В. Г. Черткову и Ив. Ив. Горбунову. 33 страница

(1) Толстой имеет в виду работу Черткова над общедоступным изложением статьи "Христианское учение".

(2) Над статьей о Ван-дер-Вере -- "Приближением конца" -- Толстой работал и после 15 сентября; собственноручная дата окончания рукописи: 24 сентября 1896 г.

(3) Прокопий Трофимович Кириллов--жандармский унтер-офицер, служивший в Туле. И. М. Трегубов писал о нем Толстому в письме от 2 июля 1896 г.: "на-днях я узнал, как к вам ходил переодетый жандарм и как он потом плакался в своем грехе. Это--чудо, и я убедительно прошу вас записать или рассказать кому другому и попросить его записать всё, что произошло с первого появления этого жандарма до последнего его слова и вручить записку Владимиру Григорьевичу" (АТБ). В конце июля Кириллов был в дисциплинарном порядке уволен со службы в жандармском отделении, о чем сообщил Толстому.

(4) Кирилл Павлович Злинченко (р. 1870) -- мещанин гор. Киева, по профессии массажист, примыкавший к киевским революционным кружкам, в 1895 г. стал сочувствовать взглядам Толстого, у которого он был летом в 1895 г., когда познакомился с Чертковым. Распространял нелегальные произведения Толстого, за что был арестован в 1896 г. и выслан в 1897 г. в Астрахань. Впоследствии отошел от взглядов Толстого и в 1903 г. вступил в большевистскую организацию российской социал-демократической рабочей партии. Подробнее о нем см. т. 69.

(5) Толстой, вероятно, имеет в виду рассказы И. И. Горбунова об его поездке в июне 1896 г. в Венгрию, где он посетив Шкарвана, Маковицкого и Шмита. Об этом Толстой писал Маковицкому 19 октября 1896 г. (т. 69).

(6) Сергей Львович, Илья Львович и Лев Львович Толстые.

(7) Елизавета Валериановна Оболенская (1852--1935), дочь сестры Толстого Марии Николаевны Толстой. Дочь Е. В. Оболенской--Н. Оболенская (р. 1884 г.), с 1905 года жена X. И. Абрикосова.

(8) Joga's Philosophy, by Swami Vivekananda, New-York 1896. Русский перевод: "Философия Йога. Лекции, читанные в Нью-Йорке зимою 1895--1896 гг. Свами Вивекананда", Сосница 1911. В Дневнике от 14 сентября Толстой записал об этом произведении: "прекрасная книга индейской мудрости".

* 422.

1896 г. Сентября 22--26. Я. П.

23 Сент.

Дорогие друзья, я нынче, да и все эти последние дни, очень радостен и доволен. Ошибаюсь я или нет, но мне думается, что я кончил мое изложение веры -- кончил настолько, что будет понятно, что там сказано, хотя сказано отвратительно дурно, и нужно еще много труда, кот[орый] я и постараюсь приложить, на то, чтобы оно было не так гадко выражено, как теперь. Все таки я очень рад. Мне удивительно хорошо работалось эти последние недели две. Нездоровье не только не мешало, но содействовало.

Насчет письма Калмыковой я решил так, принимая во внимание и то, что вы писали мне в последнем письме -- чтобы его сознательно не распространять, даже просить имеющих его -- не распространять, (1) -- главное, не посылать за границу. Посылка за границу от меня или вас значит, что я желаю его напечатания и того, чтобы оно дошло до Государя, а я истинно не желаю этого, соглашаясь с вами, что если говорить ему об его ошибках и заблуждениях, то надо говорить мягко. Скрывать же я ничего не считаю нужным скрывать. Написал письмо, написал п[отому], ч[то] высказывать свои мысли и устно и письменно свойственно каждому, и если против воли моей оно доходит до тех, о ком пишу, tant pis. (2) Вот о письме Калмык[овой]. Я сделал добавление в конце. Таня пришлет вам, ее теперь нет, она уехала к Стаховичам. (3)

А о Вандерв[ере] посылаю (4) и одновременно посылаю Кенворти и может быть Немцу (5) и Французу. (6)

(7) Что у вас делается? Хорошо ли вамъ всем? Что Ив[ан] Мих[айлович]?

(8) Я теперь хочу заняться чем-нибудь другим, а изл[ожение] веры отложить. Ну, пока прощайте. Мож[ет] б[ыть], припишу после. Мой привет Лиз[авете] Ив[ановне]. Покончила ли она дела? (9)'

25 Сент[ября]. У нас Поша, нынче прихал. Статьи все не готовы, т. е. не переписаны. (10) Таня нынче приезжает. Прощайте пока. Шкарвану привет. Он верно у вас.

Приписываю еще 26 вечером. Таня приехала и торопится исполнять все ваши поручения. Пошин проэкт я очень одобряю, я думаю, и вы одобрите. (11)

(12) Письмо ваше с письмом Хилкова нынче получил. Много правды в том, что вы пишете. Я продолжаю быть в том же радостном настроении и оставил на вр[емя] то писание. Нынче у меня два Японца, (13) кот[орые] привезли мне прилагаемое письмо знакомого Японца Кониси. (14) Письмо очень приятно. Я пошлю ему все, что он просит. Японцы очень интересны, разумны, образованы и свободны. Ну, пока прощайте.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами: "417".

В приписке от 26 сентября Толстой отвечает на письмо Черткова от 21 сентября, в котором Чертков писал, отвечая на письмо Толстого от 15 сентября: "Об отношении к государю я вас совершенно понимаю и совсем согласен с вами в том, что вы говорите.Действительно в тех двух отношениях, на которые вы указываете: как проявление своей личной прямоты и независимости, и как противовес господствующей лести и подлости, -- пересол в сторону резкости в этом случае простительнее, чем во всяком другом"... Далее Чертков пишет о том, что при обличении необходимо помнить, что обличаемый с детства воспитывался в состоянии "непрерывного гипноза"и думает, будто выполняет свой долг даже тогда, когда на самом деле бродит по миру, как "бешеный маниак с динамитом, спичками, оружием".

Вместе с своим письмом Чертков пересылал Толстому письмо от высланного в Лифляндскую губернию Д. А. Хилкова от 16 сентября, в котором Хилков писал Черткову, что получил от него высылаемые им ежемесячно 40 руб. и сообщал, что вся его корреспонденция подвергается просмотру ревельской администрацией.

(1) Зачеркнуто: но не скры[вать]

(2) [тем хуже.]

(3) Семья Александра Александровича Стаховича (1830--1913). штал-мейстера и его жены Ольги Павловны (1827--1902) находилась в дружеских отношениях с семьей Толстых. Дети А. А. Стаховича: Михаил Александрович (1861--1923), Мария Александровна (1866--1923), в замужестве Рыдзевская, и Софья Александровна (р. 1862) -- были сверстниками детей Толстого.

(4) Рукопись статьи "Приближение конца".

(5) Е. Шмит (о нем см. прим. к письму N 402). Толстой послал ему статью "Приближение конца" для перевода на немецкий язык. Об этом см. письмо Толстого к Шмиту от 12 октября 1896 г. (т. 69).

(6) Шарль Саломон (о нем см. примечания к письму 402). Толстой предложил ему перевести и поместить в одном из французских журнале" статью "Приближение конца". Письмом от 26/14 октября 1896 г. Саломон сообщил Толстому, что статья "Приближение конца" в его переводе принята редакцией "Journal des debats".

(7) Абзац редактора.

(8) Абзац редактора.

(9) Е. И. Черткова в то время предполагала ликвидировать часть принадлежавшей ей земли в Воронежской губернии, продав ее крестьянам.

(10) Рукописи статей "Приближение конца" и "Христианское учение".

(11) Толстой, по-видимому, имеет в виду проект П. И. Бирюкова распространять письмо Толстого к Калмыковой, сделав в нем ряд сокращений. В письме к Толстому от 30 сентября Чертков упоминает, что Бирюков обещал прислать ему экземпляр письма к Калмыковой с намеченными сокращениями.

(12) Абзац редактора.

(13) Японцы -- Тону-Томи, редактор газеты "Куукмин-Шибун", и Фукаи, сотрудник той же газеты. О них Толстой писал С. А. Толстой в письме от 26 сентября: "С утра же приехали японцы. Очень интересны, образованы вполне, оригинальны, умны и свободомыслящи. Один -- редактор журнала, очевидно очень богатый и аристократ тамошний, уже не молодой; другой, маленький, молодой--его помощник, тоже литератор" (ПЖ, стр. 507).

(14) Масутаро (Даниил Павлович) Конисси, японец, православный по вероисповеданию, учившийся в Киевской духовной академии, посещавший Толстого и сочувствовавший его взглядам. О нем см. письмо Толстого к нему от 30 сентября 1896 г., т. 69.

* 423.

1896 г. Октября 12. Я. П.

Даыю не писал вам, дорогой друг, и нынче, собравшись писать письма, начинаю с вас. Это не значит, что я напишу вам что нибудь хорошее, а только то, что хочется писать вам, общаться с вами, думать о вас.

Предисловие ваше хорошо; (1) мне понравилось. Там одно слово "условия" я хотел переменить, да не сумел как. Посылаю вам его назад. Пишите, пишите скорее. Я сам во всем медлю; а других все подгоняю.

На днях я получил анонимное письмо, (2) адресованное Николаю II, кот[орое] автор проситъ меня переслать за границу для напечатания, письмо очень сильное, писано очевидно не молодым человеком, либералом хорошого типа 60-х годов, -- патриот, восхваляет Александра II и приписывает ему и вообще власти слишком много значения, но письмо хорошее. Я вспомнил о нем, п[отому], ч[то] в нем много и много упреков Александру III, но нет о детях Хилкова. Очевидно, он и не знает про это. --

Не знаю, что вам послала Таня (сейчас спрошу), (3) но я хотел бы послать Шмиту письмо к Калмыковой. Он в последднем письме просит меня написать несколько слов о несовместимости христианства с государственной службой. Мне кажется, что в письме к Калмык[овой] говорится об этом самом. Я бы прибавил к этому только следующее, прося Шкарвана перевести. (4)

Как вы думаете? Годится это послать Шмиту? Если вы одобряете, то пошлите.

Я теперь жалею, что статью о Вандерв[ере] я послал прямо Кенворти, а не через вас, чтобы вы перевели. Я сделал это, чтобы поскорее покончить с препирательств[ом] с Соф[ьей] Андр[еевной], к[оторую] напугал Стасов. (5) Теперь это все уладилось.

Моя работа все продолжает меня удовлетворять не в том смысле, что хорошо, но что работается. Я кончил в том виде, в кот[ором] она теперь, и начал тоже вновь в более простом и сокращенном виде и это пошло. (6) Нынче написал 8 глав, и Таня, вчера вернувшаяся, (7) переписала.

Мы теперь одни. С[офья] А[ндреевна] нынче с Сашей уехала.

А вы продолжайте свою работу переложение. Это было бы хорошо, но у вас и так слишком много начатой и неконченной работы.

Всех вас очень люблю. Прощайте пока. Пишите мне побольше и получше.

12 Окт.

Л. Толстой.

Публикуется вперпые. На подлиннике надпись рукой Черткова, черными чернилами: "418".

Ответ на письмо от 30 сентября, в котором Чертков писал о своей работе над общедоступным переложением книги "Христианское учение" и над составлением предисловия к книге о похищении детей Хилковых: "Что касается до упрощения формы того, что написано вами, то действительно это очень важно. И мне так хотелось бы (по крайней мере мне кажется, что это желательно), чтобы ту работу переложения, которую я начал с первыми главами, и вы одобрили, -- исполнили бы сами вы, держа перед собою в вашем представлении понятливого, но простого читателя из народа, незнакомого с нашим "интеллигентным" способом выражения. И вы, и я мы давно признали и часто друг другу высказывали, что истина проста и доступна каждому. Важно, чтобы таковой была и та, которую вы передаете человечеству в этом вашем писании. Если вы сами исполните это необходимое переложение, т. е. всё напишете заново своею рукой для этой цели, то работа ваша не пропадет даром, и вы сделаете то, что никто другой не может и никогда не сможет сделать, так как местами приходится не только изменять слог, но и некоторые оттенки мысли, не укладывающиеся в действительно общедоступное изложение и которые поэтому только выиграют в истинности и точности от такого изменения, но к которым никто, кроме вас самих, не может прикоснуться. И я уверен, что при таком пересмотре всего, написанного вами, вы вложили бы в писание новое и усилили то, что в нем уже есть... Последние дна дня я даже взялся за ту стоящую передо мной на очереди душевную работу, которую мне столько времени приходилось откладывать из-за душевного оскудения, а именно за книгу о похищении детей Хилковых. Для того чтобы втянуться в нее и настроить себя, я написал маленькое прилагаемое предисловие. Я так привык проверять себя при вашем посредстве, так мне полезно всякое ваше замечание, всякая поправка и всякая помарка не только для настоящего писания, но как указаний как урок для будущего, -- что и на этот раз я решаюсь попросить вас прочесть прилагаемые листки с карандашом в руке (при каждой странице имеется загнутое поле на всякий случай), и затем вернуть их мне с вашим отзывом. Если нехорошо это предисловие, то я могу его уничтожить; но выражает оно то самое, что я испытывал, приступая к окончательной обработке этой книги"...

(1) Предисловие Черткова к его статье "Похищение детей Хилковых", впервые напечатанной в сборнике "Свободное слово", изд. В. Черткова, Purleigh 1898. В отдельном издании книжки "Похищение детей Хилковых", изд. "Свободное слово". Christchurch 1901 "предисловие" напечатано на стр.6--10. Слово "условия" встречается в предисловии Черткова в следующем контексте: "преступление это было так ловко подготовлено и обставлено такими исключительными условиями, что родители не имели ни малейшей возможности воспрепятствовать его совершению, ни выручить своих детей, вот уже пять лет похищенных".

(2) Сведений об этом анонимном письме найти не удалось.

(3) Т. Л. Толстая послала Черткову черновик рукописи Толстого "Кто прав", переписанные и сверенные письма Толстого к разным лицам, копию с полученного Толстым анонимного письма об отношении к правительству, евангелие на английском яаыке, экземпляры евангелия на русском языке с текстами, подчеркнутыми по указанию Толстого, предназначавшиеся для раздачи.

(4) Толстой имеет в виду свое письмо к Е. Шмиту от 12 октября, которое он вместе с комментируемым письмом переслал Черткову. Впервые было напечатано в сборнике: Л. Н. Толстой. "Об отношении к государству", изд. В. Черткова. Лондон 1897, стр. 3--5. Это письмо см. в т. 69.

(5) Владимир Васильевич Стасов (1824--1906) --библиотекарь Публичной библиотеки в Петербурге, музыкальный и художественный критик. В начале сентября 1896 г. Стасов гостил в Ясной Поляне в отсутствии С. А. Толстой, но на обратном пути виделся с С. А.Толстой в Москве и в это время высказал ей свои опасения по поводу письма Толстого к Ван-дер-Веру. См. "Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878--1906", изд. "Прибой", Л. 1929, стр. 171.

(6) В Дневнике Толстого от 10 сентября записано; "Хочу всё изложение веры писать с начала".

(7) Т. Л. Толстая пробыла в Москве с 1 по 11 октября.

* 424.

1896 г. Октября 30--ноября 2. Я. П.

Сейчас получил ваше письмо, дорогой друг, но посылки еще не получал. (1) Но, не получив ее, вперед говорю, что я согласен. Согласен на те вымарки или скорее восстановления, к[оторые] вы делаете в письме к Калмыковой. (Я не посмотрел хорошенько тех вымарок, к[оторые] сделал Поша.) Согласен я с вами, п[отому] ч[то] знаю, как вы серьезно и строго относитесь к моим писаньямъ и любите в них только то, что от Бога или не против Бога, того Бога, которому мы оба служим и для служения которому живем. Согласен и на брошюру из трех писем. Согласен или, скорее, желал бы, чтобы вы продолжали переделку изложения веры. Я немного переменил. Очень недоволен тем, как оно теперь, начал совсем все опять сначала, и опять запутался; но думаю, что, как ни плохо то, что есть, если мне не придется переделать и докончить, оно все таки можетъ пригодиться кому нибудь так, как есть. А я нынче, завтра могу уйти. Так что все таки лучше оставить и так, как есть. То, что это очень плохо, я говорю совсем не из скромности, а от того, что то, что я вижу, не только представляю в себе в воображении, то, что у меня есть уже в голове, и ясно, но чего я по слабости сил не могу все написать, без всякого сравнения лучше. Не то, что лучше, а то, что есть на бумаге, дурно, а то хорошо. И это не так, как бывало с другими сочинениями, что то, что в голове, смутно и немного лучше того, что написано, а так, что то, что написано, жалко, гадко, искусственно, а то просто, хорошо.

Да, статью, письмо К[алмыковой], с Пошиными вымарками мы никому не давали.

Письмо ваше с Ив[аном] Мих[айловичем] о помощи Духоборам (2) прочту и постараюсь понять и поступить об нем перед Богом.

Как странно, или напротив, странно, если бы этого не было, что мы сошлись в мысли о письмах к нач[альникам] дисц[иплинарного] батальона. Я тогда, послав вам письмо, забыл написать, чтобы вы послали нач[альникам] батальона] (3) вашу статью.

То, что вы пишете о замученном Духоборе, (4)--ужасно. Неужели это правда? Как это было? Что вы знаете про это? --

Среди каких ужасов мы живем. Чувствуешь себя призванным делать что-то, бороться и от обилия дела опадают руки. Вот, где молитва нужна, мне по крайней мере. Хочется умереть так или иначе; или играть в теннис или за правду умереть, уйти. А надо жить. И тут то без молитвы, без чувства хозяина, приставившего меня к делу, нельзя жить. Попробую написать письмо еще кавказскому начальнику батальона. (5)

Прощайте все, милые друзья, будем помогать друг другу служить.

Л. Т.

Очень устал, и голова болит.

Непереставая, работал надъ вашими присланными бумагами и своим письмом к Кавказскому Начальнику батальона. Пошлите его, пожалуйста. Я не знаю даже, где Батальон.

Ваше возвание я исправляю очень усердно. Не знаю, вышло ли хорошо. Было очень нескладно. Мож[ет] быть, и теперь тоже. Но все таки думаю, что лучше.

Мое участе в этом деле то, что я напишу вам следующее:

Очень, очень сочувствую вашему воззванию. Я знал уже и прежде об ужасном положении духоборов, но не знал тех страшных подробностей о смерти одного из заключенных и о болезненности всех Ахалкалакск[их] обществъ. (6) В особенности жалки дети. У меня есть тысяча рублей, назначен[ные] на благотворительность. (7) Едва ли можно найти им лучшее употребление. Напишите, куда их направить.

Л. Т

Перечитывая же письмо Калмыковой, я убедился что его надо посылать без вымарок совсем или вовсе не посылать.

Я подумаю и решу. Тогда напишу вам.

Вашу переделку еще не читал.

Прощайте пока, милые друзья. Ив[ан] Мих[айлович] прекрасный даетъ мне совет, постараюсь последовать ему.

Л. Т.

2 Ноября. Опять приписываю. Шмиту я послал одно письмо к нему. Письмо Калмыковой мало имеет интереса для Европ[ ейской] публики и не для нее написано. Кроме того выпускать из него самое доказательное -- нехорошо. О том, чтобы распространять три письма, как вы предлагаете, еще погожу. Во всяком случае, если распространять, то без всяких помарок.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны: "Русская мысль" 1913, 6, стр. 73; Б, III, стр. 279 и "Толстой и Чертков", стр. 234, 35. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: "Я. П. 6 ноябр. 96 N 419". В дневнике Толстого от 2 ноября записано: "Отослал письма Шмитту и Черткову". Отвечая па письмо Черткова от 26 октября, Толстой пишет: "сейчас получил ваше письмо". Полагая, что письмо Черткова было получено в Ясной Поляне не позднее 30 октября, можно думать, что Толстой написал письмо в этот день. Вторая приписка датирована самим Толстым -- 2 ноября. Этим числом датировано Толстым и упоминаемое им в первой приписке его письмо к начальнику Екатериноградского дисциплинарного батальона.

Ответ на письмо Черткова от 26 октября, в котором он писал: "Посылаю вам список вашего письма к Калмыковой. По моему мнению Поша слишком много вычеркнул и тем местами исказил тон и даже существенные оттенки мысли. Мне кажется, что следовало бы выпустить только то, что мною зачеркнуто синим в прилагаемом списке; и я очень прошу вас позволить мне ограничиться лишь этими помарками в распространяемых списках. Если же вы кому-либо послали список со всеми Пошиными помарками, то следовало бы дослать в виде вставок те из них, которые я сохранил. Я внимательно вдумался в это и убежден, что в противном случае письмо потеряет в своей силе и непосредственности, а местами даже и в значении, не говоря о том, что эти излишние помарки будут необъяснимы -- (тем, кто, как Калмыкова и ее друзья, читали первую редакцию) -- иначе, как малодушными мотивами, что было бы слишком противно истине, чтобы можно было допустить такое недоразумение. -- Думаю, что непременно следовало бы издавать это письмо вместе с вашим старым, но почти никому теперь неизвестным письмом к ред. "Daily Chronicle". Вступительное ваше письмо к Шмидту -- великолепно. Я думаю, что брошюра на этих трех писем, под обозначенным мною заглавием, обратила бы на себя большое внимание и очень нужна людям. -- Сообщите мне поскорее, согласны ли вы на распространение такой брошюры? -- Посылаю вам также несколько дальнейших страниц моего переложения вашего "Христианского учения". Я прервал эту работу, потому что слышал, что вы переделываете начало, и еще потому что надеялся, что вы сами сделаете это переложение. Если же им не сделаете этого и продолжаете считать желательным исполнение мною этой работы, то я с радостью буду ее продолжать. Другие занятия не помешают этому, так как это я могу делать в досужные часы. Только для этого мне необходимо получить самое писание в его окончательной форме. Признаюсь, мне очень недостает этого вашего писания, которое я и не читал в более или менее окончательном виде; и мне тяжело думать, что оно уже имеется в таком виде и не доходит до меня. Та часть переложения, которую я вам посылаю теперь, вероятно, самая трудная для переделки из всей книги. Быть может, следовало свободнее переделывать; но я не решился на это и старался удержаться в круге тех выражений, которые вы сами употребили, хотя для большей общедоступности и пришлось некоторые из таких выражений внести в изложение несколько раньше, чем они вами самими употреблены. Мне очень хотелось бы, чтобы вы сами поправили эти первые страницы: это дало бы мне более ясное представление того, что вы считаете желательным.

Посылаю вам также наше с Иваном Михайловичем сообщение о теперешнем положении духоборов и обращение за помощью для них. Если можно, пожалуйста прочтите это с карандашом в руке и поправьте те места, которые по вашему в этом нуждаются. Не можете ли вы также снабдить меня маленьким письмом к Kenworthy (написанным по-русски; я его перевел бы), которое можно было бы напечатать вместе с нашей статьей, и в которой вы только удостоверили бы, что сообщаемые в статье сведения соответствуют действительности?... Теперь мне хочется написать увещевательные письма начальникам сибирского и кавказского дисц. батальонов (в первом должен находиться Ольховик, а во втором недавно засекли до-смерти одного духобора), и послать им мою статью "Напрасная жестокость".... Относительно нашей статьи о духоборах пожалуйста ответьте поскорее, т. к. надо ее распространять для вызова пожертвований. Также ответьте поскорее, согласны ли на мою редакцию письма к Калмыковой? Раз вы его посылаете к Шмидту, то, не правда ли, это pначит, что его можно распространять, переводить и печатать, гlе угодно? С своей стороны продолжаю думать, что это очень нужно для людей, и что вместе с прибавлением письма в ред. "Daily Chronicle" всё сказано, что нужно".

Вместе с тем Чертков писал, что посылает составленное им и Трегубовым сообщение о положении духоборцев и обращение о помощи им, причем просил Толстого внести свои поправки в это обращение.

(1) Посылка с рукописями письма Калмыковой, с пометками Черткова, первых глав общедоступного изложения статьи Толстого "Христианское учение", которое делал Чертков, рукописями по делу духоборцев и немецким переводом письма Толстого к Шмиту, который был сделан Шкарваном.

(2) Возможно, что Толстой имеет в виду письмо Трегубова от 26 октября о возвании по поводу преследований духоборцев. В письме этом Трегубов писал: "Как бы мы были рады, если бы вы присоединились к нашему возванию. Нужно, чтобы общество поверило тому, что мы пишем в своем возвании, а это, я думаю, будет вполне достигнуто, если вы подтвердите истинность сообщаемых в нем сведений" (АТБ).

(3) Толстой имеет в виду командира Екатерининградского дисциплинарного батальона подполковника Моргунова и командира Иркутской дисциплинарной роты подполковника Козмина. См. письма Толстого подполковнику Моргунову от 31 октября 1896 г. и подполковнику Козмину от 22 октября 1896 г. в т. 69.

(4) Духоборец Михаил Щербинин, находившийся в заключении в Екатериноградском дисциплинарном батальоне, умер в октябре 1896 г. от воспаления мозговых оболочек, через три дня после порки. Находившиеся в Екатерининградском дисциплинарном батальоне отказавшиеся от военной службы духоборцы в количестве 41 человека подвергались систематическим избиениям, заключению в карцер и другим наказаниям, при помощи которых их пытались заставить обучаться военным приемам.

(5) Письмо к начальнику Екатерининградского дисциплинарного батальона подполковнику Моргунову от 31 октября 1896 г.

(6) Духоборцы Ахалкалакского уевда Тифлисской губернии были в наказание за отказ выбирать из своей среды старшин, старост и десятников и за торжественное сожжение принадлежавшего им оружия, выселены из своих деревень, расселены по аулам в Горийском уезде Тифлисской губернии, без предоставления им надела, и терпели большую нужду. Вместе с тем в их среде развились болезни -- в частности, лихорадка и тиф, сопровождавшиеся значительной смертностью, которая была особенно велика среди детей.

(7) Гонорар от дирекции императорских театров, поступавший в форме поспектакльной платы за пьесы "Плоды просвещения" и "Власть тьмы", написанные уже после отказа Толстого от права собственности на свои произведения, принимался Толстым для затрат на благотворительные цели. О необходимости выделить на помощь духоборцам 1000 руб. из этих сумм Толстой писал С. А. Толстой 31 октября 1896 г. (см. ПЖ, стр. 304).

* 426.

1896г. Ноября 3...10. Я. П.

Тут все хорошо, кроме слова несообразие. Я думаю, что нельзя обойти слово: противоречие. Кроме того, эти главы, кажется, несколько изменены.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова черными чернилами: "420". Письмо это, вероятно, является запиской, приложенной к рукописи общедоступного переложения статьи Толстого "Христианское учение", о которой Толстой в предыдущем письме писал Черткову, что он ее еще не читал. Письмо это было написано не ранее 3 ноября и не позднее 10 ноября, так как 11 ноября Толстой написал письмо, помеченное Чертковым N 421.

* 426.

1896 г. Ноября 11. Я. П.

Письма наши с вами расходятся, и потому не знаю хорошенько, что писать, что вы знаете, чего не знаете. Получил письмо ваше и Ив[ана] Михайловича] (1) с новыми сведениями о духоборах. Письма Ольхов[ика] получил и очень благодарю. (2) Получил и от вас адрес, по кот[орому] послать деньги. (3) Переслал его Соф[ье] Андр[еевне] с просьбой переслать. Надеюсь, что она сделает это, хотя в бытность свою здесь она возражала, говоря, что неизвестно, насколько справедливы те сведения, к[оторые] мы имели. Ну, увидим. Она можетъ задержать, но все таки, я думаю, пошлет. (4) Теперь и мы через неделю, 18-го, надеемся быть в Москве.

Еще получил я странное письмо из Барцелоны, в к[отором] члены какого то клуба решили поднести мне какую то чернильницу дорогую. Я написал им через Таню, что лучше бы деньги эти употребить на доброе дело. Они пишут на это, что открыли подписку и собрали пока 22,500 фр[анков]. (5) Я пишу им, что самое лучшее употребление этих денег -- послать их духоборам. Письмо посылаю с этой почтой. Что будет -- не знаю. Хорошо бы было, если бы это б[ыл] не пуф. Что то очень странно.

Насчет вашего предложения пустить в обращение письмо Калмыковой -- мне не хочется. Письмо это очень частное, -- относящееся исключительно к России и русским условиям. Если бы писать о том же для Европы, то надо бы писать иначе. И потому оно не может произвести никакого впечатления. Впрочем, делайте, как хотите. Есть вещи, к[оторые] я считаю копченными и пускаю в ход, и такие, к[оторые] я не считаю такими и сам не могу желать распространять, хотя и не препятствую никому делать с ними все, что кто хочет. К таким вещам принадлежит это письмо.

(6) Таня мне говорит, что вы в конце ноября будете в Москве. Это очень хорошо. Много, кажется, что нужно переговорить. В особенности о духоборах и о том, что должно и можно нам делать. Как ничтожны наши письменные работы в сравнении с работой людей, под розгами исповедующих истину. Но если мы не достойны еще той работы, то тем серьезнее и строже мы должны относиться к той легкой работе, кот[орая] предназначена нам. Это я почувствовал особенно живо последнее время и устыдился на себя.