Слово подвижническое, в вопросах и ответах. 1 страница

Добротолюбие

В русском переводе,

Дополненное.

Том 3.

Иждивением Русского на Афоне Пантелеимонова Монастыря.

м о с к в А.

Типо-Литография И. Ефимова. Бол. Якиманка, дом Смирновой.

1888.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Предлагается третий том русскаго Добротолюбия. Все почти статьи входящия в него заимствованы из греческаго Добротолюбия. Прибавляется только собеседование Аввы Зосимы, напутствовавшаго Св. Марию Египетскую, и из писаний Св. Максима Исповедника — подвижническое слово. Все сие следует в таком порядке:

1) Блаженнаго Диадоха, Епископа Фотики слово подвижническое в ста главах, с предшествующими - им десятью определениями последних степеней главнейших добродетелей.

2)Преподобнаго Иоанна Карпафскаго—сотня глав, — утешительных и увещательных.

3) Аввы Зосимы собеседования.

4) Святаго Максима Исповедника —

а) Подвижническое слово, в вопросах и ответах.

б) 4 сотни глав — о любви.

в) Умозрительныя и деятельныя главы, выбранныя из его семи сотен глав.

5) Преподобнаго Фалассия четыре сотни глав — о любви, воздержании и духовной жизни.

6) Св. феодора, Елископа Едесскаго—душеполезныя главы 100.

7) Другаго некоего феодора — назидательное слово созерцательное.

8) Многополезное сказание об Авве Филимоне.

9) Преподобнаго феогноста—о жизни деятельной и созерцательной, 75 глав.

10) Преподобнаго Филофея Синайскаго 40 глав о трезвении.

11) Илии пресвитера—Цветник.

БЛАЖЕННЫЙ ДИАДОХ,

ЕПИСКОП ФОТИКИ В ЕПИРЕ ИЛЛИРИЙСКОМ.

КРАТКОЕ СВЕДЕНИЕ

о

БЛАЖЕННОМ ДИАДОХЕ,

О происхождении и ранней жизни Св. Диадоха до епископ-ства ничего неизвестно. На епископстве же он славился и жизнию святою и учением премудрым, Виктор, Епископ Утики, что в Африке, в предисловии к своей Истории о мучительствах Вандалов (Migne Patrol. Lat. t. 58), писанной им ок. 490 г., называя себя учеником его, в честь себя ставит такое название, и прибавляет, что «Сей блаженный Диадох достоин быть превознесенным всякими, похвалами, так как он оставил весьма много памятников православнаго учения о догматах и жизни христианской.» —Почему надо заключить, что он процветал во второй половине 5-го века, и может быть, не много не дожил до конца его, как можно догадываться из того, что в послании Епирских епископов к Императору Льву (457 — 473) значится и его подпись. Другие обстоятельства его жизни неизвестны.

Из его писаний до ныне известны: а) два слова, — одно на Вознесение Господне, с изложением православнаго учения о воплощении Бога Слова, другое—против Ариан; б) 100 глав подвижнических о жизни дyxoвнoй, с 10-ю предшествующими указаниями последних пределов совершенства главнейших добродетелей.

Из сих писаний его приводят свидетельства Софроний, Патриарх Иерусалимский, в своем окружном послании про-тив Монофелитов (Библ. П. Фотия—чт. 231); не раз ссылался на него и Пр. Максим Исповедник.

О подвижнических его главах, которыя мы берем в свой сборник, блаженный Фотий отзывается так: «cлoвo сие (т. е. 100 глав) премного полезно подвизающимся, и для тех, которые долгим упражнением приобрели навык в деланиях, ведущих к совершенству, не представляет ничего не яснаго; потому что в таком случае знание, опытом приобретенное, легко нападает на след учения, предлагаемаго словом.» Собиратели же греческаго Добротолюбия, в предисловии к сему слову говорят: «чтo Св. Отец наш Диадох был муж, мудрый в деянии и светлый в созерцании, это всякому желающему можно узнать из дошедшаго до нас в сохранности слова сего, которое он прекрасно составил, почерпая духовную мудрость из долговременнаго опыта своего и из божественных восхождений сердца своего. Разделив его на сто глав, он со всем тщанием раскрывает в них самыя глубочайшия тайны желанной добродетели, преисполняя их притом частыми свидетельствами Божественнаго Писания и созерцаниями просвещеннаго верою разума. Можно сказать, что в сем слове он оставил для всех, следовавших за ним трезвенников и Богоносных Отцев, образцовое учение о священном трезвении совместно со всеми добродетелями. Почему найдешь, что очень многие из них обращаются к сим главам, кав к самым верным указателям истины, и приводят из них дословныя свидетельства в своих писаниях о трезвении. Так делали после бывшаго при Андронике Палеологе Собора, Григорий и Симеон Солунские, Григорий Синаит, Святейший Каллист, и многие другие, свидетельствуя тем о безукоризненности его учения.

Св. Церковь чтит память Св. Диадоха, вместе со всеми Святыми, просиявшими подвижнически, в сырную субботу. На службе в сей день во 2-й песни поется: «пoю и Диадоха, купно с Евстафием и Ювеналием отцеверховными.»

БЛАЖЕННАГО ДИАДОХА, ЕПИСКОПА ФОТИКИ.

Указание последних пределов или верха совершенства главней-

ших добродетелей.

1) Предел, или верх совершенства веры, есть безстрастное погружение ума в Бога.

2) Предел упования — преселение ума к чаемым благам.

3) Предел терпения — невидимаго, яко видимаго зря умными очами, неуклонно стоять в терпении.

4) Предел нестяжательности — так желать не иметь, как иной желает иметь.

5) Предел разумения — не ведать себя в изступлении (или всецелом устремлении) к Богу.

6) Предел смиренномудрия — решительное забвение своих добрых дел.

7) Предел безгневия — великое желание не гневаться.

8) Предел чистоты — чувство, непрестанно прилепленное к Богу.

9) Предел любви — умножение дружескаго расположения к тем, которые оскорбляют и поносят.

10) Предел совершеннаго изменения в сладостном вкушении Бога — вменять в радость прискорбность смерти.

ТОГОЖЕ БЛАЖЕННАГО ДИАДOXА, ЕПИCКOПА ФOТИКИ, ЧТO В ДРЕВНЕМ ЕПИРЕ ИЛЛИРИЙCКOМ,

подвижническое слово, разделенное на сто глав деятельных, исполненных ведения и разсуждения духовнаго.

1.

О трех добродетелях, которыя, как вожди, должны пpeдшecтвовaть духовному coзepцaнию yмa[1].

Дyxoвным coзеpцaнием, братие, да предводительствуют вера, надежда и любовь — и наипаче любовь; ибо те (две — вера и нaдeждa) нayчaют только пpeзиpaть видимыя блaга, a любовь caмую дyшy чрез добродетели сочетавает c Богом, yмным чyвcтвoм пocтигая Невидимаго.

2.

Когда и как чeловек делaeтcя добрым.

По еcтеcтвy блaг Един Бoг. Но и человек бывaeт блaгим чрез ревностное тщание о блaгиx нpaвax, бyдучи изменяем в то, чем не еcть по ecтecтвy, Тем, Kто сyщeствeннo блaг, кoгдa дyшa чрез peвнocтнoe тщaние о добре нa столько coделaeтcя cyщею в Боге, на cкoлькo она по cиле cвoeй возжeлaeт тoгo, и деятельно взыщет; ибо cкaзaнo: будьте благи и милосерды, как и Отец ваш, Который на небесах (Лyк. 6, 36; Мф. 5, 48).

3.

Когда и как зачинается грех.

Зла нет в естестве, и нет никого, злаго по естеству: ибо Бог не сотворил ничего злаго. Но когда кто с похотением сердечным вносит в себя образ зла, тогда оно, не смотря на то, что не есть в естестве, начинает быть, в таком виде, как возжелал сего тот, кто так делает. Почему должно, со всем тщанием непрестанно памятуя о Боге, не внимать обычным позывам на зло; ибо добре, сущее в естестве, могущественнее зла, прибывающаго в естество со вне чрез навык, — так как то есть, а этого нет, —разве только когда содевается.

4.

Когда и как достигаем мы того, чтоб быть по подобию Божию.

Все мы люди по образу Божию есьмы [2]; быть же по подобию Божию есть принадлежность одних тех, которые по великой любви свободу свою поработили Богу. Ибо когда мы не бываем своими самим себя, отвергаемся себя, тогда бываем подобны Тому, Кто по любви своей примирил нас с собою; — чего никто не может достигнуть, если не убедит души своей не увлекаться прелестями жизни самодовольной и самоугодливой.

5.

Как сделать, чтобы воля только на добро была всегда готова.

Самовластие есть произволение разумной души, с готовностию устремляющееся к чему ни захочет. Таковое произволение мы будем иметь готовым на одно толко добро, если всегда благими помышлениями будем истреблять всякой злой помысл.

6.

Что есть свет истиннаго видения, и что производит в уме пользование сим светом.

Свет истиннаго ведения есть — непогрешительно различать добре от зла. И тогда (когда т. е. такое различение есть и по нему устрояется самая жизнь) путь правый, возводя ум к солнцу правды, Богу, вводит его в безпредельное оное мысленное просвещение,—как с дерзновением (верою и упованием) взыскавшаго наконец единой любви. То, что праведно, должно исхищать из рук поносящих то и попирающих, с безгневным воодушевлением; потому что ревность по благочестию одерживает победу не ненавидением (гневным), а обличением и убеждением (любовным).

7.

0 том, что пройзводит духовное слово,—и о том, что движение любви беседу о Боге, делает легкою и обильною.

Духовное слово вносит удовлетворительное убеждение в умное чувство; потому что оно (слово) действием любви исходит от Бога. Почему тогда ум наш без труда и тяжести движется в волнах богословствования, не терпя прискорбной и озабочивающей скудости светлых помышлений. В этом состоянии он свободно носится в многообъятных созерцаниях, сколько желает того действо любви. Доброе убо дело есть — для беседы о Боге всегда с верою ожидать воздействуемаго любовию умнаго просвещения; ибо ничего нет скуднее ума, когда он без Бога берется любомудрствовать о Боге.

8.

Когда подобает приступать к беседе о божественных вещах.

Как тому, кто не просвещен в духе, не должно касаться духовных созерцаний, так и тому, кто богатно осиявается благодатию Святаго Духа, не подобает приступать к беседи о них: ибо там скудость светлых помышлений облекает ум мраком неведения, а здесь обилие их не дает говорить, так как в эту пору душа упиваясь любовию Божиею, желает безмолвно наслаждаться славою Господа, Итак к богоглаголевым словесам (к беседе о Боге) надлежит приступать тогда, когда замечается средняя мерность в возбуждении духовном; ибо такая мера доставляет душе некий образ преславных словес (точно и ясно изображающих невидимые духовные предметы), между тем как в тоже время вожделинное осияние духовное питает веру говорящаго в вере, чтоб учащий первым вкусил от плода ведения, источаемаго любовию. Трудящемуся делателю прежде подобает от плода вкусити (2 Тим. 2, 6).

9.

О даре ведения и даре премудрости, как каждый из них просвещает, и как приобретается.

Единаго Духа Святаго есть дар и премудрость и ведение, как и все божественныя дарования; но каждый и из сих даров, как и из всех других, свое особое имеет действо (энергию). Почему Апостол и свидетельствует, что иному дается премудрость, а иному видение (1 Кор. 12, 8). Видение опытно (ощутительно) сочетавает душу с Богом, на беседование же о сем и других вещах духовных не подвигает души; почему некоторые из любомудро проходящих уединенническую жизнь хотя просвещаются в чувстве ведением, но к словесам о вещах божественных не приступают. Премудрость же, если она дается кому вместе с ведением страха ради Божия (что редко бывает), с любовию раскрывает самыя внутренния воздействия (энергии) видения; поелику то (видение) обычно просвещает воздействием внутренним, а эта (премудрость) словом. Достигаются же оне так: ведение приносят молитва и великое безмолвие при совершенном безпопечении; а премудрость — нетщеславное изучение словес Духа, наипаче же — благодать всеподающаго Бога.

10.

Когда душа в борьбе, молчать должно; а когда успокоится. тогда простирать беседу, обуздывая однакож ум смиренномудрием.

Когда душа гневом подвигается против страстей, ведать надлежит, что тогда время молчать, ибо то есть час брани. Когда же увидит кто, что это возмущение, молитвою ли, или милостынею, улеглось, тогда пусть уступает влечению любви к изречению божественных словес, сдерживая однакож крылья ума узами смирения; ибо если кто не смирит себя крайне самоуничижением, то не может достойно разглагольствовать о величии Божием.

11.

Слово духовное не ведет к тщеславию, а слово мирской мудрости — ведет. От чего — то и другое?

Слово духовное хранит душу не тщеславною; ибо, исполняя все части ея ощущением богатства света духовнаго, делает то, что душа никакой не имеет потребности в чести людской. Почему оно и ум соблюдает всегда немечтательным, изменяя (погружая) его весь в любовь Божию. Слово же мудрости мирской всегда позывает человека к славолюбию; потому что оно не имеет возможности дать чувству опытно ощутить благо от себя (которое насыщало бы сердце) и в замен того дарит своим питомцам любовь к похвалам людским, будучи и само изобретением людей тщеславных. Таковое свойство духовнаго Слова Божия мы и сами не погрешительно познаем, если часы, в которые не имеем нужды говорить, будем проводить в теплой памяти Божией, при безпопечительном молчании.

12.

О самолюбии и боголюбии, — и что свойственно себялюбивому и боголюбивому.

Кто себя любит, тот Бога любит не может; а кто себя не любит по причине преизобильнаго богатства любви Божией, тот только воистину и Бога любит. Таковый никогда уже не ищет славы своей, но всегда —одной славы Божией. Ибо как себялюбивый естественно ищет своей славы; так боголюбивый естественно ищет и любит славу Создателя своего. Душе боголюбивой, чувства Божия исполненной, свойственно, в исполнении всех творимых ею заповедей, искать единой славы Божией, относительно же себя — услаждаться смирением. Ибо Богу, ради величия Его, подобает слава, а человеку — смирение, чтоб чрез него соделываться нам своими Богу: что если хотим творить и мы, то, по примеру Св, Иоанна Крестителя, радуясь о славе Господа, станем непрестанно говорить: оному подобает расти, а нам малитися (Ин. 3, 30).

13.

Когда и от чего бывает, что иной кажется себе нелюбящим Бога, как бы желал, в то время, как очень сильно любит Его.

Видел я некоего, который все печалился и плакал, что не любит Бога, как бы желал, тогда как так любил Его, что непрестанное носил в душе своей пламенное желание, чтобы один Бог славился в нем, сам же он был как ничто. Таковый не ведает, что такое он есть, и самыми похвалами, ему изрекаемыми не услаждается. Ибо в великом вожделении смирения, он не понимает своего достоинства, но служа Богу, как закон повелевает иереям, сильным некиим расположением к боголюбию окрадает память о своем достоинстве, негде во глубине любви к Богу укрывая присущее тому похваление в духе смирения, чтоб в помышлении своем всегда казаться пред собою некиим неключимым рабом, как совершенно чуждому требуемаго от него достоинства, по сильному вожделению смирения. Так действуя, и нам надлежит бегать всякой чести, и славы. ради преизобильнаго богатства любви к Господу, столько нас возлюбившему.

14.

0 том, кто в чувстве сердца любит Бога, и как он, совершенно отрешаясь от любви к себе, приходит в восхищенную любовь к Богу.

Кто любит Бога в чувстве сердца, тот познан есть от Него. Ибо поколику кто в чувстве сердца восприемлет любовь к Богу, потолику и сам пребывает в любви Божией. Почему таковый не перестает в сильном некоем рвении вожделевать просвещения в разуме и стремится к нему с таким напряжением, что иной раз чувствует совершенное истощание самой силы костей своих, делаясь уже незнающим себя, но весь изменешь и поглощен бывая любовию к Богу. Кто таков, тот и есть в животе сем, и не есть; так как еще странствуя в теле своем, душевным движением в силу любви непрестанно отходит он к Богу — и странно приемлется у Него. Ибо непрестанно горя в сердце неистощимым огнем любви, он по необходимости сердечно прилепленным пребывает к Богу, совершенно отрешившись от любления себя силою сей к Богу любви. Аще бо, говорит, изумихомся, Богови: аще ли целомудрствуем, вам (2 Кор. 5, 13).

15.

Когда начинает кто любить ближняго, и почему любовь плотская скоро истощается, а любовь духовная — никогда.

Когда кто начнет богато ощущать любовь к Богу, тогда в чувстве духовном начинает он и ближняго любить, и начавши, не престает: такова любовь, о коей говорят все Святыя Писания. Любовь плотская, не будучи связана духовным чувством, как только представится какой даже незначительный повод, очень легко испаряется. Любовь же духовная не такова: но, хотя случится потерпеть какое огорчение, в душе боголюбивой, состоящей под воздействием Божиим, союз любви не пресекается: ибо возгривши себя теплотою любви к Богу, она тотчас возвращается к благому настроению и с великою радостию восприемлет любовь к ближнему, хотя бы и не малое от него получено было оскорбление, или понесен большой вред; потому что тогда сладостию Божиею совершенно поглащается горечь разлада.

16.

О любви к Богу в чувстве сердца, как она приобртается; также о совершенной любви, чуждой очистительнаго страха Божия, и о другой любви несовершенной, соединенной, с очистительным страхом.

Никто не может возлюбить Бога от всего сердца. не возгрев прежде в чувстве сердца страха Божия; ибо душа в действенную любовь приходит после того уже, как очистится и умягчится действием страха Божия. В страх же Божий, со сказанным плодом от него, никто не может придти, если не станет вне всех житейских попечений; ибо только тогда. как ум успокоится в полном безмолвии и безпопечении, начинает спасительно воздействовать на него страх Божий, в сильном чувстве очищая его от всякой земной дебелости. чтоб таким образом возвесть его в полную любовь ко всеблагому Богу. Так что страх есть принадлежность праведных, только еще очищаемых, в коих качествует средняя мера любви, а совершенная любовь есть принадлежность уже очищенных, в коих нет страха, так как совершенная любовь вон изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). Тоже и другое бывает только у праведных. действием Духа Святаго проходящих добродетели. Почему и Писание, где говорит: бойтеся Бога вся святии Его (33, 10), а где: возлюбити Господа вси преподобнии Его (Пс. 30, 24). — давая нам ясно уразуметь, что страх Божий свойствен только еще очищающимся праведникам, с среднею, как сказано, мерою любви, праведникам же очистившимся свойственна совершенная любовь; и в них не бывает уже никакого страшливаго помышлешя, а пребывает одно непрестанное горение и прилепление души к Богу, действием Духа Святаго, как говорит Пророк: прильне душа моя по Тебе, мене же приять десница Твоя (Пс. 62, 9).

17.

Как душа больная начинает, исцеляться действием страха Божия, и как мало по малу доводится до совершеннаго здравия любовию.

Как раны, случающееся в теле, если не прочистить их и не подготовить, как должно, не чувствуют прилагаемых к ним врачами лекарств; а когда очищены бывают, чувствуют действие лекарств и чрез то приходят в совершенное исцеление: так и душа, пока остается нерадивою и покрыта бывает проказою сластолюбия, страха Божия чувствовать не может, хотя бы кто непрестанно толковал ей о страшном и неужытном судилище Божием; а когда начнет действием полнаго к себе внимания очищаться, тогда начинает чувствовать, как живительное никое врачевство, страх Божий, пережигающий ее, как в огне некоем, действием обличений, и таким образом мало по малу очищаясь, достигает наконец совершеннаго очищения. При сем в ней сколько прилагается любви, столько же умаляется страх, пока прийдет в совершенную любовь, в коей, как сказано, нет страха, но совершенное безстрастие, действием славы Божией производимое. Буди же нам в похвалу похвал непрестанную во первых страх Божий, а наконец любовь, — полнота закона совершенства во Христе.

18.

Душа, попечениями мирскими опутанная, не может любить Бога и даже правильно судить о своем положении.

Душа, не освободившись от мирских забот, ни Бога не возлюбит искренно, ни диаволом не возмерзит, как достойно. Попечение о животе сем лежит на ней как тяжелое покрывало, и ум ея не может установить в себе своего о сем судилища, чтоб у себя самого ощутительно слышать безошибочные приговоры суда (совести). Почему всячески потребно удаление от мира.

19.

Что свойственно чистой душе.

Душе чистой свойственны слово независтное, рвение незлобивое и рачение о славе Господа непрестающее. Тогда (когда душа чиста) и ум верно установляет свои чаши (как установляются на весах чаши весовыя), и трезвенным пребывает в своем о всем суждении, как на чистейшем и неподкупном судилище.

20.

Необходимо с верою соединять дела, и с делами веру.

Вера без дел, и дела без веры одинаково не могут быть одобрены. Верующему, чтоб доказать свою веру, должно приносить Господу дела. И отцу нашему Аврааму вера не была бы вменена в правду, если б он не привел плода ея – сына своего на жертву Богу.

21.

Какова вера без дел, и какова, любовию действующая.

Любящий Бога и верует искренно, и дела веры совершает преподобно. Верующий же только, а не пребывающий в любви и самой той веры, которую кажется имеющим, не имеет. Он верует с некою легкотою ума, не нося в себе действеннаго (установляющаго его на едином) отвеса преславной любви. Только вера, любовию действующая (Гал. 5, 6) есть великая главизна добродетелей.

22.

Не следует любопытно исследовать глубину веры.

Исследующий глубину веры обуревается волнами помышлений; а созерцающий ее в престосердечном расположении наслаждается сладостною внутреннею тишиною.

Глубина веры, будучи водою забвения, не терпит, чтоб в нее смотрели, или ее узревали любопытными помышлениями. Будем же в простоте ума плыть по водам сим, чтоб таким образом доспеть в пристань воли Божией.

23.

Когда душа не может чувством сердца или вкусом ощущать вони благ небесных, хотя бы и сильно того желала.

Никто не может искренно любить или веровать иначе, как если он не имеет себя самаго осудителем себя. Ибо когда совесть наша тревожима бывает своими обличениями, тогда уму не попускается чувствовать благоухания премирных благ, но он тотчас же раздвояется сомнением: в силу предшествовавших опытов веры теплым движением вожделенно устремляется он к ним, но уже не может любовно восприять их в чувстве сердца, по причине, как я сказал, частых угрызений обличающей совести. Впрочем если мы очистим себя теплейшею молитвою и вниманием, то опять улучим сие вожделенное благо, еще с большим опытным в Боге вкушением его.

24.

О двояком чувстве телесном и духовном, и как надлежит возбуждать духовное чувство ко вкушению небеснаго.

Как к видимым нам благам невольно некако влекут нас телесныя чувства: так к благам невидимым обыкновенно руководит нас чувство умное — духовное, когда вкусит божественной благости. Все вожделевает сроднаго себе: душа, как безтелесная, — небесных благ, а тело как переть от земли, — земных сластей. Итак в состояние опытно вкушать невещественное незаблудно достигнем мы, если трудами утончим черствое тело свое.

25.

Чувство душевное в действовании своем было едино в состоянии невинности; грехопадением оно раздвоилось, а благодать Святаго Духа опять возводит его в простоту единства.

Что чувство естественное одно, сему научает нас самое действо (энергия) святаго ведения (просвещенный благодатию разум). Преступлением Адамиим оно разделилось на два действа (энергии); но Святым Духом оно опять соделывается единым и простым. Этого однакож никто не может увидеть в себе, кроме тех одних, которые, в чаянии будущих благ, охотно отрешаются от благ жизни сей, и воздержанием иссушают всякое вожделение телесных чувств. Ибо только в таковых ум, по причине полнаго безпопечения, здраво и бодренно совершая свои движения, может чувством неизреченно вкушать божественную благостыню, и в тоже время по мере своего преспеяния сообщать свои радости и телу, безмерным некиим словом в любви изявляя свое обрадование исповеданием, говоря: на Тою упова сердце мое, и поможе ми: и процвете плоть моя, и волею исповемся Ему (Пс. 27, 7). Таковое обрадование, бывающее в сем случае в душе и теле есть нелестное напоминание о вечно нетленном житии.

26.

Надобно блюсти ум несмущенным, чтоб различать верно помыслы, от Бога ли они, или от диавола.

Подвизающимся надобно всегда соблюдать мысль свою неволнующеюся, чтобы ум верно мог различать набегающие помыслы, и различая, добрые и богопосланные влагая в сокровищницу памяти, а непотребные и демонские извергая вон из влагалищ естества. И море, когда стоит покойно, бывает видно для рыболовов до самых последних глубин своих, так что тогда не укрывается от них ни одна почти из движущихся там живых тварей; когда же оно взволновывается ветрами, тогда скрывает в непроницаемой мутности своей то, что во время приятной тишины щедро давало видеть; от чего в ту пору искуство рыболовныя хитрости устрояющих остается без дела. Это же случается претерпевать и созерцательному уму, особенно когда глубина души возмущается гневом неправедным.

27.

Почему мало вполне знающих падения свои, и что нужно для достижения сего.

Очень не много таких, которые точно знают все свои падения, и которых ум никогда не отторгается от памятования о Боге. Как телесныя наши очи, когда здравы, могут все хорошо видеть до малейших комарей и мушек, летающих в воздухе; а когда бывают запорошены, или влажным чем покрыты, тогда что велико и всегда им встречается, то видят, хоть слабо, а что мало, того совсем не ощущают чувством зрения: так и душа, когда вниманием к себе прогонит омрачение, случающееся с нею от миролюбия, тогда и малыя свои падения почитая очень великими, слезы к слезам прилагает с великим благодарением, сокрушаясь о том, — как сказано: праведнии исповедятся имени Твоему (Пс. 139, 14); а когда одержима бывает миролюбивым расположением, тогда если совершит убийство, или другое что достойное наказания, чувствует еще не много, других же падений никаких и заметить не может, даже нередко почитает их за добродетели, и не стыдится с жаром защищать их, несчастная.

28.

Как Святый Дух очищает душу, и что должны мы делать для сего.

Очистить ум только Духа Святаго есть дело. Ибо если не приидет Креплиший Сей, не поймает и не свяжет хищника онаго (Лук. 11, 22), то похищенное им никак не может быть высвобождено. Подобает убо всякими добродетелями, наипаче же миром душевным упокоевать в себе Духа Святаго, чтоб иметь в себе светильник разума всегда светящим; потому что, когда он непрестанно светит в сокровенностях души, тогда не только явны бывают в уме даже малые темные прилоги бесовские, но и бездейственны и неустойчивы, будучи обличаемы Святым оным и преславным Оветом. Почему Апостол и говорит: Духа не угашайте (И Сол. 5, 19), т. е. не оскорбляйте (Еф. 4, 30) благостыни Святаго Духа злыми делами или помышлениями, чтоб не лишиться всепобедительнаго онаго светильника. Ибо не присносущяый и животворный угасает при сем Дух, но Его опечаление или лучше отвращение оставляет ум наш ожестелым и чуждым света ведения.

29.

О единости чувства душевнаго прежде греха и разделении его по причине греха, — и о том, когда желание неразумное соединяется и бывает согласно с разумным.

Едино есть, как я сказал, естественное в душе чувство [ибо известныя пять телесных чувств суть особое дело; они служат потребностям тела, как научает нас всесвятый и человеколюбивый Дух Божий]; но оно ныне в проявлениях движений души разделяется на двое, по причине поползновения на недоброе, приразившееся к уму чрез преслушание. Почему, то оно влечется страстною частию души, — от чего мы сладостно сочувствуем благам житейским; то соуслаждается разумному мысленному ея движению, — поколику ум наш, когда мы целомудрствуем, с вожделением устремляется тещи к небесным красотам. Если потому мы придем в навык презирать блага мира сего, то сможем наконец и земное вожделение души привести в согласие с разумным ея настроением, в силу общения Духа Святаго, сие в нас домостроительствующаго. Ибо если Его Божество действенно не озарит сокровенностей нашего сердца, то мы не возможем нераздельным чувством, т.е. всецелым расположением души вкусить небеснаго блага.

30.

Когда и как чувством ума различаются истинныя утешения от ложных.

Чувство ума есть вкус его, верно различающий духовныя вещи. Как телесным нашим чувством вкуса в здравом состоянии не погрешительно различая хорошее от нехорошаго, приятнаго желаем (от неприятнаго же отвращаемся): так и ум наш, когда начинает действовать в добром настроении и в полном безпопечении о преходящем, может богато ощущать божественное утешение и нимало не быть увлекаемым ничем противным тому. Ибо как тело, земных вкушая сластей, приобретаем опытность в чувстве сем безошибочную: так и ум, когда поднимается выше плотскаго мудревания, может нелестно вкушать и различать утешение Святаго Духа, как говорится: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9), и имея память о сем вкушении по действу любви не забвенною, не погрешительно различать лучшее, по слову Св. Апостола: и о сем молюся, да любовь ваша паче и паче избыточествует в разуме, и во всяком чувстве, во еже искушати вам лучшая (Фил. 1, 9).

Наши рекомендации