Экзистенциальный и феноменологический анализ

Представители феминистской мысли, избравшие экзистенциальный и феномено­логический анализ, выдвинули одну из самых устойчивых в теории феминизма тем: оттеснение женщин созданной мужчинами культурой как «Других». В классиче­ском виде эта тема сформулирована в книге Симоны де Бовуар «Второй пол» (Simone de Beauvoir, 1949/1957). Среди иных работ такого плана отметим труды Бартски (Bartsky, 1992), Дели (Daly, 1978), Гриффин (Griffin, 1978,1981), Д. Смит (D.Smith, 1987) и Такс (Tax, 1970). Согласно выдвигаемым объяснениям, мир, в котором оби­тает человек, развился из культуры, созданной мужчинами. В рамках такой куль­туры полагается в качестве субъекта (т. е. в качестве сознания), рассматривающего и определяющего мир, мужчина. Эта культура вытесняет события женской жизни и способы их самоосознания на периферию концептуального построения. В своем наиболее пугающем проявлении она создает представление о женщине как о «Дру­гом», как о предметном бытии, которому приписываются качества, противополож­ные свойствам мужчины-субъекта. (Для Бовуар, вслед за Гегелем, Хайдеггером и Сартром, ясно, что представление о «Другом является фундаментальной категори­ей человеческого мышления» [Simone de Beauvoir, 1949/1957, p. xiv], что бинарная оппозиция — один из способов, посредством которых организуется культура, и что индивидуальный опыт других людей — это потенциальная угроза суверенности сознания субъекта, ограничение его способности к непрерывной самореализации.) Отличие женщин от мужчин, в частности, обусловлено культурной конструкци­ей, предусматривающей недопущение женщин, в том числе оттеснение, происходя­щее от усвоения ими собственной «Инаковости». Следовательно, возникает целый ряд очень важных вопросов, среди которых: смогут ли женщины самостоятельно пре­одолеть статус предмета/«Другого»; должны ли они, освобождаясь, становиться по­хожими на мужчин или могут приобрести особую индивидуальность. Доминирую­щим оказалось представление (которое развивали в радикальном плане французские психоаналитики феминистского направления — Элен Сиксу [Cixous, 1976, 1994] и Люс Иригарай [Irigaray, 1985a, b]) о том, что женщины создадут сознание и культу­ру, которые будут исключительно женскими.

Стремясь к изменениям, ученые, разделяющие теорию гендерного различия, требуют, чтобы способы существования женщин были признаны жизнеспособной альтернативой мужским образцам, чтобы общественное знание, академические учения и организация социальной жизни были пересмотрены с целью реального





[373]

учета женских способов бытия. В своем самом активном феминистском вариан-те _ культурном феминизме — этот теоретический подход заново формулирует старейшее феминистское заявление: когда в общественной жизни закрепится зна­чительное число женских образцов, мир станет более безопасным, более справед­ливым для всех.

Гендерное неравенство

феминистский теоретический подход в части гендерного неравенства характери­зуется четырьмя аспектами. Во-первых, мужчины и женщины занимают в обще­стве не только различные, но и неравные положения. Конкретнее, женщины по­лучают меньше материальных ресурсов, имеют более низкий социальный статус, меньше власти и возможностей для самореализации, чем мужчины того же соци­ального положения — будь оно основано на классовом, расовом, профессиональ­ном, этническом, религиозном, образовательном, национальном или любом другом социально значимом факторе. Во-вторых, такое неравенство возникает вследствие самой организации общества, а не каких-то существенных биологических или лич­ностных различий между женщинами и мужчинами. В-третьих, хотя люди отлича­ются друг от друга по своим возможностям и характерным чертам, нет никаких ес­тественных различий, разделяющих мужской и женский пол. Напротив, всем людям свойственна потребность свободы в самореализации и гибкость, помогающая им адаптироваться к условиям или границам ситуаций, в которых они оказываются. Сказать, что существует гендерное неравенство — значит заявить, что женщины по своему положению имеют меньше возможностей, чем мужчины, осуществить такую же потребность в самореализации. В-четвертых, все теории неравенства исходят из того, что и мужчины, и женщины прореагируют на более уравнитель­ные социальные структуры и ситуации безболезненно и достаточно органично. Иными словами, утверждается, что изменить ситуацию возможно. В этом теоре­тики гендерного неравенства не согласны с последователями теории гендерного различия, которые воспринимают социальную жизнь так, что гендерные различия, какова бы ни была их причина, более устойчивы, более глубоко проникают в лич­ность и не столь легко изменяются.

Либеральный феминизм

Теория гендерного неравенства наиболее ярко воплотилась в форме либерально­го феминизма, сторонники которого полагают, что женщины могут претендовать на равенство с мужчинами, поскольку человеку присуща способность сознатель­ной духовной деятельности, а также потому, что гендерное неравенство — резуль­тат патриархальной и дискриминационной модели разделения труда. Достичь же гендерного равенства, по их мнению, можно благодаря изменениям в разделении труда, реализуемым путем преобразования ключевых институтов — закона, рабо­ты, семьи, образования и средств масс-медиа (Bern, 1993; Epstein, 1988; Friedan, 1963; Lorber, 1994; Rhode, 1997).

Исторически первым элементом либерального феминизма является требова­ние гендерного равенства. Ключевой документ, позволяющий понять это требо­вание, — «Декларация чувств», которую выпустил первый Съезд борьбы за права

[374]

женщин, состоявшийся в городе Сенека-Фоллс (штат Нью-Йорк) в 1848 г. Пере­фразируя Декларацию независимости, подписавшие заявили: «Мы считаем само­очевидными истинами: что все мужчины и женщины [«и женщины» добавлено] созданы равными; что создатель наделил их определенными неотчуждаемыми пра­вами; что среди этих прав — жизнь, свобода и стремление к счастью; что, с целью защитить эти права, учреждаются правительства [«среди мужчин» опущено], кото­рые получают право власти с согласия управляемых». Далее они продолжают в том же ключе, подтверждая право на революцию, когда «любая форма правления ста­новится губительной для достижения этих целей». Избрав такую идеологию, жен­ское движение определило свои притязания на усвоение интеллектуальных дис­курсов, касающихся достижений Просвещения, Американской и Французской революций и движения аболиционистов. Движения этих эпох выдвигали требова­ния, чтобы права для всех людей были едины и основаны на естественном законе и человеческой способности к разумной и духовной деятельности. Было заявлено, что законы, которые отказывают женщинам в праве на счастье, «противоречат велико­му предписанию природы и... неправомерны». Прозвучал призыв изменить законы и обычаи, чтобы позволить женщинам занять равное с мужчинами место в обще­стве. Отрицание этих прав правительствами, учрежденными мужчинами, нарушает естественный закон и является тираническим насаждением патриархальной идео­логии, усиливая дискриминацию по половому признаку. Суть этого фундаменталь­ного документа заключается в том, что он оценивает женщину вне контекста дома и семьи, воспринимая ее как независимого индивида, имеющего неотчуждаемые пра­ва (DuBois, 1973/1995).

Либеральный феминизм зиждется на следующих убеждениях: 1) все люди об­ладают определенными неотъемлемыми свойствами — способностью к разумной, духовной деятельности и самореализации; 2) осуществление этих способностей может охраняться благодаря законодательному признанию всеобщих прав; 3) припи­сываемое половой принадлежности неравенство между мужчинами и женщинами на самом деле — социальная конструкция, не укорененная в «природе»; 4) социальные изменения, направленные на установление равенства, могут осуществиться благо­даря организованному призыву к интеллектуальной части общественности и с использованием возможностей государства. Современный феминистский дискурс расширил эти аргументы, введя понятие «гендер» как способа понимания всех социально сконструированных особенностей, выстроенных в связи с идеей поло­вой идентичности и взятых на вооружение, чтобы породить неравенство людей, разделив их на мужчин и женщин (например, Lorber, 1994; Ferree, Lorber, & Hess, 1999). Свою роль в развитии феминистского дискурса сыграл и глобальный фе­минизм, борющийся с расизмом в Северной Америке и повсюду отстаивающий «человеческие права женщин». Фундаментальными заявлениями, отражающими данный дискурс, стали такие документы, как Заявление о намерениях националь­ной организации за права женщин и Пекинская декларация. Эти заявления опи­раются на теорию о равноправии людей, которое власть — местного уровня, об­щенациональная, интернациональная — должна уважать. Эти аргументы заново были упомянуты в дебатах с политиками правого толка о свободе воспроизвод­ства (Bordo, 1993; Pollitt, 1990; Solinger, 1998), в дебатах с постмодернистами о

[375]

возможности и полезности формулирования правовых принципов (Green, 1995; Phillips, 1993: Williams, 1991), а также вошли в систему феминистских рассуждений о гендерном характере либеральной демократической теории и практики (Напеу, 1996; Hirschmann & Di Stefano, 1996; Pateman, 1989; Phillips, 1993).

Сторонники либерального феминизма, объясняя гендерное неравенство, ис­следуют роль четырех факторов: социального конструирования гендера, гендер­ного разделения труда, доктрины и практики публичной и частной сферы, патри­архальной идеологии. Разделение труда по признаку пола в современных обществах ведет к подразделению области производства как в плане гендерном, так и в плане выделения сфер, называемых «публичной» и «частной». Обязанности, отводимые женщинам, связаны, прежде всего, с последней, тогда как мужчинам предоставля­ется привилегированный доступ к публичной сфере (последователи либерально­го феминизма рассматривают ее как средоточие настоящих вознаграждений, получа­емых в социальной жизни, — денег, власти, заметного статуса, свободы, возможностей роста и высокой самооценки). Доступ женщин в общественную сферу, несомненно, является завоеванием женского движения, а также либерального феминизма и феминистской социологии, равно как и тот факт, что женщины предъявляют мужчинам определенные требования, касающиеся помощи в работе, ограничен­ной рамками приватной сферы. В жизни женщин взаимосвязь двух указанных сфер играет особую роль (в большей степени, чем в жизни мужчин), но обе эти сферы по-прежнему формируются на основе патриархальной идеологии и дис­криминации по половому признаку, распространенной даже в современных сред­ствах массовой информации (Davis, 1997). С одной стороны, женщины находят свое место в общественных областях деятельности — образовании, работе, поли­тике — и в публичном пространстве, где еще вполне реальны дискриминация, от­торжение и сексуальное домогательство (Benokraitis, 1997; Gardner, 1995; Hagan & Kay, 1995; Reskin & Padovic, 1994; Ridgeway, 1997). С другой стороны, возвра­щаясь домой с работы, за которую они получают деньги, женщины оказываются в своем приватном пространстве и ощущают там себя в «тисках времени»; это их «вторая смена» — забота о доме и детях, внушенная идеологией активного мате­ринства (Hays, 1996; Hochschild, 1989,1997). Это приводит к появлению сложно­го переплетения различных стрессов, понять специфику наложения которых друг на друга и пытается современная теория феминизма. Требования, которые дикту­ются рамками частной сферы, мешают проявиться конкурентоспособности женщин в карьерной и профессиональной области (Waldfogel, 1997). Патриарх выдвигает жесткие условия, диктующие в общественной сфере приоритет полной отдачи, что усиливает стресс, вызываемый домашними обязанностями, сокращает ресурсы как времени, так и энергии. Это, в свою очередь, еще более ужесточает предъявляемые к женщинам требования по ведению домашнего хозяйства (Hochschild, 1997). Иде­ологическая привязка женщин к деятельности, свойственной частному порядку, — заботе, эмоциональной поддержке, сохранению привычного режима и устоя — обусловливает то, что от них и в общественных рамках ожидается выполнение Дополнительной и неэквивалентно оплачиваемой работы, в которой эти «жен­ские» навыки овеществлены и предложены на рынке труда (Adkins, 1995; Pierce, 1995). Патриархальная модель профессиональной деятельности и ведения домаш-

[376]

него хозяйства оставляет мать-одиночку, женщину, пытающуюся поддерживать дом и детей, без помощи мужчины — добытчика заработка, оставляет ее в ситуа­ции, когда огромен экономический риск. Это становится одним из факторов возра­стающей «феминизации бедности»: женщина, как правило, зарабатывает меньше мужчины; положение матери-одиночки, поскольку у нее имеются жесткие домаш­ние обязанности, становится шатким; и при этом становится меньше возможно­стей изменить что-либо в этой сфере (Edin & Lein, 1997; Harris, 1996).

Один из вопросов, рассматриваемых сторонниками либерального феминизма при анализе гендерного неравенства, — это проблема равенства в браке. Данная тема в классической формулировке приводится Джесси Бернард в ее исследовании под названием «Будущее брака» (Bernard, 1972/1982). Она рассматривает брак как од­новременно и культурную систему взглядов и идеалов, и институциональную рас­становку ролей и норм, а также как сложное взаимодействие конкретных женщин и мужчин. В культуре брак идеализируется: он представляется судьбой и источни­ком самореализации для женщин; смешением освященной традицией домовитости, ответственности и ограничения для мужчин; а для американского общества в це­лом — эгалитарной связью мужа и жены. Как институт брак закрепляет за ролью мужа авторитет и свободу, а по сути дела обязанность преодолевать рамки домаш­него порядка. К этому добавляется идея о мужском превосходстве в сексуальном отношении и о мужской силе. Соответственно, женам предписывается быть уступ­чивыми, покорными, готовыми к самоотдаче и сконцентрированными исключитель­но на делах и нуждах определенного домашнего хозяйства. Таким образом, на самом деле в институте брака имеются два типа. Во-первых, это мужской брак, в котором муж придерживается мнения, что на него возложили тяжелое бремя и ряд ограниче­ний и в то же время пользуется властью, независимостью и правом на домашнее, эмоциональное и сексуальное обслуживание со стороны жены, что продиктовано установленными нормами. Во-вторых, это женский брак, в котором жена подтвер­ждает присутствующий в культуре тезис о самореализации, в то время как реально ее положение характеризуется безвластием и зависимостью, обязанностью предостав­лять домашние, эмоциональные и сексуальные услуги, какие ей предписывается ре-ализовывать, а потому «сходит на нет» та независимость, которой она обладала до замужества. Результаты такого положения дел проявляются в стрессе. У замужних женщин, что бы они ни говорили о самореализации, и неженатых мужчин, что бы те ни говорили о своей свободе, обнаруживается высокий уровень стресса по всем позициям, включая учащенный сердечный ритм, головокружение, головные боли, обмороки, ночные кошмары, бессонницу и боязнь нервного срыва. Что касается не­замужних женщин, независимо от того, ощущают ли они социальный позор, и жена­тых мужчин, то эти категории демонстрируют низкие показатели стресса по всем позициям. Таким образом, брак хорош для мужчин и плох для женщин и переста­нет быть столь неравным по своему воздействию только тогда, когда пары почув­ствуют себя достаточно свободными от преобладающих ограничений, накладывае­мых социальными институтами, и выберут такой вид брака, который лучше всего подходит их индивидуальным потребностям и свойствам личности. Недавно было выдвинуто мнение, что, хотя анализ Бернард справедлив для большинства браков (Steil, 1997), некоторые пары целенаправленным усилием достигают либерально-феминистского идеала эгалитарного брака (Schwartz, 1994).

[377]

Джесси Бернард: биографический очерк

Жизнь и исследовательская деятельность Джесси Бернард характеризуют необычайный рост и развитие. Она постоянно открывала новые интеллектуальные области. Процесс ее развития был описан самой Бернард в книге «Четыре моих революции: автобиографиче­ский отчет Американской социологической ассоциации» (1973). Знакомясь с этими ре­волюциями, можно проследить всю историю участия женщин в становлении американ­ской социологии XX в. и движения мыслящей женщины к феминизму.

Родилась Джесси Рэвич 8 июня 1903 г. в Миннеаполисе. Свой первый прорыв она сдела­ла, когда покинула свою семью еврейских иммигрантов и в возрасте 17 лет поступила в университет Миннесоты. Там она училась у Сорокина, основавшего социологическое отделение в Гарварде, и у Л. Л. Бернарда, принимавшего участие в появлении «Амери­канского социологического обозрения». В 1925 г. она вышла за Бернарда замуж. У него она почерпнула знания из области позитивистской социологии, что в дальнейшем сказа­лось в ее умении подключать подходы качественного плана к исследованиям количе­ственного и критического характера. Степень доктора философии она получила в Вашинг­тонском университете (Сент-Луис) в 1935 г.

К середине 1940-х гг. Бернарды оказались в Пенсильванском государственном универ­ситете, и Джесси попала в центр развивающегося позитивизма. Холокост разрушил ее веру в то, что наука обладает необходимым знанием и способна создать справедливый мир. Тогда она стала придерживаться той точки зрения, что смысл знания скорее связан с контекстом, нежели носит объективный характер. У нее появилась своя репутацию в ака­демических кругах. Муж Джесси умер в 1951 г., но она осталась в Пенсильвании пример­но до 1960 г., занимаясь преподаванием, написанием научных трудов и воспитанием тро­их детей. В 1960-е гг. она переехала в Вашингтон (округ Колумбия), чтобы полностью посвятить себя написанию научных трудов и исследованиям.

Наибольший прорыв в деятельности Бернард пришелся на последнюю треть ее жизни — с 1964 г. до ее смерти в 1996-м. Этот период значителен как с точки зрения выдающихся на­учных достижений, каких добилась Бернард, так и с точки зрения его показательности для женских моделей карьеры. В это время Бернард стала ведущим толкователем гендерной со­циологии, выпустила 12 книг и бесчисленное множество статей. Она отклонила предложе­ние возглавить Американскую социологическую ассоциацию, дабы посвятить себя исключи­тельно исследованиям, написанию научных работ и участию в женском движении. В свете «второй волны» феминизма она переосмыслила многие из своих работ на тему семьи и ген-дера. В числе ее основных сочинений: «Брак и семья у негров» (1956), «Женщины-ученые» (1964), «Сексуальная игра: общение полов» (1968), «Женщины и общественный интерес: эссе о политике и протесте» (1971), «Будущее брака» (1972), «Будущее материнства» (1974), «Жен­щины, жены, матери: ценности и возможности» (1975), «Женский мир» (1981) и «Женский мир с глобальной точки зрения» (1987).

Эти работы характеризуют четыре особенности: привлечение данных макроуровня для анализа микровзаимодействий; понимание взаимосвязи индивидуальной деятельности и социальных структур; интерес к зависимости знания от контекста и признание необхо­димости изучать маргинальные группы сами по себе, а не в сравнении с каким-либо гос­подствующим, патриархально установленным образцом; перемена позитивистского под­хода к изучению жизни женщин на критический феминистский анализ.

За свою жизнь Бернард получила множество наград, самой высокой из которых, возможно, было то, что несколько наград было названо в ее честь. Они, утверждает Липман-Блумен, введены, чтобы отметить «тех, кто, как и Джесси Бернард, интеллектуально, профессиональ­но и человечески посвятил себя миру науки и феминизма» (Lipman-Blumen, 1979, р. 55).

Источники: Bannister (1991), Bernard (1973), Howe & Cantor (1994), Lipman-Blumen (1979).

Программа перемен, провозглашенная сторонниками либерального феминиз­ма, адекватна анализу обоснованности требований равенства и определению при­чин неравенства: они стремятся нейтрализовать категорию гендера как органи-

[378]

зующего принципа при распределении социальных «товаров» и задействовать универсальные принципы в поисках равенства. Они хотят добиться перемен по­средством закона — законодательства, судебной практики и регулирования пра­ва—и взывают к разумным нравственным суждениям человека, к общественно­сти, дабы та восприняла призывы к справедливости. Эти теоретики выступают за равные образовательные и экономические возможности, равную ответственность в сфере семейной жизни, исключение дискриминационных высказываний в се­мейной и образовательной сферах, а также в средствах массовой информации; за борьбу с дискриминацией по половому признаку в обыденной жизни. Либераль­ные феминисты демонстрируют замечательную изобретательность в переосмысле­нии стратегий, которые должны привести к установлению равенства. Пользуясь расширяющимися экономическими возможностями, они предложили законода­тельные изменения, чтобы гарантировать равенство в сфере образования и предот­вратить дискриминацию на рабочем месте. Они отслеживали все контролирующие действия, которые были направлены на проведение этой законодательной иници­ативы в жизнь. По их почину сексуальные домогательства на рабочем месте полу­чили узаконенное определение «дискриминации на работе». Они потребовали «ра­венства в оплате» (равной оплаты за одинаковую работу), а также «сопоставимой оценки» (равной оплаты за работу сопоставимой значимости) (Acker, 1989; England, 1992; Kessler-Harris, 1990; Reskin, 1988; Rosenberg, 1992).

Для либеральных феминистов, идеальное гендерное устройство — это когда каждый индивид, действуя как свободный и отвечающий за свои действия нрав­ственный субъект, избирает тот стиль жизни, который наиболее для него подхо­дит, и этот выбор принимают и уважают, будь это выбор домашней хозяйки или «домашнего хозяина», неженатого карьериста или одного из члена семьи, в кото­рой работают супруга, бездетного или имеющего детей, гетеросексуала или го­мосексуалиста. Последователи либерального феминизма полагают, что такое устрой­ство позволяет увеличить свободу и добиться равенства — основных идеалов американской культуры. Таким образом, они вполне адекватны преобладающему в Америке этосу, который отличается фундаментальным приятием демократии и ка­питализма, реформистской ориентацией и для которого актуален призыв к ценно­стям индивидуализма, выбора, ответственности и равенства возможностей.

Гендерное угнетение

Теоретики гендерного угнетения считают положение женщин следствием не­посредственных властных отношений, складывающихся между мужчинами и женщинами, в которых фундаментальный интерес мужчин состоит в контроле, ис­пользовании, подчинении и угнетении женщин — т. е. в практике господства. Под последним приверженцы данной теории понимают любые отношения, когда од­ной, господствующей, стороне (индивиду или коллективу) удается сделать другую сторону (индивида или коллектив) подчиненной, орудием своей воли, и при этом первая сторона отказывается признать субъективную независимость второй. Или, наоборот, если смотреть с точки зрения подчиненного, в таком отношении его роль сводится исключительно к тому, чтобы быть орудием воли господина (Lenger-mann & Niebrugge, 1995). Таким образом, теоретиками гендерного угнетения по­ложение женщин рассматривается как ситуация использования, контроля, подчи-

[379]

нения и угнетения со стороны мужчин. Этим пронизана организация общества, в этом состоит структура господства, обычно именуемая патриархатом. Послед­ний не является непроизвольным побочным результатом, вызванным влиянием ряда факторов — будь то биология, социализация, половые роли или классовая си­стема. Он представляет собой основную структуру власти, поддерживаемую умыш­ленно, намеренно. С точки зрения сторонников рассматриваемой теории, гендерные различия и гендерное неравенство — следствия патриархата.

Тогда как большинство ранних теоретиков феминизма фокусировались на во­просах гендерного неравенства, одной из отличительных черт современной тео­рии становится широкий и мощный интерес к аспектам угнетения (Jaggar, 1983). Большинство современных феминистов в той или иной степени разделяют тео­рию угнетения, и многие из наиболее плодотворных и новаторских разработок в области феминизма принадлежат именно этой группе теоретиков. Мы обратимся к двум основным вариантам теории гендерного угнетения: психоаналитическому и радикальному феминизму.

Психоаналитический феминизм

Нынешние сторонники психоаналитического феминизма объясняют патриархат, переформулируя теории Фрейда и его последователей (al-Hibri, 1981; Benjamin, 1985,1988; Chodorow, 1978,1990, 1994; Dinnerstein, 1976; Kittay, 1984)1. Эти тео­рии указывают и выделяют эмоциональную динамику личности, когда эмоции скрыты глубоко в подсознательном или бессознательном слое психики. Кроме того, упор сделан на роли, какую играют в формировании таких эмоций младен­ческие и детские годы. Обращаясь к теории Фрейда, феминисты однако фунда­ментальным образом перерабатывают выводы этого ученого, чтобы одновремен­но не отступать от тех направлений, что вытекают из представлений Фрейда, и не принимать тех из его выводов, которые имеют специфически гендерную окраску и носят дискриминационный и патриархальный характер.

Представители рассматриваемого направления придерживаются особой моде­ли патриархата. Как и все сторонники теории угнетения, он осознается ими как система подчинения мужчинами женщин, как охватывающая всю социальную организацию универсальная система, устойчиво существующая во времени и в пространстве и выдерживающая изредка возникающие трудности. Вместе с тем главной отличительной чертой психоаналитического феминизма остается пред­ставление, что все мужчины в своей повседневной практике постоянно и настой­чиво утверждают и сохраняют эту систему патриархата. Женщины лишь изредка оказывают сопротивление, но чаще всего они идут на уступки или делают все, чтобы оказаться в подчинении. Загадка, которую стараются решить феминисты психоаналитического толка, такова: почему мужчины без устали расходуют мас­су энергии на поддержание системы патриархата и почему женщины не оказыва­ют этому противодействия?

1 Существует французский психоаналитический феминизм, базирующийся на феминистской трактов­ке пересмотренных Жаком Лаканом произведений Фрейда; см.: Cixous, 1976, 1994; Irigaray, 1985a, 1985b; Kurzweil, 1995.

[380]

Теоретикам такого плана не кажется убедительным аргумент, предполагаю­щий, что для поддержания мощи патриархата мужчинам достаточно осознать свою практическую выгоду. Мобилизация когнитивных ресурсов, на их взгляд недостаточна, чтобы столь интенсивно проявилась энергия, приложимая мужчи­нами для поддержания патриархата. По мнению этих исследователей, такого не может быть, поскольку человек испытывает сомнения и вообще «крепок задним умом», мужчины далеко не всегда уверены, что патриархат представляет для них безоговорочную ценность. Кроме того, если исходить из аргумента, основанного на том, что человек преследует свои собственные интересы, то следует признать: женщины должны восстать против патриархата с особой энергией. Сторонники рассматриваемой теории прибегают к другому способу аргументации, они рас­сматривают те аспекты психики, которые описали фрейдисты: зону человеческих эмоций, полуосознанных или неосознанных желаний и страхов, а также невроза и патологии. В этом им видится источник как необычайно сильной энергии, так и слабости (причем клинически устанавливаемый), который связан со столь глубо­кими психическими структурами, осознать или отследить которые сознание ин­дивида не способно. Стремясь выяснить, откуда же проистекает энергетическая сила патриархата, приверженцы психоаналитического феминизма дали два воз­можных объяснения, почему же существует господство мужчин над женщинами: это страх смерти, а также социальное и эмоциональное окружение, в котором фор­мируется личность ребенка.

Страх смерти рассматривается в психоаналитической теории как один из тех экзистенциальных вопросов, с которым сталкивается каждый индивид и который заставляет всякого человека испытывать ужас. Теоретики феминизма, разрабаты­вающие данную тему, утверждают, что женщины, как правило, значительно мень­ше мужчин подавлены страхом собственной смерти, поскольку они продолжитель­ное время заняты воспитанием детей (al-Hibri, 1981; Dinnerstein, 1976). Мужчины реагируют на перспективу прекращения жизни иначе: они испытывают ужас и пред­принимают серию защитных мер, которые и приводят к господству над женщина­ми. Они стремятся создать что-то, способное надолго их пережить — предметы ис­кусства и архитектуры, огромные состояния и оружие, науку и религию. Все это становится средством, с помощью которого мужчины обретают господство над женщинами (и друг над другом). Они также стремятся (завидуя репродуктивной способности женщин и страстно желая достичь бессмертия благодаря потомству) к тому, чтобы контролировать даже репродуктивный процесс. Мужчины хотят обладать женщинами, распоряжаться их телами и благодаря нормам законности и отцовства стремятся контролировать детей. Наконец, под влиянием страха они избегают напоминаний о своих бренных телах, желая отдалить себя от рождения, природы, сексуальности, человеческого тела, природных функций, а также от жен­щин, чья связь со многими из этих явлений делает их символом последних. Все эти аспекты существования им надобно отринуть, подчинить и контролировать, по­скольку мужчины всегда настроены на то, чтобы удалиться от смертности, отри­нуть и не признавать ее. Женщины, которые символизируют эти запрещенные темы, тоже должны тогда рассматриваться как «Другое», как то, чего боятся, из­бегают, что стремятся взять под контроль.

[381]

Вторая тема, поднимаемая сторонниками психоаналитического феминизма, связана с двумя аспектами развития человека в раннем детском возрасте. Это 1) предположение, что человеческое существо вырастает во взрослого человека, научившись жить с учетом неразрешимого противоречия между желанием свобо­ды действия — индивидуализации — и желанием получить одобрение со стороны других — признания; и 2) тот факт, что во всех обществах самые близкие, нераз­рывные, тесные отношения младенцы и дети на ранней и важнейшей стадии сво­его развития имеют с женщинами — матерью или той, кто ее заменяет (Benjamin, 1985,1988; Chodorow, 1978,1990,1994; Dinnerstein, 1976; Doane & Hodges, 1992). В младенческом и раннем детском возрасте, не обладая даже знанием языка — средством познания, — люди переживают первые фазы своего развития как вихрь примитивных эмоций: страха, любви, ненависти, удовольствия, гнева, неудачи, желания. Эмоциональные последствия раннего опыта навсегда остаются для че­ловека влиятельными, но чаще всего это бессознательные, «чувственные воспоми­нания». Важнейшую роль в этом играет совокупность амбивалентных чувств, ис­пытываемых к женщине/матери/няне: потребность в ней, зависимость от нее, любовь, обладание, но также страх и гнев, вызываемый тем, что она может перечить чужой воле. Отношение детей к отцу/мужчине — случайно, вторично и в плане эмо­циональном однородно. Следовательно, ребенок мужского пола, вырастая в куль­туре, где позитивно оценивается мужественность и принижается женственность, и осознавая свою мужскую идентичность, стремится как можно скорее отделиться от женщины/матери. Такое отчуждение, инициированное культурой, деструктивно по своим последствиям. У взрослого человека эмоциональный остаток детского отношения к женщине — потребность в ней, любовь, ненависть, обладание ею — вызывает требовательность мужчины к женщине, удовлетворяющей его эмоцио­нальные потребности и при этом зависимой и контролируемой им. Мужчина хо­чет доминировать, а взаимное признание со своей стороны для него затруднитель­но. Дитя женского пола, испытывающее те же чувства по отношению к женщине/ матери, обнаруживает свою женскую идентичность в культуре, обесценивающую роль женщин. Девочка вырастает со смешанными позитивными и негативными эмоциями, связанными как со своей личностью, так и вообще с женщиной/мате­рью. Эта амбивалентность ведет к тому, что исчезает вероятность сопротивления социальному угнетению. Взрослая женщина стремится усилить свою способность Добиться признания: у мужчин при помощи сексуальной привлекательности, со­глашаясь с подчиненной ролью; у женщин, поддерживая родственные и дружеские отношения. Становясь матерью, она восстанавливает отношения, которые знако­мы ей с раннего детства — ребенок/женщина.

Последователи психоаналитического феминизма расширяют свой подход, об­ращаясь к анализу не только индивида, но и западной культуры в целом. В науке Запада основной упор делается на четком отделении «мужчины» от «природы», понимании первого как ее «властителя» и на «научном методе», базирующемся на этих отношениях и показывающем «объективную» истину. Такой подход по­лучил новую трактовку как проекция сверхличного мужского Эго с его устрем­ленностью к доминированию и опасением взаимного признания (Jaggar & Bordo, 1989; Keller, 1985). Мотивы, характерные для поп-культуры, - например, изоб-

[382]

ражение на сюжетном и образном уровне мужчины как господина женщины — ин­терпретируются теоретиками психоанализа как показатель дисбаланса между жаж­дой индивидуализации и потребностью в признании (Benjamin, 1985,1988; Brennan, 1994; Chancer, 1992). Если это равновесие нарушается (будь то рамки культуры или собственно индивид) и степень такого распада велика, возникают две патологии: появляется господин, «признающий» другого только как объект контроля, и под­чиненный, отказывающийся от независимости, чтобы стать зеркальным отражени­ем своего господина.

Таким образом, сторонники психоаналитического феминизма объясняют угне­тение женщин, рассматривая эмоциональную потребность мужчин в контроле над ними — т. е. то побуждение, что порождено мужскими неврозами, обусловленны­ми страхом смерти и амбивалентным отношением к матерям. У женщин такие неврозы либо отсутствуют, либо они подвержены комплементарным неврозам, но, как бы то ни было, у женщин нет эквивалентного источника энергии, чтобы сопро­тивляться доминированию мужчин. Клинические исследования в области психи­атрии подтверждают, что такие неврозы широко распространены в западных обще­ствах. Вместе с тем следует особо сказать, что рассматриваемые в данном разделе теории, переходя от общечеловеческих эмоций прямо к вопросу всеобщего угне­тения женщин, не изучают промежуточные социальные установления, связыва­ющие эмоции и угнетение, а потому не могут указать возможные изменения в эмоциях, социальных установках или ситуациях подавления. Некоторые ученые задумались над этническим, классовым и национальным характером основных положений данных теорий и пришли к выводу, что они выведены на основе ис­следования исключительно семей, которые образуют белые люди, принадлежащие к высшему слою среднего класса, из стран Северной Атлантики (Segura & Pierce, 1993; Spelman, 1988; Zhang, 1993). Вообще, теория психоаналитического феминизма предлагает крайне мало стратегий изменения, за исключением, пожалуй, преобразо­вания практики деторождения и массовой культурно-психологической трансформа­ции отношения к смерти. Таким образом, эти теории выявляют корни гендерного угнетения, но при этом нуждаются в основательной разработке проблем социоло­гических факторов, а также стратегий изменения.

Радикальный феминизм

Радикальный феминизм базируется на двух эмоциональных утверждениях: 1) жен­щины обладают абсолютной позитивной ценностью сами по себе — это утвержде­ние выдвигается в качестве противопоставления обесцениванию роли женщин; 2) женщин подавляет — и жестоким образом — система патриархата (Т. Atkinson, 1974; Bunch, 1987; Chesler, 1994; Daly, 1993; С. Douglas, 1990; Dworkin, 1976,1987, 1989; Echols, 1989; French, 1992; Frye, 1983; Griffin, 1978; Jeffreys, 1991; Millett, 1970; Rich, 1976,1980,1993; Richardson, 1996). Радикальные феминисты, которым свойственна эта взрывоопасная смесь любви и гнева, напоминают некоторые во­инственные племенные и этнические группы; а

Наши рекомендации