Рэндалл коллинз социология: наука или антинаука?*1 8 страница

Привычные, регулярные и неизменные процедуры («ру­тины») также составляют важную часть в процессе структу­рирования. Если какие-то множества действователей участ­вуют в более или менее одинаковых последовательностях поведенческих актов во времени и пространстве, тогда орга­низация взаимодействия сильно облегчена. И наоборот, на рутинные процессы влияют другие структурирующие про­цессы — регионализации, нормативизации, ритуализации и категоризации. Когда разные виды деятельности упорядо­чены в пространстве, легче устанавливать рутинную прак­тику. Если существуют соглашения по нормам, тогда уско­ряется формирование рутинных процессов. Если к тому же взаимодействие может быть ритуализовано, так что кон­такты между людьми включают стереотипные последова­тельности жестов, тогда рутинные процессы можно поддер­живать без большой «межличной работы» (т. е. без активно­го и осознанного сигнализирования и истолкования). А ког­да действователи имеют возможность успешно «категоризи-ровать» друг друга в качестве безличных объектов и тем самым взаимодействовать без больших усилий при сигнали­зировании и истолковании, тогда легче закреплять и под­держивать рутинные процессы.

Еще один существенный элемент в структурировании — ритуалы. Ибо если действователи могут начинать, поддер­живать и заканчивать взаимодействие в разных ситуациях стереотипными разговорами и жестикуляцией, взаимодей­ствие будет протекать глаже и упорядочиваться быстрее. Какие именно ритуалы исполнять, как их исполнять и ког­да — все это нормативно определено. Но ритуалы — также и результат рутинизации и категоризации. Если действова­тели способны представить друг друга в простых категори­ях, тогда их взаимодействие будет ритуализовано (включая предсказуемое начало и прекращение жестов) в некоей ти­пичной форме беседы и жестикуляции между началом и окончанием ритуальных действий. Аналогично рутинные виды деятельности способствуют формированию ритуалов, ибо, стремясь подкрепить свои установившиеся рутинные практики, индивиды пытаются ритуализировать взаимо­действие, чтобы удержать его от вторжения (путем навязы­вания сознательной «межличной работы») в свою привыч­ную рутину. Но, возможно, наиболее важно то, что ритуалы связаны с расстановкой ролей, когда индивиды торгуются за соответствующие роли для себя, и, если они смогут дого­вориться о взаимодополняющих ролях, тогда они смогут многое ритуализовать в их взаимодействии. Это особенно вероятно в случае, когда соотносящиеся роли неравны с точки зрения власти [16].

Последний из рассматриваемых основных структуриру­ющих процессов — категоризация, плод переговоров людей о том, как взаимно типизировать друг друга и свои отноше­ния. Этому процессу категоризации друг друга и любого отношения помогают успешная постановка ролей и рути-низация, а также и ритуализация данного отношения. Ка­тегоризация помогает индивидам трактовать друг друга как безличные объекты и экономить время и энергию, потреб­ные при тонко настроенных и избирательных процессах сигнализации и интеграции. Таким образом, их взаимодей­ствие сможет гладко протекать во времени (при повторных контактах) и в пространстве (без повторных переговоров о том, кто где должен быть).

Я не могу углубляться здесь во все тонкости этих пяти процессов, но стрелки на Рис. 5 показывают, в каком на­правлении я развил бы более подробный анализ. Поскольку люди взаимно подают сигналы и создают интерпретации, они вовлекаются в процессы инсценирования, утверждения значимости, учитывания, принятия роли, постановки роли и типизации, которые, соответственно, подразумевают пе­реговоры касательно пространства, притязаний на значи­мость, процедур истолкования, взаимности перспектив, со­ответствующих ролей и взаимных типизации. Из этих про­цессов вырастают структурирующие процессы регионализа-ции, рутинизации, нормативизации, ритуализации и кате­горизации, которые организуют взаимодействие во времени и пространстве. В свою очередь, эти структурирующие про­цессы служат структурными параметрами, которые удер­живают в определенных пределах интерактивные процессы инсценирования, утверждения значимости, учитывания, принятия роли, постановки роли и типизации. Таково в общих чертах видение процесса структурирования, который охватывает значительную часть аналитико-теоретиче-ской работы по истолкованию «социальной структуры» на уровне микровзаимодействий. Завершим этот обзор форму­лировкой нескольких «законов структурирования».

V. Степень структурирования взаимодействий есть по­ложительная и аддитивная функция степени, в какой это взаимодействие может быть (а) регионализировано, (б) рутинизировано, (в) нормативизировано, (г) ритуа-лизировано и (д) катетеризировано.

(а) Степень регионализации взаимодействия есть поло­жительная и аддитивная функция степени, в какой индивиды способны успешно договориться об ис­пользовании пространства и рутинизировать, а так­же нормативизировать свою совместную деятель­ность.

(б) Степень рутинизации взаимодействия есть положи­тельная и аддитивная функция степени, в какой ин­дивиды способны нормативизировать, регионализи-ровать, ритуализовать и категоризировать свою сов­местную деятельность.

(в) Степень нормативизации взаимодействия есть поло­жительная и аддитивная функция степени, в какой индивиды могут успешно договариваться о притяза­ниях на значимость, процедурах истолкования и взаимности перспектив, а также регионализиро-вать, рутинизировать и ритуализировать свою совме­стную деятельность.

(г) Степень ритуализации взаимодействия есть поло­жительная и аддитивная функция степени, в какой индивиды могут успешно договариваться о взаимно­сти перспектив, равно как и о взаимодополнитель­ности ролей, и нормативизировать, рутинизировать и категоризировать свою совме-стную деятельность.

(д) Степень категоризации взаимодействия есть поло­жительная и аддитивная функция степени, в какой индивиды могут успешно договариваться о взаимных типизациях и взаимодополнительности ролей, а так­же ритуализировать и рутинизировать свою совмест­ную деятельность.

Этим завершается мой обзор разработок по микродина-Мике в аналитической теории. Очевидно, что я заимствовал идеи у ученых, которые возражали бы против зачисления в стан аналитических теоретиков, но в той степени, в какой аналитическая теория обращается к проблеме микропроцес­сов (Рис. 3,4 и 5), она схватывает устремления этого теоре­тизирования. То же справедливо и в отношении суждений I—V. За некоторым заметным исключениям (см., напр.: [16; 17; 29; 65]) — представители аналитического теоре­тизирования сосредоточились на макродинамике, предпо­читая рассматривать взаимодействие как некую данность, как случайные процессы (см., напр.: [45]) или как расчет [12]. Перейдем теперь к этому макроподходу.

Макродинамика

В социологическом теоретизировании нет ясности по поводу того, что конституирует «макрореальность». Неко­торые макросоциологи сводят все к анализу структурных свойств, независимых от процессов, идущих среди индиви­дов (см., напр.: [12; 44]). Другие смотрят на макросоциоло­гию как на анализ различных способов соединения микро­единиц, ведущего к возникновению крупных организаци­онных и социетальных [т. е. проходящих в масштабах всего общества] процессов (см., напр., [16; 17]). Критики обычно воспринимают весь макроанализ как реификацию или ги-постазирование [39]. И все-таки, несмотря на разные виды критики и явную понятийную неразбериху по вопросу о микробазисе социальной структуры, трудно отрицать про­стой факт общественной жизни: человеческие популяции растут, образуют большие по численности объединения и сложные социальные формы, которые распространяются на обширные географические регионы и существуют дли­тельные исторические периоды. Утверждать, как делают многие, что такие формы можно анализировать исключи­тельно на основе составляющих их действий и взаимодей­ствий индивидов, было бы ошибкой. Такие редукционист-ские подходы порождают концептуальную анархию, по­скольку так никогда не увидишь «леса за деревьями» или даже деревьев за отдельными ветками.

Конечно, нет сомнений, что макропроцессы включают взаимодействия среди индивидов, но зачастую разумнее вывести эту посылку за пределы анализа. Ибо точно так же, как для решения большинства аналитических задач при изучении многочисленных свойств взаимодействия по­лезно игнорировать физиологию дыхания и кровобращения, во многих случаях разумно пренебречь индивидами, индивидуальными актами и индивидуальными взаимодей­ствиями. Естественно, конкретное знание того, что делают люди при регионализации, рутинизации, нормативизации, ритуализации и категоризации своих взаимодействий (см. Рис. 5), может послужить полезным дополнением к макро­анализу. Но такое изыскание не может заменить чистый макроанализ, занимающийся процессами, благодаря кото­рым все больше действующих собираются вместе, диффе­ренцируются и интегрируются (см. Рис. 2). Такова моя по­зиция и позиция большинства аналитических теоретиков (см. [61]).

Рис. 6 дает представление о моих взглядах на основопо­лагающие макродинамические процессы человеческой орга­низации. Я разбил их, согласно Рис. 2, на три группы: процессы скопления <assemblage>, или приращения инди­видов и их производительных способностей в пространст­ве; процессы дифференциации, или увеличения числа раз­личных подъединиц и культурных символов среди возрос­шего населения и процессы интеграции, или увеличения степени координации отношений между подъединицами некоторой возросшей человеческой популяции. Но в отли­чие от моего анализа микропроцессов я не даю трех отдель­ных моделей этих макропроцессов. Я создал одну составную модель, которую можно разбить на части и развить более детально. Я планирую предпринять такой анализ в ближай­шем будущем, но для целей этой статьи модель представле­на в упрощенной форме.

а) Процессы приращения. Прежние теоретики социоло­гии, особенно Герберт Спенсер [60] и Эмиль Дюркгейм [1], хорошо понимали эту динамику. Они сознавали, что рост населения (популяции), его концентрации в ограниченном пространстве и способы его производства взаимозависимы. Характер этой взаимозависимости показан направлением стрелок на Рис. 6: рост размеров популяции и производст­во взаимно усиливают друг друга с каждым циклом обрат­ной связи и с каждым увеличением показателей другого фактора, особенно когда показатели наличия материаль­ных, организационных и технологических ресурсов высо­ки; концентрация связана с ростом размеров популяции и Уровнями производства, и, хотя между этими силами имеет­ся некоторая обратная связь, она вторична и не указана в данной упрощенной версии нашей модели.

В свою очередь каждый из этих трех процессов связан с другими силами, перечисленными в левой части Рис. 6. Концентрация населения зависит от доступного ему про­странства и способа актуальной организации такого про­странства (а также и от существующих образцов социаль­ной организации подгрупп: см. стрелку наверху Рис. 6). Рост размеров человеческих объединений связан с результирующим показателем иммиграции в данную популяцию, местным коэффициентом естественного прироста населения (расширенного воспроизводства) и внешними актами присоединения (т. е. слияниями, завоеваниями, союзами и т. д.). Производство связано с уровнем соответствующих ресурсов, главным образом материальных, организационных, технологических и политических (см. стрелку обратной связи внизу Рис. 6). Суммируем эти процессы в виде нижеследующей простой совокупности «законов приращения».

VI. Уровень приращения для популяции есть мультипликативная функция ее (а ) размера и скорости роста, (б) степени экологической концентрации и (в) уровня производства (явная тавтология, устраняемая ниже).

(а) Размер и скорость роста популяции есть аддитивная и положительная функция внешнего притока [ресурсов], внутреннего прироста, внешнего присоединения и уровня производства.

(б) Степень концентрации популяции есть положительная и аддитивная функция ее размера и скоростироста, уровня производства, способности организовать пространство, количества и разнообразия ее подгрупп и одновременно — обратная функция размеров доступного для нее пространства.
(в) Уровень производства для популяции есть положи­тельная мультипликативная функция ее размера и скорости роста, уровня материальных, организаци­онных и технологических ресурсов, а также способ­ности мобилизовывать власть.

б) Процессы дифференциации. Увеличение концентра­ции, скорости роста размеров популяции и производства поднимают уровень конкуренции за ресурсы среди социаль­ных подразделений. Такая конкуренция, как подчеркива­ли Спенсер и Дюркгейм, стимулирует процесс дифферен­циации среди индивидов и организационных подразделений в данной человеческой популяции. Эта дифференциа­ция — результат двух взаимоусиливающих друг друга цик­лов: один сводится к процессам конкуренции, специализа­ции, обмена и развития отличительных качеств <attributes> или тому, что я называю «атрибутизацией», а другой— к процессам конкуренции, обмена, власти и контроля над ресурсами. В свою очередь эти два цикла порождают три взаимосвязанных формы дифференциации: подгруппы или разнородность (гетерогенность), подкультуры или симво­лическое разнообразие; иерархии или неравенства [12а]. Но прежде чем анализировать эти основные формы диффе­ренциации, вернемся к взаимоусиливающим циклам, по­рождающим их.

Конкуренция и обмен взаимосвязаны. Конкуренция бу­дет все время порождать обменные отношения среди диффе­ренцированных действователей, и, наоборот, обменные от­ношения будут, по крайней мере на первых порах, увеличи­вать уровень конкуренции [12]. И обмен, и конкуренция порождают специализацию видов деятельности [1; 60], по­скольку некоторые участники могут «переиграть» других и тем ускорить дифференциацию видов деятельности и поскольку обменные отношения побуждают действователей специализироваться в снабжении друг друга разными ре­сурсами [22]. Конкуренция, обмен и специализация — все действует в направлении формирования отличительных ат­рибутов (ресурсных потенциалов, видов деятельности, сим­волов и других параметров) среди действующих [12а]. Бо­лее того, процессы накопления [ресурсов] внешнего присо­единения также могут работать на увеличение отличий среди действующих субъектов, поскольку новые члены по­пуляции могут приходить из очень разных систем (см. стрелку наверху Рис. 6). В свою очередь, эти различия спо­собствуют обмену различными ресурсами, конкуренции и специализации.

Взаимоусиливающие результаты конкуренции, обмена, мобилизации власти и контроля над ресурсами закрепля­ют и интенсифицируют этот цикл. Конкуренция и обмен всегда влекут за собой попытки мобилизовать власть [12]. Такая мобилизация увеличивает, по меньшей мере на вре­мя, конкуренцию и обмен. Опираясь на эту систему положи­тельной обратной связи, некоторые действователи имеют возможность использовать власть, чтобы контролировать те ресурсы (символические, материальные, организационные и т. д.), которые будут увеличивать их власть, их спо­собность вступать в обмен и их конкурентоспособность. И существующие формы политической централизации рабо­тают, как показывает стрелка внизу (Рис. 6), на увеличение как мобилизации власти, так и контроля над ресурсами. В свою очередь эти процессы мобилизации и контроля подни­мают уровень специализации и развивают отличительные атрибуты, ибо они ускоряют (до известной степени) конку­ренцию и поощряют обмен.

Многие из этих взаимных причинных эффектов в наших двух циклах представляют собой либо нелинейные, либо ступенчатые логические s-функции. То есть они до какого-то момента увеличивают свои значения, а затем увеличение прекращается или наступает спад. Такая модель отношений отчасти объясняется тем, что процессы, присущие этим циклам, самопреобразуются. Например, обмен увеличивает конкуренцию, но раз была мобилизована власть и установ­лен соответствующий контроль над ресурсами, обмен, ско­рее всего, станет «институционализированным» [12] и сба­лансированным [22], тем самым уменьшая конкуренцию. Другой пример: конкуренция увеличивает мобилизацию власти и в результате — контроль над ресурсами, но раз уж они возросли, эта власть и контроль могут быть исполь­зованы, чтобы подавить конкуренцию, по меньшей мере, на время. Эти примеры показывают, что существует мно­жество подпроцессов, кроме тех, что изображены на Рис. 6. Их тоже можно включить в модель при более тонком ана­лизе, но для моих целей здесь достаточно лишь упомянуть о них.

Эти два цикла определяют три основных вида дифферен­циации: формирование подгруппе высокой внутренней со­лидарностью и с плотной (относительно других подгрупп) сетевой структурой; формирование различающихся суб­культур, у которых фонды знания и репертуары символов различны, а отличительность есть и причина, и следствие формирования подгрупп; формирование иерархий, различа­ющихся по соответствующим долям материальных, полити­ческих и культурных ресурсов, которыми владеют разные действователи, и по пределам, в каких «совпадают» [19; 20], «коррелируют» [43] или «консолидируются» [12а] вза­имозависимости при распределении ресурсов. Поэтому сте­пень дифференциации популяции определяется исходя из количества подгрупп, субкультур и иерархий, и чем больше дифференциация, тем сложнее проблемы координации или интеграции для такой популяции. Прежде чем перейти к третьей группе макропроцессов, подытожим эти рассуж­дения в виде нескольких «законов дифференциации».

VII. Уровень дифференциации в некоторой человече­ской совокупности есть положительная и мультиплика­тивная функция количества (а) подгрупп, (б) субкуль­тур и (в) иерархий, различимых в этой совокупности (опять явная тавтология, которая устраняется ниже).

(а ) Количество подгрупп в популяции есть нелинейная и мультипликативная функция уровня обмена, кон­куренции, специализации и атрибутизации среди членов этой популяции и одновременно положитель­ная функция числа субкультур в ней и скорости внеш­него притока и встраивания в нее.

(б) Количество субкультур в популяции есть некоторая аддитивная и s-образная функция уровня конкурен­ции, обмена, специализации, атрибутизации, моби­лизации власти и контроля над ресурсами и одновре­менно положительная функция формирования под­групп и иерархий.

(в) Количество иерархий в популяции есть обратная функция мобилизации власти и контроля над ресур­сами и положительная функция конкуренции, об­мена и формирования субкультур, причем степень консолидации иерархий является положительной функцией мобилизации власти и контроля над ре­сурсами и отрицательной функцией конкуренции и обмена.

в) Процессы интеграции. Понятие «интеграции» в об­щем-то туманное, если не оценочное (в смысле, интегра­ция — это «хорошо», а неудовлетворительная интегра­ция — «плохо»), но все же оно полезно как этикетка для нескольких взаимосвязанных процессов. Для меня интегра­ция — это понятие, которое включает три отдельных изме­рения: степень координации социальных единиц; степень их символической унификации и степень противостояния и конфликта между ними.

С этой точки зрения ключевой теоретический вопрос таков: какие условия обеспечивают или тормозят координа­цию, символическую унификацию и противостояние-кон­фликт? В общих чертах ясно, конечно, что существование подгрупп, субкультур и иерархий само по себе увеличивает проблемы соответственно структурной координации, симво­лической унификации и конфликтного противостояния. Следовательно, проблемы интеграции разнообразно диффе­ренцированных единиц имманентны процессу дифференци­ации. Существование таких проблем вызывает к жизни разные силы «избирательного давления», но, как докумен­тально показывает история любого общества, организации, местной общины или иной социальной «макроединицы», наличие такого давления не гарантирует отбора подлинно интегрирующих процессов. В самом деле, при достаточно длительной работе все формы организации дезинтегриру­ются. Тем не менее в большинстве макроаналитических теорий главная ставка сделана на отбор структурных и культурных форм, которые решают в разной степени проб­лемы структурной координации, символической унифика­ции и конфликтного противостояния.

Справа на Рис. 6 я изобразил ключевые процессы инте­грации. Формирование подгрупп и субкультур порождает проблемы координации, которые, в свою очередь, способст­вуют включению в структуру (подъединиц внутрь все более обширных единиц) (подробнее см. [67]) и структурной вза­имозависимости (совмещенному членству в разных подгруп­пах и функциональным зависимостям). Формирование суб­культур и подгрупп ставит также проблему [1] унификации популяции с помощью «общего» и «коллективного созна­ния», или, более универсально, «общих символов» (язык, верования, нормы, фонды знания и т. д.). Создание иерар­хий обостряет эти проблемы. И, наоборот, проблемы уни­фикации могут также повышать избирательное давление в пользу формирования структур, решающих проблемы координации и противостояния, которые связаны с сущест­вованием иерархий и подгрупп.

Чистый итог этих проблем символической унификации сводится к возникновению избирательно направленного давления в пользу символического обобщения или развития абстрактных и высокообобщенных систем символов (ценно­стей, верований, лингвистических кодов, запасов знания), которые способны пополнить символическое разнообразие подгрупп, подкультур и иерархий. Дюркгейм считал этот процесс «ослаблением коллективного сознания» и беспоко­ился об анемических последствиях высокоабстрактных культурных кодов и правил поведения, тогда как Парсонс [6; 51] называл это «ценностным обобщением» и рассматри­вал его как «интегрирующий» процесс, открывающий путь для дальнейшей социальной дифференциации. Оба они пра­вы в определенном смысле: если обобщенные культурные коды не совместимы, не имеют определенных очертаний, оторваны или не согласуемы с особенными культурными кодами классов, подкультур или подгрупп, тогда они толь­ко отягощают проблемы унификации, но если они совмес­тимы и способны выполнять руководящую роль по отноше­нию к частным кодам, тогда они продвигают интеграцию подгрупп, классов и подкультур. Следовательно, как и по­казывают встречно направленные стрелки на Рис. 6, сим­волическое обобщение может оказаться обоюдоострым ору­жием: оно важно для интеграции дифференцированных систем, но часто неадекватно этой задаче и временами отя­гощает не только проблемы унификации, но также и проб­лемы координации и конфликтного противостояния.

Как подчеркивают все версии теории конфликта, иерар­хии среди социальных единиц, особенно консолидирован­ные, взаимозависимые или наложенные друг на друга, по­рождают проблемы противостояния. Такое противостояние может усилиться, когда почти нет обобщенных символов, но иерархии также порождают тягу к политической цент­рализации в любом из двух направлений. Во-первых, когда существующие элиты стремятся к политической централи­зации, чтобы контролировать оппозицию. Во-вторых, если они не добиваются успеха и терпят поражение в конфликте, то новая элита будет централизовать власть, чтобы утвер­дить свое положение и подавить остатки старой иерархии. Как правило, новая элита апеллирует к обобщенным симво­лам (т. е. идеологиям, ценностям, верованиям), чтобы леги-тимизировать эти усилия, и, если удается, она облегчает себе централизацию власти, создавая легитимный автори­тет. Но, как указывает длинная стрелка обратной связи внизу Рис. 6, эти процессы приводят в движение те самые силы, которые порождают противостояние. И, как показы­вают стрелки справа на Рис. 6, централизованная власть не только подавляет на некоторое время оппозицию, она также важна для включения в структуру и становления взаимозависимости, поскольку эти процессы требуют регу­ляции и контроля в категориях власти и/или авторитета [57]. В самом деле, существование включенности и взаимо­зависимости, так же как и обобщенных символов, способствует политической централизации. Как проясняет стрелка обратной связи наверху (Рис. 6), политически регулируемые включение и взаимозависимость облегчают дальнейшую специализацию видов деятельности. Этот рост специализа­ции запускает динамические процессы, ведущие к эскала­ции проблем символической унификации и координации, которые ведут к большей политической централизации. А она в конечном счете породит оппозицию (это демонстри­рует стрелка обратной связи внизу на Рис. 6) (подробнее см. [38]).

Итак, динамике интеграции внутренне присущи силы, которые увеличивают дифференциацию и трудности инте­грации. Во всех системах в какой-то момент их истории эти проблемы обострялись настолько, что социальный поря­док рушился — и воссоздавался уже в другой форме. Тако­вы, я полагаю, главные выводы из причинно-следственных связей, циклов и петель обратной связи, изображенных на Рис. 6. Завершим этот беглый обзор формулировкой не­скольких «законов интеграции».

VIII. Чем больше степень дифференциации популяции на подгруппы, субкультуры и консолидированные иерар­хии, тем сложнее проблемы структурной координации и конфликтного противостояния в этой популяции.

IX. Чем сложнее проблемы координации, унификации и противостояния в популяции, тем сильнее избиратель­ные давления в пользу структурного включения и вза­имозависимости, символического обобщения и политиче­ской централизации в этой популяции.

X. Чем больше интегрирована популяция благодаря по­литической централизации, обобщенным символам и установившимся образцам взаимозависимости-включе­ния, тем более вероятно, что популяция должна увели­чить степень своей дифференциации и, следовательно, обострить проблемы координации, унификации и про­тивостояния.

АНАЛИТИЧЕСКОЕ ТЕОРЕТИЗИРОВАНИЕ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Главная проблема аналитического теоретизирования за­ключается в том, что оно существует во враждебном интеллектуальном окружении. Большинство социальных теоре­тиков не приняло бы моих посылок с первой же страницы этой статьи. Большинство этих теоретиков не согласилось бы, что существуют общие, вневременные и универсальные свойства социальной организации; и опять же большинство не признало бы целью теории выделение этих свойств и развитие абстрактных законов и моделей их действия. В социологической теории, на мой взгляд, слишком много скептицизма, историцизма, релятивизма и солипсизма, вследствие чего теория, как правило, занимается обсужде­нием разных тем и персоналий, а не проблемами оператив­ной динамики социального мира.

В этом очерке я предлагаю вернуться к первоначальному представлению Огюста Конта о социологии как науке. За­щищая данный тезис, я наметил общую стратегию: строить гибкие, сенсибилизирующие аналитические схемы, абст­рактные законы и абстрактные аналитические модели, ис­пользовать каждую их этих трех аналитических стратегий как корректировку к двум другим; затем испытывать абст­рактные суждения на их правдоподобие. Я проиллюстри­ровал эту стратегию, представив мои собственные взгляды на процессы микровзаимодействий и на макроструктурные процессы. Эти идеи носят лишь предварительный и времен­ный характер. Они изложены бегло и в общих чертах. Даже при этом условии мой подход эклектичен и соединяет очень разные научные разработки, и, следовательно, модели и суждения в этой статье представляют на момент ее написа­ния схематический итог аналитического теоретизирования в современной социологии. Наилучшие перспективы для социологии заключаются, по-моему, в дальнейшем разви­тии такого рода аналитической теории.

ЛИТЕРАТУРА

1. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. Пер. с фр. М.: Наука, 1991.
2. Дюркгейм Э. Метод социологии //Дюркгейм Э. О разделении обще­ственного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991.
3. Конт О. Курс положительной философии. СПб.: Посредник, 1899— 1900, т. 1.
4. Кун Т. Структура научных революций. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1975.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. 2-е изд. М., 1955. Т. 4. С. 419-^159.
6. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 1997.
7. Поппер К. Р. Логика и рост научного знания. Пер. с анг. М.: Прогресс, 1983.
8. Тернер Дж. Структура социологической теории. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1984.
9. Alexander J. С. Theoretical Logic in Sociology. 4 vols. Berkeley; Los-Angeles: University of California Press, 1982—1983.
10. Alexander J. C. et al. The Micro-Macro Link. Berkeley; Los-Angeles: University of California Press, 1986.
11. Blalock H. M. Causal Inferences in Nonexperimental Research. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1964.
12. Blau P. M. Exchange and Power in Social Life. New York: Wiley, 1966.

1. 12a. Blau P. M. Inequality and Heterogenety: A Primitive Theory of So­cial Structure. N.Y. The Free Press, 1977.

1. Blumer H. Symbolic Interaction: Perspective and Method. Englewood Cliffs (NJ): Prentice-Holl, 1969.
2. Carnap R. Philosophical Foundations of Physics. New York: Basic Books, 1966.
3. Cicourel А. К Cognitive Socioligy. London: Macmillan, 1973.
4. Collins R. Conflict Sociology. New York: Academic Press, 1975.
5. Collins R. Interaction Ritual Chains, Power and Property. In: Alexander et al. The Micro-Macro Link. Berkeley; Los-Angeles: University of California Press, 1986.
6. Conte A. Systeme de philosophic positive. Paris: Bachelier, 1830— 1842.
7. DahrendorfR. Toward a Theory of Social Conflict // Journal of Conflict Resolution, 1958, v. 7, p. 170—183.
8. DahrendorfR. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford (CA): Stanford University Press, 1959.
9. Duncan O. D. Path Analysis: Sociological Examples // American So­ciological Review, 1966, v. 72, p. 1—10.
10. Emerson R. Exchange Theory: Part 2. In: J. Berger, M. Zelditch, B. Anderson (eds.). Sociological Theories in Progress, v. 2. Boston: Houghton Mifflin, 1972.
11. Erikson E. Childhood and Society. New York: Norton, 1950.
12. Freese L. Formal Theorising // Annual Review of Sociology, 1980, v. 6, p. 187—212.
13. Garfinkel H. A Conception of, and Experiments with, «Trust» as a Condition of Stable Concerted Actions. In: O. J. Harvey (ed.). Motivation and Social Interaction. New York: Ronald Press, 1963.
14. Garfinkel H. Studies in Ethnometodology. Cambridge: Polity Press, 1984.
15. Giddens A. New Rules of the Sociological Method. New York: Basic Books, 1977.
16. Giddens A. Central Problems in Social Theory. London: Macmillan, 1981.
17. Giddens A. The Constitution of Society. Cambridge: Polity Press, 1984.
18. Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. New York: Doubleday, 1959.
19. Habermas J. On Systematically-Distorted Comunication // Inquiry, 1970, v. 13, p. 205—218.
20. Habermas J. Knowledge and Human Interests. Cambridge: Polity Press, 1972.
21. Habermas J. Theory of Communicative Action. 2 vols. v. 1: Reason and the Rationalisation of Society. London: Heinemann, 1981.
22. Hempel C. G. Aspects of Scientific Explanation. New York: Free Press, 1965.
23. Heritage J. Garfinkel and Ethnometodology. Cambridge: Polity Press, 1984.
24. Homans G. C. Social Behavior: Its Elementary Forms. New York: Harcourt, Brace, 1974.
25. KeatR. and UrryJ. Social Theory as Science. London: Routledge and Kegan Paul, 1975.
26. Kelley J. and Klein H. S. Revolution and the Rebirth of Inequality // American Journal of Sociology, 1977, v. 83, p. 78—99.
27. Knorr-Cetina K. D. and Cicourel A. V. (eds.). Advances in Social Theory and Methodology: Toward an Integration of Micro- and Macro-Sociolo­gies. London: Routledge and Kegan Paul, 1981.
28. Kuhn M. H. and McPartland T. S. An Empirical Investigation of Self-Attitudes // American Sociological Review, 1954, v. 19, p. 68—96.
29. Kuhn M. H. and Hickman C. A. Individuals, Groups, and Economic Behavior. New York: Dryden Press, 1956.
30. Lacatos I. Falsification and the Methodology of Scientific Research Programmes. In: I. Lacatos and H. Musgrave (eds.). Criticism and the Growth of Scientific Knowledge. Cambridge: Cambridge University Press, 1970.
31. Lenski G. Power and Privilege. New York: McGraw-Hill, 1966.
32. Mayhew B. H. Structuralism versus Individualism // Social Forces, 1981, v. 59, p. 627—648.
33. Mayhew В. H., Levinger R. Size and Density of Interaction in Human Aggregatives // American Journal of Sociology, 19”*6, v. 82, p. 86—110.
34. Mead G. H. Mind, Self and Society. Chicago: University of Chicago Press, 1934.
35. Merlon R. K. Social Theory and Social Structure. New York: Free Press, 1968.
36. Munch R. Theory of Action: Reconstructing the Contributions of Tol-cott Parsons, Emile Durkheim and Max Weber. 2 vols. Frankfurt a. M.: Suhr-kamp, 1982.
37. Parsons T. The Structure of Social Action. New York: McGraw-Hill, 1937.
38. Parsons T. An Outline of the Social System. In: T. Parsons et al. (eds.). Theories of Society. New York: Free Press, 1961.
39. Parsons T. Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives. Englewood Cliffs (NJ): Prentice Hall, 1966.
40. Parsons T. The System of Modern Societies. Englewood Cliffs (NJ): Prentice Hall, 1971.
41. Parsons T. Some Problems in General Theory. In: J, C. McKinney, E. C. Tiryakian (eds.). Theoretical Sociology: Perspectives and Developments. New York: Free Press, 1971.
42. Parsons T. Action Theory and the Human Condition. New York: The Free Press, 1978.
43. Popper K. R. Conjectures and Refutations. London: Routledge and Kegan Paul, 1969.
44. Raddiff-Brown A. R. A Natural Science of Society. Glencoe (IL): Free Press, 1948.
45. Rueschemeyer D. Structural Differentiation, Efficiency and Power // American Journal of Sociology, 1977, v. 83, p. 1—25.
46. Schiitz A. The Phenomenology of the Social World. Evanston: North­western University Press, 1967.
47. Shibutani T. A Cybernetic Approach to Motivation. In: W. Buckley (ed.). Modern Systems Research for the Behavioral Scientist: A Sourcebook. Chicago: Aldine, 1968.
48. Spenser H. Principles of Sociology. New York: Appleton, 1905.
49. Turner J. H. Theoretical Strategies for Linking Micro and Macro Pro­cesses: An Evaluation of Seven Approaches // Western Sociological Review, 1983, v. 14, p. 4—15.
50. Turner J. H. Societal Stratification: A Theoretical Analysis. In: G. Seebass and R. Tuomela (eds.). Social Action. Dordreht: D. Riedel, 1985a, p. 61—87.
51. Turner J. H. In Defence of Positivism // Sociological Theory, 1985b, v. 4.

63а. Turner J. H. The Structure of Sociological Theory. 4th end. Home-wood, 111.: The Dorsey Press, 1986.