Стратегия исследования — «удивление»

В процессе нашего «челночного» исследования мы обнаруживаем в ста­ром «новом» поле неожиданные исследовательские темы, выслушиваем но­вые или по-новому рассказанные истории, наблюдаем незамеченные прежде сцены повседневной жизни сельчан. Просто выходя на улицу, мы получа­ем поток информации о деревенской повседневности. «Свежий» городской взгляд помогает нам выделять важные аспекты, определяющие жизнь в де­ревне. Что-то удивляет нас, кажется нам необычным. Случается, что ка­кой-то незначительный момент, привлекший наше внимание, превращает­ся в тему для исследования.

Поэтапное проникновение в поле, процесс изучения «карты» семей­ных связей и отношений местных жителей прослеживается в наших поле­вых дневниках. В записях первых поездок прочитывается наше смятение от сложного переплетения родственных и соседских связей; «безадресной», непривычной для нас, горожан, пространственной ориентации жителей села. Например, одна из местных жительниц, у которой мы спросили, на ка­кой из шести деревенских улиц живет интересующий нас человек, ответит ла нам указующим жестом и сопроводила его характерным комментарием: «На тоей». В деревне существует нумерация домов и названия улиц. Однако практика показывает, что местные жители часто обходятся без них, персо­нифицируя схему расселения и ориентируясь, скорее, на имена, чем на тра­диционные для горожан адреса.

Дневники первых поездок напоминают «наивное письмо» человека, по­павшего в новую обстановку и выражающего свои мысли привычным ему языком. Вот какая запись появилась в первую поездку у одного из авторов этой статьи:

5.08.2003

Вечером того же дня, около 9 часов, мы пошли на озеро искупаться. Два пацана лет по 11 устанавливали «резинки»^[71] для ловли рыбы. Это скрупулезное занятие продолжалось минут 40. Движения у мальчиков быстры и отточены, движения людей, знающих свое дело. Выглядят как такие маленькие мужички, ловко орудующие топором, веслами и покрикивающие друг на друга, если что не так, иногда матерятся. Это их дело, которое никто другой так хорошо, как они, не сделает.

Вероятно, исследовательница, в чьем окружении принято считать тре­тьеклассников еще маленькими детьми (дарить им игрушки, встречать из школы и пр.), также восприняла и деревенских ребят. Наши дальнейшие наблюдения и беседы с сельчанами убедили нас, что социальное взросле­ние деревенских детей происходит раньше, чем городских. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что все они активно включены в домашнее хозяйство, помогают родителям и т. д. Тем не менее, многим из них дово­дилось самим зарабатывать деньги на школьные учебники, тетради, одеж­ду и обувь. Лесные угодья, ставшие в последние годы одним из важных ис­точников заработка на селе, зачастую осваиваются именно детьми. Однако «взрослость» деревенских мальчиков и девочек выражается не только и не столько в их трудовой или финансовой самостоятельности, сколько в вы­боре ими тем для обсуждения с нами, манере говорить. Практика показы­вает, что разговоры с деревенскими ребятами дают незаменимый матери­ал о мире взрослых, о котором они рассуждают со знанием дела, порой с не свойственной детям серьезностью и степенностью. Городским жителям та­кое поведение детей может показаться необычным.

Также удивительно было увидеть в деревне, среди одноэтажных домов с дворами и надворными постройками, двухэтажный многоквартирный «го­родской» дом. Постепенно возникали вопросы: как вести хозяйство, живя в таком доме, где хранить дрова, как решаются здесь коллективные проблемы (вывоз мусора, чистка туалетов и пр.)? Вокруг дома нет места для огородов, загонов для скота, бань. С тех пор, как развалился сельскохозяйственный кооператив, у дома нет официального хозяина. Если большинству деревен­ских семей удается выживать за счет продуктов, производимых на собствен­ных приусадебных участках, то где берут продукты жители «городского» дома? Где они работают? Чем занято их свободное время? Так или иначе, при наблюдении такого диссонанса в организации «городского» и «деревен­ского» жилья, возникает тема о пересечениях и разрывах «городских» и «де­ревенских» практик вообще и в данном сообществе в частности^[72].

Одной из поразивших нас встреч стало знакомство с местным «умель­цем», как мы сами его назвали. Это пенсионер, который выполняет в де­ревне функции «дома быта». Его «ремонтная мастерская» не требует боль­ших вложений, поскольку материал для ремонта, например, обуви мастер находит прямо на улице. Зачастую это выброшенные «нерадивыми» хозяе­вами старые или ненужные вещи. Посещение «мастерской» вызвало у нас, в частности, размышления о специфике отношения к старым вещам, а так­же о различиях практик обращения с мусором в городе и деревне.^[73]

Часто социологическое исследование направлено на то, чтобы выявить необычное в обычном. В нашем исследовании мы, напротив, воссоздаем картину мира, привычную для сельских жителей, но новую для нас. Вскры­вая различные аспекты деревенской повседневности, мы находим важные для исследования проблемные зоны. Нам удается (или не удается) замечать их в силу того, что сама повседневность заставляет нас удивляться. Подчас местные жители не понимают, зачем мы просим их что-то показать. Для них нет ничего интересного в том, как они кормят скот или рубят дрова. Напро­тив, для нас все это представляет исследовательскую ценность. Деревен­ская специфика становится заметной на сломе рутины, когда мы смотрим на деревню глазами городских жителей. Для работы в таком поле нужен «свежий» взгляд. Привыкая к деревенской повседневности, мы перестаем удивляться тому, что и как делается в деревне. По мере нарастания нашего деревенского опыта, мы накапливаем знание, которое помогает принимать явление автоматически, без объяснений. Регулярные отъезды из деревни и сохранение статуса «чужих» позволяют нам сохранять способность к реф­лексии по поводу происходящего.