ждать, пока Сэм согнет третий палец, повернулась на каблуках и побежала. И была остановлена твердой рукой, которая схватила ее за свитер и притянула к мощной груди. – Сэм!
- Коннер, давай, помоги мне, - крикнул тот, обхватывая Отэм своей большой рукой прямо под грудью.
- Коннер, нет!
Маленький предатель вбежал в кухню и выжидательно посмотрел на отца:
- Что мне сделать?
- Держи подол ее майки, чтобы мне не снять ту вместе со свитером.
- Стоп, - запротестовала Отэм сквозь смех. – Коннер, иди в постель! Я серьезно.
- Ни за что. – Он засунул маленькие ручки ей под свитер и схватил уже задравшийся подол термомайки с длинными рукавами.
- Я – твоя мать. Ты должен быть на моей стороне.
- Мы можем сделать это безболезненно, – сказал Сэм где-то у ее макушки. – Или жестко. Выбирай.
Отэм попыталась вывернуться из его рук, но все оказалось бесполезно.
- Я сохраню свой свитер с «Питсбургом». Он стоил мне почти две сотни баксов. – Лишенный мышц и управления свитер сдернули ей через голову. На короткую секунду он зацепился за ее хвост, а затем Отэм обнаружила, что занимается перетягиванием свитера с сыном. - Отпусти.
- Держи… ее… пап, – умудрился выдавить Коннер между взрывами дикого хохота и мычанием от прикладываемых усилий. Обхватив Отэм двумя руками, Сэм прижал ее крепче.
- Забери его и спрячь где-нибудь, - велел он Коннеру.
- Ты серьезно попал, - предупредила она сына. – Больше никаких мультиков.
В ответ он потянул так сильно, что все лицо покраснело. Отэм приподнялась на цыпочки, но сын вырвал свитер у нее из пальцев. Пролетел через кухню и убежал.
- Не отпускай ее, пока я не спрячу его, пап!
- Она никуда не денется.
Руки сжались еще сильнее, и Отэм внезапно с потрясающей ясностью осознала, что Сэм прижимается к ее попке и спине.
Внезапно осознала, что окружена тяжелым мужским телом, выбрасывавшим волны жара. Она застыла, пока этот жар проникал ей в кожу. Двумя пальцами Сэм касался ее талии там, где задралась майка.
Последним мужчиной, касавшимся Отэм, если не считать родственников или случайных рукопожатий, был тот, кто трогал ее сейчас. Да, она чувствовала жар и истинно мужскую наглость Сэма. Как и много лет назад в Вегасе. Но вот чего она не чувствовала в этот раз, так это того, что пульс участился.
- Сэм. Отпусти.
ГЛАВА 9