Vii. заключение

VII.1. Все сказанное наводит на мысль о том, что архитектура склонна изобретать «слова» для означива­ния «функций», не ею установленных.

Но можно придти и к прямо противополож­ной мысли: архитектура, коль скоро выделен вне нее существую щий код функций, которые она осуществ­ляет и означивает, опираясь на систему стимулов­означающих и предписывая законы событиям, заставит, наконец, человечество жить по-другому.

Перед нами два противоположных мнения, и оба ошибочны, ибо они фальсифицируют представление о миссии архитектора. В первом случае архитектор все­го лишь исполнитель решений социологов и политиков, которые решают где-то там за него, а он всего лишь по­ставляет «слова» для говорения «вещей», ход которых не он предопределяет.

Во втором случае архитектор (известно, насколько эта иллюзия сильна в современной архитектуре) стано­вится демиургом, творцом истории38.

Ответ на это уже содержался в выводах, к которым мы пришли выше – архитектор проектирует первичные подвижные функции и вторичные открытые.

VII.2. Вопрос прояснится, если мы обратимся к прекрасному примеру – Бразилиа. Рожденная в ис­ключительно благоприятных обстоятельствах с точки зрения архитектурного проектирования, максимально свободного в принятии решений, Бразилиа была затея­на по решению политиков буквально с нуля и задумана как город, призванный воплотить новый стиль жизни и одновременно сделаться посланием человечеству, го­род, в котором осуществятся идеалы демократии, город­первопроходец, прокладывающий пути в неведомое, победа национального самосознания молодой страны, пребывающей в поисках своего собственного лица.

Бразилиа должна была стать городом равных, горо­дом Будущего. Спроектированная в форме самолета или птицы, простирающей свои крылья над приютившим ее плоскогорьем, она сосредоточила в своем фюзеляже, или туловище, все то, что относится к осуществлению вторичных функций, преобладающих по отношению к первичным: расположенные в центральной части ад­министративные здания были призваны коннотировать прежде всего символические ценности, вдохновленные стремлением молодой Бразилии к самоопределению. Напротив, два крыла, сосредоточившие в себе жилые массивы, должны были обеспечить преобладание пер­вичных функций над вторичными. Огромные блоки жилых массивов, вдохновленные Ле Корбюзье супер­кварталы должны были позволить как министру, так и курьеру (Бразилиа – город чиновников) проживать бок о бок и пользоваться одними и теми же службами, которые каждый блок, состоящий из четырех зданий, предоставлял своим жильцам (от супермаркета до церк­ви, школы, клуба, больницы и полицейского участка).

Вокруг этих блоков пролегают автострады Бра­зилиа, такие, какими их хотел видеть Ле Корбюзье – без перекрестков с широкими развязками в форме четы­рехлистника.

Архитекторы тщательно изучили системы функ­ций, потребных образцовому городу Будущего (они согласовали биологические, социологические, полити­ческие, эстетические данные, коды узнавания и ориен­тации, принципы организации движения транспорта и т.д.), и перевели их в архитектурные коды, изобретя системы означающих, легко укладывающиеся в тра­

диционные представления (избыточные, насколько это допустимо) и все же артикулирующие новые воз­можности, хотя и в разумных пределах. Символы, ар­хетипы (птица, обелиск) инкорпорировались в новую образную систему (копьевидные пилоны и четырех­листники); собор, выстроенный не по традиционным типологическим схемам, все же чем-то напоминал ар­хаические иконографические кодификации (цветок, раскрывшиеся лепестки, пальцы, сложенные в крест­ном знамении, и даже фасция как символ единства штатов).

VII.3. И все же архитекторы не избежали ни одной из двух ошибок, упомянутых в начале этого параграфа: они некритически подошли к социологическим выклад­кам, означив и коннотировав их так, как это им было удобно, полагая, что самого факта, что Бразилиа постро­ена именно так, а не иначе, будет достаточно для того, чтобы история ей покорилась.

Но по отношению к структуре, именуемой Брази­лиа, события стали развиваться независимо, в своем собственном направлении, творя при этом свои соб­ственные социо-исторические контексты, в которых одни функции упразднялись, а другие, непредвиденные, занимали их место.

А) Строителей Бразилиа, которые должны были в нем проживать, оказалось много больше, чем предна­значенных для них мест. И таким образом вокруг города возник район Бандейранте – убогая фавелла, огромный slum из бараков, притонов, злачных мест.

Б) Южные суперкварталы построены раньше и лучше, чем северные, последние сооружены на ско­рую руку и, хотя они и моложе, уже выказывают призна­ки обветшания. И, как следствие, занимающие высокие должности чиновники предпочитают жить в южной ча­сти, а не в северной.

В) Число переселенцев превысило запланирован­ное, и Бразилиа не смогла вместить всех, кто в ней ра­ботает. Так возникли города-спутники, которые в счи­танное число лет увеличили количество населения в десять раз.

Г) Промышленные боссы и крупные частные предприниматели, не ставшие жителями суперкварта­лов и, тем паче, не поселившиеся в городах-спутниках, расположились на авеню параллельно двум крыльям су­перкварталов в коттеджах, тем самым обеспечив себе неприкосновенность частной жизни в отличие от ком­мунитарной и социализованной жизни суперквар­талов.

Д) Чтобы поселить всех прочих, на больших про­странствах на краю города были выстроены маленькие домики, в которых обитатели slum не очень-то хотели селиться из-за боязни регламентации их жизни.

E) Упразднение перекрестков и удлинение пеше­ходных путей привело к тому, что улицы оказались пред­назначенными только для тех, кто передвигается в ав­томобиле. Расстояния между суперкварталами, а равно между суперкварталами и «туловищем», затрудняют под­держание связей и подчеркивают неравноценность зон обитания.

Таким образом, как и показывают исследования по проссемике, размещение в пространстве становится фактом коммуникаций, и больше, чем в каком-либо дру­гом городе, в Бразилиа социальный статус индивида за­висит от места, в котором он проживает и из которого ему не так просто выбраться.

VII.4. В результате Бразилиа из социалистического города, каким она должна была быть, сделалась образцом социального неравенства. Первичные функции стали вторичными, а последние изменили значение. Общежи­тельная идеология, которую должен был источать весь об­

лик города и даже вид отдельных зданий, уступила место другому облику совместной жизни. И это при том, что ар­хитектор ни в чем не отошел от своего первоначального замысла. Однако первоначальный проект опирался на си­стему социальных связей, принятую окончательно, раз и навсегда, в то время как события, развиваясь, изменили обстоятельства, в которых происходит интерпретация архитектурных знаков, и следовательно, общий смысл этого города как факта коммуникации. Между временем, когда означающие формы были задуманы, и мигом, ког­да они стали восприниматься, протекло время, вполне достаточное, чтобы изменить социально-исторический контекст. И никакая созданная архитектором форма никогда не сможет воспрепятствовать тому, чтобы со­бытия пошли как-то иначе, чем предполагалось; равным образом изобретение форм, отвечающих требованиям, предъявляемым социологами и политиками, превращает архитектора в их пассивное орудие.

Но в отличие от социолога и политика, которые трудятся во имя изменения мира в пределах вполне обо­зримого будущего, архитектор необязательно призван изменять мир, однако он должен уметь предвидеть – за пределами непосредственно обозримого будущего – изменчивый ход событий вокруг его творения.

Рассуждая теоретически и, быть может, несколько парадоксально, скажем, что будь Бразилиа городом буду­щего, ее следовало бы поставить на колеса или постро­ить из заготовок, которые можно было бы монтировать по-разному, а то еще использовать такие пластичные формы, которые бы меняли свое значение в зависимо­сти от ситуации; но она воздвигнута на века, как мону­мент из бронзы, и разделяет судьбу всех великих памят­ников прошлого, которые история переосмысливает, преображая их, меж тем как они сами намеревались пре­образить историю.

VII.5. В тот миг, когда архитектор ищет код архи­тектуры вне архитектуры, он должен уметь находить та­кие означивающие формы, которые могли бы удержать­ся во времени, удовлетворяя разным кодам прочтения. Потому что исторические обстоятельства, в которых он живет и творит, выявляя соответствующие коды, го­раздо менее долговечны, чем значащие формы, на кото­рые его вдохновляет открытый им код. Архитектор при­нимает во внимание советы социологов, физиологов, политиков, антропологов, но, располагая формы в соот­ветствии с их требованиями, он должен предвидеть воз­можную несостоятельность их теорий, учитывая в своей работе возможную погрешность. И при этом он должен понимать, что его задача состоит в том, чтобы предви­деть и учитывать движение истории, а не двигать ее.

Конечно, архитектурная коммуникация содей­ствует изменению жизненных обстоятельств, но это не единственная форма праксиса.