Святитель Игнатий Брянчанинов 19 страница

4. Вопросил авва Лонгин, в новоначалии своем, авву Лукия о трех помыслах, сказав, во-первых: «Хочу быть странником». Старец отвечал: «Если не удержишь языка твоего, то не возможешь быть странником, куда бы ты ни пошел». Потом ска­зал Лонгин: «Хочу есть чрез день». На это отвечал старец Лукий: «Сказал пророк Исайя: аще слячеши яко серп выю твою, ниже тако наречеши пост приятен[1277]. Все вниманиеобрати на то, чтоб воздерживаться от порочных мыслей». В-третьих, сказал Лонгин: «Хочу удалиться от человеков». Ста­рец отвечал: «Если прежде не приведешь себя в правильное настроение, пребывая между человеками, то не возможешь стя­жать его, живя наедине»[1278].

1. Авва Макарий Великий говаривал скитской братии, ког­да распускал собрание их: «Убегайте, братия». Один из старцев сказал ему: «Отец! куда бежать нам далее этой пустыни?» Тогда Макарий положил перст на уста свои и сказал: «Этого убегайте». Сказав, он пошел в келлию, и, затворив двери, пре­бывал один[1279].

2. Он сказал: «Совершенство доставляется тем, когда не осуждаем никого, ниже в чем малейшем, а осуждаем только себя, и когда претерпеваем досаждения (оскорбления)».

3. Он сказал: «Если хочешь спастись, то будь мертв, не принимая ни бесчестия человеческого, ни чести (то есть не сочувствуя им и не трогаясь ими), подобно мертвым, и возмо­жешь спастись»[1280].

4. Говорили о авве Макарий, что он был как Бог земной: потому что как Бог покрывает мир, так и он покрывал недо­статки братии, видя, как бы не видя, и слыша, как бы не слыша[1281].

5. Говорил авва Макарий: «Истинный монах тот, кто во всем побеждает себя. Если, исправляя ближнего, движешься на гнев, то исполняешь свою страсть. Для спасения ближнего не должно губить себя»[1282].

6. Отцы Нитрийской горы послали к великому отцу Макарию в Скит (пустыня Скит была по соседству с пустынною горою Нитрийскою) с следующим приглашением: вместо того чтоб подыматься к тебе всему иноческому населению горы, умоляем тебя прийти к нам, чтоб мы увидели тебя прежде, нежели ты отойдешь ко Господу. Когда Макарий пришел в гору, стеклось к нему все многочисленное братство. Старцы просили его, чтоб он сказал назидательное слово братии. Он, прослезившись, сказал им: «Братия! очи ваши да испустят слезы прежде отшествия вашего туда, где слезы наши будут жечь наши тела». Все заплакали и, пав ниц, сказали: «Отец, молись за нас»[1283].

7. Авва Макарий Великий обрел в глубокой пустыне двух отшельников, достигших христианского совершенства и превосшедших естество, так что они даже не нуждались в одежде. Он спросил у них: «Как возмогу быть истинным монахом?» Они отвечали: «Если человек не отречется от всего, принадле­жащего миру, то он не может быть монахом». Святой Мака­рий сказал им: «Я немощен и не могу проводить такого жительства, какое проводите вы». На это они отвечали: «Если ты немощен, то безмолвствуй в келлии твоей, оплакивая грехи твои».

8. Однажды, когда святой Макарий сидел в келлии сво­ей, — предстал ему Ангел, посланный от Бога, и сказал: «Ма­карий! не бойся нападения невидимых врагов, потому что наш благий Владыка не отступит от тебя и не престанет поддержи­вать тебя. Мужайся, укрепляйся, храбро побеждай начала и власти противные; но деланием твоим на превозносись, чтоб Божественная помощь не оставила тебя, чтоб ты не пал паде­нием дивным». Блаженный Макарий отвечал, обливаясь сле­зами: «Чем превозноситься мне, когда душа моя, подобно раз­вратной блуднице, питается смрадом нечистых помышлений, приносимых бесами»[1284].

В такое глубокое смирение приведен был преподобный глубоким самовоззрением, которое доставлено было ему его умным деланием. В себе он увидел падение человека и его общение с демонами. Это духовное видение его изображено с необыкновенною ясностию и подробностию в его беседах.

9. Божественный Макарий от трудов постничества, от мно­гих и различных браней имел измененным самое тело, которое походило на тень[1285].

10. Однажды авва Макарий, ходя по пустыне, нашел лежав­ший на земле человеческий череп. Когда авва прикоснулся пальмовою палкою, которая была у него в руке, к черепу, — череп издал из себя голос. Старец сказал ему: «Кто ты?» Череп отвечал: «Я был жрецом идолопоклонников, которые жили в этом месте, а ты — авва Макарий, имеющий в себе Святого Духа Божия; когда, умилосердясь на теми, которые находятся в вечной муке, ты молишься о них, то они получают некоторое утешение». Старец спросил: «В чем состоит это утешение?» Череп отвечал: «Сколько отстоит небо от земли, столько огня под ногами нашими и над нашими головами. Мы стоим посреди огня, и никто из нас не поставлен так, чтоб видел лицо ближнего своего». Тогда старец, обливаясь слеза­ми, сказал: «Горе тому дню, в который родился человек, если только таково утешение в муке!» К этому старец присовоку­пил: «Есть ли мука, более тяжкая этой?» Череп отвечал: «Ниже нас мука больше». Старец сказал: «Кто в ней?» Череп: «Нам, не ведавшим Бога, оказывается хотя некоторое милосердие; но те, которые познали Бога и отреклись от Него, и не испол­няли воли Его, находятся ниже нас». После этой беседы старец предал череп земле[1286].

Здесь указывается на отвержение деятельности по заповедям Еван­гелия как на отречение от Христа.

11. Брат просил авву Макария сказать ему слово спасения. Старец сказал: «Должно убегать людей, пребывать в келлии, непрестанно плакать о грехах, воздерживать язык и чрево: это выше всех добродетелей»[1287].

12. Однажды авва Макарий, идя в Нитрийскую гору в сопровождении ученика своего, повелел этому ученику идти несколько впереди себя. Ученик, ушедши на некоторое расстоя­ние вперед, повстречался с идольским жрецом, который куда-то очень спешил, неся большой отрубок дерева. Ученик воскликнул ему: «Куда бежишь, демон?» Жрец, рассердив­шись, прибил его жестоко, оставил едва дышавшим, и снова поспешно продолжал путь свой. Прошедши немного, он встре­тился с блаженным Макарием, который приветствовал его так: «Здравствуй, трудолюбец, здравствуй!» Жрец, удивившись, от­вечал: «Что нашел ты во мне доброго, чтоб приветствовать меня?» Старец сказал: «Сделал я тебе приветствие, потому что увидел тебя трудящимся и заботливо спешащим куда-то». Жрец на это: «От приветствия твоего я пришел в умиление и понял, что ты — великий служитель Бога; напротив того, дру­гой, не знаю какой, окаянный монах, повстречавшись со мною, обругал меня; за то я и прибил его». С этими словами он пал к ногам Макария, обнял их и воскликнул: «Не оставлю тебя, доколе не сделаешь меня монахом». Они пошли вместе. Дошедши до того места, где лежал избитый монах, они подняли его и отнесли на руках в церковь, потому что он не мог идти. Братия горы, увидев, что жрец идольский идет вместе с блаженным Макарием, очень удивились этому. Жрец принял христианство, а потом и монашество; наставленные примером его, многие из идолопоклонников обратились к христианству. По этому случаю сказал авва Макарий: «Слово гордое и злое направляет к злу и добрых людей, а слово смиренное и благое обращает к добру и злых людей»[1288].

1. Сказал авва Матой:«Предпочитаю правило легкое, но постоянно совершаемое, правилу трудному в начале, но скоро потом оставляемому»[1289].

2. Он сказал: « Человек чем более приближается к Богу, тем более видит себя грешным»[1290]..

3. Он говорил: «Когда я был молод, то полагал, что делаю, может быть, что-либо доброе; теперь, состарившись, вижу, что не имею ни одного доброго дела»[1291].

1. Брат пришел в скит к отцу Моисеюи просил у него назидательного слова. Старец сказал ему: «Поди, пребывай в твоей келлии, и келлия научит тебя всему»[1292].

2. Он сказал: «Те из нас, которые были побеждены плотскою страстию, не обленимся приносить покаяние и оплакивать себя, прежде нежели постигнет плач, имеющий объять нас по причине осуждения нашего. Когда же плачем, не будем возвы­шать глас воздыхания, да не у ведает шуйца, что творит десни­ца. Шуйца есть тщеславие»[1293].

3. Брат спросил авву Моисея: «Что должен делать человек при всякой, случающейся с ним напасти или при нашествии всякого вражеского помышления?» Старец отвечал: «Должен плакать пред благостию Божиею, что она помогла ему, и вскоре ощутит спокойствие, если будет молиться разумно»[1294].

4. Брат вопросил авву Моисея: «Что помогает человеку во всяком труде его?» — Старец сказал: «Бог, потому что говорит Писание: Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех обретших ны зело»[1295].

5. И еще брат спросил: «Что происходит от пощения и бдения, совершаемых человеком?» Старец сказал: «Они укрощают тело и смиряют душу, как говорит Писание: виждь смирение и труд мой, и остави вся грехи моя[1296]. Если душа прине­сетэти плоды, то Бог милует ее ради их[1297].

6. Сказал старец: «Когда раб возложит укоризну на себя (обвинит себя) и скажет: я согрешил, — немедленно господин его милует его»[1298].

7. Сказал авва Моисей: «Если будем внимательны к своим грехам, то не будем смотреть на грехи ближнего. Безумно — оставить своего мертвеца и идти плакать над мертвецом ближнего»[1299].

8. Он сказал: «Умереть для ближнего значит: ощущать грехи свои и не помышлять ни о ком другом, хорош ли он или худ. — Не делай никому зла и ни о ком не мысли зла в сердце твоем. Не презирай того, кто поступает худо. Не входи в об­щество с человеком, вредящим своему ближнему, и не радуйся с тем, который делает зло другому. Не укоряй никого, но гово­ри: Бог знает каждого. Не соглашайся с клеветником, не за­бавляйся его злоречием; но и не питай ненависти к тому, кто поносит ближнего своего. Вот что значит не осуждать, по Пи­санию: не судите, да не судили будете[1300]. Не имей вражды ни с кем, и не питай вражды в сердце твоем, не ненавидь и того, кто враждует на ближнего своего. В этом-то и состоит мир. Утешай себя тем, что труд — кратковременен, а упокоение за него вечно, по благодати Бога-Слова»[1301].

Авва Мегефий говорил: «Прежде, когда мы собирались друг к другу и беседовали о пользе душевной, укрепляя друг дру­га, — мы уподоблялись стройным полкам и восходили на небо. Ныне, когда собираемся, чтоб злословить друг друга, — мы нисходим во ад»[1302].

Сказал авваНестерон Великий: «Старайся ежедневно представлять себя Богу чуждым феха. Молись Богу так, как бы ты видел Его: потому что Он точно видит тебя»[1303].

1. Сказал авва Ор ученику своему: «Убегающий от веще­ства приближается к невещественному; собирающий же вещи отлучает себя от невещественного»[1304].

2. Авва Ор говорил: «Венец монаха — смиренномудрие»[1305].

3. Авва Ор говаривал ученику своему Павлу: «Наблюдай и наблюдай за собою, чтоб никогда не приносить чужих речей в эту келлию», то есть в келлию, в которой безмолвство­вал авва Ор. Существенно нужно для безмолвника, по возможности, совершенное уклонение от вмешательства, даже вниманием ума и участием сердца, в дела сего мира и в чу­жие дела[1306].

4. Об авве Оре сказывали, что он никогда не лгал и не божился, никому не желал зла и без крайней нужды не го­ворил[1307]. Этого правила в поведении держались все святые иноки.

5. Авва Сисой сказал авве Ору: «Дай мне наставление». Авва Ор спросил его: «Имеешь ли ты доверенность ко мне?» Авва Сисой отвечал: «Имею». Тогда авва Ор сказал ему: «Иди, исполни то, что видишь во мне». «Что же я должен видеть в тебе, отец?» — спросил авва Сисой. Старец сказал ему: «Я почитаю себя худшим всех людей»[1308].

6. Авва Ор говорил: «Злословие есть смерть души»[1309].

7. Еще говорил: «Какая бы ни постигла тебя скорбь, не обвиняй в ней никого, кроме себя, и говори: это случилось со мною за грехи мои»[1310].

1. Авва ПименВеликий выразил с детства особенное рас­положение к монашеству как к духовной науке, как к науке из наук. Тщательное изучение глубоких изречений этого Отца, облеченных в необыкновенную простоту слова, доказывает, что он достиг самого правильного самовоззрения. Достигал он его при свете Евангелия, стяжал он его при свете благодати Свя­того Духа, обильно осенившей его блаженный подвиг. При посредстве этого подвига он увидел в себе падение человече­ства, состояние общения и плена, в которых оно находится по отношению к падшим духам, увидел в себе погибель человече­ства, необходимость Искупителя и что этот Искупитель есть Господь и Бог наш, Иисус Христос. Понуждая падшее есте­ство к исполнению евангельских заповедей, преподобный Пи­мен опытно узнал, что исполнение этих заповедей, противное и враждебное падшим воле и разуму человеческим, исцеляет наше естество от недуга и заразы, произведенных в нем падением, исцеляет с тою решительностию и силою, которая свойственна одному Божественному врачевству. Никакое человеческое нравоучение, никакая человеческая мудрость не могут производить такого действия на человека, не могут производить тени того действия, какое производят евангельские заповеди, когда человек исполняет их. Они изменяют ум, сердце, тело. В эту великую тайну проник преподобный Пимен, по всей справедливости названный Великим. Он посвятил всего себя, все силы души и тела разумному монашескому подвигу, деланию душевному, дав значение подвигу телесному настолько, насколь­ко он необходим для содействия подвигу душевному, отнюдь не в ущерб второму, отнюдь не для собственного его достоин­ства. С самоотвержением, с попранием правды своей и челове­ческой, с решительным невниманием к мнению человеческому Пимен всецело стремился к исполнению правды Божией, от­кровенной во Евангелии. Он устранял от себя и от ближних, прибегавших к его советам, все, чем нарушается правильность самовоззрения, даруемого истинным смирением, которым пре­исполнено и дышит евангельское учение. Без правильного самовоззрения воззрение на ближних, на самые добродетели, на подвиг иноческий, на христианство не может не быть оши­бочным или недостаточным в большей или меньшей степени. Это докажется опытно многими случаями, которые здесь упомянутся, в которых проявлялось разногласие между Пименом Великим и некоторыми современными ему отцами, святыми по жизни. Правильность и верность подвига, которого неук­лонно держался преподобный Пимен, засвидетельствованы Богом, излившим на Пимена величайшие благодатные дары. Изречения его, его образ мыслей всегда всеми святыми инока­ми признавались драгоценным, бесценным сокровищем, духов­ным заветом и наследием православному монашеству. Святой Пимен имел какую-то особенную природную основательность ума, чуждую легкомыслия, имел какое-то природное благора­зумие, чуждое высокомудрия: эта черта заметна и в преподоб­ном Феодосии Печерском.

2. Авва Пимен жил в V веке. В это время монашество в Египте достигло величайшего развития и совершенства. Еще дитятею Пимен беседовал с величайшими Отцами и напоявался их учением. Посещал он преподобного Павла, бывше­го в дружеских отношениях с знаменитым Нитрийским под­вижником пустынножителем Паисием Великим. Отрок воз­горелся желанием видеть Великого и просил Павла доставить ему это. Павел затруднялся. «Ты молод, дитя, — говорил он Пимену, — и мы приходим к Великому безмолвнику не без предварительного обсуждения и лишь по существенной нуж­де». Пимен просил по крайней мере дозволения сопутство­вать Павлу с условием, что он не обеспокоит Великого, не войдет к нему в келлию, а удовлетворится тем, что, стоя вне, услышит звук его голоса. На таком условии Павел согласился взять отрока. Они пришли к Паисию; Павел взошел в келлию, а Пимен остался вне. Паисий, приняв с любовию Павла, не­медленно спросил о Пимене и повелел ввести его к себе. Ког­да вошел Пимен к Великому, Великий заключил его в свои объятия, благословил и сказал Павлу: «Поверь мне, возлюб­ленный Павел, что это дитя спасет души многих и многие при посредстве его сподобятся райских обителей: с ним рука Божия»[1311].

3. Не видно, чтоб преподобный Пимен в новоначалии сво­ем находился в послушании у какого-либо старца; видно то, что он тщательно руководствовался советами многих вели­ких иноков, которыми в те благословенные времена обило­вал Египет. Однажды он пошел к некоторому старцу с наме­рением вопросить его о трех помыслах. Пришедши к старцу, он забыл один из трех помыслов. После беседы с старцем Пимен возвратился к своей келлии; только что он взялся за ключ, чтоб отпереть келлию, как вспомнил то, о чем забыл сказать старцу. Оставив ключ в двери, он возвратился к стар­цу. Старец спросил о причине столь скорого возвращения. «Я взялся за ключ, — сказал Пимен, — чтоб отпереть кел­лию, и вспомнил о забытом помысле: почему, не отворив кел­лии, возвратился». Расстояние между келлиями было очень значительное. Старец сказал ему: «Ты пастырь Ангелов, имя
твое прославится во всей земле Египетской»[1312].

Пимен — греческое слово, значит пастырь.

4. Рассказывали об авве Пимене, что он безмолвствовал в Скиту с двумя братиями своими по плоти. Меньший оскор­блял его. И сказал Пимен другому брату: «Меньший брат возмущает наше безмолвие: встанем, уйдем отсюда». Не ска­зав ничего меньшему брату, они ушли. Брат, заметив, что они долго не возвращаются, вышел из келлии посмотреть где они, и увидел, что они уже далеко. Тогда с криком побежал он вслед за ними. Авва Пимен сказал брату, шедшему с ним: «Пождем брата, потому что он трудится». Они остановились. Меньший брат, настигши их, спросил: «Куда идете вы, оставя меня?» Старец отвечал ему: «Мы уходим от тебя, потому что ты разрушаешь наше жительство». Меньший брат сказал на это: «Истинно, истинно говорю вам: куда вы ни пойдете, пойду и я с вами». Старец, видя незлобие его, сказал другому брату: «Он поступает так не намеренно; но враг употребляет его в свое орудие». И возвратились они в свою келлию[1313].

5. Меньший брат аввы Пимена, Паисий, завел знакомство с некоторыми монахами из других келлий, в противность жела­нию Пимена. Пимен пошел к авве Аммону и сказал ему: «Мой брат Паисий завел знакомство с посторонними лицами, от чего я не имею покоя». Авва Аммон отвечал ему: «Пимен! и еще ли ты жив? поди пребывай в келлий твоей, и имей в сердце твоем, что протек уже год, как ты в могиле»[1314].

6. Однажды Паисий поссорился с одним из посетителей своих и подрался с ним до пролития крови. Авва Пимен си­дел тут и не сказал им ни слова. В это время взошел к ним авва Анув, старший между братиями по годам, и, увидев слу­чившееся, обратился с упреком к авве Пимену за то, что Пимен не позаботился о примирении поссорившихся. Пимен отве­чал: «Они братия, и помирятся». Анув повторил упрек; тогда Пимен отвечал: «Я положил в сердце моем, что меня здесь не было»[1315].

7. После того как авва Пимен и авва Анув удалились в пустыню, — мать их пожелала видеть их: она часто прихо­дила к их келлий и уходила, не достигнув желаемого. Выс­мотрев удобную минуту, она неожиданно явилась пред ними в то время, как они шли в церковь. Увидев ее, монахи по­спешно возвратились в келлию и заперли за собою дверь. Она встала перед дверьми и с плачем призывала их. Тогда авва Анув подошел к авве Пимену и сказал: «Что делать нам с материю нашею, которая плачет у дверей?» Авва Пи­мен пошел к дверям: услышав, что она продолжает плакать, он, не отворяя дверей, сказал ей: «Зачем ты так кричишь и так плачешь, будучи уже истощена старостью?» Она, узнав голос сына, закричала еще сильнее, говоря: «Потому что я хочу ви­деть вас, сыновей моих! Что из того, если увижу вас? Не я ли мать ваша? Не я ли родила вас? Не я ли вскормила вас сосцами моими? Я уже вся в сединах! Когда я услышала твой голос, — возмутилась вся внутренность моя!» Пимен сказал ей: «Здесь ли хочешь видеть нас или в будущем веке?» Она отвечала: «А если здесь не увижу вас, сыновей моих, то увижу ли там?» Пимен: «Если с благодушием откажешься от свида­ния здесь, то наверно увидишь там». Этими словами она уте­шилась и пошла с радостию, говоря: «Если наверно увижу вас там, то здесь уже не хочу видеть»[1316].

8. Паисий, брат аввы Пимена, нашел небольшой сосуд с златницами. Он сказал старшему брату своему Ануву: «Ты знаешь, что слово аввы Пимена очень жестоко: пойдем, выстроим себе келлию в другом месте и будем безмолвствовать спокойно». Авва Анув отвечал ему: «Нам не на что выстро­ить келлию». Тогда Паисий открыл ему о своей находке. Это очень опечалило авву Анува, который понял, что находка может быть причиною душевной погибели для Паисия. Од­нако он сказал: «Пойдем, выстроим келлию на той стороне реки». Авва Анув взял у Паисия сосуд с златницами и завил в куколь свой. Когда они переправлялись чрез реку и были на средине ее, — авва Анув представился, что он запнулся и выронил сосуд с златницами в реку. Сделав это, он начал скорбеть, а авва Паисий утешал его, говоря: «Не скорби, авва, о златницах: пойдем опять к брату нашему». Они возврати­лись и жили в мире[1317].

9. Брат попросил наставления у аввы Пимена. Старец ска­зал ему: «Доколе котел разогрет горящим под ним огнем, дотоле не дерзает прикасаться к нему ни муха, ни какое дру­гое пресмыкающееся. Когда же котел остынет, тогда свобод­но садятся на него все гады. Подобное этому совершается и с иноком. Доколе инок пребывает в духовном делании, до­толе враг не находит возможности победить его».

Таково свойство умной молитвы: она, наполняя человека, загражда­ет вход в него всем греховным помыслам. Когда же ум делателя впадает в расслабление и уныние, тогда греховные помыслы входят удобно, побеждают и увлекают подвижника. По этой причине особенно важно для подвижника умной молитвы постоянно хранить ум в бодрости, в трезвении, не пазволяя себе ничего такого, что приводит ум в расслабление, — ни многословия, ни многопопечительности, ни развлечения и рассеянности, ни излишества в пище, питии и сне, ни внимания к делам человека и мира сего.

10. Преподобный Пимен Великий говаривал: «Монаху всего нужнее иметь постоянно трезвящийся ум»[1318].

11. Он говорил: «Начало зол — молва»[1319].

Молвою названы здесь рассеянность, многословие и пустословие, многопопечительность, выходы из келлии, — состояние, противоположное безмолвию, состояние, которым уничтожается трезвение и само­воззрение.

12. Однажды авва Исаак сидел у аввы Пимена. В это время раздался голос петуха, и спросил авву Пимена авва Исаак: «Авва! здесь есть петухи?» Пимен отвечал ему: «Исаак! за­чем ты принуждаешь меня говорить об этом? ты и подобные тебе слышат петухов, а тому, кто трезвится, нет дела до них»[1320].

Таково свойство умного делания: им постепенно усиливается трезвение, и самовоззрение, наконец, достигает такой степени, что дела­тель теряет сочувствие ко всему вещественному, окружающему его. Он, слыша, не слышит и, видя, не видит того, что делается вокруг его.

13. Авва Пимен, авва Анув и прочие братия их, числом пять, сыны одной матери, приняли монашество в Скиту. На эту пустыню сделало нападение варварское племя Мазики; они разорили хижины монахов и умертвили многих из от­цов. В числе убитых был и преподобный Моисей Мурин. Пимен и братия его спаслись бегством из Скита. Они при­ шли в место, называемое Ференуф, и все семь остановились на время там в опустевшем идольском храме, с намерением обсудить избрание места для постоянного жительства. При этом авва Анув сказал авве Пимену: «Сделай милость, ты и братия, исполните мою просьбу: в течение этой недели будем жить каждый отдельно в молчании, не сходясь для беседы». Авва Пимен отвечал: «Сделаем по желанию твоему». Они и поступили так. В храме стояла каменная статуя. Анув, вставая ежедневно рано утром, кидал камнями в лицо статуи, а вечером подходил к ней и просил прощения. Так делал он в течение всей недели. В субботу братия сошлись вместе, и сказал авва Пимен авве Ануву: «Видел я, авва, что ты в тече­ние этой недели кидал каменьями в лицо статуи, а потом поклонялся ей и просил у нее прощения: верующий во Хри­ста не должен кланяться идолу». Старец отвечал: «Сделал это я для вас. Когда, как вы видели, я кидал камнями в лицо статуи, произнесла ли она что? рассердилась ли она?» Авва Пимен отвечал: «Нет». Анув: «Опять, когда я просил у нее прощения, смутилась ли она? сказала ли: не прощаю?» Авва Пимен отвечал: «Нет». На это сказал авва Анув: «Так и мы, семь братьев, если желаем проводить жительство вместе,— будем подобны этой статуе, которая от оскорблений, нанесен­ных ей, не возмущается гневом, а при смирении, оказываемом пред нею, не тщеславится и не надмевается. Если же вы не хотите вести себя таким образом, — вот! четверо врат у это­го храма: пусть каждый идет, куда хочет, и выбирает место для жительства, какое хочет». Братия пали ниц пред аввою Анувом, дали обещание поступать по его совету и пребыли вместе в великом смирении и терпении многие годы, с одною целию стремления к христианскому совершенству. В ночи они спали четыре часа, четыре часа проводили в псалмопе­нии и четыре в рукоделии. Днем они занимались попере­менно молитвою и рукоделием до шестого часа, выделывая разные вещи из пальмовых ветвей. До девятого часа зани­мались чтением, а после этого приготовляли себе пищу, соби­рая некоторые полевые травы. «Впоследствии, — рассказы­вал авва Пимен, — мы провели все время жизни нашей в труде, подчиняясь распоряжениям аввы Анува. Одному из нас он поручил хозяйство наше: мы ели то, что было предла­гаемо нам; никто из нас не позволял себе сказать: дай мне чего-нибудь другого, или: я этого не хочу. Таким образом мы провели всю жизнь нашу в безмолвии и мире»[1321].

Жительство свое проводил Пимен Великий в среде небольшого общежития, состоящего из родных братьев его. Находясь постоянно с ними, он уединялся в себе и достиг совершенства постоянным и усиленным трезвением, устраняя все препятствия, которыми мог­ло бы нарушиться его делание. Очень верное средство к сохранению сердечного мира и безмолвия и неразлучной с ними умной молитвы преподает святой Апостол: друг друга тяготы носите, говорит он, и тако исполните закон Христов[1322]. Люди наиболее устремляются в противное этому состояние: они ищут от ближних неопустительности и совершенства в добродетели, несвойственных и невозможных человеку, притом имея о добродетели самое недо­статочное, даже превратное понятие. Такое безрассудное стремле­ние не допускает сердцу погрузиться в самовоззрение и истинное смирение, из которых истекают умная молитва и сердечное безмол­вие; такое безрассудное стремление содержит сердце в непрестан­ном возмущении и приносит уму множество чуждых смысла по­мыслов и мечтаний. Друг друга тяготы носите, и тако исполни­те закон Христов.

В обширной пустыне Скит совмещалось разнообразное жительство иноческое. Там были и общежития, и жительство вдвоем или втроем, называемое царский путь, и отшельничество, или жительство наедине. Из оставшихся повестей о Пимене Великом очевидно, что по духовному преуспеянию он первенствовал между братиями, что для духовного назидания стекались иноки к нему, хотя он, постоянно смиренномудрый, отдавал преимущество по всем отноше­ниям старшему своему брату авве Ануву. В этих повестях имеется основание к догадке, что по времени Пимен стал во главе своего общежития, вероятно, по смерти Анува. В повестях келлия Пимена Великого иногда называется монастырем, чем означается вообще уединенное помещение.

14. По разорении Скита варварами Пимен с братиями сво­ими жил в разных местах. Об одном из таких мест братия его сказали ему: «Уйдем отсюда, потому что здешние монас­тыри смущают нас и мы губим души наши. К тому же и дети плачем своим нарушают наше безмолвие». Авва Пимен отве­чал: «Вы хотите бежать отсюда, чтоб не слышать ангельских голосов!»[1323]

Таков плод умного делания. Оно, исцеляя мало-помалу греховную заразу сердца, изменяет отношение его к окружающим предметам и обстоятельствам. Сердце начинает смотреть на все из своего смирения и из своей благости, из своего самоотвержения, из своей мертвости для мира, из своей жизни в Боге.

15. Однажды пришли пресвитеры в тот монастырь, в кото­ром имел жительство авва Пимен. По этому случаю вошел к нему авва Анув и сказал ему: «Не пригласить ли теперь пре­свитеров в нашу келлию?» Сделав этот вопрос, он стоял дол­го; но Пимен ничего не отвечал ему, и он вышел огорченный. Сидевшие у Пимена спросили его: «Отец! отчего ты не отве­чал ему?» На это Пимен сказал им: «Это дело не относится до меня, потому что я умер. Умерший не говорит. Не вменяйте меня, что я живу с вами здесь»[1324].

Делатель умной молитвы теряет способность к занятиям вещественным по причине утраты сердечного сочувствия к ним и по при­чине необыкновенно развитого сочувствия к духовному миру, вход в который — самовоззрение.

16. Однажды местный правитель взял под стражу одного из сродников аввы Пимена. Другие сродники пришли к авве и просили его, чтоб он сходил к правителю и походатайствовал за заключенного. Авва отвечал им: «Дайте мне сроку три дня, и тогда я схожу». В течение этих трех дней он молил Бога так: «Господи! не дай мне успеха в этом деле: иначе не попу­стят меня пребыть в месте этом, непрестанно вовлекая в мир­ ские попечения». По прошествии трех дней он пришел к пра­вителю для ходатайства о сроднике своем. Правитель сказал ему: «Авва! за разбойника ли ты просишь?» Получив такой ответ, старец возрадовался, что не дано ему было Богом успеха в этом деле[1325].

«Всякая милостыня, — говорит святой Исаак Сирский безмолвнику, — или любовь, или милосердие, — словом, все, что по видимо­му признается делом ради Бога, но отвлекает от безмолвия, обращает внимание твое к миру, ввергает тебя в попечение и заботы, прерывает в тебе память Божию, прерывает твои молитвы, вводит в твои помыс­лы мятеж и разнообразное колебание, препятствует тебе заниматься чтением Божественных Писаний, ослабляет твое охранение, вынуж­дает тебя, после входа твоего в затвор, к выходам из него и после удаления от людей к общению с людьми, возбуждает от сна погре­бенные в тебе страсти, разрешает узду, которою обузданы твои чув­ства, воскрешает твое умерщвление для мира, сводит тебя с высоты делания ангельского к добродетелям человеческим, — все это, все эти правды да погибнут. Исполнение долга любви к ближним в удов­летворении их телесным потребностям принадлежит к деланию ми­рян или и иноков, недостаточных для совершенного безмолвия, но при безмолвии своем пребывающих в общении с ближними, постоян­но позволяющих себе выходы из келлии и прием в келлию посетите­лей. Это — отнюдь не делание истинных безмолвников»[1326]. Невоз­можно удовлетворять обоим деланиям: телесному служению ближ­ним и служению молитвою и преподаванием слова Божия, как это сказали святые Апостолы[1327]. Они, предоставив другим попечение о телесных нуждах братства, избрали для себя пребывание в молитвах и слове Божием. Точно так поступали и иноки, достигшие высокого духовного преуспеяния. Общий порядок для иночествующих заклю­чается в том, чтоб новоначальные исполняли евангельские заповеди телесно, постепенно приобучаясь и к духовному исполнению их, а преуспевшие исполняли духовно, восходя от самовоззрения и опыт­ного самопознания к опытному Богопознанию и стяжевая живое Слово Божие соединением молитвою в один дух с Богом. Только такое слово может приносить существенную пользу ближним, изме­нять и обновлять души их своею благодатною силою и жизнию. Здесь это сказано для объяснения монашеского жительства. Если Паисию, современнику и родному брату Пимена, казались слова и дела его жестокими, тем удобнее могут они показаться такими в наше время, когда духовные добродетели забыты, попраны, осмеяны, когда воздано поклонение одним добродетелям телесным, совершае­мым в духе мира, противоположном и враждебном Евангелию. Да­лее увидим, какими изумительными дарами Святого Духа запечатле­но и засвидетельствовано мудрование и жительство Пимена. Засви­детельствовано оно Самим Богом.