Эндогенные и экзогенные источники изменения
Понятие стабильного равновесия предполагает, что с помощью интегративных механизмов эндогенные изменения поддерживаются в определенных границах, соответствующих основным структурным характеристикам, с помощью адаптивных механизмов в таких границах удерживаются флуктуации в отношениях между средой и системой. Если мы посмотрим на стабильное равновесие с позиций принципа инерции, то объяснить изменение в этом стабильном состоянии можно, только представив себе достаточно мощные дезорганизующие силы, способные преодолеть стабилизирующие или уравновешивающие силы и механизмы. Как только мы обнаружим возмущающее действие, которое отвечает этим критериям, то следующая проблема, которая встает перед нами, состоит в том, чтобы проследить влияние этого возмущения на систему и определить те условия, в которых могут быть предсказаны или (ретроспективно) объяснены новые стабильные состояния.
Такие изменения в принципе могут быть как эндогенными, так и экзогенными, или теми и другими одновременно, но при решении проблемы важно помнить, что я имею дело с понятием «социальная система» в строго аналитическом смысле. Поэтому изменения, берущие начало в личностях членов социальной системы, поведенческих организмах, «лежащих в их основаниях», или культурных системах как таковых, должны классифицироваться как экзогенные, в то время как с точки зрения здравого смысла казалось бы, что к таким изменениям можно отнести только изменения в физической среде (включая другие организмы и общества) и, может быть, в области «сверхъестественного ».
Формальная парадигма для анализа общей системы действия, которую я употреблял вместе с другими авторами, подсказывает, что, во-первых, самые важные непосредственные каналы экзогенного влияния на социальную систему находятся в культурной и личностной системах, и во-вторых, что способы их влияния различны. Непосредственное влияние культурной системы прежде всего связано с аккумуляцией эмпирического знания, а следовательно, относится к проблематике социологии знания. Как бы это ни было важно, из-за ограниченности места я не буду здесь этого касаться, а рассмотрю лишь пограничный взаимообмен между социальной системой и личностью.
Существует двойная причина, по которой граница жду социальной системой и личностью является особенно важной. В самом непосредственном виде этот взаимообмен связан с «мотивацией » индивида в аналитически-психологическом смысле, а следовательно, с уровнем его «удовлетворенности» или в негативном аспекте — фрустрации. Но косвенно наиболее интересный момент состоит в том, что самый важный структурный компонент социальной системы, называемый нами институционализированными ценностями,институционализирован через его интернализацию в личности индивида. В некотором смысле социальная система «втиснута » в пространство между культурным статусом ценностей и их значимостью для интеграции личности.
Проблема анализа независимой изменяемости культурных ценностей и личностей выходит за рамки этой статьи. Можно только предположить, что такая проблема, как харизматическая инновация, по крайней мере частично, попадает в эту рубрику. Однако, исходя из наличия относительной стабильности личности и культуры, мы можем предположить, что в личности типичного индивида есть нечто, что мы можем назвать интегрированным единством ценностных и мотивационных установок (commitments), рассматриваемое как стабильное, и что это единство, в свою очередь, может считаться определяющим фактором ориентационного компонента любой роли, т.е. совокупности экспектаций соответствующих классов индивидуальных акторов. Это истинно как при анализе целого общества, так и при анализе его подсистем. Из этого вытекает, что для целей анализа конкретного процесса изменения институционализированные Ценности должны рассматриваться как постоянные.
Я также исхожу из того, что структура нормативных стандартов, которая определяет отношение класса действующих единиц к объектам своей ситуации, также является изначально заданной, но в то лее время эта структура является и первой независимой переменной. Поэтому проблема состоит в том, чтобы объяснить процессы изменения в этой нормативной структуре, в институтах. Таким образом, модальности объектов выступают как области зарождения изменения. Поэтому я буду постулировать изменения в отношении социальной системы к ее окружению, которое сначала выражается в изменении определения ситуации одним или несколькими классами действующих внутри единиц и которое затем начинает оказывать давление на нормативные институциональные стандарты в сторону их изменения. Этот описываемый мной тип давления связан с дифференциацией.
Модель дифференциации
Имея в виду эти предварительные замечания, попытаемся очертить в самых общих терминах основные этапы цикла дифференциации, а затем проанализировать выделение производственных коллективов из семейно-хозяйственных ячеек.
Мы можем начать с постулирования недостаточности вклада в область достижения цели социальной системы, претерпевающей процесс дифференциации. Примером такой системы и служит недифференцированная семья, которая одновременно выполняет и производственную функцию. С функциональной точки зрения можно сказать, что «фрустрация» ее способностей в достижении целей или исполнения связанных с ней экспектаций, может концентрироваться на одном из двух важных для нее уровней: либо на уровне ее производства, либо на уровне эффективности в исполнении того, что позже станет функцией «резидуальной» семьи, а именно — функцией социализации и регуляции личностей-членов. Во-вторых, это касается границы между семьей и другими подсистемами в обществе. Важными пограничными понятиями являются здесь понятия рынков труда и товара, а также понятие идеологического «обоснования» позиции данной единицы в обществе, которое может принимать или не принимать религиозную окраску. Но за всем этим также стоит проблема вклада личности в социальную систему на более общем уровне;
в данном случае, это, очевидно, будет носить особенно важный характер, потому что в семейных и профессиональных ролях для взрослой личности сосредоточены наиболее важные обязательства при исполнении социальной функции. В-третьих, имеет место некоторое равновесие между этими двумя компонентами фрустрации, а именно, между фрустрацией в отношении средств и вознаграждений (связанных с производственной функцией) и фрустрацией в связи с нормативными аспектами экспектационных систем (связанных с функцией социализации индивидов). Этот последний компонент является совершенно необходимым условием процесса, ведущего к дифференциации.
Сложность этих трех различений может показаться непреодолимой, хотя на самом деле трудности не столь уж велики. Третье различение наиболее важно, поскольку здесь речь идет о нормативном компоненте. Остальные два различения связаны с экзогенными и эндогенными источниками изменения в системе: личности в ролях в определенной социальной системе действуют «прямо» на систему, а не через свои взаимодействия с другими социальными системами.
Самый важный пункт состоит здесь в следующем: каковы бы ни были источники возмущения, если оно касается подсистемы достижения цели социальной системы, то его результаты сначала сказываются в двух направлениях. Одно из них связано с функциональной проблемой доступа к средствам, позволяющим выполнять первичные функции, а именно — с проблемой того, какие средства доступны и при каких условиях они оказываются пригодными. Другое направление касается того вида интегративной поддержки, которую получает данная единица внутри системы в том смысле, в каком мы говорим, что кто-то «имеет мандат» для совершения какого-то дела. За всем этим на более высоком уровне контроля стоит «общая легитимизация» функционирования единиц. Поддержка в этом случае может быть определена как конкретизированная для каждой единицы или класса единиц легитимизация. Легитимизация относится больше к функциям, чем к единицам, и к нормативным стандартам больше, чем к оперативным правилам.
Эти три проблемы увязываются в иерархии контроля. Первой является проблема адаптации, и она должна быть решена прежде всего, если мы хотим, чтобы были созданы предпосылки для решения остальных. То, что подразумевается под «решением» на более низком уровне, при функционировании на более высоком уровне выполняет роль условия. Условие в таком понимании всегда представляет собой двойственное образование в том смысле, что для одного уровня оно выступает как ресурс (в кибернетическом смысле), а для другого как нормативно контролирующий «механизм» или стандарт.
Здесь следует внести другое известное социологическое понятие, а именно — «аскрипция ». Аскрипция — это по существу сплав независимых функций в одной и той же структурной единице. С этой точки зрения дифференциация является процессом «освобождения» от аскриптивных связей. В таком понимании это процесс достижения «свободы» от определенных ограничений. Но это также процесс включения в нормативный порядок, который может подчинить ставшие теперь независимыми единицы определенному типу нормативного контроля, совместимого с функциональными требованиями более широкой системы, частью которой они являются. Однако при дифференциации единица получает определенную степень свободы выбора и действия, что было невозможно раньше. Это верно всегда, какая бы из частей, получившихся в результате деления, ни рассматривалась нами.
Дополнительным моментом этого освобождения от аскриптивной привязанности к предопределенному способу существования является свобода в предложении гораздо большего разнообразия услуг в обмен на доход-Иными словами, рабочая сила становится гораздо более дифференцированной, и более широкий спектр специфических талантов может найти себе применение. Конечно, при этом возникает целый ряд новых условий, потому что
более специализированные таланты часто требуют такого обучения и практики, которые не везде существуют.
С точки зрения домашнего производства эти два фактора могут рассматриваться как относительно «внешние». Мы можем сказать, что процесс дифференциации не может иметь места, пока не будет минимальной гарантии наличия этих условий. Гарантированность, в свою очередь, зависит от двух моментов, касающихся более разветвленных систем отношений, внутри которых протекает указанный процесс. Это характер рынка труда, на котором получающий заработок предлагает свои услуги, и степень, в которой он защищен от того, чтобы принимать невыгодные предложения. На современном рынке труда (если рассматривать его оперативный уровень) существуют для этого, по крайней мере, три механизма. Это конкуренция между потенциальными нанимателями, меры самозащиты групп нанимающихся, например, заключение трудового договора, и установление и охрана нормативного порядка «более высоким» авторитетом, например, государственными органами. Результатом регулирования условий с помощью любой комбинации этих механизмов является освобождение единицы от возможного давления со стороны какого-то одного источника существования, например, зарплаты. При помощи таких средств, как денежные механизмы и кредит, нанимаемый получает выигрыш во времени и освобождается от давления момента даже в большей степени, чем собственник.
Давайте теперь обратимся ко второму вопросу — поддержке исполнения функции. В этом контексте занятие сельскохозяйственным трудом рассматривается скорее как «способ жизни», а не «бизнес». Переход к специализированному наемному труду оправдывается более высоким уровнем эффективности такой организации, обеспечивая более высокий уровень жизни, но в то же время является и проблематичным, поскольку предполагает потерю «независимости» и утрату ощущения себя как самостоятельного хозяина. С другой стороны, возникает проблема потери семьей ее функций, состоящая в том, что дифференцировавшаяся семья больше не «совершает полезной работы», а превращается просто в потребительскую единицу; этот вопрос особенно часто встает в связи с якобы имеющим место перемещением роли женщины исключительно в сферу «досуга». Мы можем разобрать этот вопрос в терминах степеней свободы, стараясь при этом тщательно различать два уровня, названные выше поддержкой и легитимизацей.
Проблема, для решения которой я обращаюсь к контексту «поддержки», есть проблема позиции семьи в глазах местного общественного мнения. Поддержка этой семьи зиждется на представлении о том, что приемлемый статус в общине связан с наличием «собственного дела», со всеми ассоциациями, возникающими по поводу понятия собственности, согласно которым человек, работающий по найму, принадлежит к гражданам второго сорта. Подобно тому, как в контексте средств жизни, доступных для дифференцированных единиц, релевантной системой координат или «референтной группой» является рынок, как трудовой, так и потребительский, в контексте «поддержки» системой координат служит местная община, поскольку место жительства и место работы типичного взрослого находятся в ее пределах. В дифференцированном случае основная структура местной общины в Америке состоит из родственных собственнических единиц — прежде всего из фермерских семей, хотя тот же структурный принцип распространяется как на мелкий бизнес, так и на свободные профессии в небольших городах. В дифференцированном случае такими основными структурами выступают, с одной стороны, группы совместно проживающих родственников, а с другой стороны, нанимательские организации, предоставляющие работу.
Поскольку основные «цели » этих родственных единиц как таковых являются аскриптивными, а именно — состоят в социализации детей и в регулировании личностных проблем своих членов, — то община в результате такой дифференциации приобретает все возрастающую свободу в виде новых уровней и новых возможностей и в «производственных» достижениях, которые возможны более высоком уровне организации и невозможны в пределах родственных единиц. Для получения всех необходимых ей благ типовая семья не нуждается более в обращении к другим единицам той же структуры, что раньше держало ее в рамках, накладываемых этой структурой, а члены общины могут обеспечивать функции общины как в семейной, так и в производственной сферах без того, чтобы находиться в аскриптивных связях относительно друг друга.
Однако это становится возможным только при наличии механизмов, регулирующих условия, которыми эти две категории функций связаны друг с другом. Частично это делается за счет рыночных отношений. Но сюда же относятся и другие вещи, такие, как обязательства по поддержанию совместных интересов общины как через налогообложение, так и через добровольные каналы. Здесь уже должны быть новые «правила игры», в соответствии с которыми оба ряда действующих единиц могут жить в одной общине без возникновения чрезмерных трений. Центр этих уравновешивающих институтов лежит в основном в сфере стратификации, возможно, прежде всего потому, что более крупные масштабы организаций производственных единиц при дифференциации делают невозможным сохранение основы равенства семейных единиц, имевшего место внутри семейно-фермерской общины.
Это ведет к проблеме легитимизации, состоящей в обосновании или в политическом отношении с точки зрения институционализированных ценностей данной системы к основной структуре организации социально важных функций. Здесь проблема состоит в том, чтобы очистить формулу легитимизации от организационных частностей менее дифференцированной ситуации. Эти задачи явно принадлежат сфере идеологии. Для того чтобы дифференциация была легитимизирована, нужно сломать веру в то, что только «собственники» относятся к категории «ответственных граждан», или в то, что организации, не контролируемые родственными единицами,
пользующимися в местной общине высоким престижем обязательно преследуют «эгоистический интерес» и не приносят «общественной пользы». С другой стороны, необходимо внедрить в сознание, что семья с «утраченными функциями» может тем не менее оставаться «хорошей семьей».
Возможно, что наиболее важным в новой легитимизации является новая концепция адекватного, социально желаемого человека, особенно в его двух дифференцированных сферах действия и ответственности — в профессиональной роли и в семье. Ясно, что в таком случае возникают крайне важные проблемы изменения в роли женщины. Первая стадия этого изменения касается, вероятно, идеологической легитимизации более дифференцированной роли женщины, чем это было раньше, а именно, в обосновании того, что в семье, которая утратила производственные функции, женщина вправе целиком посвятить себя мужу и детям. Вторая фаза включает в себя различные формы участия в жизни общины и профессиональную деятельность женщины.
Вот те три контекста, в которых должно сказаться непосредственное воздействие движущих сил структурного изменения, если в результате происходит дифференциация первоначально слитой структуры. Для полноты следовало бы упомянуть другие, более косвенные проблемные сферы. Одна из них — проблема содержания потребительских вкусов, связанная с изменением жизненного уровня и его отношения к профессиональному вкладу получателя дохода. Вторая проблема — отношение ценностей на различных уровнях конкретизации не только к непосредственным проблемам легитимизации различных классов структурных единиц в системе, но и к более общим нормам и стандартам, которые регулируют их отношения. Наконец, косвенно относящейся сюда проблемой является то, что Дюркгейм называл органической солидарностью. Я интерпретирую ее как нормативную регуляцию адаптивных процессов и механизмов. Как мне представляется, это и есть главное связующее звено между тем, что я назвал поддержкой, с одной стороны, и реалистической игрой «интересов» различных единиц, с другой.
Все это изложение весьма бегло касалось различных «функциональных» контекстов, в которых должна иметь место некоторая реорганизация, если процессу дифференциации в том виде, как он нами был определен, суждено завершиться и стабилизироваться в новой структуре. Существенным для такой точки зрения является то, что каждый из таких контекстов предлагает сложный баланс отношений входа-выхода так, что слишком большое нарушение равновесия в одном из направлений может привести к срыву дифференциации. Головоломная сложность нарисованной нами картины несколько упрощается, если учитывать иерархию контроля и, следовательно, тот факт, что твердое установление «надлежащих» стандартов на более высоких уровнях дает возможность осуществления контроля над довольно широким диапазоном изменений нижестоящего уровня.
Последствия дифференциации
В выводе мне хотелось бы попытаться суммировать некоторые из основных условий успешной дифференциации, которые также в каком-то смысле являются характеристиками ее итога в определенных отношениях. Первое из условий является тем, что я называю фактором благоприятной возможности. Это такой аспект структуры ситуации, который самым непосредственным образом относится к процессу дифференциации как таковому. Протекание процесса, конечно, предполагает наличие фактора потребности или спроса, т.е. того источника возмущения, о котором упоминалось выше. Осуществление процесса дифференциации предполагает в свою очередь фактор руководства в смысле некоторой ответственности отдельного лица или группы не только за «рутинное» управление, но и за реорганизацию. Характерным примером здесь может служить фигура предпринимателя так, как она представляется в экономической науке.
Но для полной дифференциации должен существовать некоторый процесс, при помощи которого средства, ранее приписанные к менее дифференцированным единицам, освобождаются от этой предписанности. Благодаря соответствующим адаптивным механизмам они становятся доступными для использования вновь возникающими классами единиц более высокого порядка. Примером таких средств для процесса, рассмотренного выше, могут служить трудовые услуги, освобожденные от приписанности в хозяйственно-семейной ячейке и ставшие доступными для нанимающих организаций при институциональной регуляции по правилам рыночной системы и институционализированных отношений контракта. Этому должна, разумеется, сопутствовать доступность для резидуальных домашних ячеек (лишенных собственного хозяйства) необходимых средств, полученных от реализации заработанных денег на рынке потребительских товаров. Следовательно, в структурных терминах фактор благоприятной возможности выглядит как возможность институционализации взаимного доступа к средствам, в данном случае, через рыночные механизмы.
Второе основное содержание структурной реорганизации относится к тому способу, при помощи которого два новых и различных класса единиц связываются друг с другом в более широкую систему в первую очередь с точки зрения структуры коллектива. В случае с производящим хозяйством речь идет, я полагаю, о перестройке местной общины. Последняя не может быть больше агрегатом родственных единиц, владеющих собственностью и дополняемых лишь несколькими структурами, связывающими ее с более широким обществом, а организуется вокруг взаимоотношений между ячейками «дома» и ячейками, «дающими работу». Это, конечно, влечет за собой кристаллизацию самых важных дифференцированных ролей в одном и том же индивиде. В первую очередь это касается типичного взрослого мужчины.
Все это может быть названо переструктурировании способов, при помощи которых отдельная единица — коллектив или роль — включаются в более упорядоченные коллективные структуры в данном обществе. Поскольку любая первичная коллективная единица (или полевая единица) является частью общества, вопрос о ее включении не может быть подвергнут сомнению; напротив, абсорбция иммигрантской родственной группы во враждебном обществе относится совершенно к другой проблеме, чем та, которая обсуждается. Главное здесь состоит в том, что коллективы должны быть переструктурированы на следующем уровне, на котором происходит объединение как старой резидуальной единицы, так и новой во вновь созданную единицу более высокого порядка или создание новой категории таких единиц. Существо дела состоит в том, что должна быть установлена новая коллективная структура, внутри которой оба типа единиц выполняют существенные функции и от которой они обе могут пользоваться той «поддержкой», как говорилось раньше. Эта проблема с особой остротой встает при возникновении новых единиц или их классов.
Третий контекст, в котором в ходе процесса дифференциации должны быть реорганизованы нормативные компоненты структуры, состоит в том, что создаются обобщенные комплексы институционализированных норм, применимых не к одной структуре коллектива, а ко многим. Для крупномасштабных и высоко дифференцированных социальных систем примером является система юридических норм, но не только она. Стандарты исполнения или достижения, техническая адекватность и т.п. включается сюда также.
В примерах, которыми мы пользовались для иллюстрации, особенно важными являются стандарты, на основе которых легитимизируются нанимающие коллективы. Здесь важно выделить две различные стадии, сменяющие собственническую ячейку, служившую для нас точкой отсчета, т.е. ту ячейку, в которой все производственные Роли выполнялись членами семьи. На следующем этапе обычно появляется «семейная фирма».
[Здесь пропущена одна страничка - Allan Shade]
Этот универсалистический критерий связан с высвобождением ресурсов из системы жесткого предписания. Примером может служить компетентность как характеристика, необходимая для занятия роли, совершенно не связанной с родством. Таким образом, мы можем говорить о повышении и усложнении (upgrading) стандартов нормативного контроля в более дифференцированной системе по сравнению с менее дифференцированной.
Предыдущее изложение основывалось на определенной предпосылке, а именно, что ценностный стандарт системы, лежащий в ее основании, в ходе дифференциации остается неизменным. Однако отсюда не следует, что ценности не претерпевают никаких изменений. Одно из основных положений концептуальной схемы, использованной здесь, гласит, что в каждой социальной системе в качестве высшего уровня структуры существует система ценностей. Эти ценности заключают в себе определения с точки зрения ее членов (если ценностная система институционализирована) желательности того или иного типа системы на уровне, независимом от внутренней структурной дифференциации или частностей ситуации. Эта «система» ценностей включает как свою характеристику в терминах стандартных переменных, так и элемент содержания, а именно, определение того, с каким типом системы эти стандартные перемены соотносятся. В разбираемом нами случае имеются как ценности семьи, так и ценности нанимающих производственных ячеек. В терминах стандартных переменных они могут быть одинаковыми, т.е. включать в себя общий для всех американцев стандарт «инструментального активизма». Но когда эти ценности действуют в каждом из этих двух типов ячеек в отдельности, то они конкретизируются по отношению к каждому из типов функций, а не к их частностям. Если мы говорим, что произошла дифференциация, это значит, что ценности новой системы, включающей в себя как новые, так и резидуальные единицы, отличаются по содержанию от ценностей первоначальной единицы, хотя их характеристика в терминах стандартной переменной может оставаться неизменной. Эти новые ценности должны быть более обобщенными в том смысле, что они могут легитимизировать функции обеих дифференцированных единиц в единой формуле, которая позволяет каждой из них делать то, что она делает, и, что столь же существенно, не делать того, чем заняты другие. Трудность институционализации более обобщенных ценностей видна хотя бы из широкого распространения того, что мы называем романтическими идеологиями, бездоказательными утверждениями того, что «утрата функций» совершенно неизбежна для старой единицы после дифференциации и является свидетельством неудачи реализации системы ценностного стандарта. Например, новая зависимость домашнего хозяйства от заработка в системе найма часто интерпретируется как утрата чувства независимости существования. Это, конечно, идеология, но как таковая она свидетельствует о неполной институционализации переструктурированных ценностей.
Отношение между ценностями более высокой социальной системы и ценностями дифференцированных подсистем может быть названо отношением конкретизации при низведении обобщенного стандарта более широкой системы на «уровень» подсистемы с учетом ограничений, накладываемых на последний функцией и ситуацией. Так, предпринимательская фирма руководствуется ценностью «экономической рациональности», выражающейся в производительности и платежеспособности, и уделяет значительно меньше внимания более широкой системе ценностей, чем это делала недифференцированная производственно-семейная ячейка. Что касается семьи, то она в экономическом аспекте своего существования теперь следует ценностям «потребления».
Все вышесказанное способно наметить всего лишь несколько ориентиров в этой весьма сложной и проблематичной сфере. В статье я касался только одного аспекта теории социального изменения. Я вынужден был ограничиться абстракциями, почти не обращаясь к эмпирическим примерам. Однако мне кажется, что вывод о принципиальной решаемости этих проблем в эмпирико-теоретических терминах был бы оправданным. Более того, в нашем распоряжении имеется достаточно разработанная концептуальная схема, которая, по крайней мере, на уровне категоризации и постановки проблем приближается к типу логически закрытой системы, что делает возможным систематический анализ взаимозависимостей. Мы можем определить основные диапазоны переменных, важных с точки зрения эмпирического анализа, и основные механизмы, при помощи которых эти изменения значений переменных отражаются в системе. Мы можем определить степень предполагаемых дефицитов и излишков на входах и выходах и в отдельных случаях весьма точно определить те пороговые значения, за пределами которых равновесие окажется расстроенным.
Примечание
Понятие инерции употребляется здесь в том смысле, который придается ему в классической механике, т.е. оно означает некоторую стабильность в протекании и направлении процесса, а не состояние, в котором «ничего не происходит ». Эта проблема далее сводится к объяснению изменения в скорости протекания процесса и его направлений, включая сюда и «затухание». Такое представление вполне годится для области человеческого действия.
1964
Приложения
Впечатление американца о социологии в Советском Союзе *
* Parsons Т. An American Impression of Sociology in the Soviet Union// ASR, Feb. 1965, vol. 30, № 1, pp. 121-125.
В этой краткой заметке я хотел передать свои наблюдения, накопленные в течение последнего (5-22 мая 1964 года) посещения Советского Союза, где я был по приглашению советской Академии наук.
В соответствии с программой советско-американского культурного обмена советская Академия просила Совет американских научных обществ совместно с руководителями специальной программы по гуманитарным и социальным наукам с американской стороны выделить кого-то для прочтения лекций на тему «Современная американская социология». Мое назначение было принято советской Академией, и время поездки было взаимно согласовано. Формально я являлся гостем Института философии Академии наук СССР. В сопровождении жены я провел в профессиональных встречах 18 дней в Москве, четыре — в Ленинграде и один — в Киеве. Мы были также два дня на отдыхе в Ялте, в Крыму.
Большая часть профессиональных встреч представляла скорее не лекции, а встречи-семинары в группах размером от 10—12 до 35—40 человек. Хотя, как правило, в начале встречи я говорил, а моя речь тут же переводилась, атмосфера устанавливалась довольно неформальная, в особенности потому, что многие знали английский язык и могли помогать в переводе, а также задавать мне вопросы по-английски, которые тут же переводились их коллегам на русский язык. Иногда участники встречи стремились привлечь внимание к тем работам, которые они проводят, а также высказывали свое мнение о социологических исследованиях на Западе, включая и мои собственные. Единственный раз, в Ленинграде, я прочитал настоящую публичную лекцию. Это было на философском факультете университета, председательствовал декан - профессор Розин. Присутствовало около 200 человек, большей частью студенты. После лекции, которая была посвящена теоретическим проблемам американской социологии, более часа продолжалась свободная дискуссия по этому вопросу.
Как правило, я встречался с сотрудниками каких-либо подразделений Академии. Единственное исключение составляла встреча на философском факультете Московского университета, на которой, однако, присутствовали только штатные сотрудники. Имел я и несколько частных бесед со специалистами, иногда с одним человеком, иногда с двумя или тремя, особенно в Ленинграде; приглашали меня также на некоторые товарищеские встречи, где затрагивались и узкопрофессиональные темы.
Развитие социологии в Советском Союзе, так же, как и в других коммунистических странах, в частности в Польше, в настоящее время начинает привлекать все более активное внимание Запада. Советские представители впервые присутствовали на встрече Международной социологической ассоциации в Амстердаме в 1956 году. Они проявили гораздо большую активность на встрече в 1959 году, и еще большую — в Вашингтоне в 1962 году, а ныне они уже представлены и в совете МСА. Наряду с этими встречами первые неформальные контакты, насколько мне известно, состоялись в Москве в 1958 году под эгидой ЮНЕСКО. Эверетт Хьюз был единственным представителем со стороны американцев, но там присутствовали некоторые западноевропейские ученые, включая Раймона Арона, Жоржа Фридмана, Т. Маршалла и Т. Ботомора. В 1961 году группа американских ученых-бихевиористов, по преимуществу психологов, совершала поездку по Советскому Союзу. С ними были два социолога — Роберт К. Мертон и Генри У. Рикен, которые опубликовали об этом краткий отчет1. Ю.А. Замошкин, советский социолог, приехавший с советской делегацией в Нью-Йорк, провел большую часть времени в Колумбии (почти два месяца в 1962 году), совершив также небольшую поездку на Восток. Другой социолог, А.А. Зворыкин, провел около двух месяцев в Чикагском университете в 1962 году. Если исключить эти поездки, то мой визит был первым, в котором осуществлялись широкие персональные контакты, а также первым действительно официальным визитом в Советский Союз отдельного американского социологаl.
lMerton Robert К., Riecken Henri W. Notes on Sociology in the U.S.S.R. In National Institute of Social and Behavioral Science («Current Problems in Social-Behavioral Reserh». Washington D.C., Symposia Studia Series, № 10, March 1962, p. 7). В 1963 году Левис Фойер из Калифорнийского университета (в Беркли) был гостем Института философии советской Академии наук, но скорее в качестве философа, а не социолога. Экономисты, политологи и психологи также посещали Советский Союз, но они посещали различные организационные структуры советской социальной науки.
Поскольку лишь немногие американские социологи владеют русским языком, получение знаний о развитии науки в Советском Союзе зависит от опосредующих звеньев3. Мне посчастливилось примерно за месяц до отъезда встретить монографию Джорджа Фишера «Новая социология в Советском Союзе», опубликованную Центром интернациональных исследований Корнельского университета. Это солидный обзор социологических публикаций в Советском Союзе, основанный как на литературе, так и на личном знакомстве Фишера с советской наукой. Уже после моего возвращения Фишер обратил мое внимание на только что вышедшую немецкую публикацию (1964 г.) д-ра Рене Алберга из Восточноевропейского института Берлинского университета, озаглавленную «Die Entwicldung der empirishen Sozialforscung in der Sowientunion» («Развитие эмпирических социальных исследований в Советском Союзе »), которая дает значительно более глубокий теоретико-философский и исторический фон, чем работа Фишера. Рене Алберг работал под руководством проф. Ханса Либера. Наконец, появилась статья Аллена Кассова из Принстона, дающая обзор отношения советских социологов к социологам Запада, в частности американским4.
Для того чтобы стал понятен организационный контекст социологии в Советском Союзе, следует уяснить себе прежде всего тот факт, что гораздо большая часть всех исследований локализована в академических структурах, которые в данной стране организационно отделены от университетских факультетов. Так, психологические исследования преимущественно, хотя и не исключительно, сосредоточены в Академии педнаук или пединституте, а не в «большой » Академии наук. Социология получила заметное развитие в Институте философии Академии наук5. Этот институт организует по преимуществу исследования и высокоинтеллектуальные дискуссии по вопросам марксизма-ленизма и философии исторического материализма. Главное периодическое издание этого института и его официальный орган — «Вопросы философии».
3 Переводы небольшого количества советских социологических статей появились в ограниченно циркулирующих изданиях Pergamon (New York), Internationa] Arts and Sciences Press (New York).
4 Кассов любезно предоставил мне первый оттиск этой с<