Постреволюционное недомогание
Чтобы революция была успешной, ей необходимы следующие предпосылки: массовая мобилизация, энтузиазм, оптимизм и надежда, чувство власти и могущества, радость от действия и вновь обретенного смысла жизни, равно как запредельные стремления и утопическое видение будущего. Однако у этого оружия сильная отдача, что становится очевидным, когда революция завершается успехом. Возможны многочисленные «эффекты бумеранга», связанные с революционным опытом, которые представляют угрозу для самих революционных достижений. Наиболее заметные из этих эффектов перечисляются ниже.
16. Дилемма «утром в понедельник». Революционные времена необычны, особенно когда революции носят бескровный характер, чем отличалось большинство из них в 1989 г. Революционные времена — счастливые времена. Тирикьян отмечает, что они напоминают карнавалы или фестивали. Участие в революции, разумеется, более приятное дело, чем подъем в шесть утра для того, чтобы идти на работу. Когда революция кончается и люди должны вернуться к своей рутинной, скучной, серой, земной реальности, их неизбежно охватывает чувство разочарования — или послереволюционного похмелья. РУТИНА болезненно контрастирует с ВОЗБУЖДЕНИЕМ.
17. Дилемма короткого медового месяца. Мечты и надежды, столь типичные для революционной эйфории, не могут воплотиться в реальность легко и быстро. Вскоре после революции завышенные ожидания и мечты революционного периода вступают в жесткий конфликт с суровыми реалиями, вроде экономической скудости, бремени иностранных долгов, деморализации, неопределенности законодательной базы, социальной дезорганизации, классовых сдвигов, безработицы, несправедливости. Ни массы, ни даже интеллектуалы с их утопическим оптимизмом не были готовы признать, что перед ними простирается «долина слез» (Дарендорф). Лишь немногие догадывались, что за то чтобы произошли реальные изменения, потребуется заплатить большую цену. В результате возникают неприятные ощущения относительной депривации, которые тем более болезненны, чем труднее найти объяснения происходящему. Уже нельзя всю вину свалить на «систему» — эту традиционную злодейку и вечный повод для недовольства. В конце концов, мы
действительно сейчас «у себя дома». Опросы показывают, что 60 процентов венгров считают, что ситуация для них ухудшилась, в то время как только 8 процентов отмечают улучшение. В Чехословакии цифры примерно те же: 48 процентов придерживаются мнения, что ситуация после революции ухудшилась, тогда как только 22 процента отмечают некоторое улучшение. В Польше 59 процентов населения не видят никаких перемен, 16 процентов верят, что ситуация ухудшилась, и 26 процентов считают, что условия стали заметно лучше (опрос проведен при поддержке Freedom House, его результаты опубликованы в «Газете Выборча» 25 апреля 1991 г.). НАДЕЖДЫ редко совпадают с РЕАЛЬНОСТЬЮ.
18. Дилемма трудного отречения. Все наблюдатели согласны
в том, что революции 1989 г. проходили по вулканической модели.
Их энергия вырвалась из глубин под накопленным давлением не
довольства, неудовлетворенности и фрустрации. Эти революции
осуществлялись массами. Революции завершились победой на ули
цах и площадях Гданьска, Праги, Варшавы, Новы Гуты и Бухареста.
«Мы народ» — это была реальная сила, стоявшая за этими револю
циями. Но, как предупреждает Тимоти Гартон Эш в своей книге с
таким же названием, «"Мы, народ" может подняться на борьбу с
ненавистным режимом эксплуатации и угнетения, но "мы, народ"
не может управлять». Задачи управления требуют иных качеств, на
выков и обязанностей в сравнении с теми, которыми располагает
революционная толпа. Поэтому вскоре после победы революции
«народ» должен отречься от власти, выпустить завоеванную власть из
своих рук и передать ее своим представителям. Демобилизация масс
и политическая апатия — вполне предсказуемые реакции на этот шаг.
Последние опросы подводят к такому же выводу. 91 процент поляков,
81 процент венгров и 59 процентов чехов и словаков не посетили ни
один политический митинг, не приняли участия ни в одной массовой
демонстрации в период после революции (сообщает «Газета Выборча»
25 апреля 1991 г.). НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ более привле
кательна, чем ПРЕДСТАВИТЕЛЬНОЕ ПРАВЛЕНИЕ.
19. Дилемма утраченной невинности. Эта дилемма относится
к революционному лидерству. Смена статуса боговдохновенного,
харизматического лидера на статус государственного служащего
происходит непросто. То, что Макс Вебер описывает как «рутини-
зацию харизмы», означает утрату мифологического ореола вокруг
лидеров, равно как возникновение официальной, формальной
дистанции между ними и их последователями. Это также связано
с внутренними расколами внутри группы лидеров, которые, объ-
единившись под накалом общей борьбы, затем, после победы, вступают в драчку за кусок этой победы. С разрушением мифа единства испаряется большая часть массовой веры и доверия к лидерам. Революционная легитимность постреволюционной власти утрачивается в междоусобной борьбе, и это делает задачу восстановления легитимности еще более сложной. ХАРИЗМА редко переживает серость ЧИНОВНОГО КАБИНЕТА.
Еще одна проблема, которая определяется этой дилеммой, относится к более широким социальным группам. Наиболее активные в период революции социальные группы — «руки и мозги» революции (рабочие и интеллектуалы) — неизбежно теряют свои социальные позиции, когда революция завершается. По мере развития капиталистической трансформации группы предпринимателей, менеджеров, владельцев капитала, т.е. возникающий средний класс, продвигаются наверх. Тем, кто беззаветно боролся, не достаются плоды победы. Они тайком присваиваются другими. Поэтому ощущение относительного ухудшения социальных условий, несправедливости и разочарования может заставить некоторые группы повернугься к революции спиной под тем предлогом, что революция «была у них украдена». Таким образом, у ПОБЕДИТЕЛЕЙ могут быть устойчивые интересы, которые противоречат интересам БЕНЕФИЦИАРИЕВ со всеми вытекающими отсюда последствиями — барьерами на пути или, по крайней мере, задержками трансформации.
20. Дилемма добровольного разоружения. Мотивами революции были гражданские свободы — свобода слова, оппозиции, неповиновения, протеста, забастовки. Но переход требует дисциплины, терпения и доверия, несмотря на серьезные лишения, снижение уровня жизни и ухудшение условий социальной безопасности. Возникает необходимость приостановить право на соперничество, удерживаться от борьбы и отказаться от конфликтов. Людей призывают сделать это добровольно, однако иногда они не хотят подчиняться. Таким образом, завоеванные СВОБОДЫ могут вступать в противоречие с императивом САМОДИСЦИПЛИНЫ в процессе реализации этих свобод.
21. Дилемма бойцовского рефлекса. Главной целью массовых, вулканических социальных движений, вызвавших революцию, было государство. Эти революционные движения были пропитаны антиавторитарным, антиэтатистским духом. Методы оппозиционной борьбы, соперничества и конфликта были направлены исключительно на государство. Применение этих методов было оправдано
до тех пор, пока государство воспринималось как враждебная, навязанная и деспотическая сила. Однако с победой революции враг был уничтожен. И все же некоторым группам трудно изменить свою позицию. Сегодня императивом дня является укрепление государства, лояльность граждан к государству, патриотические установки, отказ от некоторых методов борьбы. Однако старые рефлексы могут затормозить движение. Таким образом, ЛОГИКА БОРЬБЫ может пережить свое время и исказить ЛОГИКУ СОТРУДНИЧЕСТВА
22. Дилемма отстающих часов. Революционный опыт представляет собой разрыв в цепи социальной непрерывности, отмеченный необычайной скоростью социальных изменений. Казалось бы, только вчера происходили драматические трансформации: уходили в небытие правительства, рушились режимы, переворачивались социальные иерархии, менялись старый образ жизни и привычная рутина. Легко перенести ожидания, возникшие в период революции, на постреволюционные времена. При этом может возникнуть чувство неудовлетворенности в связи с медленным, постепенным, пошаговым темпом, в котором происходят изменения в нормальной обстановке. Когда социальные часы возвращаются к обычному ритму, складывается впечатление, что они отстают. Обратите в этой связи внимание на навязчивые призывы ускорить изменения, радикализировать реформы и выбрать короткий обходной политический маршрут, раздающиеся со стороны влиятельных групп политиков в Польше. Этим призывам с удовольствием внимает некоторая часть населения. Все это отражает глубинное противоречие между БЫСТРЫМ НАЧАЛОМ и МЕДЛЕННЫМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ процесса перехода.
Что можно сделать?
Прогноз развития ситуации не выглядит слишком оптимистичным. Барьеры на пути перехода кажутся непреодолимыми, приведенный длинный список препятствий является неполным. Значит ли это, что цели недостижимы и что антикоммунистическая революция должна потерпеть поражение, как это происходило с большинством революций в прошлом? В заключение этой зарисовки с поля битвы давайте попробуем вкратце обсудить имеющиеся стратегии. Может ли общество карабкаться вверх по стволу с помощью ременной опоры?
Чтобы быть эффективной, стратегия должна соответствовать задаче, которая в данном случае вытекает из характера общества, находящегося в процессе трансформации, так же как из целей самой
трансформации. Фундаментальные характеристики общества отражены в различных теоретических моделях, разработанных в русле социологической традиции. Цели трансформации отражаются с помощью общих образов идеального общества, т.е. социальных утопий, а также с помощью специфически выбранных переменных, дополняющих картину общества, которое должно быть построено. Поэтому каждую стратегию необходимо рассматривать в ее соотношении с моделью общества и образом цели. Не существует универсальных стратегий, годных для всех разработанных моделей и всех возможных целей.
В традиции теоретической социологии можно без труда обнаружить две, противостоящие друг другу в теоретическом плане, модели общества. Одна из них системно-функциональная модель (systemic-functional). В ее рамках общество предстает как органическое единство, характеризующееся особыми свойствами и закономерностями. Эта модель отличается от моделей, в центре которых находятся индивиды — их неделимые элементы. Главная функция социального организма (или системы) — это поддержание или достижение равновесия. На элементы системы — индивидов влияет их положение внутри целого, что определяет их статус и роли, которые они играют. Индивиды пассивны, реактивны и адаптивны. Другая модель может быть названа процессуальной моделью. Она исходит из человеческой деятельности (human agency). В ракурсе этой модели общество предстает как непрекращающийся поток социальных изменений, являющихся совокупным результатом индивидуальных действий. Социальные общности лишены постоянной, твердой формы; они пребывают в процессе становления, бесконечно конструируются и реконструируются членами общества. Характер общества всецело зависит от того, что люди думают и делают, поскольку они понимаются как творческие деятели.
Если прибегнуть к такому же упрощению, то можно выделить два способа, какими цели социальной трансформации формулируются в социальной теории. Один из них позитивный. Он связан с определением того, что из себя должно представлять идеальное общество, какими должны быть его институты, каким целям должны отвечать его структуры и в каких формах должно реализовываться человеческое поведение. Данный теоретический ракурс был характерен для большинства социальных утопий. Однако существует и другой подход, который может быть назван негативным. В его рамках не ставится вопрос: как должно быть построено общество, однако оговаривается условие, что, если такое строительство
ведется, оно должно быть полностью свободным и должно быть предоставлено суверенной воле членов общества. Это — образ общества, где спонтанная творческая деятельность людей ничем не сдерживается, образ общества с неограниченной свободой выбора, богатым полем возможностей, образ общества, где его члены сами творят его. Это то, что имеется в виду под термином «открытое общество». Говоря точнее, подразумевается рыночная экономика, демократическое государственное устройство и плюралистическое сообщество (т.е. гражданское общество).
Если общество описывается в понятиях системно-функциональной модели и цель трансформации сформулирована заранее как некая специфически понятая утопия, тогда мы будем иметь дело со стратегией манипуляции (strategy of manipulation). Она подразумевает, что пассивные и адаптивные люди должны понуждаться и поощряться некой внешней силой, чтобы была реализована заранее разработанная модель идеального общества, которое, как предполагается, должно отвечать жизненным интересам людей. С другой стороны, если общество описывается в понятиях про-цессуально-деятельностной модели (processual-agential) и целью трансформации является открытое общество, тогда необходимо использовать принципиально иную стратегию. Эта стратегия может быть названа стратегией освобождения (strategy of emancipation). Она сводится к тому, чтобы активным и творческим людям предоставить максимальную возможность для свободного выражения их намерений, стремлений и желаний. Потенциал общества, необходимый для самотрансформации (деятельностный потенциал), должен свободно раскрыться в результате устранения всех и всяческих ограничений и преград на пути творческой деятельности человека. Этот тип трансформации приводит к возникновению общества, создаваемого самими людьми в соответствии с их намерениями, а не доктринерами и идеологами, действующими от имени людей.
В течение длительного времени обе модели общества (и обе соответствующие им стратегии) рассматривались как взаимоисключающие альтернативы. Только с недавним появлением синтетического, или «эклектического», направления в социологической теории (Alexander и др.), обе социетальные модели стали восприниматься в качестве равноценных. Однако применение той или другой модели определяется различными историческими обстоятельствами. В истории встречаются периоды, когда наиболее подходящей является системно-функциональная модель, и стратегия манипуляции применительно к этим периодам подтверждает
свою эффективность. Это периоды относительной стабильности, непрерывности и человеческой пассивности. С другой стороны, встречаются периоды быстрых изменений, перерывов постепенности, повышенного активизма, мобилизации, новаторства и творчества. Это именно те периоды, к которым применима про-цессуально-деятельностная модель и стратегия освобождения. Идея исторического релятивизма всех моделей и стратегий — даже если на нее будет наклеен ярлык эклектицизма — является единственной конструкцией, которая подтверждается фактами.
Какая модель будет исторически адекватной с учетом условий в Восточной и Центральной Европе в течение 1992 г.? В 80-е гг. мы стали свидетелями общественного пробуждения с пиком спонтанной мобилизации, активизма и революционной борьбы, который пришелся на «Осень наций 1989 года». Эти общества, разумеется, не стабильные социальные системы, но текучие процессы «социального становления». Более того, они страстно хотят избавиться от предопределенности искусственного утопизма и двигаться вперед к целям, поставленным в духе открытого общества (т.е. к рынку, демократии и плюралистическому сообществу). Следовательно, стратегия освобождения выступает в качестве императива. У новых обществ должна быть возможность свободного рождения в результате высвобождения общественного потенциала действия.
Завершится ли этот процесс успехом, если он будет полностью отдан на откуп самому себе и спонтанным человеческим действиям? Трудности посткоммунистического перехода связаны как раз с преодолением всех тех барьеров и препятствий, которые были рассмотрены выше в качестве дилемм трансформации. У этих препятствий имеется значительный потенциал сопротивления и инерции. Поэтому они должны быть разрушены, преодолены или, на худой конец, обойдены. Можно перефразировать революционную заповедь Сен-Жюста: «Никакой свободы барьерам на пути свободы». Это может потребовать применения как манипулятивной стратегии, так и стратегии освобождения, равно как концентрированных усилий сверху и активной интервенции социетальных институтов, включая государство.
Возможно, главная стратегическая дилемма периода перехода заключается в определении нужных пропорций при смешивании противоречивых политик — политики освобождения (которая диктуется пробуждением человеческой энергии и природой социальных целей) и политики манипуляции (необходимой в силу существующих барьеров и заграждений, некоторые из которых были воздвигнуты
благодаря самой этой политике, равно как и утопическим конструкциям, насаждавшимся социалистическим государством в течение десятилетий). Это что-то вроде мета-дилеммы, которую можно обозначить магическим числом 25. Как можно достичь демократии с помощью недемократических средств? Как можно получить либерализм нелиберальными методами? И как можно гарантировать, что общество не выродится в новую форму автократии или тирании?
Представляется, что единственным способом защиты является последовательный антиутопический крен. Манипуляция всегда должна быть ограничена рамками задачи разрушения препятствий на пути к свободе. Она должна сосредоточиваться на параметрах социального поля, а не на том, что на нем произрастает. Она должна быть устраняющей, деструктивной манипуляцией и никогда не должна превращаться в старую утопическую, конструктивную манипуляцию. И, далее, эта манипуляция должна воспринимать себя в качестве временной, переходной технологии, которая применяется лишь до тех пор, пока общество не сможет само решать свои проблемы.
Будем надеяться, что трансформация пройдет успешно и с определенного момента манипуляция больше не потребуется. Когда общество станет свободным от барьеров, преград и ограничений, начнут действовать механизмы его самоподдержания — рынок и демократия, которые глубоко и прочно укоренятся в структурах гражданского общества. Предстоит длинный путь, и нужно подчеркнуть, что процесс будет идти на протяжении жизни поколений, а не в течение месяцев или даже лет. Поскольку у этой попытки исторические масштабы, постольку для ее плодотворного завершения требуется историческое же время.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие................................................................................. 3
Часть I