Эндогенные и экзогенные источники изменения

Понятие стабильного равновесия предполагает, что с помощью интегративных механизмов эндогенные изме­нения поддерживаются в определенных границах, соот­ветствующих основным структурным характеристикам, с помощью адаптивных механизмов в таких границах удерживаются флуктуации в отношениях между средой и системой. Если мы посмотрим на стабильное равнове­сие с позиций принципа инерции, то объяснить измене­ние в этом стабильном состоянии можно, только пред­ставив себе достаточно мощные дезорганизующие силы, способные преодолеть стабилизирующие или уравнове­шивающие силы и механизмы. Как только мы обнаружим возмущающее действие, которое отвечает этим критери­ям, то следующая проблема, которая встает перед нами, состоит в том, чтобы проследить влияние этого возму­щения на систему и определить те условия, в которых могут быть предсказаны или (ретроспективно) объясне­ны новые стабильные состояния.

Такие изменения в принципе могут быть как эндо­генными, так и экзогенными, или теми и другими одно­временно, но при решении проблемы важно помнить, что я имею дело с понятием «социальная система» в строго аналитическом смысле. Поэтому изменения, берущие начало в личностях членов социальной системы, поведен­ческих организмах, «лежащих в их основаниях», или культурных системах как таковых, должны классифици­роваться как экзогенные, в то время как с точки зрения здравого смысла казалось бы, что к таким изменениям можно отнести только изменения в физической среде (включая другие организмы и общества) и, может быть, в области «сверхъестественного ».

Формальная парадигма для анализа общей системы действия, которую я употреблял вместе с другими автора­ми, подсказывает, что, во-первых, самые важные непос­редственные каналы экзогенного влияния на социальную систему находятся в культурной и личностной системах, и во-вторых, что способы их влияния различны. Непосред­ственное влияние культурной системы прежде всего свя­зано с аккумуляцией эмпирического знания, а следователь­но, относится к проблематике социологии знания. Как бы это ни было важно, из-за ограниченности места я не буду здесь этого касаться, а рассмотрю лишь пограничный вза­имообмен между социальной системой и личностью.

Существует двойная причина, по которой граница жду социальной системой и личностью является осо­бенно важной. В самом непосредственном виде этот взаимообмен связан с «мотивацией » индивида в аналитичес­ки-психологическом смысле, а следовательно, с уровнем его «удовлетворенности» или в негативном аспекте — фрустрации. Но косвенно наиболее интересный момент состоит в том, что самый важный структурный компонент социальной системы, называемый нами институционали­зированными ценностями,институционализирован через его интернализацию в личности индивида. В некотором смысле социальная система «втиснута » в пространство между культурным статусом ценностей и их значимос­тью для интеграции личности.

Проблема анализа независимой изменяемости куль­турных ценностей и личностей выходит за рамки этой статьи. Можно только предположить, что такая пробле­ма, как харизматическая инновация, по крайней мере ча­стично, попадает в эту рубрику. Однако, исходя из нали­чия относительной стабильности личности и культуры, мы можем предположить, что в личности типичного ин­дивида есть нечто, что мы можем назвать интегрирован­ным единством ценностных и мотивационных установок (commitments), рассматриваемое как стабильное, и что это единство, в свою очередь, может считаться определя­ющим фактором ориентационного компонента любой роли, т.е. совокупности экспектаций соответствующих классов индивидуальных акторов. Это истинно как при анализе целого общества, так и при анализе его подсис­тем. Из этого вытекает, что для целей анализа конкрет­ного процесса изменения институционализированные Ценности должны рассматриваться как постоянные.

Я также исхожу из того, что структура нормативных стандартов, которая определяет отношение класса дей­ствующих единиц к объектам своей ситуации, также явля­ется изначально заданной, но в то лее время эта структура является и первой независимой переменной. Поэтому проблема состоит в том, чтобы объяснить процессы измене­ния в этой нормативной структуре, в институтах. Таким образом, модальности объектов выступают как области зарождения изменения. Поэтому я буду постулировать изменения в отношении социальной системы к ее окруже­нию, которое сначала выражается в изменении определе­ния ситуации одним или несколькими классами действую­щих внутри единиц и которое затем начинает оказывать давление на нормативные институциональные стандарты в сторону их изменения. Этот описываемый мной тип дав­ления связан с дифференциацией.

Модель дифференциации

Имея в виду эти предварительные замечания, попы­таемся очертить в самых общих терминах основные эта­пы цикла дифференциации, а затем проанализировать выделение производственных коллективов из семейно-хозяйственных ячеек.

Мы можем начать с постулирования недостаточно­сти вклада в область достижения цели социальной сис­темы, претерпевающей процесс дифференциации. При­мером такой системы и служит недифференцированная семья, которая одновременно выполняет и производ­ственную функцию. С функциональной точки зрения можно сказать, что «фрустрация» ее способностей в до­стижении целей или исполнения связанных с ней экспектаций, может концентрироваться на одном из двух важных для нее уровней: либо на уровне ее производ­ства, либо на уровне эффективности в исполнении того, что позже станет функцией «резидуальной» семьи, а именно — функцией социализации и регуляции личнос­тей-членов. Во-вторых, это касается границы между се­мьей и другими подсистемами в обществе. Важными по­граничными понятиями являются здесь понятия рынков труда и товара, а также понятие идеологического «обо­снования» позиции данной единицы в обществе, кото­рое может принимать или не принимать религиозную окраску. Но за всем этим также стоит проблема вклада личности в социальную систему на более общем уровне;

в данном случае, это, очевидно, будет носить особенно важный характер, потому что в семейных и профессио­нальных ролях для взрослой личности сосредоточены наиболее важные обязательства при исполнении соци­альной функции. В-третьих, имеет место некоторое рав­новесие между этими двумя компонентами фрустрации, а именно, между фрустрацией в отношении средств и вознаграждений (связанных с производственной функ­цией) и фрустрацией в связи с нормативными аспектами экспектационных систем (связанных с функцией соци­ализации индивидов). Этот последний компонент явля­ется совершенно необходимым условием процесса, ве­дущего к дифференциации.

Сложность этих трех различений может показаться непреодолимой, хотя на самом деле трудности не столь уж велики. Третье различение наиболее важно, посколь­ку здесь речь идет о нормативном компоненте. Осталь­ные два различения связаны с экзогенными и эндогенны­ми источниками изменения в системе: личности в ролях в определенной социальной системе действуют «прямо» на систему, а не через свои взаимодействия с другими соци­альными системами.

Самый важный пункт состоит здесь в следующем: ка­ковы бы ни были источники возмущения, если оно каса­ется подсистемы достижения цели социальной системы, то его результаты сначала сказываются в двух направле­ниях. Одно из них связано с функциональной проблемой доступа к средствам, позволяющим выполнять первичные функции, а именно — с проблемой того, какие средства доступны и при каких условиях они оказываются пригод­ными. Другое направление касается того вида интегративной поддержки, которую получает данная единица внутри системы в том смысле, в каком мы говорим, что кто-то «имеет мандат» для совершения какого-то дела. За всем этим на более высоком уровне контроля стоит «общая легитимизация» функционирования единиц. Поддержка в этом случае может быть определена как конкретизированная для каждой единицы или класса еди­ниц легитимизация. Легитимизация относится больше к функциям, чем к единицам, и к нормативным стандартам больше, чем к оперативным правилам.

Эти три проблемы увязываются в иерархии контро­ля. Первой является проблема адаптации, и она должна быть решена прежде всего, если мы хотим, чтобы были созданы предпосылки для решения остальных. То, что подразумевается под «решением» на более низком уров­не, при функционировании на более высоком уровне вы­полняет роль условия. Условие в таком понимании все­гда представляет собой двойственное образование в том смысле, что для одного уровня оно выступает как ресурс (в кибернетическом смысле), а для другого как норматив­но контролирующий «механизм» или стандарт.

Здесь следует внести другое известное социологи­ческое понятие, а именно — «аскрипция ». Аскрипция — это по существу сплав независимых функций в одной и той же структурной единице. С этой точки зрения диф­ференциация является процессом «освобождения» от аскриптивных связей. В таком понимании это процесс достижения «свободы» от определенных ограничений. Но это также процесс включения в нормативный поря­док, который может подчинить ставшие теперь незави­симыми единицы определенному типу нормативного кон­троля, совместимого с функциональными требованиями более широкой системы, частью которой они являются. Однако при дифференциации единица получает опреде­ленную степень свободы выбора и действия, что было невозможно раньше. Это верно всегда, какая бы из час­тей, получившихся в результате деления, ни рассматри­валась нами.

Дополнительным моментом этого освобождения от аскриптивной привязанности к предопределенному спо­собу существования является свобода в предложении гораздо большего разнообразия услуг в обмен на доход-Иными словами, рабочая сила становится гораздо более дифференцированной, и более широкий спектр специфи­ческих талантов может найти себе применение. Конечно, при этом возникает целый ряд новых условий, потому что

более специализированные таланты часто требуют тако­го обучения и практики, которые не везде существуют.

С точки зрения домашнего производства эти два фак­тора могут рассматриваться как относительно «вне­шние». Мы можем сказать, что процесс дифференциации не может иметь места, пока не будет минимальной гаран­тии наличия этих условий. Гарантированность, в свою очередь, зависит от двух моментов, касающихся более разветвленных систем отношений, внутри которых про­текает указанный процесс. Это характер рынка труда, на котором получающий заработок предлагает свои услу­ги, и степень, в которой он защищен от того, чтобы при­нимать невыгодные предложения. На современном рын­ке труда (если рассматривать его оперативный уровень) существуют для этого, по крайней мере, три механизма. Это конкуренция между потенциальными нанимателями, меры самозащиты групп нанимающихся, например, зак­лючение трудового договора, и установление и охрана нормативного порядка «более высоким» авторитетом, например, государственными органами. Результатом ре­гулирования условий с помощью любой комбинации этих механизмов является освобождение единицы от возмож­ного давления со стороны какого-то одного источника существования, например, зарплаты. При помощи таких средств, как денежные механизмы и кредит, нанимаемый получает выигрыш во времени и освобождается от дав­ления момента даже в большей степени, чем собственник.

Давайте теперь обратимся ко второму вопросу — поддержке исполнения функции. В этом контексте заня­тие сельскохозяйственным трудом рассматривается ско­рее как «способ жизни», а не «бизнес». Переход к спе­циализированному наемному труду оправдывается более высоким уровнем эффективности такой организации, обеспечивая более высокий уровень жизни, но в то же время является и проблематичным, поскольку предпола­гает потерю «независимости» и утрату ощущения себя как самостоятельного хозяина. С другой стороны, возникает проблема потери семьей ее функций, состоящая в том, что дифференцировавшаяся семья больше не «со­вершает полезной работы», а превращается просто в по­требительскую единицу; этот вопрос особенно часто вста­ет в связи с якобы имеющим место перемещением роли женщины исключительно в сферу «досуга». Мы можем разобрать этот вопрос в терминах степеней свободы, ста­раясь при этом тщательно различать два уровня, назван­ные выше поддержкой и легитимизацей.

Проблема, для решения которой я обращаюсь к кон­тексту «поддержки», есть проблема позиции семьи в гла­зах местного общественного мнения. Поддержка этой семьи зиждется на представлении о том, что приемлемый статус в общине связан с наличием «собственного дела», со всеми ассоциациями, возникающими по поводу поня­тия собственности, согласно которым человек, работаю­щий по найму, принадлежит к гражданам второго сорта. Подобно тому, как в контексте средств жизни, доступ­ных для дифференцированных единиц, релевантной сис­темой координат или «референтной группой» является рынок, как трудовой, так и потребительский, в контек­сте «поддержки» системой координат служит местная община, поскольку место жительства и место работы ти­пичного взрослого находятся в ее пределах. В дифферен­цированном случае основная структура местной общины в Америке состоит из родственных собственнических еди­ниц — прежде всего из фермерских семей, хотя тот же структурный принцип распространяется как на мелкий бизнес, так и на свободные профессии в небольших го­родах. В дифференцированном случае такими основны­ми структурами выступают, с одной стороны, группы совместно проживающих родственников, а с другой сто­роны, нанимательские организации, предоставляющие работу.

Поскольку основные «цели » этих родственных еди­ниц как таковых являются аскриптивными, а именно — состоят в социализации детей и в регулировании личност­ных проблем своих членов, — то община в результате такой дифференциации приобретает все возрастающую свободу в виде новых уровней и новых возможностей и в «производственных» достижениях, которые возможны более высоком уровне организации и невозможны в пределах родственных единиц. Для получения всех необ­ходимых ей благ типовая семья не нуждается более в об­ращении к другим единицам той же структуры, что рань­ше держало ее в рамках, накладываемых этой структурой, а члены общины могут обеспечивать функции общины как в семейной, так и в производственной сферах без того, чтобы находиться в аскриптивных связях относительно друг друга.

Однако это становится возможным только при на­личии механизмов, регулирующих условия, которыми эти две категории функций связаны друг с другом. Частично это делается за счет рыночных отношений. Но сюда же относятся и другие вещи, такие, как обязательства по поддержанию совместных интересов общины как через налогообложение, так и через добровольные каналы. Здесь уже должны быть новые «правила игры», в соот­ветствии с которыми оба ряда действующих единиц мо­гут жить в одной общине без возникновения чрезмерных трений. Центр этих уравновешивающих институтов ле­жит в основном в сфере стратификации, возможно, преж­де всего потому, что более крупные масштабы организа­ций производственных единиц при дифференциации делают невозможным сохранение основы равенства се­мейных единиц, имевшего место внутри семейно-фермерской общины.

Это ведет к проблеме легитимизации, состоящей в обосновании или в политическом отношении с точки зре­ния институционализированных ценностей данной сис­темы к основной структуре организации социально важ­ных функций. Здесь проблема состоит в том, чтобы очистить формулу легитимизации от организационных частностей менее дифференцированной ситуации. Эти за­дачи явно принадлежат сфере идеологии. Для того что­бы дифференциация была легитимизирована, нужно сломать веру в то, что только «собственники» относятся к категории «ответственных граждан», или в то, что организации, не контролируемые родственными единицами,

пользующимися в местной общине высоким престижем обязательно преследуют «эгоистический интерес» и не приносят «общественной пользы». С другой стороны, необходимо внедрить в сознание, что семья с «утрачен­ными функциями» может тем не менее оставаться «хо­рошей семьей».

Возможно, что наиболее важным в новой легитими­зации является новая концепция адекватного, социаль­но желаемого человека, особенно в его двух дифферен­цированных сферах действия и ответственности — в профессиональной роли и в семье. Ясно, что в таком слу­чае возникают крайне важные проблемы изменения в роли женщины. Первая стадия этого изменения касает­ся, вероятно, идеологической легитимизации более диф­ференцированной роли женщины, чем это было раньше, а именно, в обосновании того, что в семье, которая утра­тила производственные функции, женщина вправе цели­ком посвятить себя мужу и детям. Вторая фаза включает в себя различные формы участия в жизни общины и про­фессиональную деятельность женщины.

Вот те три контекста, в которых должно сказаться непосредственное воздействие движущих сил структур­ного изменения, если в результате происходит диффе­ренциация первоначально слитой структуры. Для полно­ты следовало бы упомянуть другие, более косвенные проблемные сферы. Одна из них — проблема содержа­ния потребительских вкусов, связанная с изменением жизненного уровня и его отношения к профессиональ­ному вкладу получателя дохода. Вторая проблема — отношение ценностей на различных уровнях конкрети­зации не только к непосредственным проблемам легитимизации различных классов структурных единиц в сис­теме, но и к более общим нормам и стандартам, которые регулируют их отношения. Наконец, косвенно относя­щейся сюда проблемой является то, что Дюркгейм назы­вал органической солидарностью. Я интерпретирую ее как нормативную регуляцию адаптивных процессов и ме­ханизмов. Как мне представляется, это и есть главное свя­зующее звено между тем, что я назвал поддержкой, с одной стороны, и реалистической игрой «интересов» раз­личных единиц, с другой.

Все это изложение весьма бегло касалось различных «функциональных» контекстов, в которых должна иметь место некоторая реорганизация, если процессу диффе­ренциации в том виде, как он нами был определен, суж­дено завершиться и стабилизироваться в новой структу­ре. Существенным для такой точки зрения является то, что каждый из таких контекстов предлагает сложный баланс отношений входа-выхода так, что слишком боль­шое нарушение равновесия в одном из направлений может привести к срыву дифференциации. Головоломная слож­ность нарисованной нами картины несколько упрощает­ся, если учитывать иерархию контроля и, следовательно, тот факт, что твердое установление «надлежащих» стан­дартов на более высоких уровнях дает возможность осу­ществления контроля над довольно широким диапазоном изменений нижестоящего уровня.

Последствия дифференциации

В выводе мне хотелось бы попытаться суммировать некоторые из основных условий успешной дифферен­циации, которые также в каком-то смысле являются ха­рактеристиками ее итога в определенных отношениях. Первое из условий является тем, что я называю факто­ром благоприятной возможности. Это такой аспект структуры ситуации, который самым непосредственным образом относится к процессу дифференциации как та­ковому. Протекание процесса, конечно, предполагает наличие фактора потребности или спроса, т.е. того ис­точника возмущения, о котором упоминалось выше. Осуществление процесса дифференциации предполага­ет в свою очередь фактор руководства в смысле некото­рой ответственности отдельного лица или группы не только за «рутинное» управление, но и за реорганиза­цию. Характерным примером здесь может служить фигура предпринимателя так, как она представляется в эко­номической науке.

Но для полной дифференциации должен существо­вать некоторый процесс, при помощи которого средства, ранее приписанные к менее дифференцированным еди­ницам, освобождаются от этой предписанности. Благо­даря соответствующим адаптивным механизмам они ста­новятся доступными для использования вновь возника­ющими классами единиц более высокого порядка. Примером таких средств для процесса, рассмотренного выше, могут служить трудовые услуги, освобожденные от приписанности в хозяйственно-семейной ячейке и ставшие доступными для нанимающих организаций при институциональной регуляции по правилам рыночной системы и институционализированных отношений кон­тракта. Этому должна, разумеется, сопутствовать до­ступность для резидуальных домашних ячеек (лишенных собственного хозяйства) необходимых средств, полу­ченных от реализации заработанных денег на рынке по­требительских товаров. Следовательно, в структурных терминах фактор благоприятной возможности выглядит как возможность институционализации взаимного до­ступа к средствам, в данном случае, через рыночные ме­ханизмы.

Второе основное содержание структурной реорга­низации относится к тому способу, при помощи которо­го два новых и различных класса единиц связываются друг с другом в более широкую систему в первую очередь с точки зрения структуры коллектива. В случае с произво­дящим хозяйством речь идет, я полагаю, о перестройке местной общины. Последняя не может быть больше аг­регатом родственных единиц, владеющих собственностью и дополняемых лишь несколькими структурами, связы­вающими ее с более широким обществом, а организуется вокруг взаимоотношений между ячейками «дома» и ячей­ками, «дающими работу». Это, конечно, влечет за собой кристаллизацию самых важных дифференцированных ролей в одном и том же индивиде. В первую очередь это касается типичного взрослого мужчины.

Все это может быть названо переструктурировании способов, при помощи которых отдельная единица — коллектив или роль — включаются в более упорядочен­ные коллективные структуры в данном обществе. По­скольку любая первичная коллективная единица (или полевая единица) является частью общества, вопрос о ее включении не может быть подвергнут сомнению; напро­тив, абсорбция иммигрантской родственной группы во враждебном обществе относится совершенно к другой проблеме, чем та, которая обсуждается. Главное здесь состоит в том, что коллективы должны быть переструктурированы на следующем уровне, на котором происхо­дит объединение как старой резидуальной единицы, так и новой во вновь созданную единицу более высокого по­рядка или создание новой категории таких единиц. Су­щество дела состоит в том, что должна быть установлена новая коллективная структура, внутри которой оба типа единиц выполняют существенные функции и от которой они обе могут пользоваться той «поддержкой», как го­ворилось раньше. Эта проблема с особой остротой вста­ет при возникновении новых единиц или их классов.

Третий контекст, в котором в ходе процесса диффе­ренциации должны быть реорганизованы нормативные компоненты структуры, состоит в том, что создаются обобщенные комплексы институционализированных норм, применимых не к одной структуре коллектива, а ко многим. Для крупномасштабных и высоко дифферен­цированных социальных систем примером является сис­тема юридических норм, но не только она. Стандарты исполнения или достижения, техническая адекватность и т.п. включается сюда также.

В примерах, которыми мы пользовались для иллюст­рации, особенно важными являются стандарты, на осно­ве которых легитимизируются нанимающие коллективы. Здесь важно выделить две различные стадии, сменяющие собственническую ячейку, служившую для нас точкой отсчета, т.е. ту ячейку, в которой все производственные Роли выполнялись членами семьи. На следующем этапе обычно появляется «семейная фирма».

[Здесь пропущена одна страничка - Allan Shade]

Этот универсалистический критерий связан с высвобождением ресурсов из системы жесткого предписания. Примером может служить ком­петентность как характеристика, необходимая для заня­тия роли, совершенно не связанной с родством. Таким образом, мы можем говорить о повышении и усложне­нии (upgrading) стандартов нормативного контроля в бо­лее дифференцированной системе по сравнению с менее дифференцированной.

Предыдущее изложение основывалось на определен­ной предпосылке, а именно, что ценностный стандарт системы, лежащий в ее основании, в ходе дифференциа­ции остается неизменным. Однако отсюда не следует, что ценности не претерпевают никаких изменений. Одно из основных положений концептуальной схемы, использо­ванной здесь, гласит, что в каждой социальной системе в качестве высшего уровня структуры существует система ценностей. Эти ценности заключают в себе определения с точки зрения ее членов (если ценностная система ин­ституционализирована) желательности того или иного типа системы на уровне, независимом от внутренней структурной дифференциации или частностей ситуации. Эта «система» ценностей включает как свою характери­стику в терминах стандартных переменных, так и элемент содержания, а именно, определение того, с каким типом системы эти стандартные перемены соотносятся. В раз­бираемом нами случае имеются как ценности семьи, так и ценности нанимающих производственных ячеек. В тер­минах стандартных переменных они могут быть одина­ковыми, т.е. включать в себя общий для всех американ­цев стандарт «инструментального активизма». Но когда эти ценности действуют в каждом из этих двух типов яче­ек в отдельности, то они конкретизируются по отноше­нию к каждому из типов функций, а не к их частностям. Если мы говорим, что произошла дифференциация, это значит, что ценности новой системы, включающей в себя как новые, так и резидуальные единицы, отличаются по содержанию от ценностей первоначальной еди­ницы, хотя их характеристика в терминах стандартной переменной может оставаться неизменной. Эти новые ценности должны быть более обобщенными в том смыс­ле, что они могут легитимизировать функции обеих диф­ференцированных единиц в единой формуле, которая позволяет каждой из них делать то, что она делает, и, что столь же существенно, не делать того, чем заняты дру­гие. Трудность институционализации более обобщенных ценностей видна хотя бы из широкого распространения того, что мы называем романтическими идеологиями, бездоказательными утверждениями того, что «утрата функций» совершенно неизбежна для старой единицы после дифференциации и является свидетельством неуда­чи реализации системы ценностного стандарта. Напри­мер, новая зависимость домашнего хозяйства от заработ­ка в системе найма часто интерпретируется как утрата чувства независимости существования. Это, конечно, иде­ология, но как таковая она свидетельствует о неполной институционализации переструктурированных цен­ностей.

Отношение между ценностями более высокой соци­альной системы и ценностями дифференцированных под­систем может быть названо отношением конкретизации при низведении обобщенного стандарта более широкой системы на «уровень» подсистемы с учетом ограничений, накладываемых на последний функцией и ситуацией. Так, предпринимательская фирма руководствуется ценностью «экономической рациональности», выражающейся в про­изводительности и платежеспособности, и уделяет зна­чительно меньше внимания более широкой системе цен­ностей, чем это делала недифференцированная производственно-семейная ячейка. Что касается семьи, то она в экономическом аспекте своего существования теперь следует ценностям «потребления».

Все вышесказанное способно наметить всего лишь несколько ориентиров в этой весьма сложной и пробле­матичной сфере. В статье я касался только одного аспек­та теории социального изменения. Я вынужден был ограничиться абстракциями, почти не обращаясь к эмпи­рическим примерам. Однако мне кажется, что вывод о принципиальной решаемости этих проблем в эмпирико-теоретических терминах был бы оправданным. Более того, в нашем распоряжении имеется достаточно разра­ботанная концептуальная схема, которая, по крайней мере, на уровне категоризации и постановки проблем приближается к типу логически закрытой системы, что делает возможным систематический анализ взаимоза­висимостей. Мы можем определить основные диапазоны переменных, важных с точки зрения эмпирического ана­лиза, и основные механизмы, при помощи которых эти изменения значений переменных отражаются в системе. Мы можем определить степень предполагаемых дефици­тов и излишков на входах и выходах и в отдельных случа­ях весьма точно определить те пороговые значения, за пределами которых равновесие окажется расстроенным.

Примечание

Понятие инерции употребляется здесь в том смыс­ле, который придается ему в классической механике, т.е. оно означает некоторую стабильность в протекании и направлении процесса, а не состояние, в котором «ниче­го не происходит ». Эта проблема далее сводится к объяс­нению изменения в скорости протекания процесса и его направлений, включая сюда и «затухание». Такое пред­ставление вполне годится для области человеческого дей­ствия.

1964

Приложения

Впечатление американца о социологии в Советском Союзе *

* Parsons Т. An American Impression of Sociology in the Soviet Union// ASR, Feb. 1965, vol. 30, № 1, pp. 121-125.

В этой краткой заметке я хотел передать свои наблюдения, на­копленные в течение последнего (5-22 мая 1964 года) посещения Со­ветского Союза, где я был по приглашению советской Академии наук.

В соответствии с программой советско-американского культур­ного обмена советская Академия просила Совет американских науч­ных обществ совместно с руководителями специальной программы по гуманитарным и социальным наукам с американской стороны выде­лить кого-то для прочтения лекций на тему «Современная американ­ская социология». Мое назначение было принято советской Академи­ей, и время поездки было взаимно согласовано. Формально я являлся гостем Института философии Академии наук СССР. В сопровожде­нии жены я провел в профессиональных встречах 18 дней в Москве, четыре — в Ленинграде и один — в Киеве. Мы были также два дня на отдыхе в Ялте, в Крыму.

Большая часть профессиональных встреч представляла скорее не лекции, а встречи-семинары в группах размером от 10—12 до 35—40 человек. Хотя, как правило, в начале встречи я говорил, а моя речь тут же переводилась, атмосфера устанавливалась довольно неформальная, в особенности потому, что многие знали английский язык и могли по­могать в переводе, а также задавать мне вопросы по-английски, кото­рые тут же переводились их коллегам на русский язык. Иногда участ­ники встречи стремились привлечь внимание к тем работам, которые они проводят, а также высказывали свое мнение о социологических исследованиях на Западе, включая и мои собственные. Единственный раз, в Ленинграде, я прочитал настоящую публичную лекцию. Это было на философском факультете университета, председательствовал декан - профессор Розин. Присутствовало около 200 человек, большей частью студенты. После лекции, которая была посвящена теоретическим проблемам американской социологии, более часа продолжалась свободная дискуссия по этому вопросу.

Как правило, я встречался с сотрудниками каких-либо подразделений Академии. Единственное исключение составляла встреча на философском факультете Московского университета, на которой, однако, присутствовали только штатные сотрудники. Имел я и несколько частных бесед со специалистами, иногда с одним человеком, иногда с двумя или тремя, особенно в Ленинграде; приглашали меня также на некоторые то­варищеские встречи, где затрагивались и узкопрофессиональные темы.

Развитие социологии в Советском Союзе, так же, как и в других коммунистических странах, в частности в Польше, в настоящее время на­чинает привлекать все более активное внимание Запада. Советские пред­ставители впервые присутствовали на встрече Международной социоло­гической ассоциации в Амстердаме в 1956 году. Они проявили гораздо большую активность на встрече в 1959 году, и еще большую — в Вашинг­тоне в 1962 году, а ныне они уже представлены и в совете МСА. Наряду с этими встречами первые неформальные контакты, насколько мне извест­но, состоялись в Москве в 1958 году под эгидой ЮНЕСКО. Эверетт Хьюз был единственным представителем со стороны американцев, но там при­сутствовали некоторые западноевропейские ученые, включая Раймона Арона, Жоржа Фридмана, Т. Маршалла и Т. Ботомора. В 1961 году груп­па американских ученых-бихевиористов, по преимуществу психологов, совершала поездку по Советскому Союзу. С ними были два социолога — Роберт К. Мертон и Генри У. Рикен, которые опубликовали об этом крат­кий отчет1. Ю.А. Замошкин, советский социолог, приехавший с советс­кой делегацией в Нью-Йорк, провел большую часть времени в Колумбии (почти два месяца в 1962 году), совершив также небольшую поездку на Восток. Другой социолог, А.А. Зворыкин, провел около двух месяцев в Чикагском университете в 1962 году. Если исключить эти поездки, то мой визит был первым, в котором осуществлялись широкие персональные кон­такты, а также первым действительно официальным визитом в Советский Союз отдельного американского социологаl.

lMerton Robert К., Riecken Henri W. Notes on Sociology in the U.S.S.R. In National Institute of Social and Behavioral Science («Current Problems in Social-Behavioral Reserh». Washington D.C., Symposia Studia Series, № 10, March 1962, p. 7). В 1963 году Левис Фойер из Калифорнийского университета (в Беркли) был гостем Института философии советской Академии наук, но скорее в качестве философа, а не социолога. Экономисты, политологи и психологи также посещали Советский Союз, но они посещали различные организа­ционные структуры советской социальной науки.

Поскольку лишь немногие американские социологи владеют рус­ским языком, получение знаний о развитии науки в Советском Союзе зависит от опосредующих звеньев3. Мне посчастливилось примерно за месяц до отъезда встретить монографию Джорджа Фишера «Новая социология в Советском Союзе», опубликованную Центром интерна­циональных исследований Корнельского университета. Это солидный обзор социологических публикаций в Советском Союзе, основанный как на литературе, так и на личном знакомстве Фишера с советской наукой. Уже после моего возвращения Фишер обратил мое внимание на только что вышедшую немецкую публикацию (1964 г.) д-ра Рене Алберга из Восточноевропейского института Берлинского университета, озаглав­ленную «Die Entwicldung der empirishen Sozialforscung in der Sowientunion» («Развитие эмпирических социальных исследований в Советском Союзе »), которая дает значительно более глубокий теоретико-философский и исторический фон, чем работа Фишера. Рене Алберг работал под руководством проф. Ханса Либера. Наконец, появилась статья Аллена Кассова из Принстона, дающая обзор отношения советс­ких социологов к социологам Запада, в частности американским4.

Для того чтобы стал понятен организационный контекст социо­логии в Советском Союзе, следует уяснить себе прежде всего тот факт, что гораздо большая часть всех исследований локализована в акаде­мических структурах, которые в данной стране организационно отде­лены от университетских факультетов. Так, психологические иссле­дования преимущественно, хотя и не исключительно, сосредоточены в Академии педнаук или пединституте, а не в «большой » Академии наук. Социология получила заметное развитие в Институте философии Ака­демии наук5. Этот институт организует по преимуществу исследова­ния и высокоинтеллектуальные дискуссии по вопросам марксизма-ленизма и философии исторического материализма. Главное периодическое издание этого института и его официальный орган — «Воп­росы философии».

3 Переводы небольшого количества советских социологических статей по­явились в ограниченно циркулирующих изданиях Pergamon (New York), Internationa] Arts and Sciences Press (New York).

4 Кассов любезно предоставил мне первый оттиск этой с<

Наши рекомендации